IV. «Освободительная война» и «война отмщения»

IV. «Освободительная война» и «война отмщения»

В соответствии с решением Синедриона и hegemon, в поселениях и полисах Союза был набран контингент. Он представлял собой значительную часть армии Александра: 7000 пеших воинов (из 32 000) и 2400 всадников, считая фессалийскую кавалерию, (из 5500). Однако если фессалийскую кавалерию не учитывать, то можно сказать, что этот контингент не сыграл сколько-нибудь существенной роли во время походов.

40

Что же касается греческого флота, то летом 334 г. до н. э. в Милете царь его расформировал.

В сущности, участие этого контингента в походе двояко служило интересам Александра. С одной стороны, оно иллюстрировало панэллинистический характер «войны отмщения», которую вел стратег эллинов. В ходе этих кампаний Александр принимал впечатляющие меры по насаждению этой идеи. Так, после победы при Гранике (334 г. до н. э.) «он послал в Афины 300 комплектов воинских доспехов, сопроводив их следующим письмом: «Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонян [захватили эти трофеи] у варваров, населяющих Азию» (Арриан. I, 16, 7). Но подобный поступок следует рассматривать в контексте. Семьи павших на поле брани македонских всадников получали также компенсацию, в частности - снижение подушного и поземельного налога.

С другой стороны, даже при беглом анализе становится очевидным, что эллинистический энтузиазм Александра непосредственно зависел от военно-стратегических трудностей, возникающих в ходе войны. Отметим, например, тот примечательный факт, что количество поступков доброй воли с его стороны увеличилось как раз тогда, когда царь Спарты Агис III стремился потеснить македонцев в Европе. Весной 331 г. до н. э. он освободил захваченных в битве при Гранике

41

афинских наемников, в то время как в Гордионе (весной 333 г. до н. э.) он жестко отказал в этом послам из Афин. На тот момент действительно, восстановление персидского флота могло серьезным образом помешать продолжению экспедиции, и Александр счел, что «если во время его войны с персами у эллинов, которые не побоялись наперекор Элладе стать на сторону варваров, хоть несколько ослабнет страх перед ним, то это грозит ему бедой» (Арриан. I, 29, 5-6). После победы при Гавгамелах (октябрь 331 г. до н. э), которую он соотносил с победой греков над персами при Саламине (480 г. до н. э.), и при Платеях (479 г. до н. э.), «стремясь заслужить уважение греков, Александр написал им, что власть тиранов должна быть повсюду уничтожена и все государства становятся свободными и независимыми» [11] . В Сузах (декабрь 331 г. до н. э.), когда до него еще не дошла весть о поражении Агиса, он отправил в Афины скульптурную группу «Тираноубийцы», которую Ксеркс вывез из Греции в 480 г. до н. э. И наконец, даже если в глазах Александра пожар, устроенный им в Персеполе, главным образом был призван произвести впечатление на персов (см. ниже, с. 116-120), очевидно, что для европейских греков это также был жест

42

Александра, указывающий на его намерение до победного конца вести от лица Коринфского союза войну отмщения, то есть карать персов за те разрушения, которые они произвели в Греции во время Мидийских войн.

И наконец, современные авторы стараются подчеркнуть, что мобилизация греческого контингента отвечала также стремлению Александра обеспечить для себя спокойствие греческих государств, другими словами, союзнический контингент являлся просто-напросто заложником в руках Александра. При этом характерно: единственный открытый бунт в Греции произошел в Спарте, которая, уточним, отказалась вступить в Союз, и война со Спартой стала последним случаем, где понадобились действия Коринфского Синедриона.

Что же касается освобождения греческих полисов в Малой Азии, оно широко представлено античными авторами в качестве первоочередной задачи Александра. И действительно, нельзя отрицать, что в городах, управляемых олигархами и тираном, его приход воспринимался как освобождение. Так, в Эфесе восстановление демократии сопровождалось вспышкой массового насилия: Александр вынужден был вмешаться, чтобы прекратить истребление сторонников тирана. Однако наряду с радостным ожиданием нередко встречалось сопротивление и недовольство. Так,

43

в ходе тяжелой зимней кампании (334/333 г. до н. э.) Александру пришлось захватывать с боем мелкие полисы юга Малой Азии.

Политика Александра в отношении греческих полисов в ходе завоевания Малой Азии зависела в основном от того, как они вели себя по отношению к нему, то есть он счел себя вправе поступать с бунтовщиками согласно греческим законам военного времени, а именно - совершенно полновластно решать судьбы города и его жителей [12]. Независимость, как бы этого ни хотелось У. В. Тарну, не была характерна для греческих полисов. Это была свобода «по Александру», и поэтому она была непрочной. Наиболее характерно это видно на примере Аспендоса, города в Памфилии. Поначалу Александр вывел из него гарнизон, потребовал 50 талантов и дань натурой (лошадьми). Взамен жители Аспендоса получали автономию. Но узнав, что полис отказался выполнять условия соглашения, Александр вернулся под стены Аспендоса и навязал новое соглашение, которое теперь уже превращало полис из «автономного» в «зависимый». При этом «Александр потребовал от жителей Аспендоса выдать в качестве заложников представителей местной знати и предоставить тех лоша-

44

дей, которых он не получил по первоначальному соглашению, а сумму дани повысил с 50 до 100 талантов; теперь они должны подчиняться назначенному им сатрапу, платить македонянам ежегодную дань, и наконец он назначил следствие по поводу земель, в незаконном захвате и пользовании которыми их обвиняли соседи» (Арриан. I, 27, 4).

По правде говоря, не мешало бы задуматься над вопросом о создании Афинами в 478-477 г. до н. э. Делосского союза, вопросом, сформулированным Р. Силеем: действительно ли в 334 г. до н. э. греческие полисы, располагавшиеся в Азии, хотели быть «освобожденными»? Отступление Афин, Фив и Спарты требованиям Ахеменидов в IV в. до н. э. могло бы вызвать лишь серьезный скепсис по поводу энтузиазма других европейских городов. Но согласились ли они в 386 г. до н. э. на мирное соглашение с царем, признавая персидское влияние на анатолийском побережье? С другой стороны, суровая расправа Александра над Фивами в 335 г. до н. э. могла вызвать лишь самые худшие опасения по поводу того, какими македонский царь видит свои отношения с греческими полисами. И наконец, можно предположить, что за более чем два столетия «совместного проживания» установился определенный модус вивенди между азиатскими греками и управлением Ахеменидов.

45