2.1.8. Качественное отличие человеческого общества от зоологических объединений и человека от животного

2.1.8. Качественное отличие человеческого общества от зоологических объединений и человека от животного

Сопоставление объединения высших животных и раннепервобытной общины дает возможность понять различие не только меж-ду ними, но и между животным миром и человеческим обществом в целом.

Рассматривая животный мир, даже в том случае, когда животные живут в объединениях, мы имеем дело с организмами только одного типа - биологическими. Каждое конкретное животное есть биологический организм и только биологический организм. Един-ственные стимулы его поведения - инстинкты, которые коренятся в его биологической организации, в материальных по своей природе биологических структурах.

На поведении животного, входящего в состав объединения, конечно, сказывается его принадлежность к этому объединению. В объединении всегда существует система доминирования, к которой животные должны приспосабливаться, как вообще они должны приспосабливаться к условиям окружающей среды. Но никаких новых стимулов поведения, отличных от биологических инстинк-тов, у высших животных, живущих в объединениях, не возникает.

И само объединение высших животных никогда не является особым организмом, имеющим свои особые закономерности развития, отличные от биологических законов. Объединения высших животных не развиваются, не эволюционируют. Они всего лишь изменяются, причем в любом направлении. Среди них нельзя выделить менее высокие и более высокие формы, менее прогрессивные и более прогрессивные. Нет никакого соответствия между расположением видов животных на эволюционной лестнице и формами существующих у них объединений.

Более того, у животных одного и того же вида, но живущих в разных условиях, могут существовать совершенно разные формы объединений. С другой стороны, у совершенно разных видов животных, но обитающих в сходной среде, объединения могут быть одинаковыми. Формы объединений животных - это способы их приспособления к внешней среде. Эти формы возникают, исчезают и изменяются под действиями тех же самых законов, которые обеспечивают приспособление видов животных к среде. Еще раз повторю: в животном мире не действуют никакие другие законы, кроме биологических. Там мы имеем дело только с одной единственной формой движения материи - биологической, которая, разумеется, включает в себя химическую, физическую и другие низшие формы материального движения.

Совершенно иная картина наблюдается в человеческом обществе, что можно было видеть уже на примере раннепервобытной общины. Бесспорно, что каждый человек - это также и биологический организм. Несомненно, что у людей существуют все основные биологические инстинкты, прежде всего пищевой и половой, и без удовлетворения этих инстинктов существование людей абсолютно невозможно.

Но кроме этих биологических стимулов у людей существуют качественно иные, - более мощные, чем первые. Как мы видели, поведение людей уже в раннепервобытной общине определяется, помимо биологических инстинктов, нормами, которые не просто сосуществуют с этими инстинктами, а регулируют и контролируют их проявление, ограничивают их действие - иными словами, гос-подствуют на ними.

Эти новые факторы поведения в отличие от старых имеют свои корни вовсе не в биологических структурах. У них совершенно новые материальные основы. Вслед за появлением производства возникают социально-экономические отношения, которые существуют независимо от воли и сознания людей. От сознания и воли людей не зависит не только сам факт существования этих отношений, но и их характер. Как мы уже видели, пока общественный продукт весь остается жизнеобеспечивающим, никаких других социально-экономических отношений, кроме коммуналистических, существовать не может. Иначе говоря, социально-экономические отношения - это отношения материальные. Они представляют собой особый вид материи - социальную материю, которая невещественна, нетелесна, не имеет физического бытия, но тем не менее существует.

Система этих материальных отношений, образуя основу объединения людей, превращает такое объединение в особый организм, качественно отличный от биологического и развивающийся по особым своим законам - иным, чем те, что действуют в животном ми-ре. Вместе с возникновением социальной материи возникает и новая форма движения материи, включающая в себя в качестве своего момента биологическую (а тем самым химическую, физическую и т.п.), но не сводимую к ней, - социальную форму материального движения.

Животное есть только биологический организм. Зная, каков организм животного, мы практически знаем о нем все основное: мы знаем, к чему оно стремится, знаем, каким образом оно обеспе-чивает удовлетворение своих потребностей и т.п. Зная организм человека, мы практически ничего не знаем о нем как о действующем субъекте.

Конечно, могут возразить: люди всегда нуждаются в пище и стремятся ее получить. Это верно. Но все дело в том, что в обществах с разной социально-экономической структурой люди, чтобы получить пищу, должны действовать совсем по-разному. Если человек живет в раннепервобытном обществе, он автоматически имеет право на долю добычи любого другого члена общины. А при капитализме он может приобрести пищу лишь на рынке за деньги. Потому важнейшая задача заключается в обретении денег, которая разными членами общества решается различным образом в зависимости от места, которое эти люди занимают в системе социально-экономических отношений.

Чтобы знать, что собой представляет человек, к чему он стремится, чего он хочет и т.п., необходимо исследовать не его биологический организм, а тот социально-исторический организм, в состав которого он входит, и место, занимаемое человеком в струк-туре социора, прежде всего социально-экономической. Поведение животных обусловливается структурой их организ-ма и корректируется условиями окружающей среды. Поведение человека определяется не только и не столько строением его биологического организма, сколько структурой того социоисторического организма, в состав которого он входит.

Если животное таково, каков его биологический организм, то человек таков, каково общество, членом которого он является. В животном мире существует только одна материя - биологическая. В человеческом обществе их две: биологическая и социальная. И социальная, а не биологическая материя в нормальных условиях определяет, каков человек.

Человек в том числе и биологический организм. Но не в этом заключается его сущность. Вот почему совершенно неверно утверждение, что человек есть общественное животное. Он - вообще не животное, он - общественное существо. В этом и только в этом - его сущность. К.Маркс был совершенно прав, когда писал: “...Сущ-ность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений.”[27] Мало, однако, просто сказать, что человек - су-щество общественное - нужно раскрыть механизм, который делает человека общественным существом.

Для того, чтобы сделать это, мы снова обратимся к нормам. Нормы представляют собой проявление власти, причем не власти инстинктов, среды, обстоятельств, а власти особого рода власти - социальной, общественной. Из всех форм власти в обществе нас прежде всего интересует власть, которую чаще именуют публичной. Под публичной обычно понимают власть в масштабах всего общества в целом, а не отдельных, входящих в его состав, различного рода образований (семья, хозяйственная ячейка, учебное заведение, политическая партия, бандитская шайка и т.п.). Таким образом, публичная власть - это власть в пределах целого социоисторического организма, власть социорная.

Социорная (публичная) власть, как и всякая общественная власть, представляет собой сложное явление, включающее в себя несколько моментов. Первый момент власти - властная воля. Второй - носитель властной воли (субъект власти). Третий - подвластные воли. Четвертый - носители подвластных воль (объекты власти). Пятым момент власти - отношение между властной волей и подвластными волями, которое состоит в том, что властная воля определяет, детерминирует подвластные воли. Это и есть собственно общественная власть в самом узком смысле этого слова. Шестой момент власти - сила, при помощи которой властная воля детерминирует подвластные воли.

В обыденном языке властью называют не только воздействие властной воли на подвластные воли (5), но и саму властную волю (1), нередко также ее носителя (2) и очень часто силу, при помощи которой властная воля детерминирует подвластные (6). Властная воля проявляется не только в нормах, но последние - всегда важнейшая форма ее проявления и способ ее закрепления и фиксации. В нормах выражается и закрепляется главное содержание властной воли.

Самая зримая форма социорной власти - государственная. Здесь все до предела отчетливо. Властная воля есть воля государст-ва, которое является ее носителем. Эта воля фиксируется в нормах, которые именуются правовыми и совокупность которых образует право. Право - есть воля государства. Во властной воле государ-ства проявляются его интересы. Подвластные воли - воли подданных или граждан государства и вообще всех, проживающих на его территории. Силой, при помощи которой государственная воля навязывается его подданным или гражданам, являются особые ор-ганы государства - отряды вооруженных людей (полиция, милиция, армия). Именно эта сила стоит на страже правовых норм и обес-печивает их соблюдение.

Право одновременно и является и не является социорной волей. Оно представляет собой социорную волю в том смысле, что его предписания обязательны для всех членов данного конкретного общества. Но в этой воле выражаются интересы не всех членов социоисторического организма вместе взятых, а прежде всего основ-ные интересы господствующего эксплуататорского класса, которые и приобретают форму интересов государства. Поэтому право не есть воля всего социора и в этом смысле не представляет собой со-циорной воли. Именно поэтому данная воля может быть навязана всем членам общества только с помощью особого, непосредственно не совпадающего с обществом аппарата принуждения, т.е. государства.

Государство и право появились на очень поздней стадии развития общества - всего каких-нибудь 5-6 тысяч лет назад. Раньше существовали иные формы публичной власти. Некоторые из них продолжают существовать и после возникновения государства. В любом классовом обществе, кроме правовых норм, существуют и иные - моральные. А с ними все обстоит сложнее, чем с правом.

Мораль у нас обычно определяли как одну из форм общественного сознания. В целом это верно, но в таком определении не схвачена главная особенность морали. А она состоит в том, что мораль, как и право, есть форма общественной воли. Но в отличие от права она не есть воля государства. В идеале она есть воля социо-исторического организма, что в полной степени справедливо лишь в отношении общества без классов.

Правовые нормы зафиксированы в различного рода документах: уголовных и гражданских кодексах, конституциях, отдельных законодательных актах и т. п. Моральные нормы не записаны нигде. Они существуют лишь в общественном мнении. И общественное мнение одновременно является единственной силой, обеспечивающей соблюдение норм морали.

Конечно, моральные нормы можно записать, список затем довести до сведения всех членов общества. Но все это ровным счетом не имеет никакого отношения к реальному функционированию морали. Чтобы понять сущность моральной власти, необходимо хотя бы коротко ознакомиться с целым рядом понятий. Для простоты я буду брать мораль в том ее виде, в котором она может существовать только в обществе без классов, ибо существование последних значительно осложняет дело.

Когда человек появляется на свет, он представляет собой всего лишь биологический организм. Затем он шаг за шагом вступает в человеческую среду. Он совершает различного рода действия, а окружающие его люди определенным образом их оценивают. Нас в данном случае интересуют не все вообще действия человека, а лишь те из них, которые представляют собой его отношения к другим людям и обществу в целом.

Для оценки этих действий существуют два основных понятия: добро и зло. Эти оценки имеют объективную основу. Эта основа - интересы общества, уходящие своими корнями в конечном счете к системе социально-экономических отношений. Добро - действия людей, совпадающие с интересами общества, служащие этим интересам. Эти действия одобряются обществом. Зло - действия людей, идущие вразрез с интересами общества, наносящие ему ущерб. Подобного рода действия влекут за собой санкции со стороны общества, осуждаются им. Но санкции за нарушение моральных норм никогда не принимают форму физического насилия. Когда окружающие человека лица осуждают его поступки, то у него возникает чувство вины перед ними и стыда перед ними за свои действия. С завершением формирования этих чувств человеку становится стыд-но за осуждаемые обществом действия и тогда, когда о них знает только он один.

У обществ с разными социально-экономическими структурами представления о добре и зле могут не совпадать. Но они всегда существуют и лежат в основе оценки обществом поступков своих членов. Постоянно, повседневно оценивая действия людей как добрые и злые, одобряя одни и осуждая другие, общество тем самым формирует у человека представление не только о том, что делать мож-но и что делать нельзя, но и том, что делать нужно, что делать должно.

Интересы общества заставляют его предъявлять к человеку определенные требования. И эти требования общества к своему члену не выступают перед последним, как что-то совершенно ему чуждое. Ведь интересы общества - одновременно и интересы каждого его члена. Конечно, у каждого человека имеются и собственные его интересы, не совпадающие с общественными. Но общественные интересы, если не прямо, то в конечном счете являются и интересами всех членов общества. В силу этого требования общества к челове-ку выступают перед ним как его долг перед обществом.

Объективное совпадение интересов общества с интересами индивида дает основание для превращения требования общества к индивиду в его требования к самому себе. Так возникает чувство долга. Человек теперь сам стремиться к тому, чего требует от него общество. Он теперь не просто заставляет себя так поступать, он просто не может поступать иначе.

Одновременно с чувством долга формируется чувство чести. Честь человека состоит в неуклонном следовании требованиям долга. Поступки человека, идущие вразрез с его долгом, пятнают его честь, лишают его чести. Одновременно с чувством чести воз-никает чувство человеческого достоинства. Достоинство человека состоит в следовании велениям долга и чести. Вместе с понятиями долга, чести и достоинства возникает новая оценка действий человека. Они рассматриваются теперь обществом не только как доб-рые и злые, но и как честные и бесчестные, как достойные и недостойные настоящего человека. Так человеческие поступки оценивает теперь не только общество, но и сам человек, их совершивший.

Чувства долга, чести и достоинства вместе взятые порождают чувство совести. Совесть - это внутренний суд человека над самим собой, когда человек оценивает свои собственные действия с тех же позиций, с которых их судит общество. Если эти поступки идут вразрез с требованиями общества и велениями долга, человек испытывает угрызения совести, муки совести, которые нередко являются более ужасными, чем физические страдания.

Неуклонное следование велениям долга, незапятнанная честь, чистая совесть являются для человека величайшими ценностями. Во имя этих ценностей человек готов на самые страшные лишения, даже на смерть. Достаточно напомнить слова Шота Руставели: “Лучше смерть, но смерть со славой, чем бесславных дней позор.” Система этих ценностей выступает перед человеком как идеал, к которому он стремиться. Здесь мы сталкиваемся не просто с нормами поведения, а с мощными стимулами, движущими человеком. И эти стимулы, имеющие корни в структуре общественного организма, являются более могущественными, чем биологические инстинкты.

Чувства долга, чести и совести образуют костяк морального облика человека, ядро человека как общественного существа. С формированием этих чувств общественные отношения, продолжая свое бытие вне человека, начинают одновременно существовать и во в нем самом, входят в его плоть и кровь. Формирование этих чувств есть процесс интернализации, или “вовнутривления”, общественных отношений. И эта интериоризация, которая начинается с формирования чувств вины и стыда и завершается становлением чувств долга, чести и совести, является процессом социализации, очеловечивания человека. В результате этого процесса появивший-ся на свет индивид вида Homo sapiens становится человеком, т. е. общественным существом.

В конечном счете то, каким становится человек, определяет социально-экономическая структура общества. Однако формирует человека не экономика общества непосредственно, а детерминируемая экономикой общественная воля, прежде всего мораль. Но в формировании человека участвует не только мораль, но и вся ду-ховная культура общества в целом. Отсюда некоторые исследователи делают вывод, что решающая сила социализации человека и есть культура, что именно в наличии культуры состоит главное отличие человека от животного. Животное таково, каков его организм, - человек таков, какова культурная среда, в которой он родился и живет. Культуру эти исследователи трактуют как суперор-ганическое, надбиологическое явление. Во многом они правы. Един-ственное, что они при этом забывают, что культура - не субстан-ция, а акциденция, что она есть продукт общества.

Совесть - стержень человека. Она не только не в меньшей, но, напротив, в еще большей степени родовой признак человека, чем наличие у него разума, мышления. Человек, лишенный разума, не человек. Это - человекоподобное животное. Человек, не имеющий совести, тоже не человек, даже если он сохранил разум. Он в таком случае - пусть рационально мыслящее, но животное. Он тогда - рационально мыслящий и поэтому особенно опасный зверь.

Во всех докапиталистических обществах система социально-экономических отношений определяла волю, а тем самым действия людей не прямо, а через посредство общественной воли: в первобытном обществе - в основном через посредство морали, в классовых - через посредство морали и права. Мораль и право определя-ли действия людей и в экономической области - прежде всего в сфере распределения общественного продукта. Член раннепервобытной общины делился своей добычей с остальными его членами потому, что этого требовали нормы морали. Крепостной крестьянин отдавал часть продукта своего труда владельцу поместья потому, что этого требовал закон, прикрепивший его к земле, и потому, что согласно закону помещик мог его физически наказать.

На поверхности в этих обществах выступали моральные и правовые отношения. Социально-экономические были скрыты под ними. Люди даже не догадывались об их существовании. Отсюда и выводы многих исследователей, что в докапиталистических обществах социально-экономических отношений либо вообще не существовало, либо они были производными от морали, права, родства, религии и т.п. неэкономических факторов.

Социально-экономические связи выступили на первый план и стали прямо определять волю и действия людей тогда, когда они стали отношениями капиталистического рынка. Действия людей в сфере экономики всецело стали определяться стремлениями к материальной выгоде и рациональным расчетом. Именно эти и только эти факторы имеются в виду, когда говорят об экономических мотивах человеческих действий. На этом основании многие исследователи утверждают, что если материалистическое понимание истории и справедливо, то по отношению к капиталистическом обществу - к докапиталистическим обществам оно совершенно не применимо.

Выгодой и расчетом при капитализме стали определяться действия людей не только в экономической, но и в других сферах жиз-ни. “Буржуазия, - писали К.Маркс и Ф.Энгельс, - повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его “естественным повелителям”, и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”. В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли. Словом, эксплуатацию прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой.”[28]

Капитализм - общество, в котором, как и в животном мире, господствует индивидуализм, но не зоологический, а имеющий качественно иные корни - не биологические, а социальные. Общая тенденция капитализма - уничтожение морали и совести как регу-ляторов человеческого поведения, превращение человека в рационально калькулирующего зверя, обесчеловечивание человека. Эту тенденцию уловили многие мыслители, которые давно пишут о духовном кризисе западного общества, о непрерывно набирающем силу процессе дегуманизации, аморализации и т. п.

Сейчас у нас необычайно модно говорить об общечеловеческих ценностях, об общечеловеческой морали. Подобного рода взгляд нашел свое предельно четкое выражение в одном из высказываний академика Д.С.Лихачева. “Но одно следует подчеркнуть, - писал он в одной из своих статей, - нравственность едина для всего человечества. Она не может различаться по классам, сословиям, наци-ям. То, что нравственно для одного народа, нравственно и для дру-гого. Когда говорят - “это мораль коммунальной кухни”, “мораль капиталистов”, “мораль пещерного человека”, то только иронизируют.”[29] Как видно из этих слов, почтеннейший академик либо совсем не знает истории, либо не желает с ней считаться.

В первобытной морали было две основные нормы. Первая - делиться пищей с другими членами общины. Вторая - не вступать в половую связь с членами своего рода. Если считать, что сформировавшееся человеческое общество возникло 35 - 40 тысяч лет тому назад, то эти нормы действовали на протяжении большей части его истории (30 - 35 тысяч лет). А сейчас они не действуют. И понятно почему. Коренным образом изменились общественные отношения. Исчезли первобытные общины, исчезли роды. Вместе с ними ис-чезли и эти нормы.

Как на пример всеобщих, истинно общечеловеческих норм обычно указывают на десять заповедей Ветхого Завета. Прежде всего нельзя не обратить внимание на то, что четыре из них никакого отношения к морали вообще не имеют. И уж никак нельзя считать общечеловеческой нормой требование не желать раба или рабыни своего ближнего. Вряд ли нужно доказывать, что рабство - явление никак не общечеловеческое.

Но, казалось бы, какие могут быть возражения против общечеловеческого характера таких, например, норм, как “не кради”, “не прелюбодействуй”, “не убей”? Однако и эти нормы признать общечеловеческими нельзя.

Ведь в эпоху, когда господствовали коммуналистические отношения, принцип “не укради” ни возникнуть, ни действовать не мог, ибо все продукты труда находились в общинной собственности. Он появился лишь с зарождением отдельной, особой, а затем частной собственности. Несомненный факт - то, что в подавляющем большинстве первобытных обществ не осуждались ни добрачные, ни внебрачные половые связи. Там не было понятия прелюбодеяния, а потому и его запрета.

Не лучше обстоит дело с принципом “не убей”. Известны первобытные и предклассовые общества, в которых мужчина не мог стать полноправным членом общины и получить право вступить в брак до тех пор, пока не совершил убийство кого-либо из чужаков. Человек обязан был убить, иначе он становился объектом всеобщего презрения. Во многих первобытных и предклассовых обществах человек в случае убийства близкого родственника был обязан отомстить за его смерть, обязан был убить. Это было нормой, ук-лониться от исполнения которой было невозможно, не навлекая на себя всеобщего осуждения.

И только тогда, когда утвердилось государство, оно (да и то не сразу) взяло на себя обязанность наказывать за обиды, причиненные одними его подданными другим. Оно лишило своих подданных права убивать друг друга даже в отместку за насильственную смерть, не говоря уже о других проступках. Право убивать людей, своих подданных, государство оставило только за собой. И свою монополию на убийство государство всегда рьяно отстаивало, карая всякого, кто посягнул на жизнь его подданного, какими бы уважительными ни были причины. Именно тогда окончательно утвердился принцип “не убей” как регулятор отношений подданных государства друг к другу, но отнюдь не к членам иных социально-исторических организмов. И лишь значительно позднее этот принцип был распространен на всех людей, независимо от их социорной, этнической и религиозной принадлежности.

Во всяком случае, Р.Киплинг гораздо лучше, чем многие наши ученые мужи, понимал суть дела. Говорил же один из его героев:

“За Суэц попасть хочу я: зло с добром в одной цене,

Десять заповедей - силы не имеют в той стране.”[30]

Факты неопровержимо свидетельствуют: человеческая мораль всегда носила исторический характер. В зависимости от изменения самого общества менялись нормы морали, представления о добре и зле. Но исторический подход к морали далеко не равнозначен моральному релятивизму. Развитие морали носило кумулятивный характер. В исторически преходящей форме шло накопление того, что имеет непреходящий характер. В этом смысле можно говорить о формировании общечеловеческой морали, которое продолжается и сейчас.

Подводя итоги, подчеркну, что общество, а тем самым и социальное, присуще только человеку. У животных общества нет. У них существуют лишь различного рода зоологические объединения, ка-чественно отличные от общества. Соответственно, связи внутри этих объединений, конечно, нельзя называть социальными. Но какой-то термин, которым можно было бы обозначать эти связи, ну-жен. Таким термином могло бы стать слово "грегарный" (от лат. grex, gregis - стадо). В таком случае можно было бы говорить о грегарных и одиночных животных, грегарных связях, грегарной организации и т. п.

Все сказанное выше позволяет понять, в чем заключался процесс становления общества. Суть этого процесса состояла в обуздании зоологического индивидуализма зарождавшимися общественными, прежде всего социально-экономическими отношениями, и воз-никавшей как их выражение и проявление общественной волей. Эти зарождавшиеся общественные связи были первобытно-коммунистическими, коллективистическими. Животный эгоизм мог быть обуздан только человеческим, социальным коллективизмом. Со-циогенез закончился, когда биологические инстинкты были постав-лены под контроль утвердившихся социальных сил, когда возникли нормы поведения, которые были обязательны для всех членов объединения. Вполне понятно, что социально-экономические, то есть производственные, отношения не могли возникнуть без появ-ления производства. Зарождение и утверждение производства было основой социогенеза.