1. Минимальные признаки человеческого общества

1. Минимальные признаки человеческого общества

Вначале Поршнев формулирует хорошо известную марксистскую формулу:

«Чтобы говорить об обществе, необходимо наличие трех качественно особых и взаимосвязанных явлений, выражаемых […] в трех коренных социологических категориях: 1) производительные силы, 2) производственные отношения (или экономический базис), 3) надстройка. Общество есть только там, где есть налицо все эти три его стороны. […] Их нельзя рассматривать порознь, так как они существуют только в своей взаимосвязи, только друг через друга».[149]

Через эти «три коренные социологические категории» Поршнев определяет и такой феномен, как «культура»:

«Причинная зависимость и диалектическое единство этих трех сторон и составляют сущность общества как высшей формы движения материи. Если указанные социологические категории выражают сущность общественной жизни, то ее проявления, неисчислимые и многообразные, называются культурой.

Соответственно, в понятие человеческой культуры входят явления, относящиеся, во-первых, к технике и организации производства, во-вторых, к экономике, в-третьих, к идеологии и политике».[150]

К слову сказать, культуролог, который бы решился согласиться с таким определением культуры, имел бы полное право претендовать на то, что его наука действительно имеет какое-то отношение к поршневской синтетической науке об общественном человеке и человеческом обществе.

Утверждение о «диалектическом единстве» указанных социологических категорий также отнюдь не ново в марксистской литературе. Другое дело — содержание этого единства. «Почему не могли существовать производительные силы без производственных отношений, производственные отношения без надстройки?»[151] — спрашивает Поршнев. И в его ответе заключается уже нечто действительно новое.

Во-первых, говорит Поршнев, производительными силами можно называть некую предметно-материальную совокупность лишь в том случае, если констатируется ее развитие, рост:

«В понятие производительных сил включается представление об их подвижности, росте, развитии. Всякое животное так или иначе относится к среде и взаимодействует с ней. Но только у человека это отношение к среде подвижно, изменчиво и именно в направлении возрастания возможностей и средств воздействия на природу.»[152]«Каждое поколение человечества, как правило, вооружено несколько большими производительными силами, в которых материализован труд его предков, не израсходованный ими. Поэтому труд каждого поколения может быть еще более производительным и оставит следующему поколению еще больше накопленного труда, воплощенного в средствах производства. Наследуемые средства производства образуют, таким образом, материальную связь всей истории человечества».[153]

Во-вторых, продолжает Поршнев, это ключевое «свойство» производительных сил невозможно без собственности на средства производства, без производственных отношений:

«Раз дело идет о накоплении труда, воплощенного в продукте труда — средствах труда, значит развитие производительных сил подразумевает наличие какого-то специфического препятствия для использования и истребления произведенного продукта — какой-либо формы собственности на средства труда. Без той или иной формы собственности продукт полностью расходовался бы, а накопление не могло бы иметь место. Собственность на средства производства ограничивает употребление и использование их лишь определенным кругом людей, лишь определенными условиями. Только это делает возможным накопление материализованного труда и рост производительных сил вместо их нового и нового растрачивания и повторения труда все на той же основе, как в жизнедеятельности животных».[154]

Наконец, заключает Поршнев, без защиты со стороны надстройки невозможно сколько-нибудь длительное сохранение такого института, как собственность, а значит — и нет производительных сил:

«Если ядром всей системы производственных отношений служат отношения собственности, то ведь собственность всегда нуждается в ограждении, в защите чьих-либо притязаний на нее. […] Отсюда следует, что собственность как экономическое отношение действительно не могла бы существовать без надстроечных явлений, без тех форм общественного сознания и общественных институтов, которые прямо или косвенно обуздывают импульс к вольному и неограниченному пользованию продуктами труда, средствами труда. Нет собственности без этих общественных средств обуздания и запрета. Запрет брать, трогать, делать что-либо есть оформление и закрепление с помощью надстройки данных экономических отношений собственности. Прежде всего в этом и состоит активная роль надстройки, не только отражающей базис, но и обслуживающей его».[155]

Порой Поршнев позволял себе более резкие и точные формулировки:

«Роль надстройки — защищать данный базис, прежде всего — данные отношения собственности.»[156]«Надстройка порождается базисом не для того, чтобы пассивно „отражать“ его, а для того, чтобы активно служить и помогать ему, защищая его от угрожающих ему общественных сил».[157]

Можно предположить, что если бы Поршнев не был связан «сакральностью» канонических формул, защищаемых таким специфическим видом советской надстройки, как государственная монополия на идеологию, на марксизм, он и всей формуле придал бы обратный вид: надстройка именно потому и может «отражать» экономический базис, что она должна его защищать. Отражение — побочный продукт ее главной — защитной — функции. Функция защиты делает надстройку важнейшим инструментом или орудием классовой борьбы в руках господствующего класса в тех обществах, в которых производственные отношения и, соответственно, вся экономика носит классовый характер. Об этой роли надстройки ниже, в следующем разделе, будет сказано подробнее.

Что же нового привнес Поршнев? Ровно то же, что и в случае с «отношением собственности».

Во-первых, он наполнил привычную, но давно ставшую пустой, формулу «диалектического единства» реальным, допускающим проверку содержанием.

Во-вторых, он доказал, что механизмы, обеспечивающие такое единство, тождественны для любых проявлений человеческой социальности, о чем говорилось в предыдущих разделах.

В-третьих, он доказал, что охарактеризованной таким образом социальности соответствуют специфические нейрофизиологические предпосылки, отсутствующие у всех животных, за исключением человека, о чем также говорилось выше.

Однако Поршнев весьма скромно оценивает свою роль в анализе взаимозависимости производительных сил, производственных отношений и надстройки:

«Эта зависимость и составляет открытый Марксом основной объективный закон существования и исторического движения человеческого общества».[158]

Справедливость требует признать, что здесь Поршнев явно не прав: Маркс выдвинул гипотезу о существовании такого закона. И исследовал некоторые важные частные случаи. Открыл же его в действительности, как следует из всего настоящего обзора, не кто иной, как Поршнев. Однако, принимая в расчет особенности советской надстройки, он — скорее всего, сознательно — следует в данном случае традиции древних восточных философов, собственные произведения которых предъявлялись общественности как всего лишь «разъяснение», «ученический комментарий» к трудам их мудрых предшественников.