«А был ли мальчик?..», или Загадка Суздальского кенотафа
«А был ли мальчик?..», или Загадка Суздальского кенотафа
В 1934 г. при археологическом исследовании усыпальницы Суздальского Покровского монастыря директором Суздальского музея А. Д. Варгановым было обнаружено странное захоронение. Оно находилось под могильной плитой, украшенной характерным для первой четверти XVI в. орнаментом «волчий зуб», представляющим собой два ряда противопоставленных вершинами друг другу треугольников. В могиле оказалась долбленая колода, в которой находились остатки рубашки мальчика 3–5 лет, сшитой из дорогой шелковой тафты и датирующейся первой половиной XVI в. Там же были еще и тряпки, но полностью отсутствовали следы костяка.
Эта находка поставила археологов в тупик. Подобные ложные захоронения носят наименование кенотафов. Они известны по мировой практике. Встречаются пустые курганы-кенотафы древнерусского времени, но для периода XIV– XVI вв. ничего похожего ранее не находилось. Инженером Г. Л. Григорьевым была выдвинута интересная версия, позднее развитая и дополненная писателем А. Л. Никитиным. Они предположили, что разгадка таится в семейной драме великого князя московского Василия III и его первой супруги Соломонии (Соломониды) Сабуровой.
Василий III женился на Соломонии в 1505 г. Свадьбе предшествовал первый в истории русского двора «смотр невест». Наследник трона («смотр» происходил еще при жизни Ивана III) выбирал будущую жену из многочисленной толпы девушек-дворянок со всех концов государства. Его выбор остановился на Соломонии Юрьевне Сабуровой, представительнице старомосковского боярского рода – не слишком знатного, но и не худого.
Надо полагать, что невеста отличалась красотой (иначе Василий не избрал бы ее в жены) и здоровьем (иначе бы ее забраковали придворные лекари). Однако этот брак не был счастлив. Бог не дал великокняжеской чете детей. Василий III сильно тужил по этому поводу, но не терял надежды. Он даже запретил жениться своим братьям, чтобы возможные племянники не перехватили трон. Катастрофа в личной жизни Василия III грозила династическим кризисом всему дому Калиты.
Переживала и сама Соломония. До нас дошел фрагмент следственного дела, содержащий допрос родного брата великой княгини Ивана. Он признал, что по просьбе сестры «добыл» ей некую «жонку» Стефаниду, которая на «воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню, да и смотрела ее на брюхе…» Однако вердикт ведуньи был неутешен. Она пришла к выводу, что «у великие княгини детем не быти», но зато дала несчастной супруге заговоренную воду, которая должна была сохранить любовь к ней Василия III.
Между тем годы великого князя клонились к закату. В 1525 г. ему было уже 46 лет – возраст по тому времени весьма солидный. Уже сошли в могилу его братья Семен и Дмитрий. За двадцать лет он уверился в бесплодности брака с Соломонией, но церковные каноны запрещали развод, если не была удостоверена супружеская неверность. Страшная дилемма встала перед Василием III. Развестись и искать нового семейного счастья значило восстановить против себя церковных иерархов и ревнителей канонов. В противном случае, великий князь должен был похоронить надежду увидеть наследника. К счастью для Василия, глава Церкви – митрополит Даниил – был готов для государя и государственной пользы закрыть глаза на нарушение канонов. Его поддерживали и другие иерархи, привыкшие дружить с властью.
Известие о том, что Соломония прибегала к помощи колдуньи, вероятно, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения великого князя. Он приказал постричь неплодную супругу в монахини. Посол австрийского императора при московском дворе, Сигизмунд Герберштейн, отличающийся большой осведомленностью, сообщает, что Соломония отказалась принять монашество. Ведь обряд пострига предусматривает произнесение монашествующим слов отказа от мира. Насильно заставить произнести эти слова трудно. А без них – и обряд может быть оспорен, как «невольный» и «неистинный». Так вот, по известию Герберштейна, любимец Василия III Иван Шигона Поджогин ударил великую княгиню кнутом, и тем сломил ее сопротивление.
Несчастную отправили в Покровский монастырь в Суздале, где она и умерла в 1542 г. Далее Герберштейн сообщает крайне любопытное известие. Оказывается, в монастыре Соломония родила сына, которого назвала Георгием! И это, можно сказать, в самый неподходящий момент, после двадцатилетнего неплодного супружества. Слухи об этом достигли великого князя, и он отрядил в Суздаль следственную комиссию. Но бывшая великая княгиня, а тогда уже монахиня Софья, отказалась предъявить ребенка следователям из Москвы, заявив, что «они недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери». Вероятно, за этим последовала ссылка Соломонии в Каргополь, где она провела пять лет в келии, поставленной прямо в лесу и обнесенной «тыном» (забором).
Сопоставив это известие Герберштейна с поволжскими легендами о разбойнике Георгии Кудеяре, Л. Г. Григорьев и А. Л. Никитин пришли к выводу, что сын Соломонии был ею укрыт и впоследствии выжил. Чтобы спасти Георгия и был создан суздальский кенотаф. Он должен был показать московским властям – мальчик умер и проблема тайного наследника (а мифический Георгий был на пять лет старше сына Василия III и его второй жены Елены Глинской, Ивана Грозного) решилась. Тем не менее слухи о том, что «братец» жив, достигли Грозного. Тогда, как полагают Г. Л. Григорьев и А. Л. Никитин, царь создал опричный корпус, гонялся за Георгием по всей стране, и наконец настиг и убил в Новгороде, для чего разорил по дороге Тверь, а затем, за компанию, еще и Псков.
Такова версия Г. Л. Григорьева и А. Л. Никитина. С ее опровержением уже давно выступали выдающиеся российские историки А. А. Зимин и Я. С. Лурье. Тем не менее, в 1998 г. А. Л. Никитин под громким названием «Кого боялся Иван Грозный?» переиздал работу Г. Л. Григорьева, дополнив ее своей статьей (М., 1998). Впрочем, любой трезвомыслящий читатель и сам может наблюдать слабость аргументации Г. Л. Григорьева и А. Л. Никитина. Особенно отчетливо она видна в вопросе об «истинном смысле» загадочной опричнины. Цели опричнины, казавшейся загадочной В. О. Ключевскому, благодаря последующим исследованиям уже не представляются таковыми. Среди ученых есть определенные расхождения, однако, очевидно, что главной задачей опричнины было уничтожение любой оппозиции царю и создание в государстве режима абсолютной и неограниченной власти Ивана Грозного, главной опорой которой был всеобщий страх перед ужасами опричных расправ. Таинственный «Георгий» здесь вовсе не причем. Однако у Г. Л. Григорьева и А. Л. Никитина остается один важный аргумент – суздальский кенотаф. Если не «сына Соломонии», то кого скрыла плита ложной могилы?
Выдающийся знаток XVI в. академик М. Н. Тихомиров предложил свою любопытную гипотезу. Ее особенность уже в том, что она высказана в художественной форме. Это небольшой рассказ «Соломонида», созданный ученым в 1960-е гг. Он посвящен трагической истории великой княгини и завершается повествованием о второй свадьбе Василия III и рождении у него сына Ивана.
«Весть о рождении великого князя Ивана Васильевича, – пишет М. Н. Тихомиров, – быстро распространилась по городам и селам, дошла она и в Суздаль до Покровского монастыря, где томилась Соломонида, но Соломонида отнеслась к этому известию равнодушно. Она качала на руках тряпичную куклу, ласкала ее и называла своим любимым Юрочкой, великим князем Юрием Васильевичем, глядя радостными и в то же время бессмысленными глазами на небеса и плывущие по ним облака, на далекие облака, безмолвно смотревшие на людские преступления». Итак, согласно литературной версии М. Н. Тихомирова, несчастная Соломония сошла с ума, и придумала себе «ребенка» в виде тряпичной куклы.
И все же постараемся найти другой возможный ответ. Дают его этнографические параллели. У северных хантов зафиксирован обычай, когда при отсутствии тела умершего (он мог утонуть или пропасть без вести) делали заменитель погребального сооружения – «ура-хот» («ура-дом»). Это небольшое сооружение, подобное тому, в котором помещали тело покойника. Внутрь него клался собственно «ура» – изображение умершего, представлявшее собой комплект миниатюрной одежды, как правило без твердой основы.
По представлениям угров подобные кенотафы позволяли умершему, чье тело не найдено в загробном мире, занять свое место среди родственников.
Таким образом, суздальский кенотаф с тряпичным «мальчиком» может быть подобным заменителем могилы. Ребенок погиб и тело его не было обнаружено. Для родственников, а также для свершения заупокойных служб и изготовили ложную могилу. Смущает одно: изготовление подобной могилы в храме противоречит православным канонам. Однако в далеком XVI в., когда по дворцу ходили ведуньи, а царь вел на православный люд черное воинство опричников, могли и не смущаться по таким поводам.