Девичье поле

Девичье поле

«Феминистское» название этой местности объясняется более чем просто: в 1524 г. великий князь Василий III в честь взятия Смоленска основал здесь, на Старой Смоленской дороге Богородице-Смоленский монастырь. Как я уже рассказывала в главе, посвященной Пречистенской улице, в монастыре находились Смоленский и Тихвинский образы Богородицы — Пречистой Девы. Изумительно красивый, похожий на сказочный дворец (современные стены и башни построены в 1680-X гг.), монастырь был и мощной крепостью, в нем содержался внушительный гарнизон. Тем не менее монастырь был женским. Впрочем, скабрезные мысли о совместном бытии стрельцов и монахинь лучше оставить — в Богородице-Смоленский монастырь постригались женщины из царской фамилии и знатнейших боярских семей (среди них можно вспомнить Ирину — жену царя Федора Иоанновича). «Российских принцесс за чужеземных государей не выдают, чтоб не поганить православия; за своих вельмож тоже — зазорно царской дочери с холопом на перину ложиться», — с горечью комментировал Корнелиус фон Дорн («Алтын Толобас»).

Устав монастыря был очень строгим. В XVI–XVII вв. сложилась традиция называть монастырь Ново-Девичьим. В 1689–1704 гг. в монастыре содержалась почетная узница — постриженная насильно после неудачной попытки государственного переворота царевна Софья Алексеевна. «Жаль было… что живая умом принцесса Софья из другого лагеря — Матфееву и, значит, капитану фон Дорну, врагиня», — как намек на будущие события, пишет Б. Акунин в «Алтын Толобас».

Богатому Новодевичьему монастырю принадлежало 36 сел в 27 уездах России и к 1744 г. примерно 15 тысяч крестьян «мужеского пола» (женщины в переписи не учитывались). В 1812 г. Наполеон отдал приказ взорвать монастырь, однако монахини собственноручно обезвредили пороховые заряды. А после революции 1917 г. монастырь упразднили, однако ему повезло — Новодевичий не был превращен в тюрьму или завод. В 1922 г. архитектурный комплекс монастыря был превращен в музей (с 1934 г. подчиненный Историческому музею). Благодаря этому мы сегодня можем восхищаться кирпичной стеной с 12 башнями, Преображенской и Покровской надвратными церквами и жемчужиной монастыря — собором во имя образа Смоленской Богоматери. Кстати, у алтарной части собора находится могила М. Н. Загоскина. Вообще, одна из основных «приманок» для туристов, осматривающих Новодевичий монастырь, — некрополь, в котором погребены многие известные русские писатели, общественные деятели и деятели искусства.

Новодевичий монастырь

Девичье поле сначала представляло собой пойменные луга (отсюда — прибрежные Лужники), огороды и несколько слободок, в которых проживали обслуживавшие монастырь «работные людишки». В конце XVII — начале XVIII в. они слились в так называемую Новую Конюшенную слободу. В XVIII–XIX вв. луг «под Новодевичьим» стал популярным местом народных гуляний. «Из газет было известно, что после обеда его индийское высочество любит прогуливаться у стен Новодевичьего монастыря, где развернуты зимние аттракционы. Тут тебе и катание на коньках, и деревянные горы, и балаганы разные — есть на что посмотреть чужеземному гостю». Это Эраст Петрович, переодевшись принцем, нарядив Анисия «индусом» Тарик-беем, а Масу «кормилицей», пытается поймать Момуса на живца, соблазнив Пикового валета драгоценностями раджи.

«— Тут существенна идея: индийский раджа и огромный алмаз. Или сапфир, изумруд? Все равно. Это будет зависеть от минералогической коллекции, — пробормотал он нечто совсем уж невразумительное.

Анисий захлопал глазами, и шеф счел нужным добавить (только яснее от этого не стало):

— Конечно, грубовато, но для нашего «Валета», п-пожалуй, в самый раз. Должен клюнуть. Все, Тюльпанов, хватит глаза таращить. За работу!»

А всерьез Девичье поле начали застраивать только в середине XIX в. Своеобразным памятником этому периоду служит «Погодинская изба» — стилизованный в духе русского деревянного зодчества двухэтажный рубленый домик, который архитектор Н. В. Никитин спроектировал для историка-славянофила М. П. Погодина (построен в 1856 г.). В конце XIX — начале XX в. Девичье поле было «отдано» медицине: здесь были построены здания клиник медицинского факультета Московского университета и Анатомический корпус Высших женских курсов (в наше в время в нем располагается 2-й Медицинский институт).

Храм cв. Николая в Хамовниках

На востоке Девичье поле соседствует с Хамовниками. В далеком прошлом восточные купцы, познакомившие Русь с хлопчатобумажным волокном, подарили нам и слово «хамаи» — «хорошо отбеленная плотная бумажная ткань». Словечко прижилось, и первые государственные текстильные мануфактуры, возникшие в Москве в XVII— начале XVIII в., назывались «хамовными дворами». Хамовных дворов в Москве было несколько, но только один дал название местности, в которой находился. Здание Хамовного двора, благодаря которому на карте города возникла Хамовническая слобода, частично сохранилось по адресу улица Льва Толстого, 10.

Что же «акунинского» мы сможем найти в этих местах?

Подобных адресов на карте Девичьего поля и Хамовников много. Напоминаю, мы, покинув Остоженку, стоим на Крымской площади. Она возникла в 20-х гг. XIX в. на месте Крымского вала Земляного города. В наши дни Крымская площадь — крупная транспортная развязка, но давайте попробуем не обращать внимания на пересекающую Садовое кольцо эстакаду (появилась в 1960 г.), на оживленное движение и современные здания Комсомольского проспекта. Наша задача представить, как выглядели эти места в те времена, когда здесь разворачивалось действие романов Б. Акунина.

От Крымской площади к Зубовской тянется проложенный в 1820 г. Зубовский бульвар. И площадь, и бульвар, и находившиеся ранее на его месте отрезок Земляного вала названы по имени стрелецкого полковника Зубова. Его полк охранял подступы к Первопрестольной у Чертольских ворот Земляного города, стоявших на месте нынешней Зубовской площади. Зубовские стрельцы вместе с семьями жили в слободе, размещавшейся с внутренней стороны вала. «Корнелиус отобрал у барабанщика палочки, выстучал правильную дробь и потрепал мальчишку по вихрам: не робей, выучишься. Паренек был толковый, схватывал на лету.

Рота маршировала на Девичьем поле — дальнем плацу, расположенном за Пречистенскими воротами и Зубовской стрелецкой слободой, отрабатывала повороты плутонговыми шеренгами… Пробовал фон Дорн под флейту маршировать — так нажаловались монашки из Новодевичьего монастыря. Нельзя флейту, соблазн», — описывает ту далекую пору Акунин («Алтын Толобас»).

В «Москве и москвичах» Загоскин рассказывал о Хамовниках 40-х гг. XIX в. как о глухой окраине: «Это одна из тех частей Москвы, которые приятель мой сравнивает с уездными городками, окружающими со всех сторон Земляной город. В двух шагах от нее начинается Красивая Пречистенская улица… Но несмотря на это аристократическое соседство, Хамовники во всех отношениях походят на самый дюжинный уездный городишко. Местами только вымощенные узенькие улицы, низенькие деревянные дома, пустыри, огороды, пять-шесть небольших каменных домов, столько же дворянских хором с обширными садами, сальный завод стеариновых свечей с вечной своей вонью, непроходимая грязь весной и осенью и одна только церковь, впрочем, довольно замечательная по своей древней архитектуре — вот все, что составляет эту прежнюю бывшую слободу…» Церковь, которую имеет в виду М. Н. Загоскин, — очевидно, храм во имя св. Николая в Хамовниках (1682 г.), сохранившийся на современном Комсомольском проспекте; к теме нашей экскурсии отношения не имеет.

И у Акунина окрестности Зубовской площади, пусть и в более позднее время, предстают перед читателем захолустьем, правда, окутанным поэтичной московской атмосферой. «За поворотом начинался тенистый переулок, каких здесь, в Хамовниках, было без счета: пыльная мостовая, сонные особнячки с палисадниками, раскидистые тополя, с которых скоро полетит белый пух. Двухэтажный флигель, где остановилась леди Эстер, соединялся с основным корпусом длинной галереей. Возле мраморной доски с надписью «Первый Московский Эстернат. Дирекция» грелся на солнышке важный швейцар…» («Азазель»). За благостным фасадом благополучного «экстерната» скрывается зло, однако Акунин, срывая эту маскировку, вовсе не задается целью очернить Девичье поле и Хамовники. Местность становится ареной ряда преступных деяний скорее за счет своей удаленности.

Здесь действует «банда хамовнических грабителей» («Любовник Смерти»). «В усыпальнице княжны Бахметьевой, это такая часовня с подземным склепом, выстроенная близ стены Новодевичьего монастыря» Фандорин рассчитывает найти похищенного Мику:

«— Дело в том, Зюкин, что вокруг Новодевичьего монастыря еще со Смутных времен вся земля изрыта подземными лазами. То поляки осаждали, то Лжедмитрий, то позднее стрельцы подкапывались, чтоб царевну Софью из неволи вызволить. Я уверен, что Линд, как субъект п-предусмотрительный и осторожный, выбрал именно это место неспроста. Там должен быть путь отхода, это всегдашняя его тактика. Поэтому я решил действовать по-другому» («Коронация»). Как вы помните, в тот раз мадемуазель Деклик удалось перехитрить Эраста Петровича, и тогда Фандорин объявил «Линду» собственную войну:

«— …Вы ведь понимаете, что если мы отдадим б-бриллиант властям, то больше его не увидим. Тогда мальчик и Эмилия обречены.

Только теперь до меня дошло, что он вовсе не шутит.

— Вы и вправду намерены вступить с доктором Линдом в самочинный торг? — на всякий случай все же уточнил я.

— Да, а как же иначе?

Мы оба замолчали, уставившись друг на друга с равным недоумением. От моего душевного подъема не осталось и следа. Во рту пересохло от скверного предчувствия.

Фандорин окинул меня взглядом с головы до ног, будто видел впервые, и спросил — как мне показалось, с любопытством:

— П-постойте, Зюкин, разве вы не любите маленького Мику?»

Гувернантка успешно морочила голову самому Фандорину, делая вид, что может описать маршрут, по которому ее возили преступники, лишь опираясь на подсчет поворотов. Фрагмент текста, в котором рассказывается об этом, интересен для нас с вами обилием топонимов:

«— Оба раза карета, поплутав по п-переулкам, выехала на Зубовскую площадь — это подтверждают и наблюдения Эмилии, которые слышала в этом месте маршрута шум множества экипажей и гул голосов.

— А дальше?

Мадемуазель сконфуженно оглянулась на Фандорина (этот короткий, доверительный взгляд снова царапнул меня по самому сердцу) и, словно оправдываясь, сказала:

— Мсье Зюкин, вчера я смогла запомнить одиннадцать поворотов, сегодня тринадцать. — Она прищурилась и с запинкой произнесла: — Двадцать два, влево; сорок один, вправо… Я очень старалась, но все равно сбилась…»

Фандорин уточняет:

«— Эмилии не придется все запоминать с самого начала п-пути. После Зубовской площади карета оба раза двигалась одним и тем же маршрутом, и последний п-поворот, твердо запомнившийся нашей разведчице, — стык Оболенского и Олсуфьевского переулков. Куда экипаж отправился далее, мы не знаем, но эта точка определена совершенно точно. Оттуда до конечного пункта уже недалеко — каких-нибудь десять — пятнадцать минут».

И мадемуазель Деклик подытоживает:

«— Ну, мсье Зюкин, вы отдыхайте, а мы с Эрастом совершим небольшую прогулку: побродим вокруг Девичье Поле, Цахицынская, Погодинская, Плюсчиха, — старательно выговорила она названия московских улиц…»

Под «Девичьим полем», скорее всего, следует понимать конкретную улицу — в наши дни она разжалована в проезд. Проезд Девичьего поля отходит от Зубовской улицы, продолжающей Пречистенку. На проезде расположена Военная академия им. В. М. Фрунзе (№ 4; здание построено в 1937 г.), а рядом — тот самый сквер Девичьего поля, который вместе с академией возникает в «Шпионском романе» — там, на детской площадке, прячется Селенцов.

Царицынская улица — очевидно, Большая или Малая Царицынские улицы, которые в 1924 г. были переименованы в Пироговские в честь великого хирурга. Погодинская улица, на которой стоит уже упоминавшаяся «изба», расположена по другую сторону от Большой Пироговской — в нее переходит Зубовская. А в сторону Комсомольского проспекта от почти параллельной Зубовской коротенькой улицы Россолимо отходит Олсуфьевский переулок, смыкающийся с Оболенским почти под прямым углом. Кстати, Оболенский переулок — «герой» герой романа Акунина. «Шпионского романа». Это там жила Ираида Петракова — «дура-девка, немецкая подстилка». Тут она пыталась ценой собственной жизни спасти от ареста обожаемого хозяина — «Вассера» — фон Теофельса.

Улица Россолимо наводит на мысль о еще одном аспекте, связанном с Девичьим полем, — медицинском. «Если я, Лавр Жемайло, скажу вам, что нечистая сила действительно существует, вы решите, что ваш покорный слуга, идущий по следу одного из самых опасных тайных обществ столетия, поддался мистическим чарам, сошел с ума и не сегодня-завтра окажется пациентом Боженинской психолечебницы или, того пуще, намылит веревку вслед за персонажами своих мрачных очерков», — нагнетает атмосферу журналист в «Любовнице смерти». Имя невропатолога Г. И. Россолимо было присвоено Большому Божениновскому переулку в 1961 г. С 1890 г. Россолимо заведовал стоявшей в этом переулке лечебницей. Только она была вовсе не психиатрической — на улице Россолимо и сегодня расположена клиника нервных болезней 1-го Медицинского института. Лечили и лечат там не сумасшедших или психопатов, а людей, страдающих тиками, невралгиями и другими соматическими заболеваниями. Так что здесь у Акунина, к сожалению, очередная «замена», вроде с той, с которой мы с вами уже сталкивались в Лефортове.

Расположенный по соседству Несвижский переулок, как можно предположить, подсказал писателю фамилию «львицы» Несвицкой, занимавшейся медицинской практикой «на Девичьем Поле, где совсем недавно на средства мануфактур-советника Тимофея Саввича Морозова открылась его же имени Гинекологическая клиника при Московском императорском университете». Так ли это было на самом деле? Действие «Декоратора» развивается в 1889 г., а знаменитая на всю Москву и сегодня Морозовская больница, названная так по имени своего основателя, открылась только в 1903 г. Причем открылась она не на Девичьем поле, а на другом берегу Москвы-реки (ее теперешние название и адрес — 4-й Добрынинский переулок, Городская детская клиническая больница № 1). Да, открытая на деньги фабриканта-благотворителя больница — детская. Я уже говорила о том, что специализация медицинских учреждений никогда не меняется. В качестве детской больницы Морозовская существует сейчас, таковой она и была изначально.

Тем читателям, которых очаровал образ суровой нигилистки, реальность предоставляет единственную возможность дойти до расположенной в районе бывшего Девичьего поля улицы Еланского и постоять там перед клиникой акушерства и гинекологии им. В. Ф. Снегирева — известного русского врача-акушера, который основал эту больницу как раз в 1889 г. (дом № 2). Там и должна была бы работать «повивальная бабка Несвицкая Елизавета Андреевна, 28 лет, девица, прибыла из Англии через Санкт-Петербург».

В романе «Коронация» Фандорин тщательно готовится к встрече с Линдом у стен Новодевичьего монастыря: «На широком столе была разложена схема местности меж Новодевичьим монастырем и Новодевичьей набережной, причем исполненная честь по чести, не так, как давеча, на клеенке. Заштрихованными кружками были отмечены тайные пикеты, окружавшие пустырь со всех сторон: старший агент… в дупле старого дуба на углу Вселенского сквера; шестеро «служителей» в бараке Детской клиники, что выходила окнами на пруд; одиннадцать «монахов» на стене монастыря; семеро «лодочников» и «бакенщиков» на реке; один под видом торговки на выезде с Погодинской улицы; трое «нищих» у ворот монастыря; двое «рыбаков» на пруду — эти ближе всего, итого в первом кольце оцепления расположился тридцать один агент». Что следует понимать под «Вселенским сквером»? Вселенским проездом до 1926 г. называлась улица 10-го Октября. Когда по обе ее стороны выстроили новые каменные корпуса, окруженные сквериками, было принято решение ознаменовать обновление присвоением нового же, пролетарского названия. До 1926 г. Вселенский проезд окружали частные деревянные домики. Эта застройка была неплотной, и среди строений имелось несколько рощиц. Трудно сказать, росли ли в них дуплистые дубы, но, скорее всего, имеется в виду тот из этих зеленых островков, который располагался ближе всех к монастырской стене. «Детская клиника» — один из четырех бараков инфекционного отделения клиники детских болезней, выстроенных в 1890 г. в проезде Девичьего поля.

А ближе к реке — те самые места, где в «Любовнике Смерти» происходил бандитский «стык», на котором так хорошо зарекомендовал себя Сенька Скориков. «Назвали место для стыка — Коровий луг в Лужниках — и время: ровно в семь». Сюда же выбираются из подземелья усыпальницы поставившие себя вне закона Фандорин и Зюкин: «Нора вывела к подмытому водой берегу реки. Я увидел окутанную утренним туманом темную баржу, крыши складов на той стороне и в некотором отдалении — полукруглые арки железнодорожного моста. — Недалеко же мы с вами п-продвинулись, — сказал Фандорин, распрямляясь и отряхивая перепачканный кучерский кафтан. От длинной черной бороды он успел избавиться, широкополую шляпу потерял, кажется, еще в склепе.

Я проследил за направлением его взгляда. В нескольких сотнях шагов, озаренные первыми лучами солнца, мягко поблескивали купола Новодевичьего монастыря».

Мы возвращаемся к Крымской площади, но по пути ненадолго остановимся осмотреть находящийся по адресу: улица Ефремова, 4, парк усадьбы Трубецких. Самой усадьбы давно не существует, но парк по-прежнему прекрасен. Вызывают восхищение его извилистые пруды, выкопанные в виде каналов, изящно выгнутые мостики над ними. Сейчас парк поддерживается в идеальном состоянии, и трудно представить себе, сколько усилий приложили когда-то его создатели, чтобы осушить топкое, болотистое место и распланировать всю эту красоту. Неудивительно поэтому, что парк Трубецких был в свое время местом настоящего паломничества московских садоводов и ботаников-селекционеров. В середине XIX в. имение Трубецких было продано по частям. Один из участков парка приобрел А. К. Грелль. Этот селекционер, которого можно назвать «законодателем моды» в плодоводстве конца XIX в., был первым, кто предложил садоводам акклиматизировать южные культуры, то есть приучать теплолюбивые растения к климату более высоких широт. А. К. Грелль устроил на территории парка опытный участок, на котором «закалял» саженцы фруктовых деревьев.

В «Пиковом валете» упоминается «Акклиматический сад». Не имеются ли в виду делянки Грелля в саду Трубецких? Писатель помещает «Акклиматический сад» на Воробьевых горах, то есть на противоположном берегу Москвы-реки.

С 1923 г. парк носит имя Мандельштама, — каждого, кто знаком с творчеством и биографией известного поэта XX в., подобное переименование не может не удивлять. Странность объясняется просто: парк сменил название вовсе не в честь Осипа Мандельштама, а в честь его однофамильца, большевика с партийной кличкой Одиссей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.