Глава 7 Замоскворечье
Глава 7
Замоскворечье
Мы переходим Крымский мост. К услугам Фандорина и его современников была ничем не примечательная конструкция, построенная в 1873 г. А вот «трагическое происшествие», когда «трехтонный грузовик… врезался в двухэтажный троллейбус маршрута «Б», который упал в воду. Из Москвы-реки водолазами извлечено 83 мертвых тела» («Шпионский роман»), — случилось уже на том подвесном мосту, который возвели в 1938 г. и который мы видим сегодня.
В XIV–XVI вв. часть города, в которую мы попали, называлась Заречьем — ведь расположена она на правом, низменном берегу Москвы-реки, в ее излучине, напротив древнего центра города. Вплоть до XVIII в. Замоскворечьем называли только территорию в пределах Садового кольца, но затем оно расширилось до Камер-Коллежского вала.
Значительную часть населения Замоскворечья составляли купцы с их особым укладом жизни. «Мы ехали Замоскворечьем: там живут по большей части наши русские купцы, которые ведут жизнь тихую и сидячую; жены их не любят шататься по улицам, и ворота их домов всегда заперты; вы можете даже по этому тотчас отличить купеческий дом от дворянского», — рассказывал Загоскин. К концу XIX в. Замоскворечье было уже не «спальным», а промышленным районом: рост Москвы «придвинул» его к центру города.
Мы идем по улице Крымский вал, которая выводит нас к Калужской площади, — как уже бывало, к месту, на которое нам вскоре предстоит вернуться. А пока осмотрим Замоскворечье. От площади отходит параллельная Крымскому валу улица Большая Якиманка. Она возникла в XVI–XVII вв. и первоначально называлась Калужской — поскольку была проложена вдоль Калужской дороги. Улица была границей двух слобод — Кадашевской и Голутвиной. Жили на ней торговцы «панским товаром» и стрельцы. В XVIII в. обитатели улицы стали называть ее Якиманкой по храму во имя Иоакима и Анны. Это же название носит и соседняя набережная Москвы-реки. Именно на ней Акунин поместил «бурылинский особняк»: «Дом был большой, выстроенный в нелепом мавританско-готическом стиле: вроде бы с остроконечными башенками, химерами и грифонами, но в то же время с плоской крышей, круглым куполом над оранжереей и даже с минаретообразной каланчой» («Декоратор»). Подобные претенциозные здания охотно строили «первогильдейцы» начиная со второй половины XIX в.
По Якиманке уходит от полицейской слежки торопящийся в Нескучный сад на устроенное Момусом шоу Еропкин: «На Якиманке оторвался от нас и ушел в сторону Калужской заставы — очень уж у него тройка хороша. Где был, неизвестно. Вернулся в восьмом часу, с медной старой кастрюлей, которую нес сам, на вытянутых руках», — докладывают агенты Фандорину.
Специфически московское, очень романтическое название Якиманки придает акунинским текстам незабываемую колоритность: «Седьмой с восьмым братья-близнецы с Якиманки. Лихие ребята. Их Князю знакомый городовой из Первого Якиманского участка взять присоветовал. Сказал: страх до чего ребята отчаянные, жалко, если к большому делу не пристроятся, даром пропадут. А прозвали их Авось и Небось».
Еще одна, небольшая, улица начинается на Калужской площади: в «Алтын Толобас» встречается сообщение о том, что «от Калужской площади… начиналась… улица, текущая к юго-востоку — Мытная».
Улица называется так потому, что здесь в петровские времена находился таможенный пост — с приезжих взимали пошлину за привозимые товары, называвшуюся «мыто» (от слова «мыто» происходит более знакомое современному человеку «мытарство», то есть буквально «прохождение таможенного контроля»). На Мытной улице в «Любовнике Смерти» происходит дорожный инцидент, натолкнувший Сеньку на мысль о создании бампера: «Обкатывали они «Ковер-самолет» на Мытной улице. Поворачивают на скорости за угол — Эраст Петрович руль крутит, Сенька в клаксон дудит — а там стадо коров. Что им, дурам, клаксон? Ну и врезались в заднюю, со всего разгона».
Продолжая линию бывшего Земляного вала, отходит от Калужской площади Житная улица, названная по находившемся здесь в начале XVIII в. Житному двору — зернохранилищу. Интересно, что этот «двор» был переведен в Заречье из Кремля после пожара 1701 г., а на его месте был построен Арсенал. «Завтра в три пополудни ваш посредник один, в открытой коляске, должен следовать по Садовому кольцу от Калужской площади в сторону Житной улицы», — распоряжается в «Коронации» Линд.
Параллельно Житной проходит улица Коровий вал, та самая, на которой попавший под дождь Зюкин так самоотверженно переносил дискомфорт: «Когда я выехал из ворот в двуколке с откинутым верхом, дождь лил уже всерьез, и я вымок еще прежде, чем доехал до Калужской площади… Солидный человек при больших усах и бакенбардах почему-то не желает поднять на коляске кожаный фартук: с краев котелка ручьем стекает вода, лицо тоже все залито, хороший твидовый костюм повис мокрым мешком. Однако как иначе меня опознали бы люди доктора Линда?»
Там, где сейчас проходит Коровий вал, в конце XVIII в. находился Животинный двор — скотный рынок.
Житная улица выводит нас к Серпуховской площади, образовавшейся на месте Серпуховских ворот Земляного города. В «Алтын Толобас» Акунин уточняет, что эти ворота были построены «в конце царствования Михаила Федоровича». От площади отходит улица «Большая Серпуховская. По ней еще шестьсот лет назад проходил шлях на Серпухов, а как раз в последней четверти XVII века здесь образовалась вполне обжитая и населенная улица» («Алтын Толобас»).
От площади Серпуховских ворот параллельно друг другу протянулись целых три небезынтересных для нас улицы. Это Большая и Малая Ордынка, а также Пятницкая улица.
Ордынки возникли в XIV в. вдоль дороги в Золотую Орду. Сыграло свою роль и то, что здесь находилась Татарская слобода, в которой жили переселившиеся на Русь мирные ремесленники и торговцы. В XV в. ее сменила Кад?шевская слобода, в которой находился еще один государев Хамовный двор; а в XVII в. на Большой Ордынке строили свои дворы стрельцы Пыжовского полка. Но уже с середины XVIII в. эта часть Замоскворечья стала одной из самых престижных. На Большой Ордынке выстроились дворянские и купеческие особняки. «28-го января сего года ПРОПАЛА СОБАКА, кобель, ублюдок крупного роста, кличка Гектор, сам черный, задняя левая лапа кривая, на груди белое пятно.
Кто доставит, тому будет дано 50 рублей. Большая Ордынка, дом графини Толстой, спросить приват-доцента Андреева», — читает в «Пиковом валете» газетное объявление Анисий.
Конечно, далеко не все обитатели этих мест были знатны и богаты — недаром ведь именно здесь по воле Акунина селится вышедший в отставку Грушин: «Он сидел у окошка маленького, но зато собственного домика, расположенного в переулочном лабиринте между двумя Ордынками, и предавался размышлениям о странных особенностях сна… Прищурил Ксаверий Феофилактович дальнозоркие глаза на немощеную улицу — вроде коляска пылит со стороны Пятницкой. Седоков двое: один при галстуке, второй, низенький, в чем-то зеленом. Кто бы это с утра пораньше?» («Смерть Ахиллеса») Мы, разумеется, знаем, что это были Фандорин и Маса. Добавлю, что Пятницкая улица, до этого просто Большая, получила свое название в XVIII в. по храму во имя св. Параскевы, которую на Руси называли Параскевой-Пятницей. Этот уничтоженный храм находился на том самом месте, на котором сегодня расположен вестибюль станции метро «Новокузнецкая».
Следующий за Серпуховской площадью участок бывшего Земляного вала — Валовая улица, за которой идет та самая улица Зацепский вал, на которой к проезжавшему Зюкину «сбоку… пристроился батюшка в колымаге с натянутым клеенчатым верхом. Сердитый, спешил куда-то и все покрикивал на переднего кучера: «Живей, живей, раб божий!» А куда живей, если впереди сплошь кареты, коляски, шарабаны и омнибусы?» Зюкину и в голову не пришло, кто это был на самом деле! Вот он пытается строго разговаривать с Эрастом Петровичем…
«— Разглядели? — переспросил я и сам на себя разозлился за попугайство. — Как вы могли что-либо разглядеть, если вас там не было?
— То есть как это не было? — с достоинством произнес Фандорин, насупил брови и вдруг загудел басом, показавшимся мне на удивлением знакомым. — «Живей, живей, раб Божий!» Не признали? Я же, Зюкин, все время был рядом с вами.
Поп, тот самый поп из колымаги с клеенчатым верхом!»
В названии Зацепского вала слышно слово «зацеплять», но оно тут ни при чем. Здесь городская застава была перегорожена толстой цепью, выполнявшей роль шлагбаума. «Зацепский» — буквально означает «расположенный по ту сторону цепи».
И, разумеется, следует добавить, что рядом с Зацепским валом стоит тот самый Павелецкий вокзал (построенный в 1900 г.), который не счел пригодным для своих экстремистских начинаний в «Алмазной колеснице» «Рыбников». А на привокзальной площади, по воле Акунина обрел в качестве оценщика ломбарда прикрытие предатель Селенцов («Шпионский роман»).
Пройдем Большую Ордынку до конца. Справа от нас выходит к переброшенному через Водоотводный канал Чугунному мосту Пятницкая улица, — мы сразу припоминаем, как в «Декораторе» рассказывается о затопившем ее «редкостной силы половодье». Прямо перед нами лежит Малый Москворецкий мост. Он перекинут через Водоотводный канал, устроенный в 1783–1786 гг. Его прокладка была вызвана тем, что наводнение 1783 г. повредило опоры Большого Каменного моста, и для их восстановления пришлось отвести речные воды в сторону.
Рядом с водоотводным каналом стоит кинотеатр «Ударник» (ул. Серафимовича, до 1933 г. — Всехсвятская, д. 2). Здание «Ударника» входит в состав жилого комплекса, прозванного москвичами «Дом на набережной». Действительно, главный фасад комплекса выходит на Берсеневскую набережную Москвы-реки. В названии набережной сохраняется память о застроенной в XIX в. местности Берсеневке. Построенный в 1931 г. по проекту Б. М. Иофана, «Дом на набережной» был опытным образцом идеального жилища «светлого будущего». Помимо 500 квартир, в этом гиганте имелись детские сады, прачечная, почта… Простым строителям коммунизма оставалось любоваться на это чудо со стороны — дом населяли партийные работники, военачальники, ученые, писатели. Их роскошный быт, в любую минуту готовый оборваться арестом — одна из экзотических примет сталинской Москвы. Вот и товарищ Октябрьский обитал в «знаменитом доме», где Егор Дорин «никогда не бывал — только в кинотеатре «Ударник» — в отличие от «режимного» дома партийной верхушки открытом для простых смертных («Шпионский роман»).
Перекинут через Водоотводный канал и Малый Каменный мост. Построенный в 1938 г., он сохраняет название прежнего моста (1880 г.) и соединяет бывшую Всехсвятскую с улицей Большая Полянка. Наняв возле «Ударника» «таксомотор» — шикарный «ЗИС», через этот мост проезжает Егор Дорин, отправляющийся производить впечатление на Надю.
Но мы с вами идем по Малому Москворецкому мосту.
Слева — Болотные улица, площадь и набережная. Их названия не случайны. В XIV–XV вв. местность, после постройки Водоотводного канала превратившаяся в остров посредине реки, называлась Государевым Великим Лугом. Здесь пасли стада и заготавливали сено. А наименования «Болото» и «Балчуг» (татарское слово) напоминают нам о топкости здешней почвы.
К 2010 г. завершится воплощение проекта «Золотой остров», под который ныне отдана территория между рекой и каналом. Опережая время, Б. Акунин в романе «Ф. М.» поместил там «Научно-исследовательский центр физиологии мозга» — «никакую не больницу», в которой злополучный Сивуха прятал и пытался лечить своего сына Олега — «демона Инуяса».
В «Любовнице смерти» Арлекин-Петя назначает Коломбине-Маше встречу.
«— На каком еще болоте? — поразилась Коломбина.
— На Болотной площади».
И поселившаяся, как вы помните, в Китай-городе Коломбина, «сопровождаемая охами и взвизгами… гордо прошла через Красную площадь, через Москворецкий мост и повернула на Софийскую набережную, где гуляла приличная публика. Тут уж не только себя показывала, но и сама смотрела во все глаза, набиралась впечатлений».
Софийская набережная находится у Большого Москворецкого моста.
Наше с вами кружение по городу закончилось; теперь экскурсионный маршрут будет идти в одном направлении, уводя к границам сегодняшней Москвы. Последний этап путешествия начинается с Калужской площади, и мы возвращаемся туда. Но по пути я обращаю ваше внимание на расположенную за пределами бывшего Земляного вала, неподалеку от Серпуховской площади улицу Щипок. Это смешное название — память о находившейся там одной из «мытных застав». Чтобы приезжие не прятали товары от обложения пошлиной, полагалось прощупывать возы с сеном особыми палками с крючками на конце — «щупками». Щупком улицу первоначально и назвали, однако народное наименование, намекающее на то, что стражники «ощипывали» здесь бедолаг, оказалось более живучим.
На «улице Щипок, дом 13-бис, без номера квартиры — очевидно, «индзастройка» обитал немецкий пособник «Селенцов Николай Иванович, 1902 года рождения» («Шпионский роман»).
От Щипка отходят многочисленные Щипковские переулки. Если углубиться в этот маленький лабиринт старинной рабочей окраины, то возле места, где от 1-го Щипковского переулка отделяется 4-й, мы попадем в переулок с потрясающим названием Партийный. Здесь находится завод, известный любителям московской истории как «бывший Михельсона». В романе «Статский советник» Грин получает от своего неведомого покровителя (Пожарского) «бумажку с ровными машинописными строчками» — своего рода карт-бланш на очередные политические убийства: «Храпова пока лучше не трогать, его теперь слишком хорошо охраняют. Когда появится возможность до него добраться, извещу. Пока же сообщаю следующее. Екатериноградский губернатор Богданов по четвергам в восемь вечера тайно наведывается в дом номер десять по Михельсоновской улице. Один, без охраны. В ближайший четверг будет там наверняка. Это и последующие письма по прочтении немедленно сжигайте». «Грин железный», как характеризуют Грина сообщники, немедленно приступает к делу: «Когда губернаторские дрожки в указанное письмом время (и действительно без эскорта) подъехали к неприметному особняку на Михельсоновской, Грин приблизился к трудно вылезавшему из коляски толстяку и два раза выстрелил в упор».
Михельсоновская улица — явное указание на электромеханический завод Михельсона, «прославленный» тем, что на его территории эсерка Фанни Каплан совершила неудачную попытку застрелить выступавшего перед рабочими Ленина в 1918 г. Правда, современные историки сомневаются, могла ли полуслепая, страдавшая тиком старая дева пойти по стопам Грина и ему подобных, — в последнее время бытует устойчивая теория, что экзальтированная Фанни была лишь ширмой для подлинных заговорщиков. А уж что касается «подвига» Грина… Тут я должна поправить Акунина. В 1891 г. никакой Михельсоновской улицы, как бы ни веяло от этого названия исторической экзотикой, на карте города не было. Господин Л. А. Михельсон приобрел завод у его прежнего владельца В. Я. Гоппера (который и развернул производство в 1847 г.) лишь в 1916 г.!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.