Иностранцы, которым до всего есть дело

Иностранцы, которым до всего есть дело

В послевоенные годы Лео Сцилард как-то сказал: «Я ничуть не сомневаюсь, что если бы Конгресс узнал всю правду о проекте по исследованию атомной энергии, то обязательно учредил бы особую медаль для награждения за выдающиеся заслуги всех иностранцев, которым до всего есть дело. Первым этой медалью следовало бы наградить д-ра Олифанта».

Зимой 1940–1941 годов американская программа по исследованию деления ядра еще продолжала действовать, однако продвижение вперед шло очень неуверенно и по всему было видно, что работа вот-вот может заглохнуть. В различных учреждениях изучали теорию реакции деления ядра, разделения изотопов, а также свойства элемента-94; развернули работы, связанные с созданием реакторов и производством тяжелой воды. Однако ни одно из перечисленных направлений все же не было напрямую связано с военными нуждами.

Национальный комитет по оборонным исследованиям финансировал проекты по изучению различных вариантов выделения урана-235: газовой диффузии, с которым экспериментировали в Колумбийском университете; высокоскоростного центрифугирования, которое пробовали использовать в университете Вирджинии; электромагнитного способа, с помощью которого Нир в Миннесоте ранее уже получил нужный изотоп, хотя и в ничтожно малом количестве. По мнению Нира, таким способом не получится выделить большое количество урана-235, однако Лоуренс решил, что нашел наконец подходящую возможность с толком задействовать один из своих резервных циклотронов. Дело в том, что электромагнитный метод разделения изотопов имеет очень много схожего с принципом, положенным в основу работы циклотрона. Зная это и воспользовавшись финансовой поддержкой НКОИ, Лоуренс стал думать, как перестроить 93-сантиметровый циклотрон в большой масс-спектрометр для разделения изотопов.

Буш по-прежнему скептически относился к перспективам создания бомбы, поэтому в верхах обсуждались главным образом вопросы, как использовать деление ядра в качестве источника энергии. 17 марта 1941 года Лоуренс решил, что пришло время менять текущее положение дел. Конэнт только что вернулся из Англии, куда он отправился, чтобы обсудить с некоторыми физиками Комитета М.О.Д. ряд моментов, связанных с делением атомного ядра. Переговорив с ними, Конэнт понял, что создание бомбы все-таки возможно, однако решил, что для Буша, когда тот сам захочет узнать о достижениях британских ученых в этом направлении, не составит никакого труда получить всю достоверную информацию по собственным каналам. Лоуренс был уверен, что настал подходящий момент для того, чтобы «поддать жару комитету Бриггса», и поэтому попросил Конэнта информировать Буша о кардинальном ухудшении ситуации с ядерным проектом.

Встретившись с Лоуренсом два дня спустя, Буш устроил тому разнос, заявив, что пока стоит во главе проекта, будет всецело полагаться на компетентность Бриггса и его комитета и сам вмешается только в самом крайнем случае. По правде говоря, Буш еще не до конца освоился с ролью руководителя крупномасштабного научного проекта и опасался выделять большие средства на что-то, не обещавшее никакого конкретного результата. Чтобы подстраховаться, он решил обратиться за помощью к Национальной академии наук.

Буш попросил, чтобы «группа высококомпетентных ученых-физиков» сделала для него «нескучный, но в то же время беспристрастный обзор по данной проблеме». В апреле 1941 года Академия обратилась к. Нобелевскому лауреату Артуру Комптону с просьбой возглавить группу, собранную для написания этого обзора. Комптон был весьма авторитетным ученым — изучая поглощение и рассеивание рентгеновских и гамма-лучей, он открыл так называемый эффект Комптона[63] — однако он не считал себя специалистом в ядерной физике. Поначалу выразив сомнения, что подходит на роль председателя такой группы, он тем не менее довольно быстро и весьма охотно согласился. В состав группы включили также Лоуренса и еще двух физиков — Джон К. Слэтера и Джонна X. ван Флека.

Если кому-то нужен был еще один тревожный сигнал, то его в итоге получили — в виде предупреждающего послания Хоутерманса. Прибыв в Америку, Райхе передал это послание Рудольфу Ладенбургу из Принстона. Ладенбург пригласил на обед несколько видных ученых и попросил Райхе еще раз повторить то, что сказал ему Хоутерманс. Из всех собравшихся один только Вигнер был связан с комитетом по вопросам использования урана, но он промолчал. Когда через несколько дней Ладенбургу представилась возможность лично передать Бриггсу неутешительную новость, он не преминул ею воспользоваться. Бриггс выразил крайнюю озабоченность вестями из Германии и попросил предоставить ему более подробную информацию обо всем происходящем, а получив ее, благополучно похоронил ее среди своих бумаг.

Обзорный доклад группа Комптона написала с третьей попытки. Первый вариант группа представила 17 мая. В целом в докладе прослеживался бриггсовский консерватизм. Участники группы сообщали, что контролируемое высвобождение ядерной энергии возможно, однако для овладения подобной техникой потребуются годы. Относительно необходимости создания бомбы никаких прямых рекомендаций в докладе не было, сообщалось только, что появления подобного вида оружия до 1945 года ждать не стоит. Участники группы также ни словом не обмолвились ни о расщеплении ядра урана-235 быстрыми нейтронами, ни о понятии критической массы, ни о возможной конструкции бомбы.

Тем временем перспектива создания бомбы с использованием элемента-94 становилась все более реальной. Гленн Сиборг был сыном иммигрантов из Швеции (на самом деле фамилия его отца читалась как Шеберг, однако на острове Эллис[64]ее исправили на более благозвучную для уха англоговорящего человека). Родился он в штате Мичиган, химию изучал в Калифорнийском университете (УКЛА)[65], а диссертацию защищал в Беркли, где и заинтересовался радиохимией. Неудивительно, что, узнав об открытии Гана и Штрассмана, Гленн занялся изучением свойств урана, а также новых элементов с атомными номерами 93 и 94. Работая вместе со своим аспирантом Артуром Валем, Сиборг сумел выделить микроскопическое количество элемента-94. О своем открытии Гленну хотелось прокричать на весь мир, но вместо этого ему пришлось сообщить о нем только комитету по вопросам использования урана и еще редактору Physical Review. Правда, опубликовать полученные результаты можно было только после окончания войны.

Долгое время полученный Сиборгом элемент не имел своего названия — в разговорах Гленн условно называл его «медью». Когда для новых экспериментов потребовалась настоящая медь, физикам пришлось окрестить ее «самой настоящей медью», чтобы не путать с элементом-94.

Ученые Беркли немедленно начали изучать реакцию деления нового элемента. В ноябре 1940-го из Беркли уехал Макмиллан. Ему предстояло работать над радаром в Массачусетском технологическом институте (МТИ)[66]. Сиборг вдвоем с Эмилио Сегре продолжали получать элемент-94 на 152-сантиметровом циклотроне — им требовалось большее его количество для изучения реакции деления. 18 мая они зафиксировали интенсивное деления ядер элемента-94, примерно вдвое превышающее аналогичный показатель для урана-235. Теперь уже не было практически никаких сомнений в том, что новый элемент больше подходит на роль активного вещества атомной бомбы.

Тем временем Буш с головой ушел в реорганизацию системы научных исследований, финансируемых правительством, ее структуры и управления. НКОИ довольно успешно руководил лабораторными исследованиями, однако не имел никаких полномочий в опытно-конструкторских работах, а ведь именно благодаря им результаты деятельности ученых и обретали форму новых образцов оружия. Буш предложил создать новую организацию — Управление научных исследований и разработок (УНИР), — которая руководила бы как НКОИ, так и любыми техническими проектами на основе полученных от него данных. Начальник У НИР должен был отчитываться непосредственно перед Рузвельтом. На этот пост Буш предложил собственную кандидатуру. Председателем НКОИ вместо него назначили Конэнта.

22 июня войска нацистской Германии вторглись на территорию СССР, и темп американской программы по исследованию свойств деления ядер радиоактивных элементов ускорили еще больше. Результатов ждали не просто «срочно», а «крайне срочно». Конэнт, посчитав, что участникам группы Комптона недостает прагматичности, которой обладают техники-профессионалы, обратился за помощью к инженерам компаний General Electric, Bell Laboratories[67] и Westinghouse[68]. Однако второй доклад группы, обнародованный 11 июля, мало отличался от первого. В нем снова положительно оценивались перспективы использования ядерной энергии, однако о бомбе и элементе-94 напрямую ничего не говорилось.

Комптон, который в это очень важное для проекта время был в Южной Африке, всерьез опасался, что правительство вообще окажется от финансирования. Лоуренс пропустил собрание, на котором составлялся отчет, из-за болезни своей дочери Маргарет, поэтому решил отправить участникам группы письмо и подробнейшим образом объяснить важность нового элемента. «Если в нашем распоряжении окажется большое количество элемента-94, — писал он, — то, скорее всего, с помощью быстрых нейтронов нам удастся вызвать цепную реакцию, в которой произошло бы взрывное выделение энергии — то есть фактически мы получили бы „супербомбу“».

Незадолго до того как в июле утвердили окончательный вариант доклада Комитета М.О.Д., Бушу неофициально передели черновой вариант этого документа, составленный Томсоном. Полученная информация прошла обсуждение в верхних эшелонах власти, после чего вопрос о будущем ядерных исследований еще более обострился. Однако Буш, видимо, решил ничего не предпринимать до тех пор, пока копия отчета не будет предоставлена ему из официальных источников.

И тут — прямо как в пьесах — на первый план выходит Олифант.

Стало совершенно ясно, что Великобритания не сможет в одиночку создать атомную бомбу. Остро чувствовалась нехватка денег и материальных ресурсов. Кроме того, несмотря на то что внимание Гитлера было теперь обращено на восток, Англия все равно оставалась на осадном положении. В конце августа 1941 года Олифант вылетел в США, чтобы узнать, на какой стадии находились исследования тамошних ученых и, если потребуется, перенять их опыт.

Прибыв на место, он узнал, что доклад Комитета М.О.Д. передали Бриггсу, а этот «косноязычный и невзрачный человечек сунул все бумаги в сейф и ни словом не обмолвился о них членам своей организации». Это известие не могло не огорчить Олифанта. Он встретился с членами комитета по вопросам использования урана и открыто рассказал им о возможности создания ядерного оружия. Говорил Олифант весьма убедительно, и по крайней мере один из присутствующих был просто шокирован его словами. Олифант пришел на собрание и «так и сказал: „бомба“… А я все это время думал, что мы работаем над источником энергии для подводных лодок», — вспоминал позже этот член комитета.

21 сентября в Беркли Олифант встретился с Лоуренсом, и тот решил отвезти коллегу на холм Чартер Хилл, где полным ходом шло строительство 467-сантиметрового суперциклотрона. Когда гость из Великобритании кратко рассказал о содержании доклада Комитета М.О.Д., Лоуренс тут же загорелся идеей выделения урана-235 электромагнитным методом. Он проявил также огромный интерес к реакции деления ядра элемента-94. Когда оба ученых вернулись в кабинет Лоуренса, к ним присоединился Оппенгеймер, который тогда впервые услышал о подготовке к работе по созданию атомной бомбы.

Вскоре Олифант отправился в Нью-Йорк, чтобы встретиться там с Бушем и Конэнтом, однако эти встречи принесли ему лишь разочарование. Возвращаясь обратно в Англию, он не мог избавиться от мысли, что его поездка не имела никакой пользы. Однако беспокойство Олифанта было напрасным: из полученной информации Лоуренс сделал правильные выводы и немедленно начал действовать. Он связался с Комптоном и сообщил ему о возможности создания атомной бомбы, которая сможет решить исход войны. Комптон предложил поговорить с Конэнтом, встретившись с ним через несколько дней на церемонии по поводу 50-летия Чикагского университета, на которую ученых пригласили для присвоения им почетных званий.

Встреча произошла в доме Комптона. Лоуренс кратко рассказал о достижениях англичан и подробно остановился на перспективах получения урана-235 и на свойствах элемента-94, уже ставших известными ученым. Он также выразил крайнее разочарование бездействием Вашингтона, который никак не желал реагировать на очевидные факты, говорящие о немалой заинтересованности Германии в ядерных исследованиях. Конэнт изначально был не очень-то настроен заниматься этим проектом, однако то, как Комптон ратовал за дело, заставило его изменить отношение. Выслушав Лоуренса, Конэнт посмотрел на него и сказал: «Эрнест, ты говоришь, что убежден в огромной важности этой бомбы. Готов ли ты посвятить ее созданию следующие несколько лет своей жизни?» У его собеседника отвисла челюсть. Лоуренс согласился без малейших колебаний. Раз Конэнт дал ему такую работу, он ее сделает.

Официальную копию доклада Комитета М.О.Д. Буш получил 3 октября 1941 года — спустя две недели после того, как этот документ прошел обсуждение в Москве. 9 декабря Буш показал его Рузвельту. Америка, со всех сторон критикуемая за свою политику изоляции, не спешила вступать в войну. Однако, ознакомившись с фактами, подтверждавшими возможность создания атомной бомбы еще до окончания войны в Европе, Рузвельт решил немедленно начать действовать, даже минуя Конгресс. Право принимать решения, связанные с ядерными исследованиями и ядерным оружием, он оставил за собой и крохотной горсткой своих советников, которых впоследствии стали называть «высший президентский совет». В эту группу вошли Буш, Конэнт, вице-президент Генри Уоллес, военный министр Генри Л. Стимсон и глава Генштаба армии США Джордж К. Маршалл.

У консультативной группы Национальной академии наук запросили третий отчет. Конэнт попросил принять в нем участие своего коллегу из Гарварда Георгия Кистяковского, химика и эксперта по взрывчатым веществам. В свою очередь Лоуренс обратился за помощью к Оппенгеймеру, чтобы тот помог с теоретическими изысканиями. Комптон сразу дал свое благословение на привлечение Оппи[69] к проекту, поскольку знал его уже 14 лет и был очень рад получить от Роберта его как всегда ценные предложения.

6 ноября 1941 года Комптон лично представил Бушу третий, и последний, вариант доклада. Как и в отчете Комитета М.О.Д., в нем совершенно однозначно говорилось:

Действие атомной бомбы огромной разрушительной силы основано на свойствах урана-235. Создать такую бомбу ничуть не менее реально, чем воплотить в жизнь любой другой проект, не опробованный пока на практике и проверенный только в теории и на экспериментальных данных… Масса урана-235, необходимая для взрывного деления, будет вряд ли составлять менее 2 кг, но и не превысит 100 кг… Не следует также забывать и о том, что, вероятно, уже в ближайшие годы применение бомб, подобных описанной здесь, либо другого оружия, в котором будет использован расщепляемый уран, может обеспечить любой державе значительное военное превосходство. Очевидно, что оборонные нужды страны требуют немедленного развития данного направления.

В своих оценках американские физики были намного осторожнее, чем их британские коллеги, однако американцы все равно пришли примерно к тем же выводам. Элемент-94 снова ускользнул от внимания ученых, всецело поглощенных стремлением подчинить своей власти уран-235. Отчет консультативной группы Буш 27 ноября передал Рузвельту и тот одобрил решение, в сущности, принятое еще раньше.

Так появилась еще одна организация — «Комитет S-1», подчинявшаяся УНИР Буша. Во главе нового комитета Буш сначала хотел поставить Лоуренса, но, все более убеждаясь в неспособности того работать в условиях строгой секретности (Конэнт даже сделал Лоуренсу выговор за несанкционированное разглашение Оппенгеймеру информации о проекте), председателем в итоге назначил Конэнта. Бриггс теперь стал руководителем Секции S-1, ответственной за проведение физических измерений, и получил также членство в Комитете S-1.

Официальных документов, которые подтверждают принятие решения о начале работы американского ядерного проекта, по всей видимости, не существует. Есть только короткая записка, нацарапанная на сопроводительной бумаге из Белого дома, вместе с которой возвратили доклад консультативной группы Национальной академии наук. В записке, датированной 19 января 1942 года, говорится: «В. Б., все в порядке — возвращаю — думаю, лучше хранить это в вашем сейфе. Ф. Д. Р.»[70].