Глава вторая Под Сычевкой и Ржевом

Глава вторая

Под Сычевкой и Ржевом

Приказ о начале формирования 6-го танкового корпуса был подписан 22 апреля 1942 г., а четыре дня спустя я прибыл в небольшой подмосковный городок, где расположилось управление нового соединения. Собственно управления в полном смысле этого слова пока не было, оно еще только комплектовалось за счет резерва Западного фронта. Но уже были на месте комиссар корпуса Петр Григорьевич Гришин, начальник штаба Николай Сосипатрович Комаров и несколько их помощников.

Мы быстро освоились и, не теряя времени, приступили к предстоявшему нам сложному делу — формированию танкового корпуса.

* * *

Соединения, подобные нашему, создавались тогда в Красной Армии впервые. Правда, механизированные корпуса были у нас и в предвоенные годы. Но они имели иную организацию. Потом поиски форм создания крупных бронетанковых соединений для использования их в качестве оперативного средства привели в конце 1940 г. — начале 1941 г. к формированию механизированных корпусов в новой организации. Каждый из них состоял из двух танковых и одной моторизованной дивизии. Танков новых типов — КВ и Т-34 было еще мало.

Это обстоятельство, а также неполная боевая готовность наших механизированных корпусов, объяснявшаяся тем, что они еще находились в стадии реорганизации и перевооружения, дали себя знать с самого начала Великой Отечественной войны.

В условиях внезапного нападения гитлеровской Германии и первых неудач наших войск механизированные соединения не удалось использовать по их прямому назначению — для стремительного наступления на большую глубину. Они применялись для нанесения контрударов, сыгравших немалую роль в замедлении темпов продвижения фашистских полчищ, вели вместе со всей Красной Армией тяжелые оборонительные бои.

В результате героического сопротивления советских войск врагу был нанесен огромный урон. Даже по данным немецкого командования менее чем за месяц боев с 22 июня до середины июля 1941 г. фашистский вермахт потерял 50 % своих танков[18].

Но и мы понесли большие потери. Причем гитлеровцам ничто не мешало восполнять урон в танках путем их восстановления, а также производства новой техники на заводах почти всей Европы. У нас же в условиях отступления и эвакуации промышленности на восток страны таких возможностей не было, и оставшиеся танки в основном использовались не в составе крупных соединений, а отдельными бригадами, батальонами и даже небольшими группами для действий из засад. Осенью и зимой 1941 г. они применялись и в наступательных операциях, но главным образом для решения тактических задач.

К весне 1942 г., однако, положение изменилось. Советский народ под руководством Коммунистической партии прилагал героические усилия для ввода в строй эвакуированных предприятий и увеличения производства военной продукции. Благодаря этому, в частности, выпуск танков уже во втором полугодии 1941 г. вырос в 2,5 раза, что позволило расширить вполне оправдавшую себя организацию танковых бригад. А в первой половине 1942 г. славные советские танкостроители достигли еще более крупного успеха. По сравнению с предшествующим полугодием они вновь увеличили производство более чем вдвое[19].

Эшелоны с танками все усиливавшимся потоком шли из глубокого тыла в прифронтовые районы. Непрерывно формировались новые танковые бригады и отдельные полки. Но теперь эта форма организации была уже недостаточной. После разгрома гитлеровцев под Москвой в условиях менявшегося соотношения сил и нараставшей ударной мощи Красной Армии Верховное Главнокомандование приступило к подготовке больших наступательных операций. Для их осуществления потребовались крупные группировки подвижных войск, способные развить успех после прорыва вражеской обороны.

Таким образом, появились и возможность, и необходимость приступить вновь к формированию танковых и механизированных корпусов, но уже в новой организации, подсказанной опытом войны, а затем свести часть из них в танковые армии.

Этот небольшой экскурс в предысторию показывает сложность задачи, вставшей перед нами, как и перед командованием всех вновь создававшихся тогда танковых корпусов. Ведь условия того времени определяли лишь необходимость и основное предназначение таких соединений. Что же касается практического опыта их формирования и применения в боевых операциях, то его еще предстояло приобрести.

Данное обстоятельство сказалось, в частности, и на установленных в то время штатах корпуса. В его составе были три танковые и одна мотострелковая бригады. Но средства связи ограничивались танковыми и небольшим числом других радиостанций. Не имели мы ни инженерных, ни ремонтных подразделений, не говоря уж об артиллерии, в том числе и зенитной. Необходимость во всем этом вскоре выявилась столь очевидно, что в дальнейшем были включены и названные мной, и многие другие части.

Пока же нужно было обходиться тем, что имелось. С первых же дней многое делал для этого бригадный комиссар П. Г. Гришин. Опытный политработник, он возглавил партийно-политическую работу, глубоко вникал в подбор и расстановку кадров, обеспечение частей и соединений корпуса всем необходимым. Полковник Н. С. Комаров продуманно, прочно сколачивал штаб, готовя его к выполнению боевых задач.

Довольно быстро был доукомплектован штаб корпуса: начальником оперативного отдела стал майор Медведев, его помощником — майор П. Г. Софьин, начальником разведки — майор М. Г. Криволапов. Сделаны были и первые шаги по завершению комплектования бригад личным составом и материальной частью.

Для успешной организации боевой подготовки прежде всего потребовалось сосредоточить войска корпуса в одном районе. Дело в том, что они были разбросаны в разных местах, причем не только в полосе Западного фронта, но и на территории нескольких тыловых военных округов. В конце апреля командующий фронтом указал нам район сосредоточения корпуса, расположенный к юго-западу от Москвы. И уже в первых числах мая сюда начали прибывать бригады.

Сразу же приступили к боевой подготовке, сколачиванию частей и соединений. Эта работа велась по плану, который предусматривал необходимость отработки таких практических навыков, которые в силу особенностей начального периода войны не были приобретены многими нашими танкистами.

Речь идет о самостоятельных наступательных действиях больших танковых масс в условиях высокоманевренного боя и рейдов по тылам врага. Между тем, как уже отмечено, до этого чаще всего мы вынуждены были применять танки либо в обороне, либо для непосредственной поддержки пехоты. Так, в частности, довелось сражаться славной 22-й танковой бригаде И. П. Ермакова. Что же касается остальных соединений корпуса, то они были вновь сформированными и в их составе имелось большое число еще не участвовавшей в боях молодежи.

Со всем этим была связана и другая важная задача.

Не следует забывать, что лето 1942 г., когда наш корпус развернул боевую подготовку, было исключительно тревожным. Превосходство в силах и средствах все еще оставалось на стороне противника. Этим во многом объяснялись и неполный успех нашего общего наступления предшествующей зимой, и захват Крыма вражескими войсками в мае 1942 г., и последовавшая затем неудача под Харьковом. Наконец, серьезную опасность таило начавшееся 28 июня большое летнее наступление фашистских армий на юге.

То отрицательное влияние, которое оказали эти события на настроение наших войск[20], естественно, коснулось в известной мере и личного состава 6-го танкового корпуса. Разумеется, унынию не было места. Наши воины рвались в бой, горели желанием защитить Родину и, если понадобится, отдать за нее жизнь.

Вся боевая подготовка у нас строилась соответственно наступательным задачам, для выполнения которых и создавались танковые корпуса. Поэтому, наряду с обучением обширному комплексу навыков, необходимых в предстоявших боях, потребовалась поистине огромная воспитательная работа. Ведь сила Красной Армии всегда состояла в том, что ее воины — сознательные бойцы, действующие не только по приказу, но и по убеждению.

Решающей предпосылкой успеха этой воспитательной деятельности явилось решение ЦК партии от 12 июня 1942 г. о коренном улучшении партийно-политической работы в войсках[21]. Требование сделать ее более целеустремленной и действенной как нельзя лучше отвечало условиям того времени. Оно означало необходимость для каждого соединения и части нацелить всю воспитательную работу на выполнение своей конкретной задачи.

Для нас такой задачей в тот момент была всесторонняя подготовка к наступательным действиям. Она и была положена в основу всей деятельности командиров, политработников. Вместе с тем конкретность цели — изучение наступательных возможностей корпуса — сделала командиров и политработников более активными организаторами боевой и политической подготовки.

Поскольку обучение велось в условиях, воспроизводивших даже в деталях реальную обстановку боя, мы смогли на тех или иных примерах показать всему личному составу преимущества применения крупных танковых соединений для решительных ударов по врагу. Пригодился и опыт наступательных действий 112-й танковой дивизии при ликвидации блокады Тулы и освобождении Калуги. Правда, мы и там действовали в основном отдельными полками и батальонами совместно с пехотой или конницей, но неоднократно выполняли и самостоятельные задачи.

Кстати, интерес к боевым действиям 112-й танковой дивизии, а также 22-й танковой бригады был настолько велик, что пришлось отвести определенное время для бесед на эту тему. С жадностью слушала молодежь рассказы И. П. Ермакова и его танкистов, особенно об их участии в смелом рейде корпуса генерала Доватора. Что касается бесед о действиях на левом крыле Западного фронта, то они вызывали еще больший интерес тем, что там 112-я танковая дивизия, по существу, почти непрерывно вела успешное наступление. Подробно рассказывали об этом и я, и часть бывших командиров частей дивизии, находившихся некоторое время в резерве Западного фронта, а теперь направленных в 6-й танковый корпус для дальнейшего прохождения службы.

Беседы эти чаще всего велись прямо в поле или в лесу, в минуты отдыха после напряженной боевой учебы. Но то, что услышала от командиров одна группа воинов, очень быстро облетало всю часть, нередко обрастая живописными подробностями, как это и бывает обычно в солдатском коллективе. Причем, такие «довески», как правило, подчеркивали основную идею всех наших бесед, а именно: танковый корпус — это большая сила, способная успешно громить врага.

Был, например, такой случай. Однажды мне доложили, что в одной из частей поговаривают, будто наш корпус предназначен для наступления на Берлин. Разумеется, после того, как закончится освобождение территории нашей страны. Я вспомнил, что именно в этой части недавно рассказывал танкистам о том, как нами была взята Калуга. И сразу догадался: «Довесок!» Сначала решил рассеять домысел. Но пока ехал в эту часть, раздумал. И, встретившись с ее воинами, решительно сказал:

— Непременно пойдем на Берлин. Но сначала разобьем фашистов на родной земле, очистим ее от захватчиков.

Не скрою, впервые в тот день как-то особенно реально подумалось, что настанет, обязательно настанет время, когда мы будем штурмовать логово врага. И почти три года спустя, в дни Берлинской операции, в которой довелось участвовать и нашему корпусу, я вновь вспомнил тот «домысел», ставший действительностью всемирно-исторического значения благодаря могуществу нашего социалистического Отечества и его Красной Армии, героизму советских воинов и их несокрушимой воле к победе.

Эта воля выковывалась и в трудное лето 1942 г., когда противник рвался к Волге, пытался взять измором блокированный Ленинград и все еще стоял недалеко от Москвы. Особенно тревожным было положение на юге, приковывавшее взоры всей страны. Там теперь решалась судьба Родины, и туда всем сердцем рвались и воины нашего корпуса. Но хотя нас ждала иная задача, вскоре выяснилось, что и она имела прямое отношение к действиям советских войск на юге. И это еще больше воодушевило воинов корпуса. Однако не буду забегать вперед.

Наряду с боевой подготовкой и повседневной воспитательной работой командиров и политсостава исключительно важную роль в жизни корпуса играли тесные связи с самоотверженными тружениками тыла, с общественностью столицы. Большое впечатление оставил, в частности, приезд наркома танковой промышленности В. А. Малышева и конструктора Ж. Я. Котина, под руководством которого был создан замечательный танк КВ. Они побывали в частях и, беседуя с танкистами, рассказали об огромной работе в тылу по производству всего необходимого для фронта, для победы.

Это посещение во многом способствовало укреплению высокого морального духа наших воинов. Мы еще нагляднее почувствовали, что за спиной Красной Армии стоит весь советский народ, что вся громадная мощь социалистического государства поставлена Коммунистической партией на службу делу разгрома врага.

Надо сказать, что интерес, вызванный приездом В. А. Малышева и Ж. Я. Котина, объяснялся и специфическими соображениями. У нас в корпусе теперь были танки Т-34 и КВ, и мы уже достаточно хорошо знали преимущества этих боевых машин, которые и тогда, и в дальнейшем, в течение всей войны, превосходили вражеские танки подобных типов. В то же время нам было известно, что многие предприятия танкостроения эвакуированы. В каком они положении? Восстановлено ли производство? Каковы перспективы увеличения выпуска танков?

Все это хотелось знать танкистам. И особенно волновала нас представившаяся возможность услышать об этом, так сказать, из «первоисточника».

Легко представить, какое ликование вызвали ответы наших гостей. Как известно, принятые партией и правительством меры и самоотверженные усилия тружеников тыла позволили в условиях эвакуации предприятий увеличить выпуск танков. И именно на повышении производства танков КВ и Т-34 было сосредоточено внимание этой отрасли военной промышленности.

В. А. Малышев рассказал о замечательных достижениях танкостроителей. И привел в пример одно из крупнейших предприятий. Будучи перебазировано, оно почти два месяца — октябрь и ноябрь 1941 г. не имело возможности производить продукцию. Но уже в декабре того же года выпуск ее был возобновлен. Число танков Т-34, выпущенных этим заводом, уже в марте 1942 г. превзошло довоенный уровень, а в мае и июне превысило его более чем вдвое[22].

— А ныне, — добавил В. А. Малышев, — производство этих машин налажено на целом ряде заводов, в том числе и таких, которые раньше выпускали другую продукцию. Отныне львиную долю новых танков составляют наши славные «тридцатьчетверки» и КВ.

Генерал-майор Ж. Я. Котин во время своего пребывания в корпусе также всегда был окружен нашими танкистами. Он дал командирам соединений и частей немало полезных советов относительно наиболее эффективных методов обучения экипажей танка КВ, помог раскрыть все возможности этой грозной боевой машины.

Запомнился и приезд Н. А. Михайлова. Молодежь, составлявшая большинство воинов корпуса, была рада случаю продемонстрировать перед секретарем ЦК ВЛКСМ свои первые достижения в боевой и политической подготовке, с большим вниманием слушала его выступления, в которых он передавал наказ Родины — громить и гнать с родной земли ненавистного врага. Н. А. Михайлов также сообщил, что учрежден переходящий вымпел ЦК ВЛКСМ, которым будет награждаться лучший танковый экипаж нашего корпуса, особо отличившийся в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками[23].

Это вызвало большой подъем во всех частях и подразделениях. Вообще надо сказать, что митинги, проходившие в соединениях и частях в дни приезда посланцев Родины, стали проявлением все более нараставшего боевого порыва личного состава. Наши воины, отвечая гостям, заявляли, что готовы идти в бой для разгрома врага. Они клялись, что во имя этой цели будут сражаться до последней капли крови.

В июне пришла весть о том, что комсомол столицы решил взять шефство над 6-м танковым корпусом[24]. Об этом сообщили прибывшие к нам секретари МК и МГК ВЛКСМ А. М. Пегов, З. Т. Федорова и Н. П. Красавченко.

Так было положено начало длившейся всю войну крепкой дружбе нашего корпуса с комсомольской организацией столицы. Эта дружба явилась одним из бесчисленных ярких примеров тесных связей народа и его армии, единства их целей в борьбе за разгром врага, за честь и независимость социалистической Родины. Что касается воинов корпуса, то она еще больше повысила в них чувство высокой ответственности перед своим народом, горячее стремление оправдать его доверие и надежды.

А в первой декаде июля, непосредственно перед отправкой на передовую, к нам вновь приехали Н. А. Михайлов, А. М. Пегов и Н. П. Красавченко. В торжественной обстановке они вручили корпусу переходящее Красное знамя комсомола Москвы и Московской области, которым отныне должна была награждаться лучшая бригада.

Взоры всех собравшихся с радостным волнением обратились к дорогому для каждого из нас знамени. Принимая его из рук посланцев комсомола, я сказал от имени личного состава корпуса, что мы с честью пронесем это знамя через все бои и оно будет вдохновлять нас на все более мощные удары по врагу, на подвиги во имя освобождения Родины и разгрома фашистских захватчиков. В тот же день знамя московского комсомола по решению командования корпуса было вручено лучшей танковой бригаде — 22-й.

Это событие затронуло сердца воинов. О чести хранить знамя московского комсомола и готовности оправдать высокое доверие говорили все выступавшие на митингах. Проникновенную речь произнес, например, командир одного из батальонов 22-й танковой бригады подполковник К. Г. Кожанов. Он сказал:

— Дорогие товарищи! Вам выпала большая честь. Через несколько дней вы пойдете в бой, и подвиги ваши будут осенены двумя знаменами. Одно — это знамя нашей бригады. С ним в тяжелых оборонительных боях поклялись мы стоять насмерть у стен Москвы. И выстояли. За стойкость и мужество, проявленные в этих боях, за успехи в боевой подготовке Москва, московские комсомольцы передали нам, танкистам, знамя МК и МГК ВЛКСМ. Вот оно, это второе знамя… И мы клянемся, что не посрамим его.

* * *

В те дни положение на юге продолжало ухудшаться, и мы, зная об этом, полагали, что будем направлены именно туда. Естественно, строили догадки о том, какая задача может быть поставлена танковому корпусу в условиях наступления крупных сил противника. Контрудар? Да, и вероятнее всего силами нескольких таких корпусов.

Впоследствии это предположение подтвердилось. Но в контрударе силами танков, действительно осуществленном в конце июля в районе Калача-на-Дону, нам не довелось участвовать. Его наносили две еще не закончившие формирования танковые армии — 1-я, а затем и 4-я под командованием генералов К. С. Москаленко и В. Д. Крюченкина, сыгравшие тем самым значительную роль в срыве попытки противника с ходу прорваться к Сталинграду.

Мы же тогда оставались по-прежнему на Западном фронте. И утешало лишь то, что и здесь нам предстояло наступать и своими боевыми действиями помочь защитникам Сталинграда.

12 июля командующий Западным фронтом приказал выдвинуть соединения корпуса в район Михалево — Раменье — Полежаево, расположенный к северу от ст. Шаховская. Там мы должны были сосредоточиться к 3 часам 16 июля, после чего войти в состав фронтовой подвижной группы для наступательных действий в полосе 20-й армии.

Здесь необходимо кратко охарактеризовать связь этого события с положением на юге.

Стояло лето 1942 г. Уже больше года грозное пламя войны бушевало на нашей земле. В тяжелом единоборстве с немецко-фашистскими захватчиками советский народ отстаивал свою свободу, честь и независимость, будущее всего человечества. Потерпев сокрушительное поражение под Москвой, немецкое верховное командование теперь надеялось выиграть войну, перенеся главный удар на юг, в направлении Сталинграда и Кавказа. Одновременно оно рассчитывало в течение лета развернуть наступательные действия на северо-западном направлении с целью захвата Ленинграда, а также при благоприятных условиях для нанесения завершающего удара на Москву.

Уже в первой декаде июля противник крупными силами достиг Воронежа и приблизился к большой излучине Дона, откуда он рассчитывал развить стремительное наступление на Сталинград и Кавказ. На огромном пространстве наши войска вели тяжелые оборонительные бои, которым вскоре суждено было перерасти в историческую Сталинградскую битву, завершившуюся катастрофическим разгромом отборных гитлеровских армий.

Известно, что крушение гитлеровских планов, связанных с наступлением на юге, явилось закономерным результатом самоотверженных усилий всего советского народа, героизма воинов Красной Армии, особенно ярко проявившегося в Сталинградской битве, и высокого искусства нашего командования. Поэтому хотелось бы лишь подчеркнуть, что эти слагаемые победы относятся не только непосредственно к сражению на юге. Несомненно, одним из них были и меры, предпринятые Ставкой на других направлениях советско-германского фронта, целью которых было сковать стратегические резервы противника, с тем чтобы помешать их переброске под Сталинград.

Эта цель была главной и в спланированной в начале июля Ставкой совместной операции Калининского и Западного фронтов. Первый из них должен был наступать своими левофланговыми 30-й и 29-й армиями, второй — правофланговыми 31-й и 20-й армиями. Им предстояло совместными усилиями разгромить противника севернее Волги в районе Ржева и восточнее р. Вазузы в районе Зубцово — Карманово — Погорелое Городище, освободить эти города и укрепиться на названных реках, захватив плацдармы к западу от них.

Линия фронта правого крыла Западного фронта в то время проходила по р. Держа от ее впадения в Волгу до населенного пункта Новое и далее через Петропавловское до Савино. Здесь стояли в обороне 31-я и 20-я армии генералов В. С. Поленова и М. А. Рейтера. Причем последняя в ходе зимнего наступления наших войск вышла сюда еще в январе 1942 г., но натолкнулась на сильно укрепленный рубеж противника. Неоднократные попытки прорвать его успеха не имели, и в феврале армия перешла к обороне, как и ее соседи справа и слева — 31-я и 5-я армии.

Противостоявшие им, а также левому крылу Калининского фронта войска группы армий «Центр» весной и летом продолжали совершенствовать свою оборону и, как было известно нашему командованию, сосредоточили в этом районе крупные силы — 39-й и 46-й моторизованные корпуса. В тылу же у них комплектовался целый ряд резервных соединений, в том числе три танковые дивизии — 1, 2-я и 5-я.

В соответствии с директивой Ставки командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков принял решение ударом 31-й и 20-й армий прорвать вражескую оборону на р. Держе и, разгромив зубцовско-кармановскую группировку противника, достичь рубежа рек Вазузы и Гжати[25]. После этого 31-й армии предстояло наступать с юга на Зубцов, содействуя войскам Калининского фронта в освобождении Ржева. А 20-я армия должна была развивать удар в направлении Сычевки. Таким образом, предполагалось срезать так называемый Ржевский выступ, занятый войсками противника.

Командование Западного фронта для выполнения поставленной задачи привлекло значительное количество бронетанковых и механизированных войск.

31-й армии было придано шесть танковых бригад, три из которых использовались в первом эшелоне, другие три танковые бригады составили армейскую подвижную группу под командованием генерал-майора Бычковского. Им была поставлена задача в первый день операции, уничтожив противостоявшего противника, главными силами овладеть Зубцовом, а передовым отрядом выйти южнее этого города на р. Вазузу.

20-я армия получила на усиление пять танковых бригад. Две из них предназначались для непосредственной поддержки пехоты. Остальные три танковые и одна самокатно-мотоциклетная бригады были сведены в армейскую подвижную группу, которой командовал Герой Советского Союза полковник П. М. Арман. Она имела задачу разгромить противостоявшего противника и к исходу первого дня операции главными силами выйти на рубеж Подберезки — Овсяники. Одновременно группа должна была передовыми отрядами захватить переправы на р. Гжати и частью сил овладеть районным центром Карманово.

Развитие успеха наступления обеих армий было возложено на фронтовую подвижную группу, в состав которой вошли наш 6-й, а также 8-й танковые и 2-й гвардейский кавалерийский корпуса. Ей предстояло войти в прорыв на второй день операции в стыке между двумя армиями.

Подготовка к операции, как уже отмечено, началась в середине июля. В частности, наш корпус в течение нескольких дней совершил марш в указанный район севернее ст. Шаховская. Танки мы перевезли по железной дороге, а личный состав и остальную материальную часть — на автомашинах. Как нельзя кстати в эти дни прибыла в состав корпуса 6-я автотранспортная рота, что, конечно, помогло ускорить переброску соединений. К 20 июля личный состав и вся материальная часть были сосредоточены в новом районе.

Сразу же по прибытии приступили к подготовке операции. Для этого в нашем распоряжении было 10 дней. Немного, конечно, если учесть, что наш штаб и службы управления еще не имели достаточных навыков планирования и подготовки боевых действий. Но нехватка опыта восполнялась глубоким пониманием важности и ответственности предстоявшего наступления, напряженной деятельностью всего командного состава.

Нам предстоял еще один марш. Для ввода в прорыв корпусу был назначен исходный район Головино — Ромушково — Александровка, расположенный в 25–30 км от линии фронта. Выдвинувшись туда по двум маршрутам, мы должны были нанести удар в направлении населенных пунктов Старое, Буконтово и к исходу третьего дня операции овладеть рубежом Гнездилово — Кузнечиха.

К выполнению этой задачи и готовился корпус в последней декаде июля.

Должен отметить еще одно важное обстоятельство, значительно увеличившее трудности, которые мы испытывали в те дни. Как известно, одной из основных предпосылок успешного наступления является внезапность удара, обеспечиваемая скрытностью подготовки. Поэтому штабом Западного фронта было приказано соблюдать строжайшие меры маскировки. Так, передвижения войск разрешались лишь ночью. Нам было запрещено вести документацию по подготовке операции за исключением самой необходимой, причем писать ее можно было только от руки. Все, начиная с командира корпуса и до командира батальона, должны были отдавать лишь устные распоряжения непосредственно или через офицеров связи, не пользуясь ни проводными, ни радиосредствами.

Все это, естественно, требовало соответствующих навыков, а их у многих наших командиров тогда еще не было. В результате чрезвычайно осложнилась задача сосредоточения войск и управления ими. Случались и ошибки. Правда, почти все они были незначительными и на ходу исправлялись командованием корпуса.

Но одна из них была довольно неприятной. Штаб корпуса представил в штаб фронта карты маршрутов соединений без грифа «секретно», да еще с «препроводиловкой», напечатанной на машинке в трех экземплярах. Немедленно последовал приказ по войскам Западного фронта от 18 июля 1942 г.[26], в котором нам, как говорится, основательно досталось. Единственным утешением было то, что он послужил хорошим уроком для штабов и нашего, и других соединений фронта.

В целом же подготовка операции и сосредоточение войск остались незамеченными противником. Об этом свидетельствует тот факт, что его авиация, ежедневно совершавшая разведывательные полеты над железной дорогой в тылу Западного фронта, не произвела ни единого налета как на наши эшелоны с танками, так и на станции их выгрузки.

Кстати, мы сами постарались убедить вражескую авиаразведку в отсутствии каких-либо изменений в этом районе. Все передвижения под тщательным контролем специально выделенных работников штаба производились только в темное время суток и с соблюдением всех правил маскировки. В тех же целях нами не было сделано ни одного выстрела по одиночным самолетам противника, то и дело появлявшимся над нами.

Подготовка во всей полосе предстоявшего наступления правого крыла Западного фронта была проведена успешно. Скрытно прошла переброска большого количества войск, прибывших на усиление 31-й и особенно 20-й армий. Помимо танковых бригад, в состав последней были переданы стрелковый корпус, три стрелковые дивизии и целый ряд артиллерийских и минометных частей. Основные силы обеих армий сосредоточились на направлениях главных ударов. В результате там удалось создать более чем шестикратное превосходство сил над противником.

Все это радовало, и вселяло уверенность в успешном прорыве вражеской обороны, за которым должен был последовать наш удар по противнику. Готовясь нанести его, мы одновременно закончили подготовку к выдвижению в исходный район для наступления. Уточнили наиболее удобные маршруты, разработали график движения колонн и необходимые меры маскировки.

И в те дни политико-воспитательная работа, развернутая в соединениях и частях, была одной из важнейших составных частей напряженной подготовки. Главным ее содержанием являлась мысль о том, что успешные боевые действия по разгрому вражеских резервов на нашем участке фронта окажут существенную помощь доблестным защитникам Сталинграда, помогут им остановить противника. Эта задача, близкая и понятная каждому воину корпуса, вызвала еще большее воодушевление.

Какая-то особая приподнятость царила в частях и подразделениях. Слово «Сталинград» было у всех на устах, словно мы и впрямь готовились сражаться на подступах к этому городу.

Следя с глубоким волнением за развернувшейся на юге грандиозной битвой, мы, танкисты, естественно, проявляли особый интерес к действиям наших танковых соединений на сталинградском направлении. Я уже упоминал о контрударе 1-й и 4-й танковых армий по войскам противника, рвавшимся к Волге. Примечательным в этом был для нас и сам факт создания таких крупных танковых объединений. Он говорил о нарастании мощи Красной Армии, о неизбежности серьезного перелома в ходе боевых действий.

К тому же из информации штаба Западного фронта стали известны первые существенные результаты контрудара наших танковых армий. Впоследствии они проявились еще отчетливее, так как внесли немалый вклад в героические усилия войск Сталинградского фронта, позволившие нашему командованию выиграть примерно две-три недели для укрепления обороны Сталинграда и вынудившие врага повернуть сюда с кавказского направления свою 4-ю танковую армию. Но и в конце июля было уже ясно, что контрудар танковых армий помог сорвать план гитлеровцев с ходу прорваться к Сталинграду и нанес им чувствительные потери.

Это придало и нам новые силы. В сущности, все политбеседы в частях и подразделениях корпуса пронизывала идея неразрывной связи наших предстоящих боевых действий с обороной Сталинграда.

В конце июля воспитательная работа целиком сосредоточилась вокруг содержания известного приказа наркома обороны № 227 от 28 июля 1942 г. Он говорил об опасном положении на юге, но в то же время был полон твердой уверенности в неминуемом крахе противника. Огромное воздействие на наших воинов оказали слова приказа о том, что враг уже напрягает свои последние силы, а его разгром обеспечат стойкость и повышение организованности в ведении боевых действий Советских Вооруженных Сил.

Призыв «Ни шагу назад!», с огромной силой прозвучавший в этом приказе, стал непреложным законом и для личного состава нашего корпуса. В канун наступления это означало готовность выполнить поставленную задачу, разгромить противостоящего врага. Теперь мы с еще большим нетерпением ждали приказа на переход в исходный район.

Приказ пришел 31 июля. В ту же ночь части корпуса начали покидать район Михалево — Раменье — Полежаево. А в течение следующей ночи был полностью завершен переход в исходный район для наступления. Надо сказать, что он был нелегким. Как раз 31 июля и 1 августа прошли сильные ливневые дожди. Мы двигались, утопая в грязи. Но огромное воодушевление, владевшее личным составом, помогло преодолеть все трудности. И к назначенному сроку — 2 августа корпус сосредоточился в исходном районе.

В тот день должны были начать наступление 31-я и 20-я армии. Но это оказалось невозможным из-за тех же ливней. Уровень воды в р. Держе, по которой проходила линия фронта на участке прорыва, резко повысился. Бурный поток сорвал два из четырех мостов. Глубина бродов, составлявшая обычно 40–70 см, увеличилась до 2–2,5 м, сделав их непроходимыми. В негодность пришли и грунтовые дороги. К тому же результаты боевых действий Калининского фронта, перешедшего в наступление 30 июля, оказались скромными, особенно на стыке с 31-й армией.

Учитывая все это, командование Западного фронта по согласованию со Ставкой перенесло начало наступления 31-й и 20-й армий на утро 4 августа. Соответственно отодвигался и ввод в прорыв нашего корпуса, как и всей фронтовой подвижной группы.

Оставшиеся дни мы использовали для рекогносцировок местности по маршрутам выдвижения корпуса вплоть до р. Держи. Побывали в 251-й стрелковой дивизии полковника Б. Б. Городовикова в полосе которой нам предстояло войти в прорыв, а также в группе полковника Армана, согласовали все вопросы взаимодействия. Завершили подготовку материальной части. Пополнили запасы горючего и продовольствия. Провели занятия с командованием и штабами соединений, а те, в свою очередь, с командирами частей, посвященные окончательной отработке предстоявших боевых действий.

В частях состоялись партийные и комсомольские собрания, ставшие с тех пор традицией, которая свято соблюдалась и в дальнейшем в корпусе перед началом каждой операции. Коммунисты, комсомольцы собирались ненадолго. Но и этого было достаточно, чтобы каждый получил необходимую зарядку и подготовился к выполнению своей задачи. А она, конечно, состояла в том, чтобы быть там, где труднее, первыми идти в бой и вести за собой товарищей. И коммунисты, и комсомольцы на этих собраниях с огромным подъемом давали клятву быть достойными своего высокого звания, не жалеть сил и самой жизни для разгрома врага.

Таким же высоким накалом были наполнены беседы, проведенные в подразделениях командирами, политработниками, всеми коммунистами. К тому времени мы уже знали о зверствах, чинимых гитлеровцами на территории, которую нам предстояло освободить. О них информировали в штабе 20-й армии, имевшем связь с партизанским отрядом, которым командовал секретарь Погорельского райкома партии С. Г. Дорочонков. И теперь наши политработники рассказали во время бесед в подразделениях о том, что, например, в районном центре Погорелое Городище из трехтысячного населения фашисты уничтожили свыше 2 тыс. человек. С гневом и возмущением узнал об этом личный состав корпуса. Охваченные еще большей ненавистью к врагу, воины рвались в бой.

И вот наступление началось. В 6 часов 15 минут 4 августа огонь всей артиллерии и минометов двух армий внезапно обрушился на передний край противника в районе Погорелое Городище. Гитлеровцы были захвачены врасплох. В ходе артиллерийской и авиационной подготовки, длившейся в общей сложности полтора часа, оборона двух вражеских дивизий — 161-й пехотной и 36-й моторизованной была буквально сметена. Дело довершил одновременный залп 18 дивизионов «катюш»[27].

После такой тщательной огневой обработки противника ударные группировки 31-й и 20-й армий без особых трудностей прорвали первую и вторую позиции обороны двух пехотных и 36-й моторизованной дивизий на фронте до 20 км. Вражеские войска, разбитые и деморализованные мощным ударом, побросали тяжелое вооружение и начали отходить, прикрываясь огнем небольших групп танков и автоматчиков.

Подвижные группы обеих наступающих армий к 16 часам переправились через р. Держу и, не встречая сопротивления врага, вошли в прорыв. К исходу дня группа генерала Бычковского главными силами вышла в район Старое — Ревякино, а передовыми частями достигла населенного пункта Емельянцево. Группа полковника Армана в это же время подходила к Кондраково, передовые же ее части — к Праслово.

Таким образом, войска 31-й и 20-й армий в основном выполнили задачу прорыва тактической зоны обороны на всю глубину. В то же время в целом задачи, поставленные им, были осуществлены неполностью. Как уже отмечалось, план операции предусматривал на первый день для 31-й армии овладение г. Зубцовом и выход на р. Вазузу, для 20-й армии — освобождение Карманова и захват передовыми отрядами переправ на р. Гжати. Эти цели пока не были достигнуты.

В итоге условия для ввода фронтовой подвижной группы в прорыв оказались менее благоприятными, чем предполагалось.

Мы внимательно и напряженно следили за развитием событий в первый день операции. Было ясно, что неполное выполнение задачи 31-й и 20-й армиями — результат медлительности обеих армейских подвижных групп как при переправе через р. Держу, так и после ввода в прорыв. Ведь они продвигались, не встречая сопротивления противника, который в результате первоначального мощного удара поспешно отходил. Кроме того, на территории к западу от р. Держи вплоть до Вазузы и Гжати у него не было подготовленных рубежей. Так в чем же дело? И мы ломали себе голову, пытаясь понять причину задержки.

Поняли мы это лишь тогда, когда сами оказались за р. Держой.

* * *

Но непредвиденные трудности начались еще раньше. Дело в том, что вражеская авиация, оказывавшая довольно незначительное воздействие на наступавшие соединения 31-й и 20-й армий, все свои усилия направила на их тылы и фронтовые резервы. Несмотря на большие потери от ударов нашей истребительной авиации и огня зенитной артиллерии, самолеты противника, действуя группами от 10 до 30 машин, всю вторую половину дня 4 августа наносили бомбовые удары.

Особенно пострадали переправы через р. Держу. Все они оказались разрушенными. Меры же по их восстановлению не были приняты своевременно. Это сразу же осложнило действия фронтовой подвижной группы.

Она начала выдвижение из исходных районов в 20 часов 4 августа. Наш корпус следовал по двум маршрутам, имея двухэшелонное построение. По правому маршруту к населенным пунктам Зеновское, Засухино выдвигались 200-я танковая бригада с истребительно-противотанковым полком в первом эшелоне и 22-я танковая бригада — во втором, по левому, в направлении Карабаново, Старое — 100-я танковая и за ней 6-я мотострелковая бригады.

Сумерки быстро сгустились, наступила ночь. Все пути оказались забиты обозами, артиллерией. К тому же дороги были в исключительно плохом состоянии. Машины, шедшие с затемненными фарами, застревали в грязи. Все это тормозило движение.

Лишь под утро 5 августа фронтовая подвижная группа, возглавляемая заместителем командующего 20-й армией генерал-майором И. В. Галаниным, достигла реки. Севернее Погорелого Городища вышел наш корпус, южнее — 8-й танковый корпус генерал-майора танковых войск М. Д. Соломатина, а слева от него — 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора В. В. Крюкова.

Поскольку восстановление переправ еще даже не началось, группа вынуждена была остановиться на восточном берегу. К счастью, теперь она располагала собственными, хотя и небольшими, переправочными средствами — двумя понтонными батальонами. Подвижной группе были также приданы три инженерных батальона. Генерал-майор И. В. Галанин, не имевший своего аппарата управления и руководивший войсками из штаба нашего корпуса, тут же распределил вновь прибывшие части. Корпуса получили по инженерному батальону, а танковые, кроме того, по одному понтонному.

Последние с ходу приступили к делу, и уже к 12–13 часам мы с генералом М. Д. Соломатиным смогли переправить на западный берег реки по одной танковой бригаде. К тому времени генерал Галанин уточнил задачу на этот день, приказав обоим танковым корпусам сильными передовыми отрядами овладеть к 18 часам рубежом Гнездилово — Хлепень и переправами на р. Вазузе. Южнее, к р. Гжати, должен был наступать кавкорпус.

Передовой отряд мы сформировали уже к 14 часам. Возглавил его командир 100-й танковой бригады полковник Н. М. Иванов. Но, кроме этой бригады, находившейся уже на западном берегу реки, в состав передового отряда вошли один из батальонов 6-й мотострелковой бригады и две батареи противотанковой артиллерии. А их еще нужно было переправить через р. Держу.

Все это заняло не много времени. Но тут вновь пошел сильный дождь. И когда передовой отряд начал наступление в указанном направлении, дороги, с утра начавшие было подсыхать, вновь превратились в месиво. Вот когда стало понятным замедленное движение армейских подвижных групп. Ведь и накануне, когда они вошли в прорыв, дороги были такими же труднопроходимыми. Повсюду были видны следы буксовавших и застревавших машин, и наши воины искренне посочувствовали танкистам генерала Бычковского и полковника Армана.

Но частям полковника Иванова, а также наступавшему слева в таком же примерно составе передовому отряду 8-го танкового корпуса пришлось еще труднее. Ибо они шли по дорогам, которые не только размокли, но и были разбиты ранее прошедшими войсками. Причем последние в ряде мест так и не смогли вытащить из грязи часть своих машин. И теперь это создавало пробки на дорогах.

Словом, передовые отряды двигались крайне медленно. Даже танкам было нелегко преодолевать каждый километр. Колесные же машины приходилось то и дело вытаскивать на руках. Отряд 8-го танкового корпуса к исходу дня 5 августа смог выйти частью сил лишь в район Покров — Ровное. Передовые подразделения отряда полковника Иванова, двигавшегося несколько быстрее, достигли Костино — Бровцино.

Таким образом, передовой отряд 6-го танкового корпуса вышел на ближние подступы к Вазузе на участке 251-й стрелковой дивизии 20-й армии. Но впереди оказался заранее укрепленный рубеж противника, проходивший здесь и севернее до Зубцово вдоль восточного берега реки, а далее тянувшийся на юго-восток от нее к Карманову. Перед этим рубежом уже во второй половине дня 5 августа наступающие войска 31-й и 20-й армий встретили резко возросшее сопротивление противника и были остановлены во всей своей полосе. Попытка частей 251-й стрелковой дивизии с ходу прорвать вражескую оборону в направлении Вуконтово не увенчалась успехом даже с подходом передового отряда нашего 6-го танкового корпуса.

Донесение полковника Н. М. Иванова об обстановке в районе Костино — Бровцино было получено мною в момент, когда поступила директива фронта[28], уточнявшая дальнейшие задачи наступавшим войскам. Она предписывала 31-й и 20-й армиям возобновить операцию с утра 6 августа и к исходу 8 августа выйти в своих полосах на железную дорогу Ржев — Вязьма. Фронтовой подвижной группе приказывалось продолжать наступление в направлении Сычевки.

6-й танковый корпус, выдвинувший к тому времени свои главные силы в район Зеповское — Засухино — Старое, должен был, не задерживаясь, выступить на Копылово. Оттуда нам предстояло нанести удар в направлении населенного пункта Малое Кропотово и овладеть районом Кривцово — Мостищи — Березовка — Кузьмино, расположенным на меридиане Ржева. Корпус генерала Соломатина получил задачу наступать от Каськова, Покрова, Ровного на Козлово, Хлепень и в дальнейшем выйти к Сычевке. Разгромить противника юго-восточнее этого населенного пункта было приказано кавкорпусу генерала Крюкова, который выдвигался левее, из района Праслово — Красный Пахарь — Семеновское — Кондраково.

Эти задачи не удалось выполнить полностью, хотя они и в дальнейшем, вплоть до конца 1942 г., с незначительными изменениями неоднократно ставились войскам Западного фронта. Порой казалось, что мы близки к цели. Но противнику вновь и вновь удавалось вернуть часть утраченных позиций.

Впрочем, как ни важно было очистить этот район от врага, неизмеримо значительнее была главная задача нашего наступления — не допустить переброску вражеских резервов с западного на сталинградское и кавказское направления, где тогда решалась судьба всего последующего хода войны. И эта задача была с честью выполнена войсками Калининского и Западного фронтов, в том числе и 6-м танковым корпусом.

Чтобы яснее представить дальнейшие события, необходимо прежде всего рассказать хотя бы вкратце о сложившейся к 6 августа обстановке в полосе наступления левого крыла Калининского и правого крыла Западного фронтов.

Еще 30 июля, после начала наступательной операции левофланговых армий Калининского фронта, обеспокоенное вражеское командование начало перебрасывать на угрожаемый участок оперативные резервы, предназначавшиеся для отправки под Сталинград. Подтягивались 1-я и из Вязьмы 5-я танковые дивизии. 31 июля в Сычевке, где находился штаб немецкой 9-й армии, появилась 6-я пехотная дивизия. В начале августа туда же подошла из Смоленска 2-я танковая дивизия. Все они сосредоточивались для действий в районе Ржева и Зубцова против наступавших войск Калининского фронта.

Но после внезапного удара правофланговых армий Западного фронта командование группы армий «Центр» сочло обстановку на сычевском направлении более опасной. 9-й армии было приказано нанести здесь контрудар и отбросить советские войска на исходные позиции. В обороне на реках Вазузе и Гжати были оставлены лишь 253-я пехотная дивизия и ряд мелких вспомогательных отрядов.

Остальные силы армии вместе с тремя упомянутыми танковыми дивизиями должны были нанести контрудар с трех направлений.