История изучения и цели

История изучения и цели

(В этой главе не упомянуты монографии или сообщения об археологических раскопках, которые содержат очень схематический синтез истории майя. Речь идет исключительно о трудах, которые могут считаться монографиями, учебными пособиями и общими популярными работами о цивилизации древних майя и их истории)

Возможно, что первой серьезной обобщающей работой, написанной о цивилизации майя, была работа Джозефа Герберта Спиндена, опубликованная впервые в 1913 г. под названием "Исследование искусства майя". Несколько лет спустя вышла книга того же автора, называвшаяся "Древние цивилизации Мексики и Центральной Америки", в которой больше половины содержания отведено культуре майя. Впоследствии, в 1957 г., Спинден объединил обе работы под названием "Искусство и цивилизация майя", добавив к ним краткое предисловие и эпилог. В течение почти полувека эти работы являлись наиболее полными сводками по майяской теме.

Очевидно, что в настоящее время многие из идей, изложенных в них, устарели, так как в то время, когда они были высказаны, интенсивное исследование ареала майя еще не началось. С другой стороны, Спинден, который был главным образом специалистом по эпиграфике, разбирает по преимуществу проблемы, связанные с календарем и астрономией. Ему принадлежит одна из корреляций между календарями майя и христианским, корреляция, которой еще придерживаются многие исследователи. Когда он приступает к описанию исторического развития майя, даты, зарегистрированные на памятниках, и связанные с ними образцы художественного творчества образуют у него основу всех построений и являются почти единственным направлением исследований.

Что касается изучения искусства, то оно сводится к анализу и интерпретации некоторых наиболее употребительных элементов на рельефах, их композиции и положения в хронологическом ряду, то есть Спинден исследует исключительно мотивы искусства майя как эстетические проблемы сами по себе, рассматривая при этом названное искусство как "конкретное выражение религии".

Социальные корни искусства забыты, общество майя не упоминается, нет также попытки реконструировать историю. Разумеется, народ майя не показан в той панораме майяской цивилизации, которую нам представляет Спинден.

К настоящему времени нет сомнения, что из всех работ о цивилизации майя наибольшее распространение получила книга Сильвануса Грисвольда Морли "Древние майя", опубликованная впервые на английском языке в 1946 г., а на испанском - в следующем году. Даже после многих изданий эта книга, возможно, все еще остается работой, к которой наиболее часто прибегают для консультаций неспециалисты и которая дает наиболее полную картину жизни древних майя.

В этой работе автор собрал всю информацию, которой он располагал, как из испанских хроник, так и из тех документов, что написали после конкисты некоторые индейские авторы, а также информацию, почерпнутую из археологических находок и этнографических исследований.

Он описывает природную среду, физические и психические черты населения, его языки, повседневные занятия, манеру одеваться, культуру (архитектура, скульптура, живопись, керамика и другие ремесла), а также письменность, математику, астрономию, календарь, религиозные верования и обряды и пережитки многих из них в обычаях современных майя, основные аспекты их социальной, политической и жреческой организации.

Если общая картина культуры майя, представленная Морли, достаточно полна и остается приемлемой до сих пор, то его историческая схема, наоборот, целиком неприемлема. Когда он написал работу, его основные идеи об историческом развитии майя фактически потеряли уже ценность благодаря результатам исследований, которые под его руководством проводила известная группа археологов Института Карнеги (Вашингтон). По этой причине после его смерти в Соединенных Штатах была опубликована новая версия "Древних майя", отредактированная Джорджем Брейнердом, в которой сняты все суждения Морли об истории майя, бывшие фактически его личным вкладом в разработку этой темы.

С большой легкостью Морли бросал высокопарные утверждения по вопросам, в то время недостаточно известным, и крепко держался за свои идеи, даже когда новые факты опровергали их. В книге больше субъективных эмоций, чем научной обоснованности. Страстно увлеченный культурой майя, Морли придерживался скорее велений своих чувств, чем строгости научного анализа. Отсюда многочисленные противоречия и несоответствия в его работе.

Уже в начальных положениях его исторической схемы содержатся неприемлемые для нас взгляды. Морли считает, что доказать существование цивилизации майя на определенной территории можно только в том случае, если на ней обнаруживаются "иероглифическая письменность и хронология, единственные в своем роде", а также форма перекрытия зданий, известная как "ложная" арка, или майяский свод. Если же эти элементы отсутствуют (хотя население и говорит на языке майя), эта территория исключается из зоны майяской цивилизации. Таким образом, в зону культуры майя не вошли земли, населенные майя, от горной Гватемалы до побережья Тихого океана. Однако Морли называет "Пополь-Вух" "священной книгой майя-киче", забыв, кажется, что киче жили в районе, где не строились здания с майяским сводом и не найдены иероглифические надписи, подобные юкатанским.

Арка в Лабне, одно из самых грандиозных сооружений майя 1-го тысячелетия н. э.

Морли утверждает, что возникновение, рост, расцвет и падение цивилизации майя совершились "без какого-либо влияния внешнего мира", как в идеальной лаборатории, изолированной от внешнего контакта. Поскольку он считает, что майя были изобретателями письменности в этом полушарии, системы позиционной нумерации и календаря (явившегося, по его мнению, результатом их уникального интеллекта) в 353 г. н. э. в Тикале или, может быть, в Вашактуне, он не может допустить, что другая культура, как, например, ольмекская или Монте-Альбан, оставила иероглифические надписи и регистрацию дат в предшествующую эпоху. Следовательно, Морли отвергает даты со стелы "С" из Трес-Сапотес, стелы I из Эль-Бауль и со статуэтки из Тустлы, утверждая, что эти даты выглядят более древними, чем майяские, но он уверен в том, что в действительности они были высечены гораздо позже.

С той же уверенностью, несмотря на очевидность многих найденных изображений, он утверждает, что в скульптуре Древнего царства нет сцен насилия, и предполагает, что изображения, на которых представлены истязаемые пленники, не связаны с военными действиями. Он также категорически отрицает, что в надписях майя идет речь об исторических событиях, поскольку, согласно Морли, в них никогда не упоминались имена мужчин или женщин, а исключительно хронологические, астрономические, религиозные, церемониальные и пророческие вопросы, связанные с датой освящения каждого памятника.

Исходя из посылки, казавшейся удачной, когда он начинал свои исследования, но которую опровергли дальнейшие работы, Морли в 1915 г. выдвинул свою теорию существования Древнего царства, на смену которому пришло около 1000 г. н. э. Новое царство, локализуемое на севере Юкатана. Первое из них вначале ограничивалось центральным районом области майя (плато Петен, реки Усумасинта и Мотагуа, территория нынешнего Белиза), но позже население Древнего царства распространилось на север, проникнув на полуостров Юкатан и основав там колонии. Следовательно, Новое царство получило импульс развития после упадка цивилизации в городах юга, вызванного крахом системы земледелия, за которым и последовало переселение народов на север.

В контакте с пришельцами из Мексики эти народы осуществили подлинное "Возрождение" культуры майя, наиболее важным воплощением которого являются развалины Чичен-Ицы.

С. Морли указывает, что на этом памятнике прослеживаются два четко выраженных архитектурных стиля: первый, чисто майяский, соответствующий VI-X вв.; второй - майя-мексиканский, XI-XIV вв. Однако он не дает ни одного названия чистого майяского стиля и не делает ни малейшего описания признаков того стиля, который был бы связан с приходом в Чичен-Ицу майя из Древнего царства. Причина, по которой он этого не делает, очевидна: это разрушило бы его теорию, которая приписывает контакту с мексиканскими группами появление стиля района Пуук, не имеющего (и об этом он говорит с удивлением) ни одной мексиканской, точнее, тольтекской черты, так как именно стиль Пуук и есть чистый стиль построек майя в Чичен-Ице, возведенных между VI и IX вв. Морли не мог бы утверждать, что в Чичен-Ице этот стиль был чисто майяским, а в Ушмале - обязан контакту с мексиканцами.

Слепое упорство, с которым Морли придерживался своей теории, невзирая на факты, привело его к умолчанию (без сомнения, намеренному) о некоторых исторических источниках и к использованию лишь тех, которые, казалось, поддерживали его идеи. Как подтверждение своего тезиса он цитирует "Чилам-Балам" из Мани, где утверждается, что в катун (двадцатилетие), соответствующий периоду с 987 по 1007 г., был основан Ушмаль мексиканским вождем Ай Суйток Тутуль Шив. В то же время он даже не вспоминает место из "Чилам-Балам" из Чумайеля, где указывается, что к 1544 г. прошло 870 лет с тех пор, как Ушмаль был разрушен и покинут, то есть в 674 г. н. э.; не упоминает он и "Сообщения" монаха Алонсо Понсе, в котором говорится, что в 1586 г. исполнилось 900 лет со времени постройки Ушмаля (686 г. н. э.). Несмотря на противоречивость этих двух сообщений о постройке и разрушении Ушмаля почти в одно и то же время, они помещают Ушмаль в VII в., то есть на три столетия раньше его предполагаемой постройки мексиканскими вождями. Но эти данные не укладываются в теорию Морли, и поэтому он их игнорирует.

Таким образом, не умаляя заслуг Морли в области изучения главных аспектов цивилизации майя, мы можем сказать, что его попытки реконструировать основные линии их исторического развития абсолютно неудачны. Его историческая схема, разработанная почти исключительно с позиций эпиграфики, ложная с самого начала из-за упрощенного тезиса, выдвинутого априори, и лишенная социологических суждений, не может наметить динамику развития майя во времени.

Говоря о работе Морли, мы упомянули вариант его книги, отредактированный Джорджем Брейнердом и опубликованный уже после смерти Морли. Брейнерд, специалист по изучению керамики в группе ученых Института Карнеги, оставил нам краткое изложение своего видения культуры и истории майя, названное им "Цивилизация майя" и опубликованное в нескольких номерах журнала "Отмычка". В нем он лишь в общих чертах описывает основные аспекты культуры и исторические периоды, устраняя или исправляя при этом многие положения Морли. Например, он не исключает нагорье Гватемалы из ареала майя, хотя и указывает на отсутствие в этом районе некоторых базисных элементов майяской культуры. Он отрицает миграцию народов из центральной области на север Юкатана и настаивает на том, что полуостров был заселен с доклассического периода (Историю древних майя, как и историю всей доиспанской Мезоамерики, ученые делят обычно на три больших хронологических периода: до-классический (другие названия - формативный, архаический, средний) - с 2000 или 1500 г. до н. э. по рубеж (первые века) нашей эры; классический - с рубежа (первых веков) нашей эры до X в.; постклассический - с X по XVI в.). Брейнерд отрицает, что стиль Пуук был поздним возрождением культуры майя, вызванным контактом с мексиканскими группами, и, наоборот, считает его собственно майяским проявлением еще в классическом периоде, без каких-либо внешних влияний. Он представляет себе ареал майя как единство, унифицированное в культурном отношении, в пределах которого каждый 32 район развивал свои характерные стили, а не как центр, локализованный в Петене, из которого исходили все идеи и формы. Тем не менее он соглашается с Морли в подчеркивании у майя одержимости ходом времени, календарем и связанным с ним ритуалом, не учитывая при этом возможности того, что надписи могут отмечать и политические события.

Новым для того времени и наиболее интересным аспектом было то внимание, которое Брейнерд уделяет экономическим проблемам для объяснения формирования и функционирования общества майя. Сравнивая конструкции пирамид Теотиуакана и Египта, он пытается определить объем труда, затраченного на их строительство в рабочих днях; обратясь к постройкам майя, он приходит к заключению, что деревни доклассического периода каждая в отдельности не располагали достаточно плотным населением, чтобы поставлять рабочую силу, необходимую для таких работ, и что только в коллективной форме и под единым политическим контролем общины могли возводить свои церемониальные центры. Развитие теократического правительства для организации человеческих ресурсов и управления ими, проведение общественных работ, конкретно - постройка церемониальных центров, технический и научный прогресс, особенно календарь и письменность, все большая сложность религиозного символизма, крупные архитектурные сооружения, великолепие, достигнутое в искусстве, - все это, по Брейнерду, отмечало постепенное движение от уровня культуры доклассического периода к гораздо более высокому уровню классического.

С другой стороны, Брейнерд не считает, что для этого изменения у майя был необходим такой бурный рост численности населения, как в Теотиуакане, полагая, что тяжелые работы на церемониальных постройках могли осуществлять рядовые земледельцы во время длительного сезонного перерыва в сельскохозяйственных работах.

Согласно Брейнерду, все достижения классического периода были стимулированы "институтами, развивавшимися под все более сложным и более широким объединением классического периода". Эти институты были связаны с религиозным комплексом, но Брейнерд не считал, что расширение строительства религиозных центров отрицательно сказывалось на экономике. Он не считал также, что большие ирригационные работы могли вызвать у майя, как и в Старом Свете, рождение и развитие сильной политической власти. Отсутствие таких работ и тот факт, что население было распылено, не имея настоящих городов, выдвигало на первый план другие проблемы; и хотя он признает, что жрецы с их возможностями прогнозировать погоду играли важную роль в земледелии, он не верит, что эта функция оказалась решающей для объяснения несомненного контроля над населением со стороны жречества.

Брейнерд приходит к выводу, что зона майя представляет собой исключение, что ее культурное развитие не укладывается в универсальную теоретическую схему. "Никакой экономический стимул не подтолкнул бы майя к растущему религиозному церемониализму и впечатляющему культурному развитию". Он сомневается в том, что был необходим сильный экономический контроль, ибо полагает, что для общественных работ не требовалось крупных людских ресурсов, так как эти работы могли выполняться в свободное время, которое имелось у населения. Он затрагивает важный пункт, когда подчеркивает, что религия была развита больше, чем экономика, и что заметные успехи в астрономии, математике и других сферах интеллекта, кажется, "не были вызваны или непосредственно подготовлены изобретением новой техники для совершенствования хозяйства". Отметив, что причины интеллектуального прогресса майя, видимо, не совпадают с теми, что были установлены для других цивилизаций древности, Брейнерд приходит к пессимистическому выводу, что мы все еще недостаточно понимаем те факторы, какие определяют интеллектуальный прогресс определенного народа.

Едва ли кто-либо станет отрицать, что Дж. Эрик Томпсон является наиболее выдающейся личностью среди майянистов и что он в своих исследованиях охватил наибольшее число аспектов цивилизации майя: археологию (включая раскопки, изучение архитектуры, керамики и эпиграфики), этнологию и лингвистику, хотя его наиболее глубокий интерес был обращен к письменности. С солидным багажом общей культуры, одаренный ясным умом, Томпсон не ограничивался специализированными исследованиями, а сумел начертать стройную картину истории и культуры майя.

Едва начав заниматься майянистикой, в 1927 г. он публикует книгу "Цивилизация майя", довольно краткое обобщение, в котором, однако, уже чувствуется проницательность автора. Логично, что в ту пору он воспринял в общих чертах историческую картину С. Г. Морли, в том числе идею существования Древнего и Нового царств. Неверная интерпретация исторических хроник, содержащихся в книгах "Чилам-Балам", привела его к ошибочным выводам о захвате Чичен-Ицы и Чампотона первоначально предположительно народом ица и затем шивами. Но относительно возможных причин заката культуры майя центральных районов его точка зрения отличается от мнения Морли. Он считал сомнительными гипотетические мексиканские вторжения, отвергал идею разрушительных земледельческих методов, как и эпидемий и климатических изменений, и особенно отрицал исход населения Древнего царства на Юкатан.

Он выдвигал предположение, что класс жрецов, находившийся у власти, был уничтожен народными мятежами, вызванными жестоким угнетением со стороны режима или попыткой навязать народу религиозные новшества, которые тот не принял. Факт прекращения культурной деятельности (возведение монументов и регистрация дат) он истолковывал как результат изгнания или уничтожения господствовавшего класса. За этим последовали возвращение к простому земледельческому культу, более соответствующему потребностям крестьянских масс, а также постепенная утрата многих знаний и трудовых навыков, как, например, исчезновение расписной керамики и скульптуры.

Работа, опубликованная Томпсоном в 1954 г., "Расцвет и падение цивилизации майя" была более полной и глубокой, с основательной документацией, приобретенной за четверть века раскопок, эпиграфических изысканий и анализа исторических источников. Она стала одной из лучших общих работ о майя.

Можно спорить, удачно или нет намеренно отброшен целый ряд аспектов, считающихся обычно обязательными для книг такого рода (земледелие, торговля, одежда, вооружение, рабство и пр.), и в то же время очерчены с достаточной научной серьезностью, но с некоторой долей фантазии отдельные картины из жизни майя, такие, как религиозная церемония, включающая человеческие жертвоприношения ("Послушник"), рабочий день одной пары ("Дневной цикл"), работы на строительстве здания ("Архитектор в Чичен-Ице"), обычаи, связанные с ухаживанием и браком, смерть и похороны одного майя.

Томпсон попытался объяснить причины возникновения, развития и заката цивилизации майя. Оставив теории Морли, он признает, что цивилизация майя существовала одновременно с другими мезоамериканскими цивилизациями - сапотекской, теотиуаканской, ольмекской, тотонакской - и что между ними поддерживались культурные взаимосвязи. Он даже допускает, что ольмекская культура была, возможно, более древней, чем культура майя, и то, что считалось наиболее майяской чертой - культ стел и запись дат иероглифами, могло возникнуть в Оахаке и на тихоокеанском побережье Гватемалы несколькими веками раньше, чем у майя. Он допускал также, что Петен в силу естественных условий влажных тропиков не был подходящим районом для рождения развитой цивилизации.

В противоположность пристрастности Морли, который безоговорочно приписывал майя приоритет в области всех изобретений и открытий, Томпсон осторожно признавал возможность того, что в Ла-Венте был изобретен знак нуля, и в то же самое время, противореча этому предположению, говорил, что нельзя быть уверенным в том, что люди Ла-Венты использовали позиционное исчисление раньше майя (однако потребность в нуле сопутствует любой системе, в которой значение чисел зависит от их положения). Он упорно "лишал" майя математических знаний, которые, как считается, были их оригинальным творением; при этом, не желая высказаться в пользу какого-либо определенного народа, он предполагал, что культуру Ла-Венты могли создать люди, говорившие на языке майя. Чтобы не давать временного преимущества ни одной из культур (это означало бы лишить культуру майя заслуг творчества), он относил возникновение великих мезоамериканских цивилизаций к одной эпохе как параллельное и более или менее одновременное явление.

Основная идея, которую развил Томпсон в упомянутой работе, состоит в том, что духовные ценности были "более важными, чем материальный успех", и именно они позволили цивилизации майя достичь наивысшего уровня, "культурного успеха". Он утверждал также, что закат майя тоже был вызван в значительной мере неблагоприятными духовными причинами.

Когда ему нужно было обобщить свои идеи относительно динамики истории майя, уточнив пружины, которые ее двигали, ему на ум пришло воспоминание об одном крестьянине майя, с которым он поддерживал дружбу долгие годы и чьи качества (серьезность, верность, честность, набожность, дисциплина, законопослушание, трудолюбие, терпение, любовь к порядку, глубокое чувство уравновешенности) представлялись Томпсону "квинтэссенцией той философии, что воодушевляла культуру майя". Этот характер майя под управлением меньшинства, обладавшего большим воображением и мыслительной энергией, произвел блестящую цивилизацию, единственную (может быть, вместе с цивилизацией Ла-Венты, тоже созданной людьми майя), которая достигла полной зрелости во враждебном окружении густых тропических лесов.

В представлении Томпсона, общество майя являло собой однородное единство, где теократия и народ жили счастливо в пределах космического порядка, механизм которого удалось раскрыть жречеству, которое, будучи связующим звеном между богами и людьми, следило за тем, чтобы подобный же порядок царил на земле. Дождь, посевы, плодородие земли, урожай, все существование человека майя зависели от божественных влияний, а эти в свою очередь связывались с ходом светил, последовательностью календарных циклов, течением времени.

Одна из тем, которую наиболее усердно изучал Томпсон, - философия времени. Он полагал, что "ни один другой народ в истории не чувствовал такого интереса к ходу времени... и никакая другая культура не разработала философии относительно такой специальной темы, как эта тема времени". Размышления Томпсона об идеях майя относительно вечности через их календарную систему "Длинного счета" (Подробнее об этом см.: Кнорозов Ю. В. Письменность индейцев майя. М. -Л., 1963, с. 33; Стингл М. Тайны индейских пирамид. М., 1977, с. 237), о концепции, которая гармонировала с другой, циклической концепцией истории, связанной с возвращением хронологических циклов, не являются чистыми домыслами и отражают с достаточной точностью идеи майя о бесконечном времени, в котором человеческие деяния следуют с той же неукоснительной упорядоченностью, как возникновение и исчезновение небесных тел или уход и возвращение времен года и всех периодов их сложного календаря.

Однако это положение о настоящей философии времени у майя Томпсон воздвигал в большой мере на такой посылке, которую глубокие исследования, последовавшие позже публикации его книги, ставят под сомнение, а возможно, и опровергают. Подобно Спиндену и Морли, Томпсон уверял, что стелы и алтари у майя воздвигались для указания хода времени, так как известны более тысячи иероглифических текстов, в которых речь идет исключительно о движении времени, связанном с положением Луны и Венеры, календарным исчислением и божественными и ритуальными аспектами, содержащимися в этих темах. Он подчеркнул, что ни один текст не восхваляет какого-либо правителя или какое-либо завоевание и что их содержание лишь отмечает философские идеи, в которых календарные циклы, вращения светил и божественные влияния составляли совершенный космический порядок.

Недостаток этой блестящей гипотезы коренится в том факте, что 15 лет назад еще верили, что это в действительности было единственным содержанием иероглифических надписей на памятниках майя, по той простой причине, что тогда умели расшифровывать только даты в разных календарных системах (ритуальная, солнечная, лунная, "Длинный счет" и т. д.), а остальное содержание еще не интерпретировалось. Майя была приписана настоящая одержимость течением времени, создание метафизики времени, когда на самом деле, в силу нашего незнания, мы были в состоянии прочесть на этих памятниках лишь то, что относилось к календарю, и не имели никакого представления о текстах, которые сопровождали даты. В настоящее время благодаря усилиям разных исследователей стало очевидным, что майя посвящали свои стелы, резные косяки и алтари не только ходу времени.

Что касается социальных взглядов Томпсона, то он полагал, что народ был счастлив, имея возможность работать на возведении церемониальных центров, своими усилиями и страданиями прославляя богов и испытывая чувство причастности к труду, который обеспечивал ему не только благоволение божеств, но и собственное материальное обеспечение. Становится ясно, что для Томпсона духовное во всех сферах существования народа майя было главным. Научные успехи, достигнутые жрецами, преследовали не практические цели, а интеллектуальные потребности; астрономия практиковалась не просто как наука, а как средство контроля над судьбами людей; знание действия небесной механики позволяло предсказывать будущее, так как все в космосе является частью извечных циклов; каменные дороги служили не для соединения городов или районов и обеспечения торгового обмена, а для таких ритуальных целей, как религиозные шествия; свод, которым перекрывались здания, был изобретен не для того, чтобы придать большую крепость постройкам и сделать их более долговечными, а был "жертвенным" усилием.

Этот гармоничный порядок, заранее отрегулированный богами, контролируемый теократией и с удовлетворением воспринятый народом, должен был бы существовать вечно, если бы он находился в изоляции от остального мира, но страна майя являлась частью конгломерата народов, племен и государств, насильственно взаимосвязанных. Чуждые влияния и "экзотические идеи" проникнут, развратят, расчленят и, наконец, разрушат чудесный мир майя.

В результате вторжения воинственных племен из Мексики область майя стала подвергаться сильному давлению, несшему новые идеи, новые верования, новых божеств. Правители майя были вынуждены воспринять новые культы, и местные боги майя были оттеснены, что вызвало неудовольствие народа. Как сказал Томпсон, тля вторглась в улей майя. Массы стали сомневаться в своих жрецах. Они устали от ужасного ритма строительства церемониальных зданий и жилищ вождей, от роста паразитирующего класса, для которого нужно было производить больше пищи, от войн для получения пленников, необходимых, по новым культам, для принесения в жертву. Долготерпение народа иссякло, падение режима было лишь делом времени, и оно приближалось неотвратимо. Точно неизвестно, было ли это падение медленным, в результате пассивного сопротивления, или оно совершилось путем физического уничтожения правящей касты, но в течение приблизительно одного века все великие и малые церемониальные центры Петена, Усумасинты и Мотагуа, где цивилизация процветала на протяжении целого тысячелетия, прекратили свое существование и превратились в руины. Власть, вероятно, перешла к крестьянским вождям и колдунам-врачевателям, уровень культуры снизился, и разобщенный народ не смог развить другую цивилизацию. Сельва вступила в свои права. В северных и южных районах (Юкатан и нагорье Гватемалы) пришельцы из Центральной Мексики установили свое господство; у народа были новые хозяева, которым он продолжал платить дань со своего труда, со своего имущества. Боги были чужими, обряды стали более жестокими, правители - более непреклонными. Соперничающие группировки боролись между собой за власть. Дух войны пришел на смену мирной жизни. Культура все больше приходила в упадок. Усилилась политическая дезинтеграция. То, что сохранилось от мира майя, стало легкой добычей новых завоевателей, которые шли теперь с востока.

Итак, для Э. Томпсона движущей силой истории майя были духовные силы. Появление цивилизации майя, ее расцвет и закат, по его мнению, должны интерпретироваться в свете развития религиозных идей, являвшихся стержнем индивидуальной и коллективной жизни народа майя. Причину гибели цивилизации майя Томпсон видит в народных восстаниях, вызванных навязыванием народу новых религиозных концепций, привнесенных завоевателями. Таким образом, его видение исторической динамики народа майя целиком идеалистическое.

Среди работ общего характера о культуре и истории майя вспомним и опубликованную в 1954 г. французским антропологом Полем Риве книгу "Города майя". С самых первых слов с абсолютной честностью автор объясняет, что "это исследование не является оригинальной работой" и он лишь пытался "резюмировать идеи (специалистов), не искажая их", сохраняя единственно "существо фактов". Историческая картина, которую он представляет, дана по С. Г. Морли; мы ее уже проанализировали и подвергли критике. Несколькими годами позже (1959), американский антрополог Чарльз Галленкамп опубликовал работу под названием "Майя. Загадка и новое открытие исчезнувшей цивилизации" (Есть русский перевод этой книги: Галленкамп Ч. Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации. М., 1966). Она представляла собой краткую историю древних майя без претензий на введение в научный оборот новых фактов или собственных истолкований. Как он сам говорит в предисловии к изданию, если имеются противоположные точки зрения среди специалистов, то он их представляет беспристрастно. Его книга, написанная для широкой непосвященной публики, повторяет в основном концепции Морли (Древнее и Новое царства) и Томпсона (философия времени, упадок, вызванный крестьянскими восстаниями, и т. д.).

Считаем необходимым упомянуть здесь швейцарского этнолога-любителя Рафаэля Жирара, который на нескольких тысячах страниц пытался объяснить, как никто другой до него, культуру и историю майя ("Эзотеризм Пополь-Вух", 1948; "Чорти и проблема майя", 1949; "Пополь-Вух - исторический источник", 1952; "Вечные майя", 1962; "Майя", 1966). В его работах, во многом повторяющих одна другую, воспроизводятся фотографии современных обрядовых сцен и изображения подобных обрядов на памятниках древних майя. Он считает, что современные обряды связаны с древними и происходят от них.

Согласно Жирару, археология бессильна объяснить историю майя. Нельзя также ждать ее объяснения посредством иероглифических надписей, поскольку они, как говорили предшественники (Морли, Спинден, Томпсон), не содержат никакой исторической информации. Только современные мифы, отражение идей, содержавшихся в древних мифах, которые лишь один Жирар сумел интерпретировать, могут объяснить, что собой являли культура майя, общество майя, история майя.. Пытаться выявить в историческом развитии этого народа универсальные схемы - значит совершить преступление против майянистики, так как майя - уникальный народ; его история не имеет никаких параллелей, его мышление отличается от всех известных форм человеческого мышления. Считать, как это делал Томпсон, что закат их цивилизации вызван народными революциями против интеллектуального класса, - это теория, несовместимая с характером майя. Мыслить категориями борьбы между демократией и абсолютизмом - специфика нашего западного мышления и беспокойного времени, в котором живет сегодняшний мир. Эти проблемы были неизвестны майя. По мнению Жирара, общество майя представляло собой теократическую демократию, настоящее религиозное братство, в лоне которого не могли возникнуть конфликты.

Сцены предполагаемых человеческих жертвоприношений, войн, судимых или пытаемых рабов были неправильно истолкованы исследователями, поскольку такие проблемы были неизвестны майя классического периода. Мы не сомневаемся, что Жирар собрал интересный этнографический материал, особенно среди чорти, но то, как он использовал названный материал, фантазия, с которой он присоединил его к мифам, оставленным майя-киче XVI в., и особенно к истории майя, делают его усилия бесплодными. Историческая картина, которую он воздвиг на основе своих очень личных толкований мифологии, с трудом может восприниматься всерьез.

Самая последняя по времени популярная книга о культуре майя - "Майя" Майкла Ко издана в 1966 г. В ней автор отвергает многие из ошибочных положений прежних классических работ(Спинден, Морли, Томпсон), уже исправленных в результате более поздних исследований. Так, он считает цивилизацию майя неотъемлемой частью Мезоамерики, ольмеков - как возможных изобретателей письменности и способа записи времени, известного как "Длинный счет", и, кроме того, утверждает, что в течение всей своей истории майя испытывали влияние из Мексики. В излишне резкой форме он выступает против вышеназванных авторов в вопросах определения характера общества майя, которое, по его мнению, было, несомненно, классовым, с властью, сконцентрированной у элиты, формировавшей светское, а не теократическое правительство, на чем настаивали прежде. Не согласен Майкл Ко и с определением основы, послужившей для тщательной разработки предполагаемой философии времени у майя. Он допускает, что содержание их надписей могло быть историческим.

Последовательность исторического развития майя Ко намечает, изучая изменения в церемониальных центрах. Когда он доходит до внезапного упадка, который, несомненно, имел место в центральном районе, то лишь констатирует, что "мы только знаем, что произошло", а всевозможные причины, искусно выдвигаемые (истощение почв, эпидемии, вторжения из Мексики, социальная революция, землетрясения, нарушение демографического равенства полов, вторжение тольтеков и т. д.), не больше чем простые домыслы. Приблизительно страницу посвящает Ко этой важной теме. Среди работ, предназначенных для широкого читателя, работа Ко - одна из наиболее серьезных. Возможно, что она лучше других отражает нынешнее состояние археологической изученности майя.

Обращает на себя внимание, что в этом кратком перечне монографий и популярных работ о древних майя нет ни одного имени мексиканца. Однако помимо научных книг на археологические или эстетические темы есть несколько публикаций общего характера, написанных мексиканскими авторами, но, по правде говоря, ни одна из них не выходит за рамки очерка и не вносит новых идей или интерпретаций. Как правило, картина культуры основывается на Ланде, а историческая схема - на Морли или Томпсоне.

Пытаться реконструировать историю майя, исходя из предпосылки, что в силу ее уникальности к ней нельзя применить универсальные схемы, равносильно отрицанию общих представлений о человеке под предлогом того, что каждый человек есть существо уникальное, неповторимое, не сравнимое ни с каким другим. Хотя несомненно, что ни одна культура не идентична другой, нужно также допустить, что ни одна не отличается целиком от других. Поэтому в проблематике майя следует искать те явления, которые встречаются в мировой истории. Разумеется, это не означает механического применения мировых схем, подгонки фактов под заранее установленные определения или категории. Целью должно быть включение во всемирный процесс того особенного, что имеют культура и история майя.

Реконструкция истории майя (лучше было бы сказать, мезоамериканской истории) была осуществлена в основном по результатам археологических исследований. До недавнего времени эти исследования были направлены почти исключительно на наиболее привлекательные следы древней цивилизации: храмы, пирамиды, дворцы, площадки для игры в мяч, гробницы. Но очевидно, что полученная таким путем картина отражает лишь одну сторону культуры майя - материальные проявления, связанные с культом, жизнью и смертью представителей правящего класса, составлявшего меньшинство населения.

Когда читаешь большинство популярных работ, кажется, что у майя были только жрецы, гражданские и военные вожди, высшие чиновники, мудрецы и художники. Народ лишь угадывается в туманной дали; предполагается его несомненное существование, но оно не представляет интереса для историка.

Подчеркнуть участие всего народа майя в создании культуры, уточнить его роль в жизни общества, определить связи с другими социальными группами, установить различные интересы таких групп, участие каждой из них в создании, владении и пользовании благами; уточнить использование научных знаний и искусства, социально-политическую роль жречества; показать исторические последствия внутренних конфликтов, связанных с процессом взаимоотношений в Мезоамерике; характеризовать общество майя посредством универсальных категорий; проанализировать последствия конкисты, колониального периода и современное положение народа майя - таковы основные проблемы, которые мы намереваемся если не решить, то по крайней мере поставить в этой книге.

Мезоамерика

Население Американского континента

В то время как в Старом Свете различные семьи гоминидов начали расселяться еще полтора миллиона лет назад и наш прямой предок homo sapiens существовал уже 200 тыс. лет назад (В действительности появление "человека разумного", или кроманьонца, относится ко времени не ранее 40-30 тыс. лет до н. э. -См.: Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984, с. 288), Американский континент оставался обширным зоологическим раем. Он был еще неизвестен человеку.

Только 35 тыс. лет назад (гипотетическая дата, которую новые находки постоянно углубляют) человек Старого Света открыл и стал обосновываться в Америке, которая для него, без сомнения, была Новым Светом, хотя он этого и не осознавал. Уже не оспаривается происхождение американского человека, его переход из Северо-Восточной Азии по проливу Беринга в ту эпоху, когда этот район был подо льдами и передвижение было легче, чем теперь. Алеутские острова тоже могли служить дорогой между двумя континентами. Считается, что миграции начались в ту эпоху и продолжались в более или менее постоянной форме до 2-го тысячелетия до н. э. Предполагается, что открытие осуществилось как следствие прогрессивного отступания ледовой шапки и перемещения к северу азиатской фауны, за которой шли группы людей, живших за счет нее.