Глава X Переворот 18 ноября

Глава X

Переворот 18 ноября

Идея диктатуры носилась в воздухе. Её культивировал национальный центр, её признал и пропагандировал торгово-промышленный класс.

В этой идее было здоровое начало. Единоличная власть упрощает отношения, вносит большую определённость и ясность и вместе с тем большую устойчивость. Меняются министры, меняется политика, а глава остаётся тем же, и государство не испытывает тяжёлых потрясений, не переживает судороги, охватывающей обыкновенно всю экономическую жизнь при каждом революционном перевороте, ставящем страну перед неизвестностью и загадочностью будущего.

Германия избрала после революции президента Эберта, который пережил и Национальное Собрание, и Каппа, Чехословакия избрала президента Массарика, который остаётся на своём посту, в то время как кабинет меняется уже третий раз.

Во главе Российского государства после февральской революции встало Временное Правительство — коллективная верховная власть. Каждая перемена его состава — а их было много с февраля по октябрь — была новой революцией, была переменой самой верховной власти, и это расшатывало престиж власти, авторитет которой основывается на её незыблемости, недосягаемости.

Сибирское Правительство было тоже коллективным носителем верховной власти — и сколько неприятностей причиняло это и самому Правительству, и его сотрудникам, как благоприятна была почва для личных интриг и авантюр.

Политическая программа торгово-промышленного класса

Я не знаю более ясного изложения политической программы, построенной на началах единовластия, чем те положения, которые были приняты на состоявшемся осенью 1918 г. съезде торговопромышленников в Уфе. Они построены были с внешней стороны на начале устойчивого центра, с внутренней — на идее устранения политики.

Вот эта политическая программа.

I. Центральное управление.

1) Вся власть военная и гражданская до Учредительного Собрания нового созыва вручается верховному главнокомандующему, ответственному перед этим Учредительным Собранием.

2) Министерства военное и морское, а также государственный контроль над общегосударственными и местными финансами находятся в исключительном единоличном ведении верховного главнокомандующего.

Управляющие министерствами военным и морским, а также Управляющие министерствами военным и морским, а также государственный контроль над общегосударственными и местными финансами назначаются верховным главнокомандующим и в Совет министров не входят.

Законодательные меры по ведомствам военному и морскому издаются единоличной властью верховного главнокомандующего.

3) Верховному главнокомандующему принадлежит единоличное право объявлять местность на военном или осадном положении.

В случае объявления города или местности в прифронтовой полосе или вследствие возникших беспорядков внутри какой-либо области или даже целой области на осадном положении место это изъемлется из-под управления областного правительства на всё время осадного положения, и верховный главнокомандующий назначает туда генерал-губернатора, к которому переходит вся власть в данном месте.

II. Совет министров.

4) При верховном главнокомандующем учреждается Совет министров под председательством одного из них. В случае присутствия в Совете министров верховного главнокомандующего председательствует в Совете министров верховный главнокомандующий.

5) Совет министров составляется одним из министров, которому верховный главнокомандующий поручает образовать кабинет. Министр, коему поручено образование кабинета, предлагает список членов Совета министров на утверждение верховного главнокомандующего и входит в Совет министров в качестве его председателя.

6) Совет министров ответственен перед верховным главнокомандующим. В случае конфликта председателя Совета министров с верховным главнокомандующим весь кабинет подаёт в отставку, и верховный главнокомандующий поручает составление кабинета иному лицу.

7) Совет министров состоит из следующих министров, каждый во главе отдельного ведомства: а) министр военного снабжения и продовольствия армии, б) министр иностранных дел, в) министр общегосударственных финансов, г) министр путей сообщения, д) министр почт и телеграфов и государственных шоссейных путей, е) министр торговли и промышленности, ж) министр внутренних дел и з) министр юстиции.

8) Вышеперечисленные ведомства входят в исключительное управление Совета министров.

9) Совет министров издаёт законодательные меры общегосударственного характера, предварительно испросив утверждение верховного главнокомандующего.

10) В случае возникновения конфликта между председателем Совета министров и одним из министров последний обязан подать в отставку. Председатель Совета министров на вакантное место представляет верховному главнокомандующему кандидата на его утверждение.

III. Областные правительства.

11) По делам местного характера учреждаются областные правительства с согласия верховного главнокомандующего.

12) Областные правительства состоят из председателя и членов правительства, ведающих различными отраслями управления местного характера.

13) Каждое областное правительство ответственно перед верховным главнокомандующим. Верховный главнокомандующий поручает составление областного правительства одному лицу, которое и входит в областное правительство в качестве его председателя. Список всех членов областного правительства предлагается председателем правительства на утверждение верховного главнокомандующего.

14) В случае конфликта областного правительства с верховным главнокомандующим все правительство подает в отставку и верховный главнокомандующий предлагает иному лицу образовать областное правительство.

15) В случае конфликта председателя областного правительства с одним из членов правительства последний обязан подать в отставку. Председатель областного правительства на вакантное место представляет верховному главнокомандующему кандидата на его утверждение.

16) Областные правительства сорганизовывают управление по своему усмотрению.

17) Областные правительства издают законодательные меры местного характера с утверждения их верховным главнокомандующим.

18) Взаимоотношения центрального и областного управления в области законодательства должны быть выработаны и определены временным законом.

19) В сфере областного управления должно находиться городское и земское самоуправление.

IV. В местностях, где нет областных управлений, таковые подчиняются общему государственному управлению через местные ведомства соответствующих министерств.

Основная идея военной диктатуры

Всё — для армии. Политики не должно быть. Совет министров — организация административно-хозяйственного управления, выражающаяся в наиболее упрощённых формах, решающая вопросы текущей жизни, ничего не преобразующая, никаких реформ не преследующая.

Создаётся ли этой программой устойчивая власть? Я не сказал бы этого. Главнокомандующий, принявший на себя всю ответственность за ход дел, прочен только при наличности успеха. Удобство программы в другом: в практичности политики. Политические партии должны сложить оружие, политические притязания должны улечься — правительство занимается только вопросами снабжения, вопросами элементарного порядка.

Но это — идиллия, пригодная не для революционного периода, когда пробудившиеся интересы и острое недовольство прошлым заставляют искать реформ. К тому же деятельность центрального правительства, даже ограниченная узким кругом текущих вопросов, всё же не избегнет политических проблем, когда будет сталкиваться с разнородными классовыми интересами. Не наступит же сам по себе Burgfrieden (нем. гражданский мир. — Ред.). А иностранная политика? Устранима ли она? Возможно ли существование изолированного государства?

Пороки Директории как системы

Что же представляла из себя Директория? Была ли она «коллективным президентом», властью, которая могла бы быть устойчивой? Или это, как указал Зензинов в своём дневнике, был коллективный монарх?

В Уфе конструкция власти не была продумана, и результаты этого не замедлили сказаться. Член Директории Авксентьев принял на себя непосредственное руководство иностранной политикой, член Директории Болдырев стал Верховным Главнокомандующим, член Директории Вологодский — Председателем Совета министров, то есть высшим руководителем всей внутренней политики. Заместитель члена Директории Сапожников — в то же время министр народного просвещения. Не противоестественно ли такое совместительство?

Можно ли быть хорошим главнокомандующим, если приходится одновременно активно участвовать в постоянных заседаниях верховной коллегии, где каждый голос на счету? Можно ли руководить деятельностью Совета министров и в то же время работать в Директории? Одна из различных функций должна была пострадать.

Винить Директорию в неправильном конструировании власти нельзя. Правда, Сибирское Правительство стремилось создать не совет, а кабинет министров, а члены Директории, в особенности Виноградов, резко возражали против этого, но тогда ещё не вполне ясно представлялись все неудобства намечавшегося порядка, а главное, к конструкции власти подходили с точки зрения борьбы двух сторон, а не с принципиальной оценкой de lege ferenda (лат. С точки зрения законодательного предположения. — Ред.). Вопросы эти надо было разрешить предварительно, а не предоставлять соотношению сил.

Неопределённость конструкции сказалась в отношении законодательства. Обязательно ли прохождение законов через Совет министров, или Директория может издавать их самостоятельно? Директория, считая себя преемницею власти Временного Всероссийского Правительства, разрешила вопрос во втором смысле.

Одновременно с изданием акта о принятии всей полноты власти и упразднении областных правительств, Директория создала своё особое Управление делами, на которое возложила делопроизводство «по всем делам, отнесённым существующими законоположениями к ведению Временного Всероссийского Правительства как верховной государственной власти» (см. «Вестник Временного Всероссийского Правительства», № 1). Об управляющем делами сказано, что он «скрепляет своей подписью законодательные акты, издаваемые Временным Всероссийским Правительством» (ст. 7). Это положение следует понимать как утверждение Директорией и своих законодательных прав. Действительно, в первом же номере «Вестника Всероссийского Правительства» помещено было постановление «об отделе печати», которое было принято без ведома Совета министров и даже главы ведомства, в составе которого этот отдел раньше находился.

Все эти пороки организации власти сразу парализовали деятельность Совета министров. Члены его приглашались в Директорию для докладов и изложения программы ещё до того, как они излагали свои программы в Совете: неизвестно было, кто даст им руководящие указания и как будет объединяться деятельность ведомств.

Программа Совета министров

На основании предположений отдельных министров и главным образом министра земледелия Петрова была составлена примерная программа Правительства, которую П.В. Вологодский изложил в своём интервью.

На первом месте была поставлена деревня.

«Занимаясь до сих пор главным образом подготовительной работой по созданию Всероссийской власти, её делового аппарата и органов центрального управления, — сказал Вологодский, — мы не имели времени и возможности уделить должного внимания служению деревне.

В большинстве случаев деревня управляется самыми разнообразными самочинными организациями. В одних деревнях существуют общественные комитеты, в других они называются сельскими комитетами порядка, третьи деревни управляются особыми выборными органами, коллегиально или единолично. Я знаю случай, когда в одном большом селе для управления избрано 24 человека, из среды которых выделен особый управитель села; каждый вопрос этот управитель передавал на разрешение шести лиц из указанных 24-х, причём эти шесть назначались по жребию и заседали тайно. Они выносили решение, имевшее характер приговора суда, а мерой воздействия, по большей части, служило телесное наказание. Тайно и не в полном составе управители заседали из тех соображений, чтобы не подвергаться мести осужденных, так как при отсутствии суда самосуды и самочинные расправы развиты крайне широко.

Второй заботой Всероссийского Правительства должно быть создание суда для деревни. В деревне царит полное бессудье. В одном только округе Омской судебной палаты остаются незамещёнными 80 вакансий мировых судей. Престиж крестьянских волостных судов совершенно утрачен.

Несмотря на пониженные требования, которые сейчас предъявляются к мировым судьям, даже голодающие беженцы из Западной России не идут на должности судей в села, боясь диких расправ, которые имели там место не только в эпоху большевизма, но даже и очищения деревни от большевиков.

Деревня сейчас страдает от крайнего бестоварья. Вопрос в том, где взять товары. Тут на помощь должна прийти кооперация, с одной стороны, и кустарные комитеты — с другой. Кооперация должна помочь не столько доставкой товаров, сколько организацией мелких производительных, хотя бы и кустарных, предприятий. Деревня собственными средствами должна производить всё, что ей необходимо. С этой точки зрения развитие кустарных промыслов под руководством кустарных комитетов и инструкторов должно сыграть большую роль.

Далее должно быть обращено серьёзное внимание на рабочую политику.

Рабочие ещё далеко не изжили навыков и настроений большевизма.

Всероссийское Правительство должно гарантировать пролетариату все его законные права в рамках демократического режима, принимая ряд социальных реформ в области рабочего вопроса, но, конечно, при этом мы будем требовать от рабочих хорошей и добросовестной работы. Я считаю, что здесь вполне возможна совместная работа с рабочими организациями. Я всецело держусь того взгляда, что необходимо всеми силами охранять профессиональные рабочие организации от посягательств с чьей бы то ни было стороны; за последнее время, в частности, жалобы на такие посягательства нередко касаются воинских частей. Но и здесь от рабочих необходимо требовать соблюдения тех рамок, в которых только и могут существовать профессиональные организации.

Вопрос об образовании должен крайне занимать правительство, но теперь это дело полностью в руках земств — волостных, уездных и губернских.

Без материальной помощи союзников нам не обойтись. Ежедневно на территории одной только Сибири расходуется 15 миллионов рублей на содержание войск, а предприятия стоят или мало работают и поступление доходов ничтожно.

В городах чувствуется усталость интеллигентных сил. Последние выборы в городские самоуправления показали высокую индифферентность избирателя. Работы для городов много, и работы сложной, а раздаются общие жалобы на то, что нет людей. Думаю, что это — переходное состояние, усталость пройдёт, и с новыми, бодрыми, отдохнувшими силами городские и земские самоуправления встанут на ноги».

В этом интервью фактические данные об анархии деревенского управления, о нежелании и боязни интеллигенции идти в деревню, об индифферентности населения к выборам в самоуправления — интереснее программных указаний.

Упразднение Сибирской Думы

Первым политическим актом Директории было закрытие Сибирской Областной Думы. Оно прошло безболезненно и с овациями по адресу Всероссийского Правительства. Авксентьев сам выезжал в Томск, произнёс там речь на тему о жертвах для блага родины, и Сибирская Дума большинством 66 против 22 воздержавшихся приняла резолюцию о самороспуске.

Выпадов по адресу Правительства не было, если не считать заявления одного социал-демократа, что Всероссийское Правительство должно «рассеять тот туман, который напустило Сибирское Правительство».

Смысл другой речи был тот, что бояться самороспуска не следует, потому что 1 января соберётся полномочное эсеровское Учредительное Собрание и «мы» будем работать.

Весь этот обряд самороспуска был политической комедией. Будь Дума органом действительно «народного», а не партийного представительства, объяснение перед нею целей упразднения областных правительств имело бы смысл. В действительности же всё от начала до конца было сплошным лицемерием. Роспуск Думы был предрешён, и Авксентьев огласил указ о роспуске, заготовленный ещё в Омске. Убеждать никого ни в чём не нужно было, а политическим эффектом всей этой в существе безобидной истории было только то, что во враждебных Директории кругах усилилось впечатление об Авксентьеве как ширме, за которой будет действовать «полномочное», как сказал член Думы Гольдберг, Учредительное Собрание.

— Не бойтесь, товарищи, мы 1 января опять появимся, — звучало в речи Гольдберга.

— Слышу! — раздался глухой и злобный ответ.

Приговор Потанина

Много было потрачено времени на то, чтобы убедить Директорию в необходимости упразднения Думы без бутафорского заседания. Доводам членов Сибирского Правительства Авксентьев не верил. Но он не внял и всегда честному и трезвому совету Потанина. В разгар споров о судьбе Думы седой старец, член Думы и первый председатель первого правительства, Областного Совета, опубликовал в «Сибирском вестнике» большую и полную живого интереса записку, представляющую из себя обоснованный обвинительный акт против Думы и социалистов-революционеров.

Авторитет Г.Н. Потанина и некоторые интимные подробности о деятельности Якушева, сообщённые в записке, делают небесполезным приведение из неё некоторых цитат.

«При самом незначительном государственном понимании, — говорится в записке, — Сибирская Областная Дума должна была бы не оспаривать у Совета министров верховных прав и без шума сойти с политической сцены. Но большинство Думы отнеслось к этому иначе.

Вся обстановка внешней и внутренней работы Думы вела к государственному перевороту.

После указа о перерыве занятий Думы и принудительного возвращения думской делегации из Иркутска президиум Думы принял меры к информации томского представителя чехословаков доктора Глосса. С другой стороны, находившийся в Омске И.А. Якушев по прямому проводу также просил доктора Глосса вмешаться в конфликт Думы с Правительством. Такие же меры были приняты для осведомления чешского генерала Сырового. Ко времени арестов И.А. Якушева, В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова чехословацкие войска были достаточно информированы президиумом Думы, и притом в том неверном смысле, что инициатива государственного переворота исходит от министра финансов И.А. Михайлова и товарища министра А.А. Грацианова. Вследствие такой информации чехословацкими военными властями был отдан приказ об аресте И.А. Михайлова и А.А. Грацианова. Получив свободу, председатель Cибирской Областной Думы И.А. Якушев, по его собственному заявлению, «поставил себя под защиту чехов».

Большинство Думы представлено партией эсеров. В программе этой партии областничество занимает второстепенное место агитационного значения. Самое главное, так сказать, сердцевина программы эсеров выходит за пределы местных интересов. Партия эсеров действует во всероссийском масштабе. Как таковая она стремится к захвату центральной государственной власти для осуществления своей программы в пределах всего государства.

С самого начала великой февральской революции партия эсеров захватила в свои руки и центральную власть, и местные самоуправления. Интеллигенцию привлекал к этой партии благородный боевой пафос, проявленный ею в борьбе с царским самодержавием. Многомиллионное крестьянство шло за этой партией, соблазняемое аграрным большевизмом, которого так преступно много в тактике её вождей, вроде В. Чернова.

Местные эсеры с первых шагов деятельности Временного Сибирского Правительства стремились подорвать его авторитет. Краевой орган партии ежедневно подвергал беспощадному бичеванию деятельность Правительства, не брезгуя даже явным натравливанием на него населения. Из этой же среды местных эсеров в официальный орган Самарского Комитета членов Учредительного Собрания была передана информация о том, что Временное Сибирское Правительство ведёт реакционную политику, что оно оставлено демократическими элементами и т.д. Один из видных представителей этой партии, находясь на высоком посту, информировал Самарский Комитет по прямому проводу, надо полагать, настолько неблагоприятно для Временного Сибирского Правительства, что на требования последнего предъявить ленту разговора ответил уничтожением её.

Борьба большинства Думы с Временным Сибирским Правительством есть не что иное, как стремление через его голову соединиться с Самарским Комитетом членов Учредительного Собрания и образовать единую всероссийскую власть, находящуюся под контролем названной партии. Теперь это достигнуто.

С болью приходится отметить слова председателя Думы И.А. Якушева: «Нет худа без добра. Конфликт Временного Сибирского Правительства с Областной Думой ускорил образование всероссийской власти и ослабил позицию Временного Сибирского Правительства на Уфимском Совещании».

Деятельность президиума Сибирской Областной Думы и её большинства мы считаем противоправительственной, противогосударственной и преступной.

Она противоправительственна потому, что сводилась к устранению сложившейся верховной власти Совета министров.

Она противогосударственна потому, что в исключительных условиях борьбы с большевизмом и германцами вместо создания единой, действительно всенародной власти, стремилась установить партийную диктатуру.

Она преступна потому, что отсутствие действительно всенародной власти поведёт к анархии и откроет широкое поле для иностранной оккупации.

Сибирская Областная Дума настоящего состава, заявившая себя противоправительственной, противогосударственной и преступной деятельностью, должна быть распущена. Она не является оплотом сибирской автономии и не имеет права на дальнейшее существование.

Подписали: почётный председатель фракции областников и беспартийных Сибирской Областной Думы Г.Н. Потанин. Председатель фракции А.В. Адрианов. Товарищ председателя профессор Новомбергский. Член Сибирской Областной Думы В.М. Попов».

Таков был суд людей, действительно близких Сибири и чуждых партийности. Какое же впечатление должны были произвести после этого возобновление работ Думы, хотя бы на один день, расшаркивания Авксентьева и «утешения» Гольдберга?

Заслуги Директории

Благодаря Директории ускорилось объединение всех областных правительств на территории Сибири и Урала.

На Дальнем Востоке дольше всех держались амурские сепаратисты во главе с Алексеевским. Когда делегация Сибирского Правительства была во Владивостоке, она мало интересовалась этим оригинальным государством. Ясно было, что оно неминуемо сольётся с остальной территорией из-за невозможности наладить свою финансовую и экономическую независимость. Создание Директории и пример прочих правительств ускорили это слияние.

Директория положила конец и существованию Алаш-Орды, киргизской правительственной организации, заменив её главноуполномоченным Правительства по делам киргиз-кайсаков с подчинением ему местных органов Алаш-Орды (В. Веер. Пр., № 10). Едва ли кто-либо из членов Директории отдавал себе ясный отчёт, что такое сама Алаш-Орда и её органы. Надо знать киргиз, их родовой быт, значение, которое имеют у них султаны и аксакалы (старейшины), чтобы ясно представить себе, как много опасности для бедных масс киргизского населения таила в себе эта Алашская автономия, не определённая точными юридическими рамками. К счастью, местные органы Алаша были по большей части чистым мифом, и организация исчезла, как будто испарившись.

При этом общем соотношении сил, которое сложилось на восточном антибольшевистском фронте, объединение власти в руках Омского Правительства было неизбежно. Но самарская группа добровольно её едва ли передала бы, и весь смысл существования Директории, в конце концов, свёлся к тому, чтобы безболезненно слить две непримиримых власти: омскую и самарскую.

Однако Директория понимала свои задачи шире.

Интервью Авксентьева

«Добровольное растворение областных правительств в единой всероссийской власти даст ярче всяких слов понять нашим союзникам, что русская власть является реально познаваемой силой и авторитетом. Калейдоскопическая пестрота различных правительственных образований, в особенности на Востоке, где в одном Владивостоке существовало чуть не до восьми правительств, заставляла даже тех из наших союзников, которые с глубокой симпатией относятся к русскому народу и судьбам России, несколько не доверять способности русского народа создать в настоящий момент власть авторитетную и признаваемую всеми. Такое положение не могло не отражаться и на готовности со стороны их оказать реальную дружескую помощь России — помощь, в которой мы нуждаемся и которую мы примем от наших искренних друзей с таким же доверием, с каким мы сами приходили в прошлом им на помощь. Благодаря этому, я надеюсь, наши отношения с союзниками, которые и теперь носят дружеский характер, еще более упрочатся и оформятся. Нам это необходимо не только во время устроения нашей внутренней жизни, но и во имя тех задач, которые должны стоять перед Россией на будущем мирном конгрессе».

Как видно из этих слов, Авксентьевым руководила соблазнительная перспектива признания Директории союзниками как действительно Всероссийской власти. Он мечтал даже о представительстве на конференции.

Я помню, как волновался Авксентьев, когда в конце октября пришло известие, что Германия капитулирует.

— Вот тебе и на! — только и мог проговорить он.

Я вполне его понимаю. Продержись Германия несколько больше, союзная помощь России вылилась бы в иные формы. Как только весть о перемирии дошла до фронта, так «братья» чехи попросились в тыл.

Чешская помощь «до конца»

На банкете 6 ноября многоречивый генерал Болдырев сообщил, что на фронте дерутся уже только русские части. Это было не вполне, но почти точно. Почти все чешские части уже ушли на отдых, и активную борьбу стали вести только русские силы, что не мешало, однако, чехам ещё долго рекламировать себя в Америке как единственную силу, выносившую на своих плечах всю борьбу.

Ещё 15 сентября по поводу падения Казани чехословаки опубликовали воззвание, в котором красноречиво убеждали бороться против «социалистической власти — совета народных комиссаров», которая, как говорится в воззвании, «к сожалению, всё-таки пользуется у многих из вас непонятными для нас симпатиями».

«Не забывайте, — говорится дальше, — что несут вам на штыках своих подходящие советско-германские войска. Горе русским рабочим, горе русским крестьянам, горе русской независимости.

Неужели мы должны сомневаться — желает ли русский народ действительно у себя порядка, народовластия, свободы и союза с остальными демократическими и культурными народами или предпочитает советскую власть, которая является отделом берлинского правительства, с которым они заключили позорный союз.

Мы с вами, братья, и мы вас в эти тяжёлые минуты, когда многое должно решаться, не оставим.

Мы заявляем вам, граждане, что Казань и Симбирск в скором времени будут взяты обратно и опять будут в ваших руках, но на этот раз уже навсегда, потому что на этот раз Казань будет взята по приказу чехословацкого командования.

На этот раз мы не остановимся перед Казанью и пойдём дальше и принесём на штыках своих матушке-Москве приветствия от всех вас, граждане, от всей уже освобождённой России».

Подписано было это воззвание капитаном Медеком, доктором Власаком и генерал-майором Чечеком.

Так рассуждали чехи тогда, когда ещё неизвестна была победа союзников. Они обращались к русскому народу, они обещали ему освобождение — и в тот момент, когда сформировалась при их участии народная власть Директории, они первые оставили эту власть на произвол судьбы, забыв своё обещание «мы не остановимся». Они действительно не остановились, но только не на том пути, на котором их ожидали видеть.

Обращение к Америке

Если бы союзникам нужно было Российское Правительство, они, конечно, признали бы любое из антибольшевистских. Но уже поведение чехов, отвернувшихся оттого самого правительства, которое они старались создать, как только им стало безразлично, как обстоит дело с Россией, достаточно ясно показало, насколько мало можно было положиться на союзную помощь.

Директория решила обратиться к меценату освобождающихся народов президенту Вильсону. Обращение это интересно и в том отношении, что в нём устами демократической власти произносится то беспощадное обвинение большевизма, о котором потом многие позабыли. Привожу поэтому его полностью.

«Временное Всероссийское Правительство считает своевременным довести до сведения президента Вильсона следующее касательно положения России.

Воспользовавшись неудачами войны, усталостью от неё русской армии и революцией, большевики путём обманчивых обещании и насилий захватили власть над русской землей. Начался самый ужасный террор.

Под видом защиты интересов рабочих и крестьян новые хозяева страны принялись за варварское истребление всех её культурных ценностей, за уничтожение её интеллигенции, за разрушение её промышленности и торговли.

Закрыты все газеты, кроме официально большевистских, предаются огню и разрушению лучшие библиотеки и музеи, множество виднейших общественных деятелей, известных учёных, врачей, адвокатов, священников, не говоря уже о представителях крупной и средней буржуазии, схвачены и как заложники посажены в тюрьмы или расстреляны. Нет пощады ни старцам, ни женщинам, ни детям.

Большевистская власть, исповедующая на словах демократические принципы, на деле попирает их ногами и осуществляет лишь партийную диктатуру. Всеобщее избирательное право, основа истинного демократизма, уничтожено. Разогнано избранное на основании этого права Учредительное Собрание, а также городские и земские самоуправления.

В советы допускаются лишь члены господствующей партии, и выборы в советы обставляются таким образом, чтобы обеспечить желательный для существующей власти результат. Рабочие, не желающие склоняться под большевистское иго и стремящиеся к установлению господства демократических принципов в жизни страны, беспощадно расстреливаются, как то имело место в Петрограде, Москве, Ярославле, Колпине, Сормове и многих других городах.

Население, доведённое до отчаяния тиранией и несправедливостями большевистской власти, стало в различных частях страны восставать против большевиков, чтобы свергнуть их ненавистный режим, и всюду падение этого режима неизменно вызывало искреннее и всеобщее ликование. Вся Россия, все слои и классы русского народа теперь против большевиков; большевизма давно уже не осталось бы в России, если бы у него не нашлось сильных и услужливых иноземных друзей. Друзья эти — все те, кому выгоден развал России и кто хочет хищнически обогатиться на её счёт в ущерб всем остальным народам. Первые среди них — германцы.

Искусно пользуясь крайностями большевистской пропаганды, широко помогая большевикам деньгами, военнопленными солдатами и офицерами, грозя им и приказывая, Германия уже успела разрушить всю экономическую жизнь Европейской России обессилением русского рабочего класса и подготовить полное господство своей промышленности на русском рынке.

Каждому ясно, что выход России из войны и распад её оказывают глубочайшее влияние на судьбу всех остальных государств. Но этого мало: вопрос о будущем России правительства и народы вселенной по справедливости должны рассматривать как вопрос об их собственном будущем.

Россия не погибнет. Она больна, но не мертва.

Процесс восстановления её национальных сил идёт с необычайной быстротой, и она до тех пор не перестанет стремиться к возвращению своего единства, пока вполне не добьётся этой великой цели. Без воссоздания великой и крепко спаянной в своих частях России не может быть прочного международного равновесия и порядка.

В этом сознании Временное Всероссийское Правительство, принявшее от народов России, областных ее правительств, от Съезда и Комитета членов Учредительного Собрания, земств и городов и пр. всю полноту верховной государственной власти, обращает ныне взоры свои на союзные державы. Оно ждёт от них помощи и считает себя вправе просить о ней со всей настойчивостью.

К президенту Великой Северо-Американской республики, признанному бескорыстному апостолу мира и братства среди народов, обращён его первый призыв. Вся прежняя помощь России со стороны её союзников окажется напрасной, если новая помощь придёт слишком поздно и в недостаточно широких размерах. Каждый час промедления грозит неисчислимыми бедствия ми для России, для самих союзников и для всего мира».

Щедрые обещания Жанена

Как бы отзвуком на горячий призыв Авксентьева явилось несколько спустя не жалевшее обещаний интервью французского генерала Жанена. Этот столь «блестяще» закончивший свою карьеру в Сибири генерал тогда только что прибыл во Владивосток. Когда ему задали вопрос — будут ли союзники активно помогать России в борьбе с большевизмом, он, не задумываясь, ответил утвердительно.

«В течение ближайших 15 дней вся советская Россия будет окружена со всех сторон и будет вынуждена капитулировать».

Как жаль, что у нас не принято вести для политических деятелей особый «dossier» (франц. досье. — Ред.).

Вместе с Жаненом в Сибирь приехал чешский военный министр Стефанек. Он был осторожнее в своих обещаниях. «Мы имеем задачей, — сказал он, — вернуть чехословацкое войско домой. Но мы бы действовали против традиций наших предков, если бы не согласовали поступков с честью солдата и совестью славянина».

Русским генералам Стафанек, однако, заявил, что он умрёт в Сибири, но заставит чехов помочь борьбе с большевиками. В это время деморализация чешских частей при благосклонном участии членов Учредительного Собрания, убеждавших чехо-войско в «недемократичности» антибольшевистского правительства, шла полным ходом. Семена упали на благодатную почву.

Но я не буду сейчас говорить о внешней политике Омска: она развернулась при адмирале Колчаке, и к эпохе его появления я и приурочу свои воспоминания в этой области.

Объективная действительность

16 ноября, накануне переворота, управляющий Министерством иностранных дел Ключников подал Авксентьеву записку, в которой старался освободить Директорию от излишнего оптимизма.

«Как самостоятельная политическая сила, Россия сумеет отстоять свои жизненные интересы только в том случае, если будет отстаивать их вся целиком». Союзники тоже будут стремиться найти линию поведения по отношению к России в целом. Может ли Директория рассчитывать на признание её Всероссийским Правительством?

Ключников высказывает по этому вопросу большие сомнения. «Союзники или отсрочат признание Временного Всероссийского Правительства, или вовсе откажут ему в признании ввиду притязательности его претензий и несоответствия их с реальной политической обстановкой. Вряд ли союзники в состоянии считать теперь территорию Временного Всероссийского Правительства единственным политическим центром, к которому должно направляться дело всероссийского объединения. Вместе с тем политические настроения на территории Временного Всероссийского Правительства таковы, что Правительству нельзя не считаться с весьма сильными противодействиями как справа, так и слева. Благодаря этому за границей могут прийти к убеждению, что Временное Всероссийское Правительство не вполне отражает политический облик даже и той части России, на которую распространяется его верховенство. В представлении иностранцев может получиться, что Временное Правительство держится лишь на равноденствии борющихся противоположных сил, не имея за собой самостоятельной реальной силы, и что оно окажется не в состоянии охранять себя, когда одна из двух сил получит резкий перевес над другой. Наконец, именно теперь будет особенно настойчиво обращать на себя внимание тот компромиссный по существу характер директориальной власти, который воплощает в себе Временное Всероссийское Правительство.

При наличии всех перечисленных условий для Временного Всероссийского Правительства становится чрезвычайно трудным и может оказаться несправедливым по отношению ко всей остальной России:

а) настаивать на признании себя подлинно всероссийской властью;

б) заставлять подчиниться себе остальные части России;

в) осуществить обещание собрать Учредительное Собрание в составе 250 или 170 членов к 1 января или 1 февраля и заставлять Россию подчиниться ему. Быть может, даже более: вообще теперь нельзя ставить вопрос об Учредительном Собрании таким образом, как он ставился раньше, потому что первой задачей теперь должно явиться не Учредительное Собрание, а объединение отдельных правительств в России».

Ключников, человек в Омске совершенно новый, пришёл к тому же выводу, которым руководилось Сибирское Правительство: сначала оздоровлять окраины, потом объединить их правительства и уже затем притязать на признание.

Ключников указал и самое больное место новой власти: искусственность её создания, компромиссный характер существования, несоответствие её стремлений общей обстановке (незначительности освобождённой территории, отсутствию правильного представительства русского национального настроения, оторванности и неавторитетности для других государственных центров). Он отметил и противоестественную зависимость Правительства от случайной группы членов Учредительного Собрания, которая претендует на признание её полномочным вершителем судеб России.

Черновская грамота

В середине ноября членам Правительства раздавались и сообщались различные данные, свидетельствовавшие о том нажиме на Директорию, который производили приехавшие члены Учредительного Собрания во главе с Черновым. Последний вёл себя особенно вызывающе, причём не скрывал, что он считает день своего коронования весьма близким.

Центральный комитет партии социалистов-революционеров опубликовал прокламацию, которая напомнила печальные дни революционного Петрограда. Она произвела крайне тяжёлое впечатление решительно на всех здравомыслящих людей и особенно военных, как русских, как и иностранных. Это было началом разложения армии. Министр юстиции Старынкевич поручил обер-прокурору рассмотреть прокламацию с точки зрения её уголовно наказуемого содержания.

Чернов, как и следовало ожидать, остался недоволен результатами Уфимского Совещания, и его прокламация бросила открытый вызов Директории.

«Удовлетворительного решения задачи организации власти на Государственном Совещании в Уфе достигнуто не было».

Далее прокламация ставит в вину Директории «выбор резиденции, территориальное разлучение со съездом членов Учредительного Собрания, передачу важнейших общегосударственных функций соответствующим министрам Сибирского Правительства, подтверждение временного роспуска Сибирской Областной Думы, длящуюся безнаказанность вдохновителей и руководителей омского контрреволюционного заговора, восстановление погон и дисциплины старого типа, попытку ликвидации агитационно-культурно-просветительной работы в армии и целый ряд различных начинаний, отдающих армию в руки реакционных генералов и атаманов…

«…В предвидении возможностей политических кризисов, которые могут быть вызваны замыслами контрреволюции, все силы партии в настоящий момент должны быть мобилизованы, обучены военному делу и вооружены, с тем чтобы в любой момент быть готовыми выдержать удары контрреволюционных организаторов гражданской войны в тылу против большевистского фронта.

Работа по собиранию, сплачиванию, всестороннему политическому инструктированию и чисто военная мобилизация сил партии должна явиться основой деятельности центрального комитета, давая ему надежные точки опоры для его текущего, чисто государственного влияния».

Экстренная телеграмма

Возмутительная прокламация осталась как бы незамеченной со стороны Директории. Это произвело крайне тягостное впечатление. Между тем из Екатеринбурга пришла следующая телеграмма:

«Омск, Зензинову, экстренная. Данное вами 23 сентября (день избрания Директории) обязательство остаётся не выполненным, напротив, осуществлено назначение, противоречащее в корне его духу. Создавшееся положение вынуждает меня задать вам двоим (Зензинову и Авксентьеву) прямой вопрос о сроке реализации обязательства. Недача вами немедленного исчерпывающего ответа общественно обяжет меня обратиться к трём членам Директории с соответствующим открытым письмом, учесть характер вашего обращения 23 сентября и смысл принятого мною на себя посредничества. В частности, на вас, Владимир Михайлович, я возлагаю личную ответственность за поведение в данном вопросе третьего члена Директории, заверения которого вы гарантировали мне, предварительно получения, вашим честным словом. Мой адрес: гостиница Атаманова. Вадим Чайкин».

Здесь начинался уже шантаж. Чайкин, один из членов Учредительного Собрания, черновец, угрожает Зензинову раскрыть какие-то закулисные тайны Уфимского Совещания.

Предчувствие Зензинова

В дневнике Зензинова имеется, между прочим, место, где он сознаётся, что временами испытывает тревожное беспокойство. Услышит шум, стук — и ему кажется, что уже идут «арестовать».

Он чувствовал везде врагов, переворот казался ему неизбежным. С другой стороны, в Омске упорно говорили, что переворот готовит Роговский, товарищ министра внутренних дел, который привёз с собой из Самары особую стражу, свою разведку и деньги.

Кто из двух раньше?

18 ноября

Рано утром меня разбудил секретарь Вологодского.

— Вы ничего не знаете?

— Нет.

— Директория арестована! Сейчас экстренное заседание Совета министров.

Еду в Совет министров. По дороге встречаю Вологодского в сопровождении только что прибывшего из Томска Гаттенбергера и большого конвоя. В здании Совета ещё не все министры, многие взволнованы. Никто ничего не знает, Вологодский не осведомляет. «Подождите, — говорит, — сразу скажу».

Приходит Колчак. Он только что прибыл с фронта, куда поехал сейчас же по назначении его министром. Рассказывает о тёплой встрече, которая ему была оказана, о тяжёлых условиях, в которых живут на фронте солдаты. Все стараются говорить о посторонних вещах.

Позже других является Михайлов. Его разыскивали. Наконец все в сборе.

Вологодский открывает заседание; рядом с ним Виноградов. Вологодский сообщает об аресте Авксентьева, Зензинова, Аргунова и Роговского, о том, что уже обнаружились очевидцы того, как полковник Красильников, один из организаторов противобольшевистских казачьих отрядов, ночью на улице спрашивал своих офицеров: «Ну что, готово?» Видели какой-то грузовик, набитый солдатами.

Что же дальше?

Воцарилось тягостное молчание. Я могу утверждать с полным убеждением, что для подавляющего большинства переворот был совершенно неожиданным. Я, например, только догадывался о подготовляющемся заговоре, потому что слышал как-то от одного офицера, что все военные были бы рады видеть вместо Директории одно лицо. И когда я спросил, есть ли такое лицо, которое пользовалось бы общим авторитетом, то он сказал: «Да, теперь есть».

Могу также с уверенностью сказать, что о перевороте ничего не знал и Колчак. Мне рассказывал впоследствии один из участников переворота, покойный ныне В.Н. Пепеляев, как происходили совещания в вагоне на ветке омского вокзала, как решено было предварительно показать адмирала Колчака на фронте, где заранее подготовлена была ему встреча, как адмиралу внушили мысль поехать и выполнили весь план в расчёте, что под влиянием выслушанного там и под впечатлением встречи он не уклонится принять на себя роль диктатора.

Совет министров был застигнут врасплох. Некоторое время в заседании царило тягостное молчание.

Первым взял слово министр продовольствия Зефиров. «Я думаю о политике, — сказал он, — прежде всего с точки зрения рубля, которым оперирую как покупатель. В интересах этого рубля я желал бы, чтоб сейчас же было выяснено, кому же принадлежит теперь власть».

После этого прения пошли по пути искания форм власти. Факт свержения Директории был признан. Восстановление Авксентьева и Зензинова казалось немыслимым. Власть могла перейти к трём оставшимся членам Директории, но это был бы суррогат директории, идея которой, как коалиции, умирала вместе с выходом левой половины. Принятие власти всем составом Совета министров было бы повторением неудачного опыта Временного Российского Правительства князя Львова и Керенского. Казалось невозможным и создание новой директории после того, как эта форма оказалась скомпрометированной примерами только что пережитой эпохи Сибирской Директории, какой по существу было Правительство Вологодского, разлагавшееся от внутренних раздоров и внешних партийных воздействий, и ещё более кратковременной и безотрадной деятельности Директории.

— Значит, диктатура? — окончательно формулировал в форме вопроса Виноградов.

Признаюсь, когда этот вопрос был задан, я пережил минуты тяжкого волнения.

Подготовляя декларацию Вологодского для Сибирской Областной Думы, я с полным убеждением и искренностью вставил в неё фразу о диктатуре, «заранее обречённой на неудачу». Я был убеждён в этом, потому что только исключительно выдающийся и удачливый диктатор мог бы примирить с собой стихию революции, не выносящей никакого «навязанного» ей порядка, признающей только то, что сохраняет её свободу.

Кто может быть диктатором? После теоретических рассуждений о форме власти надо было поставить и этот роковой вопрос. Тогда взоры всех обратились на адмирала Колчака.

— Кто? — спросил Вологодский.

— Генерал Болдырев! — ответил Розанов, начальник штаба Верховного Главнокомандующего.

Болдырев, который уже сейчас состоит Верховным вождём армии, не может быть в настоящее время смещён без ущерба для дела. В этом смысле высказался и адмирал Колчак.

— Адмирал Колчак, — назвали другие.

«Генерал Хорват!» — почему-то не сказал, а написал мне министр путей Устругов.