Глава VI Период многовластия и гегемония Омска

Глава VI

Период многовластия и гегемония Омска

Историческая справедливость требует отметить, что отсрочка набора сибирской армии и возможность некоторой подготовки мобилизации явились результатом самоотверженной борьбы на берегах Волги так называемой «народной» армии. Интеллигентная по составу, сознательно враждебная большевизму, но плохо подготовленная и плохо снабжённая, она вынуждена была осенью отступить к Уралу, но всё лето она давала возможность Сибири организовываться и подготовлять военную силу.

Самарский «Комуч»

Борьба на Волге велась под лозунгом «Учредительное Собрание». Политическое руководство освобождёнными районами взяли на себя собравшиеся в Самаре члены Учредительного Собрания, которые составили «Комитет членов Учредительного Собрания», для краткости называвшийся «Комуч».

Так как левое и правое крылья Учредительного Собрания (большевики и кадеты) отпали, одни — по убеждению, ввиду отрицательного отношения коммунистов к Учредительному Собранию, другие — вследствие изгнания их из состава последнего, то остатки получились односторонне партийные. Это были по преимуществу «Черновцы», т.е. люди, подобные тем сибирским думцам и членам Западно-Сибирского Комиссариата, которые в нерешительности останавливались перед советскими организациями, виновато опасаясь разрушать эти столпы революции, сочувствовали национализации промышленности и увлекались сельским коммунизмом. Неудивительно, что подобные лидеры не могли повести за собою широкие массы крестьян. Здравый рассудок мужика не мог усвоить различия между большевиком и черновцем — при первом всё было даже яснее, и потому мужик остался в стороне, предоставив драться с красными «панам».

Я помню, как в первые дни после переворота в Омске крестьяне привозили из деревень задержанных ими «совдепистов» и как они с разочарованием уезжали, узнав, что у власти опять стоят «сицилисты». «Коли так, значит, опять придётся вязать да привозить до города. Добра из этого не выйдет».

«Комуч» неизбежно должен был встать в оппозицию к Омску.

Первое Челябинское совещание

Необходимость согласования действий областных правительств вызвала ряд совещаний между их представителями. Первое такое совещание происходило в Челябинске 15 июля.

На этом заседании Комитет членов Учредительного Собрания был представлен членом Комитета И.М. Брушвитом, управляющим иностранным отделом М.А. Веденяпиным и начальником главного военного штаба Н.А. Галкиным; Сибирское Правительство представляли военный министр А.Н. Гришин-Алмазов, министр финансов И.А. Михайлов и товарищ министра иностранных дел М.П. Головачев.

Обе стороны подробно ознакомили одна другую с предположениями о возможном порядке организации общероссийской власти. Самарский Комитет рассчитывал на признание власти Учредительного Собрания, сибирские представители указали, что в Сибири не будет признана никакая власть, возникшая помимо соглашения с Сибирским Правительством. Обе стороны остались при своём мнении и разошлись, недовольные друг другом. Борьба за власть между Самарою и Омском становилась неизбежной.

Уральское Правительство

Политическое соревнование Самарской и Сибирской власти определённо выявилось после освобождения Урала. Самарский Комитет стремился присвоить себе значение всероссийской власти, исходя из идеи восстановления Учредительного Собрания как полновластного представителя суверенного народа. Натолкнувшись на противодействие сибирской власти, Самарский Комитет рассчитывал завербовать в свои сторонники все прочие областные правительства, и когда в конце июля был освобождён от большевиков Екатеринбург, туда немедленно выехали послы из Самары. Но Омск опередил их. Первым прибыл в Екатеринбург Гришин-Алмазов. Он сразу расположил уральскую общественность в пользу Омска, объявив позицию полного невмешательства в уральские дела, признания автономии Урала и готовности помочь Уралу в его дальнейшей борьбе за освобождение от большевизма.

Когда самарские гонцы прибыли в Екатеринбург, последний был уже подготовлен к независимому существованию, и, конечно, буржуазный мир уральских промышленников был больше расположен к дружбе с умеренным и несоциалистическим Омском, чем с черновским правительством Самары.

В начале августа началось формирование Уральского Правительства. Во главе правительства встал П.В. Иванов, один из наиболее уважаемых деятелей Урала, председатель биржевого комитета. Заместителем его избран был Л.А. Кроль, левый кадет. Кроме них, в состав Правительства входило ещё пять лиц: инженер Гутт (управление горных дел), Глассон (юстиция), Асейкин (внутренние дела), Прибылёв (по ведомству земледелия), бывший директором канцелярии Министерства земледелия в Петрограде, при Чернове, и, наконец, Мурашёв (ведомство труда).

В организации правительства и разработке его программы принимали участие представители политических партий: народной свободы, трудовой народно-социалистической, социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков. Программа этого Правительства отличалась большой трезвостью.

Завоёванные свободы сохраняются, но злоупотребление ими в ущерб порядку не допускается.

Утверждается равноправие национальностей.

В основу экономической политики полагается признание частной собственности.

Заводы будут возвращаться их владельцам. Правительство сохраняет за собою право объявлять предприятия национальной собственностью, когда того потребуют интересы государственные, и право контроля над производительностью и максимумом прибыли.

Восьмичасовой рабочий день сохраняется при условии выполнения устанавливаемого минимума выработки.

Частные банки восстанавливаются и подлежат государственному надзору.

Сокращение штатов, максимальная экономия.

Подоходно-прогрессивный налог при усилении косвенного обложения и восстановление казенной продажи питий.

Продовольственное дело предоставляется свободной инициативе кооперации и частного торгового капитала.

Автономия школы и стремление осуществить всеобщее обязательное обучение.

Сохранение сельскохозяйственных земель в руках фактических пользователей впредь до разрешения Учредительным Собранием земельного вопроса в полном объеме.

Пересмотр закона о выборах в городское и земское самоуправление при сохранении начал всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

Неуклонное требование всех жертв для поддержания мощи армии, без допущения уклонения от неизбежных тягот для кого бы то ни было.

Планомерное восстановление прав и отношений, измененных советскими декретами.

Власть свою Уральское Правительство объявило временною, вплоть до созыва Уральской Областной Думы.

Урало-сибирская дружба

Отношения Екатеринбурга и Омска проникнуты были взаимным пониманием и единством политических настроений. Урал без колебаний признал военную власть Сибирского Правительства, не покушаясь в этой области ни на какую автономию. Нисколько не стремясь к сепаратизму, а желая лишь обеспечить децентрализацию управления, Уральское Правительство не гналось и за оригинальностью своего законодательства и просило Омск ставить его в курс законодательной работы Сибирского Правительства для установления возможно большого единства работы.

В середине августа, в разгар формирования уральской власти, в Екатеринбург был командирован Ив. Михайлов, который и установил окончательное соглашение Сибирского Правительства с Екатеринбургским и обеспечил единство позиций на предстоявших совещаниях о формировании всероссийской власти.

Западные границы автономной Сибири

Интересно отметить, что в представлении сибирских автономистов Урал считался составной частью Сибири. Так как при объявлении государственной независимости Сибири (декларация 4 июля) границ её указано не было, то возникал ряд споров о территории: какому правительству Урал должен подчиняться. Сибирское Правительство не стремилось расширить свои границы, но к нему тяготели освобождавшиеся районы Приуралья, чувствуя на стороне Омска большую силу. Этого требовала и наличность в Омске центральных учреждений, Судебной палаты, Почтово-телеграфного округа и других. 18 июля 1918 г. Сибирское Правительство постановило включить в сферу своего влияния уезды Челябинский, Златоустовский и Троицкий. Постановление это было мотивировано так:

«Города Челябинск, Троицк и Златоуст ходом борьбы с большевиками были оторваны на некоторое время от Европейской России и попали в сферу влияния Временного Сибирского Правительства. В настоящее время, после образования власти в городе Самаре, создаётся неопределённость в отношении порядка и органов управления в районах названных трёх городов.

Считаясь с определённо выраженным желанием населения уезда Златоустовского Уфимской губернии, а также Челябинского и Троицкого уездов Оренбургской губернии и учитывая создавшуюся уже живую связь этих районов с административными центрами Сибири, и в частности нахождение в Челябинске учреждений переселенческого ведомства, имеющих первостепенное значение для Сибири, Совет министров постановляет:

Впредь до установления Всероссийским и Всесибирским Учредительными Собраниями западной границы Сибири — образовать Челябинский округ в составе уездов Челябинского, Златоустовского и Троицкого;

для управления Челябинским округом учредить на основаниях, установленных для губернских комиссаров, должность окружного комиссара, местопребыванием которого назначить город Челябинск;

распространить на Челябинский округ действие всех постановлений и распоряжений Временного Сибирского Правительства;

все учреждения Челябинского округа (судебные, путей сообщения, почтово-телеграфные, военные и проч.) подчинить окружным управлениям, находящимся в городе Омске».

Мотивы этого постановления не вымышлены — население Приуралья действительно выражало желание быть под эгидою Сибирского Правительства. Я лично принимал депутации и от более северных уездов: Шадринского, Камышловского, также просивших о присоединении к Сибири и даже как будто опасавшихся уральской автономии. Жажда сильной, устойчивой власти сказывалась в этой тенденции к Сибири, в которой чувствовались более здоровые начала власти, чем на Западе.

Несмотря на фактическое равнодушие и даже нежелание Сибирского Правительства расширять границы, они теоретически обсуждались в Совете министров. Доклад делал солидный учёный, областник по убеждениям, впоследствии по личным делам уехавший в Петроград. Согласно докладу, Урал должен был войти целиком в границы автономной Сибири ввиду экономической связи железоделательного района Урала с хлебным рынком Сибири и угольными богатствами Кузнецкого района.

Доклад этот был принят к сведению, и журнал заседания не был опубликован: оно считалось закрытым. Тем не менее тайна заседания получила огласку, и оно дало благодарный материал для врагов сибирского областничества, особенно самарцев. Они окрестили с тех пор Сибирское Правительство «империалистическим».

В то время как сибирские областники мечтали о поглощении Урала, в екатеринбургской газете «Зауральский край» появилась статья известного исследователя Северного Урала Носилова, который определял границы автономного Урала от Новой Земли до Аральского моря, с захватом как части последнего, так и северного побережья Каспийского, до устья реки Урал.

«Нечего говорить, — пишет автор, — что даёт течение такой рыбной, богатой реке, как Урал до г. Оренбурга. В последнем пункте отроги Урала близко подходят к р. Волге, как великой русской артерии, но мы будем скромными и возьмём направление на г. Уфу, Мензелинск и Глазов, захватывая лишь те предгорья Уральского хребта, которые принадлежат ему по географическому только положению. Это вполне обеспечит Урал в хлебном отношении, не говоря о том, что повлечёт разработку многих ископаемых и увеличит население Урала, который более нуждается в земледельце, чем в рабочем. Линия Кай и Усть-Сысольск нам даст богатейшие ухтинские нефтеносные земли, а дальнейшее протяжение западной границы автономного Урала до Святого Носа на Ледовитом океане, у Чешской губы, нам доставит те нетронутые лесные богатства этого севера, которые только ожидают, когда протянется через них от Урала рельсовый путь к берегам Студёного моря, чтобы дать миллионы десятин новой пахотной и пастбищной земли уральскому населению и открыть ему новые богатства недр Тиманского хребта — отрога Урала, — не говоря об оленеводстве и будущем скотоводстве этого Севера, которое не уступит скотоводству южных степей Урала.

Здесь, на побережье Ледовитого океана, ожидает автономный Урал чудная естественная пристань морская, порт при устье р. Индиги, который, при форсировании льдов в зимние месяцы у берега, может легко обслуживать автономный Урал все 12 месяцев в году, открывая ему собственный выход к портам Европы».

Я привожу эту цитату не для того только, чтобы иллюстрировать увлечения автономистов, но и для того, чтобы показать, как трудно было бы разграничить «штаты» федеративной России, если бы осуществлялось такое устройство её. Здесь нужен был бы второй Версаль.

В этих восторженных описаниях есть и здоровая сторона, которой отличается областничество — это местный патриотизм, любовь к определённому району, горячее и искреннее стремление способствовать его экономическому и культурному расцвету. Областничество — это пробуждённая инициатива, жажда творчества; это сила, которая ускоряет прогресс. И в описаниях, которые дают областники, как ни много в них увлечения, всё же не всё преувеличено. Обширность России создавала в ней экстенсивную культуру, она подавляла или рассеивала энергию, вызывала неравномерное распределение культурных сил и капиталов. Областничество могло бы способствовать оживлению многих забытых богатых районов России. Уже, наверное, Урал не оставил бы втуне ухтинскую нефть и сумел бы использовать северные леса.

Самара начинает кампанию

Озлобленное неудачей в Екатеринбурге Самарское Правительство решило взорвать Сибирское Правительство изнутри. Сибирские эсеры, партийные единомышленники Самары, послушные Комитету Учредительного Собрания как авторитету непререкаемому и притом областники не искренние, а только тактические, решившие использовать лозунги областников для большей популярности, пошли, конечно, навстречу Самарскому Комучу. Члены Западно-Сибирского Комиссариата, которые после запрещения Сибирским Правительством советских организаций окончательно с ним порвали, вошли немедленно в тесную связь с Самарой. Один из членов Комиссариата, Марков, добивался командировки его туда с официальной миссией, но не получил её и отправился за счёт партии. Дабы члены Комиссариата не пользовались своим прежним званием «Уполномоченных Сибирского Правительства», должности уполномоченных специальным постановлением от 24 июля были упразднены (Собрание Узак. Сиб. Прав., № 43). Этим актом более десятка различных «уполномоченных», шнырявших по Сибири с партийными директивами, выдававших себя за агентов Омской власти и только компрометировавших её, были переведены в разряд частных людей.

Частным человеком уехал в Самару и Марков. Но там он получил сейчас же официальное положение. Ему поручили заведование всеми делами Сибири, и он принял, таким образом, участие во всех выступлениях и происках против Омской власти.

В то же время в Сибирь высланы были специальные люди для подготовки признания в Сибири эсеровской власти. Насколько можно было судить по отрывкам переговоров по прямому проводу и перехваченных телеграмм, план состоял в созыве Областной Думы и поддержке её Комитета Учредительного Собрания как всероссийской власти.

Один из членов Западно-Сибирского Комиссариата, Пав. Михайлов, был оставлен в должности товарища министра внутренних дел. В качестве такового он содействовал агентам Самары, например Брушвиту, говорить по прямому проводу и даже сам скрывал ленты этих переговоров. Когда это стало известным, он был уволен.

Эсер-сановник

При увольнении Михайлова обнаружились некоторые характерные подробности. Старик Крутовский, как непосредственный начальник Михайлова по должности министра внутренних дел, с большим юмором рассказывал о той мании величия, которой страдал этот, казалось, скромный соц.-революционер. Во-первых, будучи неудовлетворён званием товарища министра, он присвоил себе особый титул «первого» товарища. Во-вторых, завёл себе такую свиту и охрану, что после его отставки понадобилась чуть ли не целая комиссия для ликвидации всех счетов и ревизии расходов Михайлова. Крутовский на практике познакомился с дисциплинированностью свиты, окружавшей особу «первого» товарища министра. «Однажды, — рассказывает Крутовский, — я пошёл купаться. Меня не пускают. Почему? — Здесь сейчас будут купаться товарищ министра». Из купальни в это время изгоняли «простонародную» публику, и она выходила с такими протестами и ругательствами, что Крутовский побоялся сказать, что он сам министр.

Как ни странно, но властители из социалистов часто обнаруживают и пренебрежение размерами расходов, и повышенную требовательность почёта и комфорта гораздо более, чем люди, которые, казалось бы, меньше приучены были считаться с народными средствами и больше требовать для себя.

После Михайлова я видел Авксентьева, с тою же любовью к бутафориям, к льстивому угодничеству, к наживе. До этого я видел социалистическое правительство Керенского с систематическим непотизмом, безудержной вакханалией устройства «своих», с созданием бесконечного числа «мест», с командировками и обеспечениями. И эти же люди вопили о «расхищении» народных средств.

Негодование Сибирского Правительства по поводу этой «помпы» Михайлова было искренним, потому что само Правительство не решалось назначить себе жалованья, способного окупить расходы, жило в вагонах и окружило себя такой простотой и доступностью, какой может обладать только действительно демократическая, народная власть. Один только Патушинский понимал Михайлова, так как он сам имел адъютантов и был грешен по части «помпы».

Якушев мобилизует членов Думы

Члены Сибирской Областной Думы хорошо знали, как должно быть мало авторитетно это учреждение, созданное в период «равнения на большевика», и в Томске не набиралось кворума. Якушев сам решил объехать паству и собрать Думу, оказав, где нужно, давление. В это время, отделившись от Сибирского Правительства, он уже попал в партийную обработку и стал, как это водится всегда у партий, привыкших к подполью, рабом партийной директивы. Самара требовала созыва Думы. Якушев старался.

Конфликты Омска с Самарой

На железных дорогах Сибири скопилось много грузов, направлявшихся в адреса Европейской России. Самара считала себя вправе завладеть всеми этими грузами; Сибирское Правительство не видело оснований к тому, чтобы пропускать дальше Челябинска грузы, адресованные в большевистскую Россию, и учредило особые реквизиционные комиссии для распределения этих грузов между казёнными и частными предприятиями Сибири.

Самара ответила на это задержанием грузов, следовавших в Сибирь: мануфактуры, нефти и других. Началась таможенная война.

Второй конфликт разыгрался на почве денежных переводов. Самара делала переводы на Сибирь, не присылая подкреплений. Омск объявил, что будет задерживать уплаты, пока не получит подкреплений, так как после ухода большевиков денежная наличность во всех государственных кассах оказалась едва покрывавшей текущие потребности самой Сибири. Этот шаг Омска был также сочтён за враждебный вызов.

Для того чтобы устранить подобные недоразумения, Сибирское Правительство решило командировать в Самару своего уполномоченного. Избран был для этого человек, который по природе своей был неспособен изображать из себя посла и, казалось, должен был прийтись ко двору демократической власти. По прибытии в Самару он просил, чтобы ему разрешили бывать на открытых заседаниях Совета управляющих ведомствами, для удобства согласования работы обоих правительств. Что же ему ответили? Ответ был классический: международное (!!) право не предусматривает случаев, когда послы (!) участвуют в заседаниях правительств, при которых они аккредитованы.

Таким образом, Самара приняла всерьёз декларацию государственной независимости Сибири. Plus royaliste que le roi meme (франц. Больший роялист, чем король. — Ред.), она не иначе сообщалась с Омском, как нотами, по всем правилам международного права.

Отставка Павла Михайлова, последнего агента партии социалистов-революционеров в Сибирском Правительстве, вызвала в Самаре взрыв возмущения. Самарский информационный отдел и «Вестник» Комитета членов Учредительного Собрания напечатали явно враждебные и ложные сведения о реакционности политики Сибирского Правительства, о выходе из его состава демократической части, о конфликте правительства с Думою.

Как сообщил затем уполномоченный Сибирского Правительства, его переписка перлюстрировалась, а присутствие его игнорировалось. В Сибирь же был командирован член Учредительного Собрания Гуревич, но ему поручено было состоять не при правительстве, а при Областной Думе.

В середине августа Сибирское Правительство и Самарский «Комуч» обменялись следующими нотами.

20 августа. Уполномоченному Председателя Совета министров Сибирского Временного Правительства в Самаре послана следующая телеграмма:

«Благоволите вручить текст препровождаемой телеграммы председателю Вольскому и Комитету членов Всероссийского Учредительного Собрания, находящимся в Самаре, как ответ на телеграмму № 357 Самарского Комитета и Председателя, находящихся в Самаре. Временное Сибирское

Правительство, в ответ на Вашу телеграмму № 357, настоящим считает нужным довести до Вашего сведения, что оно не усматривает ни в одном из своих действий таких «мероприятий и актов, которые препятствовали бы восстановлению государственного единства России», а, наоборот, склонно полагать, что вся его деятельность имеет целью создание условий, могущих обеспечить последнее. В настоящий момент Временное Сибирское Правительство является органом не только областной, но и суверенной власти в Сибири, как это вполне определённо выражено в декларации Сибирского Временного Правительства от 4 июля. Временное Сибирское Правительство полагает, что при отсутствии общегосударственной власти каждая область, освобождённая от большевизма, имеет полную возможность, опираясь на принцип федеративности образовывать свою областную власть. С этой точки зрения Временное Сибирское Правительство должно указать, что если какое-либо областное правительство, в согласии с волей населения, посылающего в это правительство своих представителей, выражает согласие войти в те или иные отношения с Временным Сибирским Правительством, последнее не только чувствует себя вправе, но и считает себя обязанным в такие отношения войти, ибо в их конечном итоге должна получиться определённая координация, способствующая восстановлению Российской государственности. Как известно, такого же взгляда Временное Сибирское Правительство держалось и на Челябинском Совещании, когда речь шла о координации действий. Вместе с тем Сибирское Временное Правительство пользуется этим случаем, чтобы определённо заявить о полном отсутствии у него каких-либо намерений в отношении освобождаемой области, которые противоречили бы целям и желаниям населения её. В частном случае, о Приуралье, затрагиваемом Вашей телеграммой, Временное Сибирское Правительство считает своим долгом указать, что если Приуральское Правительство, избранное представителями населения, проявило желание больше координировать свои действия с Временным Сибирским Правительством, а не с какой-либо другой властью, то объяснение этого, конечно, лежит не в действиях Сибирского Правительства, а в объективных фактах. По мере определения этого обстоятельства Временное Сибирское Правительство сочло себя обязанным оказать поддержку Приуралью, хотя это, быть может, и увеличивает тяжесть лежащей на нём задачи. Исходя из сказанного выше, Временное Сибирское Правительство имеет основания считать все свои действия в этом направлении закономерными, преследующими общегосударственные цели, и пользуется случаем выразить надежду, что Самарский Комитет сочтет для себя возможным усвоить эту точку зрения, тем более что всякое практическое выражение иного взгляда на этот вопрос Временное Сибирское Правительство вынуждено было бы рассматривать как направленное против него. Ввиду принципиальной выясненности вопроса Временное Сибирское Правительство считает также необходимым разъяснить, что представление об устройстве им внутренних таможенных границ, таможенных пошлин, препятствование провозу грузов, невыдаче денежных переводов покоится на очевидном недоразумении. Таковых границ не устанавливалось, а был лишь проведён налог на некоторые продовольственные предметы ввиду временных финансовых затруднений; что касается денежных переводов, то некоторая задержка находится в связи с вопросом об образовании расчётной конторы в Челябинске. Во всяком случае, Временное Сибирское Правительство может заверить Самарский Комитет, что в этом отношении оно примет все меры к тому, чтобы дальнейшее укрепление впечатления о таможенной деятельности Временного Сибирского Правительства и об отсутствии у него желания оплачивать переводы, расходы по которым ему будут возвращены Самарским Комитетом, не имело места. Вместе с тем Временное Сибирское Правительство считает долгом подчеркнуть, что оно всегда приветствовало и будет приветствовать всякое согласование действий, которые будут направлены к достижению великой цели воссоздания России. Председатель Совета министров Вологодский, товарищ министра иностранных дел Головачев».

Телеграмма эта последовала в ответ на следующую телеграмму Самарского Комитета:

«Необходимость восстановления единства государственного правления на освобождающейся от советской власти территории Российской Федеративной демократической республики и препятствующие этому некоторые акты и мероприятия Временного Сибирского Правительства вынуждают Комитет членов Всероссийского Учредительного Собрания довести до сведения Временного Сибирского Правительства нижеследующее: первое — считая, что изменение административных границ областей Российской Федеративной демократической республики возможно не иначе, как суверенной волей Всероссийского Учредительного Собрания, что, согласно декларации Сибирской Областной Думы и основанному на ней заявлению представителя Временного Сибирского Правительства на совещании 15 июля сего года в Челябинске, Временное Сибирское Правительство является органом областной власти в Сибири, что установление границ территории Сибири постановлением Временного Сибирского Правительства от 13 июля с.г. является нарушением вышеизложенных принципов и что изменение административных границ областей не может находиться в зависимости от места нахождения воинских частей, сформированных в той или иной области, ибо все действующие воинские части, объединённые общим командованием, имеют общей задачей борьбу за единое государственное целое России, — Комитет членов Всероссийского Учредительного Собрания на основании вышеизложенного доводит до сведения Временного Сибирского Правительства, что он не признаёт власти Временного Сибирского Правительства за пределами административных границ Сибири. Второе — Комитет членов Всероссийского Учредительного Собрания считает, что Временное Сибирское Правительство также никем не уполномочено брать на себя право образовывать новые областные деления и способствовать появлению органов новой областной власти вне территории Сибири, как это имело место в Зауралье. Равным образом устанавливать внутренние таможенные границы, взимать таможенные пошлины на территории Российской федеративной демократической республики и препятствовать провозу некоторых грузов, не выдавать денежных переводов, а также и ряд других актов вмешательства органов Временного Сибирского Правительства в дела отдельных ведомств, вне территории Сибири находящихся — ни в какой мере не совместимо с признанием единства Российской федеративной демократической республики. Все подобные действия Временного Сибирского Правительства служат серьёзным препятствием к воссозданию единства Государства Российского, в чём не может быть не заинтересовано и Временное Сибирское Правительство согласно его декларации. Третье — Комитет членов Всероссийского Учредительного Собрания со своей стороны примет все меры к достижению необходимой координации действий и надеется, что Временное Сибирское Правительство не замедлит аннулировать все акты и распоряжения, кои являются препятствием к созданию единого Российского государства и послужили основанием к настоящему вынужденному протесту. № 357. Председатель Комитета членов Всероссийского Учредительного Собрания В. Вольский. Управляющий ведомством иностранных дел М. Веденяпин».

Переговоры об открытии Думы

Когда в Томске собралась довольно значительная группа членов Думы, перед Правительством было возбуждено ходатайство об издании указа о созыве Думы. Без такого указа кворума не набралось бы. С точки зрения Положения о Думе как о верховном органе власти, указ правительства был излишен, с точки же зрения Правительства, которое, в согласии с председателем Думы Якушевым, объявило при вступлении в управление, что вся полнота власти принадлежит ему, издание указа было необходимо.

Судьба Думы зависела, таким образом, от Правительства. Ещё раз вставал вопрос: созывать или нет?

В составе Правительства не было колебаний по вопросу о необходимости хотя бы суррогата народного представительства для укрепления авторитета власти. Но все отчетливо сознавали неизбежность конфликта с Думою, если работа последней не будет находиться под контролем власти. Слишком ясны были политические вожделения эсеров, добивавшихся подчинения власти своему влиянию.

Отлично понимая, насколько недолговечна могла быть власть эсеровского правительства, которое, также как и большевистское, производило бы опыты социализации, но поддаваясь при этом компромиссам, каковые делали бы его менее приемлемым и понятным для массы, и не желая, естественно, давать волю эсерам, чтобы восстановлять большевизм, — Омское Правительство решило бороться с попытками Думы присвоить себе активную политическую роль. Поэтому, соглашаясь издать указ о созыве Думы на 15 августа, Сибирское Правительство пожелало установить программу занятий Думы.

В конце июля в Омск прибыла делегация Областной Думы, в составе которой играл наиболее видную роль иркутский депутат, прис. повер. Кроль, однофамилец члена Екатеринбургского Правительства. Типичный социалист-революционер, крайне самоуверенный и столь же имевший право считать себя представителем сибирского трудового населения, как любой адвокат из Европейской России, он стремился играть роль и буквально не давал говорить другим членам делегации. Он развивал, главным образом, ту мысль, что настроение Думы очень благоприятно для правительства и что никаких выступлений против Правительства быть не может. Но в политических соглашениях нужна точность и ясность. Делегации была поэтому определённо указана допустимая, с точки зрения Правительства, программа работ первой сессии: декларации Председателя Совета министров и рассмотрение законопроекта о пополнении состава Думы. Делегация же настаивала на необходимости обсуждения вопроса о создании Всероссийской власти, но в конце концов согласилась с программой Правительства.

Результат соглашения не был, однако, нигде зафиксирован, и это дало возможность Думе отступить от соглашения, воспользовавшись мягкостью характера Вологодского.

Накануне открытия Думы

Резиденцией Думы был Томск. Ко дню открытия Думы туда прибыл почти в полном составе Совет министров. Накануне открытия Думы на заседание Совета министров был приглашён совет старейшин Думы в полном составе; всего было около 15 человек. Каково же было наше удивление, когда эта делегация предъявила Правительству совершенно новые вопросы программы: рассмотрение наказа Думы, вопрос о посылке делегации от Думы в Челябинск на совещание по организации Всероссийской власти и, наконец, вопрос о включении в состав Думы членов Учредительного Собрания от Сибири.

Каждый из этих вопросов представлялся настолько серьёзным, что высказать по ним тут же, без внимательного рассмотрения, мнение Правительства было рискованно. Но Вологодский, который не обладал способностью противостоять настояниям, тут же перелистал наказ, выразил удивление, что его не сообщили раньше, но, не придав особенного значения наказу, заявил, что он, по-видимому, приемлем. Равным образом не было возражений и против включения в состав Думы членов Учредительного Собрания. Так как в заседании Совета министров решающим голосом пользовались исключительно те пять министров, которые считались избранниками Думы, то мнения по этим вопросам присутствовавших тут же управляющих министерствами и товарищей министров не спрашивали, да и возражать против мнения Председателя Совета министров в присутствии посторонних Правительству лиц не представлялось удобным. Между тем наказ Думы был построен на началах признания её органом верховной власти. Он предоставлял, например, Думе возможность командировать своих членов с поручениями, содержание которых определялось самой Думой, он определял совершенно неприемлемый кворум для открытия Думы. Что же касается участия членов Учредительного Собрания в составе Областной Думы, то оно было крайне неудобно, при наличии недружелюбных отношений Омской власти с Самарским Комитетом, членами которого те же лица состояли в качестве членов Учредительного Собрания. Кроме того, это укрепляло и легализировало в Думе влияние той самой эсеровской группы, которую Правительство стремилось устранить от влияния на дела.

Единственный вопрос, на котором Вологодский и другие члены Совета министров остановились внимательнее, был вопрос о посылке делегации в Челябинск. Об этом много говорилось в Омске. Представители Думы согласились там исключить этот вопрос из программы сессии, и вдруг он всплыл опять. Правительство возражало, указывая, что двух делегаций, правительственной и думской, на совещании по вопросу об организации всероссийской власти быть не может и что поэтому никаких обсуждений подобного вопроса не должно быть допущено. Тогда члены Думы разъяснили, что делегацию от Думы предполагается послать только для приветствия совещания, и правительство согласилось поэтому на включение в программу сессии и вопроса о делегации в Челябинск.

Дума обсудила свою тактику и, застигнув Правительство врасплох, выиграла позицию.

Я помню, что в тот вечер, накануне открытия Думы, слабость и недальновидность Вологодского очень испортили мне настроение, и я решил попытаться исправить его ошибку тоже тактическими способами, а именно помешать Думе использовать для реализации её планов первый же день. Для этого мне понадобилось, во-первых, уговорить Вологодского выступить с декларацией в самом начале заседания и, во-вторых, сговориться с фракцией областников, которая была всецело предана правительству, чтобы она внесла предложение прервать заседание после декларации Вологодского. Этим путём был бы выигран день, в течение которого можно было бы обсудить дальнейшую тактику. Сговориться и с Вологодским, и с областниками удалось, но случай разбил весь план.

Открытие Сибирской Областной Думы

Открытие произошло с помпою. После молебна на соборной площади был произведён парад русским и чешским частям.

Яркий солнечный день. Занятий в правительственных, общественных и частных учреждениях нет. Здания убраны бело-зелёными флагами, улицы полны народом. Здание университетской библиотеки, где должна собраться Дума, осаждается толпами народа; по городу несётся звон колоколов всех церквей. В одиннадцать часов в кафедральном соборе торжественное молебствие, на котором присутствовали все находящиеся в Томске министры во главе с Председателем Совета министров Вологодским, Председатель Областной Думы Якушев, члены Учредительного Собрания, Думы, представители чехословацких войск, земского и городского самоуправления и должностные лица. Площадь полна праздничным народом. Председатель Совета министров Вологодский во время парада произносит следующее приветствие, обращаясь к войскам и народу: «Сегодня открывается Сибирская Областная Дума. Её состав не полон, и самая Дума избиралась в ненормальной обстановке, но открытие Думы — праздник, он показывает, что в стране наступил порядок и что Правительство преследует цели создать демократический строй, где власть действует наряду с народом. Дума в преобразованном виде будет сотрудником власти на пути к возрождению России и Сибири. Да здравствует Великая Россия! Да здравствует свободная Сибирь!»

После ответа начальника гарнизона, приветствовавшего Правительство, Председатель Совета министров произносит: «Могучим оплотом Правительства является в настоящее время славная сибирская армия. Вместе с доблестными братьями нашими чехословаками она освободила Сибирь и будет помогать освобождению России и борьбе с исконным врагом славянства. Да здравствует сибирская армия! Наздар, славные чехословаки!» Представитель чехословаков, доктор Глосс, произносит здравицу автономной Сибири, Великой России, союзным державам, всему славянскому миру. По окончании парада войска прошли церемониальным маршем перед Правительством.

Зал заседания был декорирован бело-зелёными и национальными флагами союзников, сибирских народностей, гербами воссоединенной Сибири. Над председательским местом надпись зелёным по белому: «Через автономную Сибирь — к возрождению свободной России». Члены Думы занимают места по фракциям, справа налево, в следующем порядке: областники, кооператоры, представители национальностей, эсеры, эсдеки и на крайней левой — представители профессиональных союзов. При торжественной тишине председатель И.А. Якушев объявляет заседание Сибирской Областной Думы открытым.

После приветственной речи Якушева Председатель Совета министров посылает записку и просит предоставить ему слово, но тут происходит случайное недоразумение, которое разрушает весь план. Якушев, по его словам, не заметил, кто прислал записку, и прочёл вместо фамилии Вологодского фамилию Вейнберга.

— Член Думы Вейнберг! Вы просили слова?

— Нет, я не просил.

Тогда слово было предоставлено эсеру Яницкому и, прежде чем выступил Вологодский, Дума, или, вернее сказать, фракция эсеров, которая составляла подавляющее большинство, провела и включение в свой состав членов Учредительного Собрания, и наказ.

Аттестат незрелости

— Не доросла Сибирь до парламента, — сказал на другой день Вологодский при обмене впечатлениями по поводу Думы.

Через два дня в газете «Сибирская жизнь», наиболее солидном органе Сибири, появилась моя статья, которая вызвала в Думе большие разговоры. Авторство этой статьи осталось членам Думы неизвестным. Статья озаглавлена — «Аттестат незрелости».

«В этот исторический день, — говорится в статье, — всё было хорошо, кроме — для многих это не представилось неожиданным — самой Думы.

Яркое солнце, блестящий вид войск и милиции, цветы, которыми закидали Председателя Совета министров, декларация и заявления Правительства, даже пестроватая внешность думского зала и симпатичная, чисто русская по типу, наружность Председателя Думы — всё это создавало самое благоприятное впечатление.

Но Областная Дума — не митинговое учреждение. Она рассматривает и одобряет или отвергает законопроекты, выражая мнение страны. Её голосование имеет государственное значение, и надо оценивать не внешние впечатления, оставшиеся от первого дня, а степень соблюдения «обрядов и форм столь существенных».

С этой стороны председателю Думы и ей самой надлежит поднести аттестат незрелости.

Должно быть, это первый случай в практике парламентов культурного периода, когда только что открывшийся парламент непосредственно после приветственной речи председателя, не проверив мандатов, не избрав президиума, принимает два постановления, изменяющих конституционные законы.

Ряды кресел, где заседают члены Областной Думы, ещё не отделены от кресел, отведенных для публики. Никто не может утверждать, что среди членов Областной Думы не сидели посторонние. Да в действительности они и сидели тут. Член Самарского Комитета Гуревич нашёл, например, для себя более удобным слушать декларацию Правительства, сидя с членами Думы в первом ряду кресел.

Делается внеочередное заявление о необходимости ввести в состав Думы членов Учредительного Собрания от Сибири. Председатель почему-то принимает это внеочередное заявление как законодательное предположение, ставит его сейчас же на голосование, оно принимается, и Председатель немедленно вводит его в действие, предлагая членам Учредительного Собрания занять места в Думе.

Любопытно, что переживали при этом юристы — удивление или ужас?

Перечислить все произведённые Председателем и Думой нарушения «обрядов и форм существенных» не представляется возможным.

Никакими наказами, даже наказом, принятым через несколько минут Думой, не предусмотрено принятие законов по внеочередным заявлениям. «Ни один законопроект не может быть разрешён по существу временной Сибирской Областной Думой без предварительного рассмотрения его в соответственной комиссии» (ст. 58). «Вносимые членами Думы законодательные предположения должны содержать в себе основные положения предполагаемого закона с объяснительной к ним запиской» (ст. 60). «По признании желательным издания закона на основании внесённого членами Думы законодательного предположения последнее передаётся для рассмотрения и составления соответственного законопроекта в комиссию» (ст. 62). «При рассмотрении в Думе каждый законопроект подлежит троекратному обсуждению» (ст. 65).

Почему же всё это не соблюдено председателем Думы? Забыл ли он наказ или не знает общепринятых правил парламентского обихода? Или забыл о беспартийности председателя и отдал дань партии, к которой принадлежат члены Учредительного Собрания? Всё это не меняет дела.

«Внеочередное заявление» превратилось в законопроект. Статьи закона — чего не сделает наш усовершенствованный век? — фиксировались исключительно воздушными волнами, в голосовании принимали участие не члены Думы, а лица, считавшие себя членами Думы, председательствовал милый человек, который вовсе не представил мандата.

Принятие закона производилось до проверки полномочий, до избрания президиума, до составления секретариата.

Но этим не ограничивается круг нарушений, допущенных Думою и её председателем. Законы до введения их в действие утверждаются, подписываются, опубликовываются, но и это председатель Думы, ошеломлённый торжественностью обстановки, совершенно упустил из виду, и через одну минуту после голосования состав Думы пополнился новыми членами.

Изменение состава законодательного учреждения — акт, несомненно, конституционного характера — последовало при обстановке, совершенно лишающей его силы закона и вообще всякого юридического значения.

Дума не ограничилась одной иллюстрацией своего наивно-детского отношения к законодательной работе. Также без соблюдения всяких формальностей, без чтения и обсуждения, она приняла наказ. Глубоко ошибутся те, кто подумает, что наказ состоит исключительно из правил внутреннего распорядка — этот наказ в значительной своей части представляет не что иное, как «учреждение Думы», т.е. закон самого серьёзного конституционного значения. Достаточно указать, что этот наказ определяет законный состав заседаний Думы, который почему-то понижается до 79 членов. Оказывается, сорока человек — половины законного состава Думы — достаточно, чтобы принять и отвергнуть закон.

Но тот, кто ужаснётся перспективе законодательства сорока членов Думы, окончательно обезумеет, узнав, что это неверно: 79 человек достаточно для открытия Думы, а затем, после открытия, для действительности заседания, а следовательно, и законности постановлений, достаточно участия… председателя и секретаря. Только их двух.

Это не преувеличение.

Статья 22 наказа гласит: «Для открытия и действительности заседания Думы в ней должно присутствовать не менее двух третей её членов, находящихся в месте пребывания Думы». Находиться в месте пребывания Думы могут нередко два, три человека. Как поступит Дума при наличности двух депутатов, неизвестно: две трети одного или двух получить трудно, но при трёх депутатах Дума может законодательствовать.

Местопребывание Думы нигде ещё не определено. Наказ даёт Председателю Думы возможность совершать законодательные налёты в любые города и веси Сибири и там, где окажется один-два члена, открыть заседание. Это отголосок революционного подполья, где прошла якобы состоявшаяся первая сессия Думы.

Кстати, о сессии. Почему наказ говорит о второй, когда у нас только открывается первая? Ведь если бы первая уже состоялась, то были бы и наказ, и президиум, и секретариат. Вся обстановка заседания 15 августа была обстановкой только для открывшегося парламента.

Довольно, однако!

Можно быть уверенным, что никто не посмотрит на состоявшиеся решения как на законодательные акты. Они составят только материал для будущего законодателя и для хрестоматии парламентских курьезов в назидание и увеселение потомству».

Декларация Сибирского Правительства

В омской сутолоке Правительство не успело обдумать программной речи, и уже в поезде, по дороге в Томск, мне как управляющему делами пришлось заняться составлением проекта декларации. В Томске, в специальном заседании, этот проект с рядом поправок был одобрен Советом министров и в таком виде оглашён. Переписка декларации шла почти всю ночь и закончилась только часа за два перед молебном. Председатель едва успел её прочесть. Основные мысли вступительной политической части декларации были приняты единодушно, а в них выразилось всё существо сибирской власти.