Союз белорусской молодежи и вспомогательные подразделения Вермахта

Союз белорусской молодежи и вспомогательные подразделения Вермахта

Молодежные националистические организации, действовавшие на территории Белоруссии в годы оккупации, не были, естественно, добровольческими формированиями в прямом смысле этого слова. Однако рассказать о них здесь необходимо по следующим причинам. Во-первых, их военизированный характер не отрицали даже белорусские националисты. Во-вторых, молодежь в этих организациях не только «пела, танцевала и участвовала в спортивных состязаниях», но еще (и не менее активно) занималась военной подготовкой. В-третьих, эти организации должны были готовить два типа кадров: для гражданской администрации и для воинских формирований. И, наконец, в-четвертых, нельзя забывать ту роль, которую сыграли эти организации в ходе вербовочных компаний во вспомогательные части Вермахта и войск СС. Этот факт для нас особенно важен, так как членов молодежных националистических организаций можно было встретить практически во всех белорусских коллаборационистских формированиях. И, как правило, они составляли наиболее сознательную, убежденную и подготовленную часть их личного состава.

Молодежному направлению отводилось значительное место в немецкой оккупационной политике на территории Белоруссии. В советской историографии Второй мировой войны было принято утверждать, что оккупанты не придавали сколько-нибудь серьезного значения этой сфере своей деятельности, а вся их «работа» с молодежью сводилась к вывозу последней для принудительного труда в Германию. Однако факты свидетельствуют об обратном. Как известно, нацисты в свое время приложили немало усилий, чтобы привлечь на свою сторону немецкую молодежь. Они, как никто другой в Германии того времени, понимали, что тот, кто завоюет ее симпатии, во многом обеспечит свою победу. Поэтому неудивительно, что работу с молодежью на оккупированных территориях нацисты считали одним из приоритетных направлений своей политики. Каждая из групп немецкого военно-политического руководства по своему представляла себе эту политику и имела свои взгляды на ее методы и средства (в целом, как и вообще на «восточную» политику). Тем не менее, в одном они были единогласны: молодежь оккупированных советских территорий надо сделать лояльной к «новому порядку», привлечь на свою сторону и использовать по максимуму. В том числе, и в военных целях.

3 июня 1942 г. министр по делам оккупированных восточных областей Розенберг издал декрет, согласно которому при его министерстве был создан специальный отдел молодежи. Руководителем нового отдела был назначен гауптбаннфюрер З. Никкель – один из функционеров немецкой молодежной военизированной организации Гитлерюгенд (Hitlerjugend). Теперь именно этот чиновник и его аппарат отвечали за разработку всех основных направлений молодежной политики на оккупированных территориях. В своем декрете Розенберг также указывал на необходимость создания подобных отделов при генеральных комиссариатах балтийских республик, которые бы руководили деятельностью литовской, латышской и эстонской молодежных организаций, созданных здесь еще в начале 1942 г. Что же касается генерального округа «Белоруссия» и рейхскомиссариата «Украина», то ни создание подобных отделов, ни организаций местной молодежи декрет там не предусматривал[550].

Следует сказать, что немецкие оккупационные власти на местах неоднозначно относились к самой идее создания молодежных организаций. Генеральные комиссары «Латвии» и «Эстонии» воспринимали ее положительно, и всячески способствовали их появлению. Генеральный комиссар «Литвы» категорически выступал против нее, что вообще затормозило создание литовской молодежной организации. Рейхскомиссар «Украины» Э. Кох просто игнорировал эту проблему. Однако самым горячим энтузиастом создания местных молодежных организаций оказался генеральный комиссар «Белоруссии» Кубе, который видел в этом важный шаг на пути к реализации своей концепции «восточной» политики[551].

По этой причине он вполне лояльно отнесся к созданию молодежной организации в Минске – факт уже сам по себе примечательный, если помнить о том, как немцы относились к затеям подобного рода (и, тем более, с политическим уклоном). По словам белорусского историка Л. Юревича, это была маленькая нелегальная организация, которая возникла осенью 1941 или не позднее зимы 1942 г. Примечательно, что ее основателем и руководителем была женщина – молодой врач-психиатр Н. Абрамова, которая поддерживала тесные связи с БНС, став в середине 1942 г. заведующим ее молодежным отделом. Вскоре подобные организации возникли также в Вилейке, Глубоком и Барановичах. Они могли и дальше существовать под защитой Кубе, не играя сколько-нибудь серьезной роли. Однако целью генерального комиссара было создание официальной всебелорусской молодежной организации. Но для этого требовалось согласие Розенберга. В целом, Кубе потратил почти полгода, чтобы его получить[552].

В январе 1943 г. началась подготовительная работа, так как, несмотря на высокий энтузиазм заинтересованных сторон, будущая организация нуждалась буквально во всем. При этом главный акцент делался на воспитании руководящих кадров. В Берлине этим занимался отдел молодежи Министерства по делам оккупированных восточных областей, благодаря усилиям которого среди военнопленных красноармейцев – белорусов по национальности – были отобраны добровольцы для прохождения подготовки в учебном лагере Вустрау (более подробно об этих курсах и их роли будет сказано ниже). Кроме того, при содействии лидера белорусских национал-социалистов Ф. Акинчица отдел молодежи разработал устав и программу будущей организации[553]³⁷.

Наконец, 22 июня 1943 г., во вторую годовщину нападения Германии на Советский Союз, Кубе подписал указ о создании Союз белорусской молодежи (СБМ). В нем, в частности, говорилось:

1. СБМ основывается для единого воспитания и организации белорусской молодежи;

2. Воспитание белорусской молодежи, кроме родительского дома и школы, с физической, моральной и духовной точки зрения, передается СБМ;

3. Ответственность по воспитанию белорусской молодежи в СБМ передаются Центральному штабу;

4. Для руководства штабом назначается шеф этого штаба, который представляет СБМ и имеет свою резиденцию в Минске; шеф штаба подчиняется непосредственно генеральному комиссару[554].

В тот же день в Минском городском театре произошла торжественная презентация новой организации. После небольшого вступительного слова, обращенного к присутствовавшим на собрании немецким чиновникам и националистам, Кубе объявил, что Розенберг позволил создать эту новую общественно-политическую организацию, чтобы она способствовала «отрыву белорусской молодежи от Востока и приобщение к арийскому Западу»[555]. Это, в принципе, была «генеральная линия» деятельности СБМ. Главные же задачи, которые были поставлены немцами перед этой организацией, заключались в следующих основных моментах: подготовка кадров для местного самоуправления; подготовка пополнения для полицейских и фронтовых добровольческих формирований; выполнение трудовой повинности, как в самой Белоруссии, так и, в случае надобности, в Германии. Со своей стороны, лидеры белорусского национального движения считали, что, помимо обслуживания немецких интересов, СБМ должен стать школой «воспитания белорусской молодежи в духе белорусского патриотизма и любви к своей Родине»[556].

23 июля 1943 г., через месяц после создания организации, был обнародован ее устав, в котором уточнялись ее цели и задачи. Так, целью СБМ провозглашалось «воспитание патриотических строителей Новой Белоруссии, которые бы выросли активными народными деятелями». Главным направлением воспитательной работы СБМ определялось освобождение белорусской молодежи от вредного враждебного влияния, ее духовное возрождение. Основой воспитания провозглашался патриотизм, культивирование которого должно было привести к искоренению «исторически обусловленной подневольной психики», к выработке гражданской ответственности, трудолюбия, искренности, уважения к старшим[557]. «Такое направление воспитания, вспоминал позднее один из членов СБМ, было нацелено на то, чтобы молодежь почувствовала свою ответственность за судьбу и благо Родины, и всегда была готова служить и работать на пользу своего народа»[558].

Естественно, что вся деятельность СБМ находилась под полным контролем генерального комиссара Кубе, который лично следил за ней. С этой целью, еще на подготовительном этапе создания организации, он учредил при генеральном комиссариате специальный отдел молодежи во главе которого поставил обербаннфюрера В. Шульца – немецкого чиновника, который, также как и Никкель, являлся функционером Гитлерюгенда. Последний же, в свою очередь, должен был направлять и контролировать деятельность будущего союза[559]⁴³.

Руководящим органом СБМ являлся Центральный штаб во главе с шефомруководителем. Им был назначен питомец Акинчица М. Ганько. Ближайшими помощниками шефа-руководителя были его заместитель – Д. Стельмах и адъютант – В. Гарелик. Центральный штаб состоял из нескольких отделов: организационный, хозяйственный, пропаганды, прессы, культуры, социального обеспечения, охраны здоровья, физического воспитания и школьного образования. Кроме того, в подчинении у Ганько находились шеф женской секции СБМ, уже упоминавшаяся Н. Абрамова и ее заместитель В. Каткович – руководитель минской женской городской организации (их деятельность курировала заместитель Шульца Ю. Гроземанн)[560].

На местах Ганько подчинялись окружные руководители СБМ, кандидатуры которых он утверждал только после согласования с Шульцем. Так, например, на август 1943 г. окружное руководство организации выглядело следующим образом: округ «Минск-город» (Ф. Каплунов), округ «Минск» (С. Бузак), округ «Барановичи» (Шпак), округ «Слоним» (Б. Суровы), округ «Лида» (М. Бобков), округ «Новогрудок» (Н. Коляда, затем И. Жамойтин), округ «Глубокое» (Е. Матюшенок), округ «Ганцевичи» (Б. Дьячковский), округ «Вилейка» (Стенник), округ «Слуцк» (Манько)[561].

Юношеская организация СБМ в каждом округе подразделялась на «дружины», «громады» и «отряды». Девушки, соответственно, создавали «дружины», «гуртки» и «круги». Самая мелкая организационная ячейка «дружина» формировалась из 12-20 человек (в учебном заведении или на производстве) и получала свой порядковый номер внутри «громады» или «гуртка». Три, четыре или пять «дружин» обычно объединялись в «громаду» или «гурток», которые уже не имели номеров, а назывались именем кого-нибудь из выдающихся деятелей белорусской истории или современности. На уровне района все эти «громады» или «гуртки» объединялись в наибольшую организационную единицу СБМ – «отряд» или «круг» молодежи. Если же район был достаточно велик, то районная организация СБМ разделялась на секции, а те уже на «отряды» или «круги» соответствующего возраста[562].

Всего было три возрастные группы: младшие юноши и девушки (10-14 лет), юноши и девушки (15-18 лет) и старшие юноши и девушки (19-20 лет). Назначение руководителей в организационные единицы ниже районного уровня находилось в компетенции окружного руководителя СБМ. А уже районных руководителей мог назначить только Центральный штаб этой организации. Следует подчеркнуть, что, даже будучи белорусской националистической организацией, СБМ являлся чисто оккупационной структурой, и подчинялся только генеральному комиссариату. Позднее, уже на территории Германии, его Центральный штаб был переподчинен БЦР. Хотя, конечно, формальное подчинение было и до этого: где-то с декабря 1943 г. при БЦР был создан молодежный отдел (руководитель – В. Радько), который и был призван курировать все молодежные вопросы[563].

12 ноября 1943 г. в структуре СБМ произошли некоторые изменения. В этот день Ганько, с согласия генерального комиссара фон Готтберга, подписал приказ №21 о создании специальной Рабочей группы СБМ в Германии. На пост ее руководителя и уполномоченного СБМ в Третьем рейхе был назначен близкий друг шефа-руководителя и его бывший наставник по Вустрау Г. Баранович. После своего назначения Баранович стал вторым человеком в организации – Ганько ввел его в Центральный штаб в ранге своего первого заместителя. Одновременно он и члены его группы стали сотрудниками отдела Никкеля. Столь высокое назначение объясняется тем, что возглавляемая Барановичем структура должна была отвечать за вербовку белорусской молодежи на работу в Германию[564]⁴⁸.

Следует сказать, что уже до своего создания СБМ имел готовые кадры руководителей высшего звена (для Центрального штаба и округов соответственно). Выше уже говорилось, что все они были подготовлены благодаря стараниям Ф. Акинчица на пропагандистских курсах в Вустрау (Германия). Контингент слушателей этих курсов набирался специальной комиссией (опять-таки, во главе с лидером белорусских нацистов) в лагерях советских военнопленных. В целом, занятия с каждой группой курсантов (примерно 20 чел.) длились около шести месяцев. За это время они должны были усвоить принципы деятельности немецкой оккупационной администрации в Белоруссии, методы борьбы с большевистской идеологией, практиковались в публичных выступлениях, а также изучали немецкий и белорусский языки. К слову, последний им был крайне необходим, так как большинство слушателей курсов происходили из восточной Белоруссии. Политические занятия курсантов Вустрау обычно проводил сам Акинчиц. Как правило, все они сводились к изучению его идеологической концепции и критике позиции оппонентов «белорусского фюрера». После окончания курсов Акинчиц доставлял подготовленные группы в Минск и передавал их в отдел пропаганды генерального комиссариата (первая группа в количестве 70 человек прибыла в феврале 1942 г., всего же было подготовлено более сотни курсантов). А уже оттуда их распределяли по соответствующим окружным комиссариатам. Эти пропагандисты абсолютно не подчинялись уже действовавшей к тому времени БНС, а выполняли приказы только немецких властей. Забегая вперед, следует сказать, что, в целом, курсанты Вустрау оправдали доверие своего учителя: кроме нескольких перебежчиков к партизанам, большинство пропагандистов верно служили оккупантам. После создания СБМ именно эти ученики Акинчица заняли все руководящие посты в Центральном штабе этой организации (начиная от шефа-руководителя и заканчивая начальниками отделов) и большинство постов окружных руководителей[565].

Для подготовки руководящих кадров ниже окружного звена в пригороде Минска Дрозды, а также в имениях Флорианово и Альбертин близ Слонима еще весной 1943 г. были учреждены специальные трехнедельные курсы (первые два для девушек, последний – для юношей). Слушатели этих курсов комплектовались, в основном, из числа детей активных белорусских коллаборационистов. Здесь им читали лекции на разные темы (например, даже о вреде пьянства и курения), учили маршировать и петь песни, прививали дух товарищества. К концу июня 1944 г. через эти курсы успело пройти до 500 человек[566].

Как правило, на этих курсах обучалась молодежь из западной и центральной Белоруссии. Поэтому, чтобы привлечь к «белорусскому делу» молодежь из восточной части республики, руководство СБМ открыло несколько кратковременных курсов для юношей и девушек из военной зоны оккупации. Обычно все обучение здесь сводилось к идеологической обработке и спортивным мероприятиям. Тем не менее, вскоре от этих курсов пришлось отказаться. И дальше мы увидим почему[567].

Вся внешняя пропагандистская работа СБМ велась через созданный в июле 1943 г. журнал «Жыве Беларусь!», главным редактором которого был сам Ганько[568]. В нем печатались распоряжения Центрального штаба. Для внутреннего пользования организация выпускала «Дзеньнiк загадаў» и «Вучебны лiсток». Последний являлся печатным органом для местных руководителей СБМ, в котором им давались советы, как работать в данный момент, какие темы разрабатывать и т.п. Обычно, на основе этих указаний, проходили занятия местного руководства союза со своим активом[569].

Воспитанию рядовых членов СБМ также отводилась значительная роль. Как правило, оно было комплексным и состояло, как из духовных, так и физических упражнений. Один из членов союза в Новогрудке вспоминал, что они изучали историю Белоруссии, белорусский язык и литературу, организовывали разные кружки по интересам: рисования, пения, белорусских национальных танцев и проводили танцевальные вечера. В период летних каникул желающие могли остаться в трудовых лагерях СБМ. И, надо сказать, что распорядок дня там был, как в настоящей воинской части. В 6 часов утра подъем и общее построение с поднятием флага. Затем поход в лес для заготовки дров или в город для разборки завалов после бомбардировок. Вечером опять построение с поднятием флага и пением гимна, затем отбой. Спали на двухъярусных нарах. Однако наиболее любимым занятием членов СБМ в таких лагерях были воинские упражнения[570]⁵⁴.

Отдельное внимание уделялось занятиям с женской половиной СБМ. Что касается духовного воспитания, то оно, в принципе, ничем не отличалось от подобных мероприятий для юношей: девушкам стремились дать «нужное воспитание» и т.п. Кроме того, их обучали рукоделию и основам медицины (например, на курсах в Минске)[571].

Нет необходимости говорить, что СБМ создавался по образцу Гитлерюгенда[572], хотя, конечно, у него было много общего и с советским Комсомолом. То есть, в целом, это должна была быть военизированная молодежная организация – будущий резерв Белорусских вооруженных сил. Поэтому все отношения внутри СБМ строились на принципе «фюрерства». Но, и как это не покажется парадоксальным, комплектование союза проводилось исключительно на добровольной основе[573].

По некоторым данным, с июня 1943 по июнь 1944 г. в СБМ вступило от 45 до 100 тыс. юношей и девушек (и это на 2,9 млн. чел. населения генерального округа «Белоруссия»). Однако эти цифры явно завышены. Сохранились сведения, по которым на 1 апреля 1944 г. в союзе числилось 12633 человек. Однако уже в конце июня 1944 г., по словам самого Ганько, в нем было только 4000 юношей и чуть больше 3000 девушек. Эту цифру – около 8000 человек, признают, в целом, и советские источники. Основной же приток в организацию наблюдался в конце 1943 – начале 1944 г.[574]

Нельзя не отметить, что количество членов СБМ заметно снизилось к концу периода оккупации Белоруссии. Помимо общей военно-политической ситуации, не последнюю роль здесь сыграла и пропагандистская деятельность многочисленных подпольных организаций. Коммунисты явно не могли смириться с тем, что вполне могут потерять влияние на белорусскую молодежь[575]. Так, в конце 1943 г. в Вилейке местные подпольщики начали активную пропагандистскую компанию, в которой «юноши и девушки призывались не поддаваться на провокации врага», а вместо этого «уничтожать фашистских организаторов СБМ, добывать оружие и идти в партизанские отряды». В основном, агитация велась среди учащихся городского педагогического института, где белорусские националисты намеревались создать организацию союза. В результате, большинство учащихся оставили институт, а многие ушли в местные партизанские отряды[576]. По воспоминаниям руководителя СБМ в Греском районе (Слуцкий округ) В. Новицкого, к партизанам в конце 1943 г. перешел целиком один из выпусков курсов в Альбертинове. Однако «народные мстители» почему-то им не поверили и всех расстреляли. Занимались партизаны и прямыми репрессиями против членов союза и их семей, что также вело к уменьшению его численности[577].

Как и каждая военизированная организация, СБМ имел свою униформу и символику. Сначала это были белые рубашки, пошитые из домотканого полотна, а потом ввели новые: для юношей – темно-зеленого цвета, а для девушек – синего, в белую крапинку. Галстуки к рубашкам делались из белорусских домотканых поясов. На левом рукаве носилась бело-красно-белая повязка с эмблемой СБМ (ромб, в который вписаны заглавные буквы названия организации, а на них лопата и меч крест на крест), а на кепи – кокарда в виде «Погони» (у руководителей) или знак-аббревиатура «СБМ» (у рядовых членов)[578].

По своему характеру, целям и задачам СБМ являлся типичной белорусской националистической организацией. Сфера его деятельности распространялась, в основном, на территорию генерального округа «Белоруссия», лишь незначительно охватывая молодежь в тыловом районе группы армий «Центр». Этому было много причин, одной из которых было то, что серьезную конкуренцию союзу составляли русские националистические организации. Так, весной 1944 г. здесь, при активной поддержке военной администрации, были созданы Союз борьбы против большевизма (СБПБ) и Союз русской молодежи (СРМ), каждый из которых стремился оказывать влияние на подрастающее поколение.

СБПБ был создан в марте 1944 г. Как говорилось в его манифесте, целью этой организации была «борьба против всех проявлений иудо-большевизма». Штаб-квартира союза располагалась в Бобруйске, здесь же находилась редакция его печатного органа – газеты «Речь», редактором которой был М. Октан. Местные отделения находились на предприятиях Бобруйска, в Осиповичах, Лапичах и Пуховичах (т.е., его деятельность ограничивалась только пределами одной области). Первоначально это была общественно-политическая организация, однако, со временем, руководство СБПБ планировало милитаризовать ее и создать собственные боевые отряды. Прообразом вооруженных сил союза должны были стать «охранные дружины», о формировании которых было объявлено 1 апреля 1944 г.[579]

Надо отдать должное руководителям союза и их немецким покровителям: его деятельность не ограничилась только декларацией о создании (как это, зачастую, бывало ранее) – уже с середины марта началась активная вербовка местного населения в ряды этой организации, которая сопровождалась усиленной печатной агитацией и радиопропагандой. В СБПБ призывали вступать всех желающих, однако главный упор, все-таки, делался на привлечение молодежи. Причем, если взрослые могли входить в организацию на добровольных началах, то все молодые люди в возрасте от 10 до 18 лет были обязана вступать в молодежную секцию союза. Для работы с ними при Центральном комитете СБПБ был создан руководящий штаб. Крупной пропагандистской акцией союза в сфере осуществления молодежной политики стало торжественное открытие юношеского поселка СБПБ под Бобруйском. В этом «специализированном» населенном пункте должно было проживать 700 детей – 420 мальчиков и 280 девочек в возрасте от 8 до 15 лет. Поселок был построен силами немецкой армии. На его торжественном открытии присутствовали представители германского командования, М. Октан, бобруйский бургомистр Б. Меньшагин, протоиерей о. Дмитрий Булгаков и другие. Кроме того, стараниями актива союза в Бобруйске был организован детский дом для сирот школьного возраста. Немецкие оккупационные власти доносили в Берлин об успехах СБПБ и «массовом желании населения встать в его ряды», однако его дальнейшее развитие было прервано наступлением советских войск в июне 1944 г.[580]

Если предыдущий союз был все-таки «взрослой» общественно-политической организацией, который, только помимо всего прочего, занимался молодежными вопросами, то созданный в Борисове СРМ главной своей целью ставил именно работу среди подрастающего поколения. О его создании было объявлено 7 мая 1944 г. в городском Народном доме. На торжественном собрании присутствовали представители немецкой военной администрации, бургомистр Борисова Алексеевский, руководитель молодежной политики в генеральном округе «Белоруссия» Шульц, лидеры СБМ Ганько и Абрамова, а также представитель РОА капитан Е. Лазарев, который был назначен начальником штаба СРМ. На собрании прозвучали приветствия от русской эмигрантской молодежи Сербии, а также от генерала А. Власова. Политической платформой союза провозглашались идеи Власовского движения, а главным направлением его деятельности – работа с молодыми военнослужащими частей РОА, их воспитание в патриотическом духе. Лазарев говорил об этом, в целом, так: «У русских есть вождь – генерал Власов, у нас есть общая мать – Россия, у нас есть общий союзник – германский народ. Пусть хлопцы помнят и готовят себя быть достойными той задачи, которую поставит, когда настанет час, Родина и генерал Власов»[581].

Как и в случае с СБМ, за образец организации союза была взята структура Гитлерюгенда. В нее могли быть приняты подростки от 10 до 20 лет, которые делились на три возрастные категории: 10-14, 15-18 и 19-20 лет. Положение о СРМ предусматривало создание и женской секции, однако, это так и осталось в планах – в июне 1944 г. началось советское освобождение Белоруссии, и все руководство союза было вынуждено эвакуироваться в Германию. Позднее СРМ стал частью Союза молодежи народов России (СМНР), который на правах отдельной организации вступил в КОНР[582].

Между СБМ и русскими организациями шла жесткая конкуренция за влияние на молодежь. В принципе, это можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, белорусских националистов поддерживала гражданская оккупационная администрация, а русских – военная, о различных взглядах которых на «восточную» политику было сказано достаточно. Во-вторых, членом СБМ мог стать только белорус, тогда как, например, в молодежную организацию СБПБ были обязаны вступать все, независимо от национальности. Вообще же, руководители русских националистов, зачастую, не делали различия между восточнославянскими народами: все они для них представляли единый русский народ, что очень не нравилось Розенбергу и находящимся под его покровительством националистам. И противодействовали они этому всеми доступными им средствами. Наконец, в-третьих, эти конфликты возникали также на почве переманивания ячеек СБМ в восточной Белоруссии в СБПБ. Его руководитель М. Октан разрешал, например, местным ячейкам белорусского союза коллективно вступать в свою молодежную организацию, что вызывало сильные протесты Ганько и его покровителей. А 9 мая 1944 г. Октан и вовсе объявил о создании Объединенного (русско-белорусского) союза молодежи. Однако, к большой радости националистов, дальше деклараций дело не сдвинулась. Что же касается СРМ, то эта организация представляла еще большую опасность для СБМ. За шесть недель своего существования в ее ряды успело вступить 2-3 тыс. только белорусских юношей и девушек. В белорусской организации такой динамики роста так и не смогли достичь[583].

Понятно, что и белорусская, и русские молодежные организации представляли для немецкого руководства значительный политический интерес. Однако нельзя забывать и чисто утилитарные цели их создания. Например, члены СБМ использовались на всевозможных хозяйственных и фортификационных работах, либо принимали участие в разборе завалов после авиационных налетов. Кроме того, многие из них были вывезены в Германию в качестве рабочей силы. Однако после создания БКА было принято решение использовать союз по одному из его прямых назначений – как резерв для боевых формирований. В результате, при содействии его центральных и местных организаций, были созданы:

• Добровольный юношеский корпус СБМ под шефством БКА (в нем юноши были также разделены по трем возрастным категориям);

• Добровольная женская служба поддержки БКА;

• а многие юноши, главным образом, старших возрастов и имевшие среднее образование, поступили в офицерскую школу БКА, которая была открыта в Минске[584].

Кроме того, германское политическое руководство, командование Вермахта и войск СС активно использовало структуры этих организаций для проведения всевозможных мобилизаций молодежи, как для трудового фронта, так и для вспомогательной службы в действующей армии или в тыловых частях. Например, в конце 1943 г. по договоренности между Рабочей группой СБМ в Германии и фирмой Юнкерс на авиационные заводы в Дессау было отправлено около 1000 юношей в возрасте от 15 до 21 года[585].

Особенно же актуальными такие вербовочные компании оказались на заключительном этапе войны, когда германские вооруженные силы стали испытывать острую нехватку личного состава. Так, уже в начале 1944 г. ОКВ было вынуждено предпринимать разные чрезвычайные меры, чтобы хоть частично компенсировать людские потери. Одной из них был проект мобилизации членов противовоздушной обороны Германии, функции которых должна была выполнять немецкая молодежь в возрасте от 15 до 20 лет, которая еще не подлежала призыву в армию. Однако и эта мера была признана недостаточной, поэтому в начале марта 1944 г. в германском военно-политическом руководстве возникла идея использовать для вспомогательной службы в военно-воздушных силах и молодежь из оккупированных восточных областей. В разработке принципов организации и проведения этой акции принимали участие представители четырех заинтересованных сторон: Министерства по делам оккупированных восточных областей, Главного управления СС, Верховного командования военно-воздушных сил (Люфтваффе) и Гитлерюгенда. Вся практическая сторона проведения акции возлагалась на отдел молодежи Министерства по делам оккупированных восточных областей и его руководителя гауптбаннфюрера Никкеля. Для решения же всех текущих вопросов на местах была создана специальная Мобилизационная команда «Север» (Hitlerjugend-Kriegseinsatzkommandos Nord)[586].

25 марта 1944 г. представители указанных ведомств заключили соглашение, по которому молодежь из оккупированных восточных областей могла на добровольной основе вступать во вспомогательную службу Люфтваффе. Декларируя добровольный характер мобилизации, немецкие организаторы акции старались, тем самым, предотвратить возможную дискриминацию отдельных национальных групп молодежи во время ее службы в Германии. Все, кто становился «помощниками Люфтваффе» (Luftwaffenhelfer), должны были иметь такие же права, как и вспомогательный персонал немецкой противовоздушной обороны. Однако, как показывал опыт, такие попытки уравнять «восточные» народы с немецким не раз вызывали противодействие со стороны различных нацистских инстанций. Они были склонны рассматривать таких добровольцев не более чем, как принудительно завербованную рабочую силу. По этой причине всем юношам русской, украинской, белорусской и литовской национальностей был присвоен официальный статус «помощников СС» (SS-Helfer), на что наглядно указывали соответствующие нашивки на рукавах униформы. По словам польского историка Ю. Туронека, «эмблема СС была надежным щитом, который обеспечивал молодежь от нежелательных нападок со стороны чиновников-расистов»[587]. Однако, помимо этого, эмблема имела и свое практическое обоснование. Так по соглашению от 25 марта 15-17-летние юноши после 15, а 18-20-летние после 8 месяцев службы в Люфтваффе должны были перейти в распоряжение СС для выполнения полицейских функций у себя на родине. Таким образом, юноши, которые поступали на службу, звались официально «помощниками СС», а неофициально – «дружинниками», хотя и должны были выполнять разные вспомогательные функции, связанные с противовоздушной обороной. Позднее, с 1 июля 1944 г., эта акция была также распространена и на девушек с еще оккупированных немцами территорий СССР. Все они, независимо от их национальной принадлежности, именовались «помощницами Люфтваффе» (Luftwaffenhelferinnen). Подобные меры не распространялись на эстонцев и латышей, статус которых и так был почти равен немецкому – они оставались «помощниками Люфтваффе». 4 декабря 1944 г. эти термины были заменены на «юные СС» или «воспитанники СС» “SS-Z?glinge”, что окончательно закрепило статус этой молодежи, как находящейся под патронажем СС, хотя контроль над ними со стороны соответствующего отдела Министерства по делам оккупированных восточных областей и сохранился[588].

Вербовочная компания продолжалась с 25 марта по 20 сентября 1944 г. и, вопреки многочисленным трудно стям (в том числе и со стороны различных немецких инстанций), закончилась отно сительным, в тех условиях, успехом. Согласно отчету организации Никкеля, было завербовано 21117 человек (18917 юношей и 2500 девушек), из них: 1383 русских, 5933 украинских, 2354 белорусских, 1012 литовских, 3000 эстонских и 3614 латышских юношей. По сле необходимой подготовки все они (в том числе и женский персонал) были распределены по следующим службам:

• части связи Люфтваффе (Luftnachrichten) – 1000 человек;

• моторизованные батальоны полевой жандармерии Люфтваффе (LuftschutzPolizei) – 1000 человек;

• «помощники Люфтваффе» 19117 человек.

Кроме того, некоторое количество набранных юношей было передано: в распоряжение частей 9-й немецкой армии в Бобруйске (302 русских «помощника СС»), в распоряжение Военно-морского флота (346 эстонских «помощников Люфтваффе») и в распоряжение 14-й дивизии войск СС (250 украинских «помощников СС», преимущественно из Галиции, для пополнения, в будущем, кадров низшего командного состава). Еще 265 юношей были отправлены в различные отрасли немецкой военной индустрии в обмен на таких же добровольцев, но из числа «германских» народностей. Со временем предполагалось завербовать еще 5500 юношей и 1200 девушек – на этот раз в качестве пополнения для военно-строительной Организации Тодта и т.п. Однако этим планам не было суждено осуществиться, так как к концу 1944 г. советская территория была уже полностью освобождена от немцев[589]. Те же юноши и девушки, которых немцы успели призвать в марте-сентябре 1944 г., продолжали служить до самой капитуляции Германии. В результате, к маю 1945 г. 41 человек из них погибли, а 2 были награждены Железными Крестами 2-го класса[590].

Вербовка молодежи в Белоруссии началась 27 мая 1944 г. Для ее проведения организация Никкеля командировала 70-80 человек, в том числе 12 офицеров Люфтваффе и 5 офицеров СС. После встречи в Минске с генеральным комиссаром фон Готтбергом они разъехались по районам генерального округа и в сотрудничестве с окружным руководством СБМ начали свою работу. Вербовка молодежи также проводилась в Борисовском и Бобруйском округах военной зоны оккупации при активной поддержке руководства СРМ. На территории Белоруссии были организованы четыре приемных лагеря для добровольцев: два в Минске и по одному в Борисове и Бобруйске. Тут юноши проходили медицинский осмотр, получали обмундирование и более подробную информацию о своей будущей службе. Интересно отметить, что, если некоторые из них передумывали идти служить, то они имели возможность вернуться из приемного лагеря домой[591].

Поскольку набор молодежи осуществлялся на добровольных началах, немцы уделяли значительное внимание ее пропагандистской подготовке. Молодые люди должны были знать, что от них требуется, и что им предлагается. В листовках, плакатах и других вербовочных материалах подчеркивалось, прежде всего, их будущее равноправие с немецкой молодежью, а также то, что подчиняться белорусские юноши будут своим национальным руководителям. В этих материалах также делался акцент на патриотических мотивах и задачах, необходимости борьбы с большевизмом и возможности получить в Германии профессиональное образование. Вместе с тем, немецкое руководство понимало, что вербовка в Белоруссии проводится в очень специфических условиях: Восточный фронт уже стоял по Днепру и Припяти, и многое указывало на скорый конец немецкой оккупации. Кроме того, во многих районах действовали партизанские соединения, а коммунистическое подполье, как мы видели выше, старалось препятствовать всем немецким инициативам и мероприятиям, в том числе и организационной деятельности среди молодежи. В такой ситуации молодые люди имели надежную альтернативу – уйти в партизаны. Поэтому немецкие организаторы акции и не ждали от нее большого успеха[592].

Сохранившаяся немецкая документация не позволяет подробно проследить ход и результаты вербовки в отдельных округах Белоруссии. В ряде отчетов окружных комиссаров указывается, что, например, в Глубоком на службу поступило 2000 юношей, а в Барановичах – 500[593]. Бывший руководитель СБМ в Новогрудке, Я. Жамойтин вспоминал, что в его округе решило завербоваться только 4 или 5 человек, однако ему доподлинно не известно, выехали они в Германию или нет[594]. Что же касается набора молодежи в военной зоне оккупации, то согласно отчету командования Вермахта в Белоруссии в июне 1944 г. в приемном лагере в Борисове ждало отъезда в Германию 150, а в Бобруйске – 230 человек. Всего же, несмотря на различные результаты акции в отдельных округах, ее общий итог превысил все ожидания немецких организаторов: по состоянию на 28 августа 1944 г. на вспомогательную службу в Люфтваффе поступило около 4000 юношей[595].

По данным шефа-руководителя СБМ Ганько, опубликованных им в «Белорусской газете», 3000 из этих юношей были из гражданской зоны оккупации, а остальные – из военной. В этой же статье он пытался представить ситуацию так, как будто все они являлись членами СБМ, и только поэтому добровольно стали «помощниками СС»[596]. Однако факты свидетельствую о другом. Как теперь известно, многие из этих юношей вообще не были членами союза, и вступали в него только в приемных лагерях. В частности, число добровольцев из Глубокого в несколько раз превышало число членов СБМ в этом округе. То же можно сказать и о роли СРМ в этой акции. Тем не менее, нельзя отрицать и того значения, которое сыграли структуры этих организаций, например, в деле пропагандистской обработки молодежи[597].

Не все юноши, которые прибыли в приемные лагеря, могли быть отправлены в Германию. Те, кто не достигнул 15-летнего возраста или не подходил по состоянию здоровья, отправлялись домой. Некоторые, одумавшись, возвращались сами. Кроме того, быстрое наступление Красной Армии в конце июня 1944 г. парализовало транспорт, в результате чего часть юношей в Борисовском и Бобруйском сборных лагерях осталась на месте. Большинство же молодых белорусов были отправлены в Германию в три этапа – 7, 17 и 22 июня 1944 г. В июле и августе, уже после эвакуации из Белоруссии, вербовка продолжалась на территории Германии и Польши, среди проживавших там белорусских юношей и девушек. Всего же, согласно отчету организации Никкеля, на 20 сентября 1944 г. в рядах противовоздушной обороны Германии проходило службу 2354 белорусских юношей и около 200 белорусских девушек[598].

В целом, такой результат свидетельствует о несомненном успехе организаторов акции, и это в то время, когда немецкая армия терпела поражение за поражением и отступала на всех фронтах. Однако более важным при оценке эффективности этой акции является отношение к ней самих юношей и девушек, которые вряд ли сомневались в итоге войны, и уже не могли надеяться на возвращение на родину. Причины участия молодежи в обороне немецкого неба были, конечно, разные. Для одних это была бесплатная путевка в Европу, приключения или поиски занятия и лучшего будущего после окончания войны. Тем не менее, нельзя отрицать и тот факт, что некоторая часть молодежи руководствовалась при этом чувством патриотизма и неприятием большевизма. Этот факт, например, отмечает в своей работе немецкий историк Р. Герцог[599].

В июне 1944 г., после отступления немецких войск из Белоруссии, большинство коллаборационистских организаций оказались на территории Третьего рейха. Был эвакуирован и Центральный штаб СБМ, который 5 июля переехал в чешский город Троппау. Оказавшись за пределами родины, Ганько начал действовать в совершенно новых условиях. В целом, перед ним и его сотрудниками в тот момент стояло две основные задачи. Во-первых, обозначить свой новый статус, как в глазах немцев, так и среди белорусских националистов. Во-вторых, наладить связь со своими подопечными и установить опеку над белорусской молодежью, как членами СБМ, так и теми, кто оказался на работе в Германии в качестве «остарбайтеров». От правильного решения второй задачи фактически зависела судьба самого Центрального штаба СБМ: только в работе с молодежью он мог оправдать свое существование в глазах немцев и лидеров БЦР[600].

Приехав в Троппау, руководство СБМ оказалось не только на правах политических эмигрантов. Как вскоре выяснилось, вне Белоруссии они стали никому не нужными. Их курирующий орган – молодежный отдел генерального комиссариата – был уже к тому времени расформирован. Поэтому, в конце июля 1944 г. Ганько связался с Островским, который после недолгих переговоров согласился принять СБМ под юрисдикцию БЦР. После окончательного согласия Островского Ганько издал два приказа. 1 августа он объявил о возобновлении деятельности Центрального штаба на территории Германии, а также призвал юношей и девушек к дисциплине, послушанию и самоотверженному выполнению своих обязанностей. Приказ заканчивался такими словами: «Из наших жертв, пота и крови восстанет к жизни Свободная Белоруссия!». Через неделю уже в новом приказе от 8 августа было заявлено, что «СБМ добровольно переходит с сегодняшнего дня под моральную опеку и в сферу компетенции БЦР, как единственного законного и признанного представительства белорусского народа»[601]. Наконец, 15 сентября, на основе этих деклараций, и М. Ганько, и Н. Абрамова были кооптированы в состав центрального руководства БЦР[602].

Первая задача, таким образом, была выполнена успешно. Однако с решением второй оказалось несколько сложней. В целом, возобновить реальную деятельность своей организации Ганько не смог. В новых условиях СБМ, как выяснилось, не особенно интересовал деятелей БЦР. Не был он нужен и отделу молодежи Министерства по делам оккупированных восточных областей, который вполне справлялся с находящейся в Германии белорусской молодежью, действуя через Рабочую группу СБМ. Правда, Ганько еще числился опекуном белорусских добровольцев (юношей и девушек), которые выполняли вспомогательные функции в германских вооруженных силах, однако и эта его роль не имела большого политического веса и практического значения. Оказавшись в таком безвыходном положении, Ганько попытался заниматься политикой, независимой от Островского. Например, он предлагал создать «Союз освобождения Белоруссии», куда по достижении 20-летнего возраста могли переходить члены СБМ. В основу создания этой организации должен был быть положен принцип «фюрерства», и, вероятнее всего, именно ее Ганько планировал использовать в будущем, как главную силу в сопротивлении коммунистам. Однако поддержки он так и не получил. Во-первых, лидеры БЦР, и не без оснований, усмотрели в этих планах угрозу своей, пусть и призрачной, но власти. Во-вторых, еще находясь в Белоруссии, Ганько был сильно скомпрометирован своими пронацистскими взглядами и близостью к покойному Акинчицу. Неизвестно, на чью поддержку он рассчитывал, так как Островский пользовался неограниченным доверием Розенберга, который бы не потерпел никакого раскола. В конце концов, Ганько проиграл поединок за молодежь и был выведен из серьезной политической игры. Что делал шеф-руководитель СБМ последние месяцы войны, до сих пор почти неизвестно. Можно с точностью установить только несколько фактов. По всей видимости, он был назначен офицером-пропагандистом Специального десантного батальона «Дальвиц», речь о котором шла выше. В начале марта 1945 г. Ганько принял участие в берлинской конференции БНП, под идеологическим контролем которой находился «Дальвиц». На этой конференции бывший крайний коллаборационист полностью раскаялся и стал на позиции этой антинацистской организации, заявив о желании «искупить свою вину перед народом, за то, что когда-то верил гитлеровцам». Следы Ганько теряются в мае 1945 г., в Судетах (Чехия), куда он отправился, чтобы спасти заблудившуюся в горах 5-тысячную группу СБМ. Уже после окончания войны в эмигрантской литературе появились сведения, что бывший шеф-руководитель смог пробраться в Белоруссию, где сражался против коммунистов в партизанском отряде. Однако это маловероятно[603].

Фактически, Центральный штаб СБМ потерял свои полномочия сразу же после подчинения БЦР. Тем не менее, сама организация продолжала существовать. Теперь ее главным органом стала Рабочая группа Барановича, подчинявшаяся ведомству Розенберга. Ее немецким руководителем был баннфюрер Менцель, который в отделе Никкеля отвечал за работу со всей белорусской молодежью[604].

А сколько же этой самой молодежи находилось к тому времени на территории Германии и оккупированных ею стран? Следует подчеркнуть, что она совсем не была однородной. В целом, можно выделить две большие подгруппы: молодежь, которая была занята в немецкой военной промышленности, и молодежь, проходившая службу в различных частях немецких вооруженных сил. И первая, и вторая подгруппа сложились в Германию постепенно. Вот, например, как это происходило с гражданской молодежью.