Часть вторая

Часть вторая

История Жанны д’ Арк

В глухой горной деревушке, в провинции Лотарингия, жил крестьянин по имени Жак д’Арк. У крестьянина была дочка, Жанна д’Арк, которой в ту пору шел двадцатый год. Жанна с детства любила одиночество: часто она целыми днями пасла овец в местах, куда не забредал ни один прохожий, а по ночам, преклонив колени в убогой деревенской часовенке, часами при свете тусклой лампадки вглядывалась в алтарь, пока ей не начинали мерещиться какие-то призрачные очертания и слышаться чьи-то голоса. Жители этой части Франции, люди невежественные и суеверные, обожали передавать из уст в уста истории про привидения, будто бы являвшиеся им во сне или мелькавшие среди окутанных туманами или облаками горных вершин. Оттого они легко поверили в Жаннины странные видения и потихоньку судачили про то, что с девушкой разговаривают ангелы и духи.

Однажды Жанна рассказала отцу о том, как глубоко она была потрясена, увидев яркий неземной свет, а затем услышав торжественный голос, оказавшийся голосом святого Михаила, который велел ей прийти на помощь дофину. Вскоре после того, уверяла Жанна, пред ней предстали святая Екатерина и святая Маргарита с сияющими венцами над головой и велели ей хранить добродетель и действовать решительно. Подобные видения время от времени повторялись, а голоса слышались часто и всегда уговаривали: «Жанна, тебе предначертано самими Небесами прийти на помощь дофину». Девушка слышала их, в общем-то, почти всегда, едва начинали звонить церковные колокола.

Жанна конечно же верила, что все это она на самом деле видит и слышит. Хорошо известно, что подобная игра воображения — симптом весьма распространенной болезни. Возможно, в деревенской часовне стояли фигурки (скорее всего с позолоченными венцами на головах), изображавшие святого Михаила и святых Маргариту и Екатерину, и они-то врезались ей в память. Жанна всегда была склонна к задумчивости, любила помечтать, и хоть девушка она была очень славная, все же, как мне кажется, ею двигали честолюбие и жажда славы.

Отец ее — а он был умнее соседей — твердил: «Говорю тебе, Жанна, ты это все выдумала. Найди себе лучше хорошего заботливого муженька, трудись поусердней и выбрось из головы всякий вздор!»

Жанна отвечала отцу, что она поклялась никогда не выходить замуж, а Небеса приказывают ей идти на подмогу дофину.

К несчастью отца девушки, а больше всего нее самой, неприятельский отрад, проходивший как раз в это время через их деревню, сжег маленькую часовню и выгнал жителей из их домов. Жестокое, ранившее сердце зрелище только пуще растревожило воображение Жанны. Она заявила, что видения не оставляют ее ни на минуту, а голоса уверяют, что, согласно древнему пророчеству, именно ей сведено спасти Францию, а значит, она должна прийти на помощь к дофину и остаться при нем, пока он не коронуется в Реймсе. Путь ей предстоит неблизкий, а когда она найдет некого господина по имени Бодриф, тот отведет ее к дофину.

Поскольку отец заладил свое: «Жанна, тебе это мерещится!», девушка пустилась на поиски упомянутого господина вместе со своим дядей, бедным деревенским шорником, верившим в ее видения. Шли они долго, и дорога их пролегала по разоренной стране, где орудовали люди герцога Бургундского, а также другие разбойники и мародеры, но в конце концов добрались до дома господина, который был им нужен.

Когда слуги доложили хозяину, что его желает видеть бедная крестьянская девушка, явившаяся сюда со стариком шорником, так как ей будто бы поручено помочь дофину и спасти Францию, тот, расхохотавшись, приказал прогнать Жанну. Вскоре однако Бодрикур узнал, что девушка осталась в городе, часто молится в церквах, видения по-прежнему ее посещают, и дурного она никому не делает. Тогда он послал за ней, чтобы расспросить подробнее. Жанну окропили святой водой, но после этого она продолжала стоять на своем, и Бодрикур подумал, что все это неспроста. Во всяком случае, он решил отправить ее в город Шинон, где тогда находился дофин. Итак, он купил девушке коня и меч и приказал двум оруженосцам сопровождать ее. Поскольку голоса велели Жанне носить мужское платье, она переоделась, прикрепила к каблукам шпоры, опоясалась мечом и, оседлав коня, отправилась в путь вместе с двумя оруженосцами. Что же касается ее дядюшки, то он стоял будто громом пораженный, глядя вслед племяннице, пока та не скрылась из виду а потом побрел домой. Ведь дома, что бы там ни было, все равно лучше.

Жанна и оба ее оруженосца все ехали и ехали по дорогам без остановки до самого Шинона, где, после недолгого сомнения, девушку пропустили к дофину. Тотчас распознав его среди придворных, она объяснила, что ниспослана к нему Небесами, дабы поразить врагов и ввести его в Реймс на коронацию. Кроме того, Жанна раскрыла дофину (конечно, если тот потом не приврал красного словца, чтобы покрасоваться перед своими солдатами) многие секреты, известные до тех пор ему одному, и, самое главное, упомянула о старинном мече с пятью крестами на клинке, хранившемся в соборе Святой Екатерины в Фьербуа, — мечом этим святая якобы приказала ей вооружиться.

Об этом старом-престаром мече никто и слыхом не слыхивал, но когда собор потщательней обшарили — а это было сделано сразу же, — меч отыскался! Тогда дофин собрал влиятельных священников и епископов, чтобы узнать их мнение: злые дают этой девушке силу или добрые? Спор кипел так долго, что многие ученые мужи даже заснули и громко захрапели. Наконец, один суровый старец поинтересовался у Жанны, на каком языке беседуют с ней ее голоса. Когда же девушка ответила: «Их язык ласкает слух больше вашего», было решено, что сила ей и впрямь дарована Небесами. Такой исход дела заставил солдат дофина приободриться, а англичан приуныть, поскольку они поверили, что Жанна — ведьма.

Наконец один суровый старец поинтересовался у Жанны, на каком языке беседуют с ней ее голоса

И вот Жанна снова села в седло. Она опять ехала вперед и вперед без остановки, теперь до самого Орлеана. Но на этот раз ехала она так, как не ездила еще ни одна крестьянская девушка: верхом на белом коне, в сверкающих доспехах, опоясанная старинным, засиявшим, будто новенький, мечом из собора. Белый флаг с ликом Господа и словами «Иисус Мария» везли впереди нее. Во всем этом великолепии предстала она пред осажденным Орлеаном во главе многочисленного войска, охранявшего припасы его голодающих жителей.

Увидев Жанну с крепостной стены, горожане запричитали: «Дева явилась! Дева из пророчества явилась спасти нас!»

Картина эта воодушевила французов и ужаснула англичан. Английские укрепления вскоре пали, солдаты с провизией вошли в город, и Орлеан был спасен.

Жанна — а ее с тех пор стали называть Орлеанской Девой — провела там несколько дней. Она приказала разбросать среди англичан листки с призывом к лорду Суффолку и его людям исполнить приказание Всевышнего и отступить от города. Английский военачальник не желал верить, что Жанной движет воля небесная, но солдаты талдычили, что она ведьма, а сражаться с ведьмой — дело дохлое. Жанна снова оседлала коня и опять велела нести впереди себя белый флаг.

Осаждавшие удерживали мост и сторожевые башни около него, но тут Орлеанская Дева атаковала их. Битва длилась четырнадцать часов. Жанна, укрепив лестницу своими руками, поднялась на крепостную стену, но стрела англичан вонзилась ей в шею, и она скатилась в ров. Девушку подобрали, отнесли в сторону и вытащили стрелу. Пока длилась операция, Жанна стонала от боли, как стонала бы на ее месте любая обыкновенная девушка, а затем сказала, что голоса шепчут ей всякие утешительные слова. Вскоре она поднялась и опять возглавила схватку. Англичане, которые видели, как Жанна упала, и были уверены, что она умерла, при виде ее застыли от ужаса, а некоторые даже закричали, будто видят святого Михаила на белом коне, и он дерется за французов.

Англичане отдали мост, отдали башни, а назавтра сожгли свои укрепления и отступили.

Однако сам лорд Суффолк отошел всего на несколько миль, только до города Жарго. Орлеанская Дева настигла его там, и он был взят в плен. Когда над городской стеной вывешивали белый флаг, сорвавшийся камень ударил Жанну по голове, и она опять рухнула в ров. Но и лежа там, она не переставала восклицать, что было мочи: «Вперед, вперед, земляки! Не робейте, Господь сам отдает врагов нам в руки!» После этого успеха многие крепости, сопротивлявшиеся дофину, сдались без боя. А разбив англичан при Патэ, Жанна водрузила свое победоносное знамя на поле, где полегло двенадцать сотен англичан.

Теперь, исполнив первую часть пророчества, Орлеанская Дева принялась убеждать дофина (а тот предпочитал не ввязываться лишний раз в драку) направиться в Реймс и завершить дело коронацией. Дофин однако не спешил, путь до Реймса был неблизкий, а кругом так и сновали англичане и люди герцога Бургундского. Но все же они собрались в дорогу, взяв с собой десять тысяч солдат, и снова Орлеанская Дева скакала на белом коне в своих сверкающих доспехах. Когда очередной город сдавался без боя, солдаты верили Жанне; если же им приходилось туго, они принимались роптать и говорили, что она обманщица. Именно так случилось в городе Труа, сдавшемся лишь благодаря усилиям тамошнего монаха, брата Рихарда. Щедро окропив святой водицей не только саму Орлеанскую Деву, но и ворота, через которые та въезжала в город, он уверовал в ее избранность. И убедившись окончательно, что святая вода не оказывает ровно никакого воздействия ни на Жанну, ни на ворота, брат Рихард, подобно другим священникам, отнесся к ней с доверием и сделался ее преданным союзником.

Но вот наконец Орлеанская Дева, дофин и десять тысяч терзаемых сомнениями воинов приблизились к Реймсу. И в огромном Реймском соборе при великом столпотворении дофин и вправду короновался и стал королем Карлом Седьмым. Тогда Дева, которая стояла возле короля в час его торжества с белым флагом в руках, сказала, с трудом сдерживая слезы, что она выполнила свое предназначение и просит отпустить ее теперь в родную далекую деревню к упрямцу отцу и дяде-шорнику. Но король, ответив Жанне «нет!», осыпал ее всяческими королевскими милостями и в том числе возвел в графское достоинство.

Ах, лучше было бы Орлеанской Деве, переодевшись в тот же день в деревенское платье, вернуться к ее часовенке в диких горах и, позабыв обо всем на свете, стать примерной женой своему мужу и не слышать более никаких голосов, кроме детских!

Увы, этого не случилось, и Жанна продолжала помогать королю (вместе с братом Рихардом сделала она него столько, что всего и не перечесть). И еще она, могла, старалась облегчить долю воинов, а сама вела жизнь праведную и скромную. Снова и снова просила она короля отпустить ее домой, а однажды, сняв доспехи, даже повесила их в церкви, чтобы больше никогда не надевать. Но король всякий раз уговаривал девушку остаться, уверяя, она нужна ему, а потому она шла дальше, навстречу своей судьбе.

К величайшему неудовольствию и беспокойству Карла, герцог Бедфорд, человек весьма одаренный, начав деятельно защищать интересы Англии, снова развязал войну на территории Франции и заключил союз с герцогом Бургундским. Король время от времени спрашивал у Жанны, что думают обо всем этом голоса. Однако голоса стали сами себе противоречить и завираться (в неспокойные времена такое часто случается и с обычными голосами), лопоча то одно, то другое, а доверие к Орлеанской Деве стаяло с каждым днем. Карл двинулся на Париж, не пожелавший встать на его сторону, и атаковал предместье Сент-Оноре. И в этом сражении Жанна упала в ров, только на этот раз ни один солдат из целой армии не пришел к ней на выручку. Она лежала беспомощная под грудой мертвых тел и выкарабкалась с неимоверным трудом. Кое-кто из ее приверженцев переметнулся к Деве противника: некая Екатерина из Ла-Рошели тоже выдавала себя за пророчицу и утверждала, — как выяснилось впоследствии, голословно, — что может сообщить, где зарыт клад. А потом Жанна нечаянно сломала старинный меч, и все решили, что она утратила свою силу. И вот, при осаде Кампьена, которую возглавил герцог Бургундский, Жанну, хотя она отважно дралась, оставили без прикрытия во время отступления, и какой-то лучник сшиб ее с лошади.

То-то было шуму и радости из-за того, что какая-то бедная деревенская девчонка угодила в плен! А уж кто только не пытал ее о колдовстве и ереси, припирая к стене: сам Великий инквизитор Франции и еще столько вся-знаменитостей, что и вспоминать тошно. В конце концов епископ города Бовэ купил Жанну за десять тысяч франков и запер в темнице, запер обыкновенную девушку, а не Орлеанскую Деву.

Я бы никогда не окончил своей истории, если бы мне пришлось рассказывать вам, как Жанну водили на допросы, как ее расспрашивали и переспрашивай, вынуждая признать то одно, то другое, как собирали всяких ученых мужей и докторов, которые доводили ее до изнеможения своей въедливостью. Шестнадцать раз забирали ее из тюрьмы на допросы, запутывали и сбивали с толку, а потом запирали туда снова, пока от этой жестокости у бедняжки не разболелось сердце. Последнее из этих истязаний учинили на руанском кладбище, украшенном наводившими ужас виселицей, столбом сожжения, хворостом хворо и кафедрой с монахом, готовым прочитать Жанне суровую проповедь. Трогательно, что даже тогда она с почтением говорила об этом жалком ничтожестве короле, который использовал ее в своих целях и выбросил вон. Несмотря на всю тяжесть предъявленных ей обвинений, Жанна храбро за него заступалась.

Желание жить естественно для столь юного создания. Чтобы спасти себя, девушка подписалась (вернее, не подписалась — писать она не умела, а поставила крест) под признанием, которое сочинили за нее. Там говорилось, что видения и голоса исходят от дьявола. Жанна раскаялась и пообещала никогда больше не надевать мужского платья, и тогда было решено держать ее до конца дней в темнице и «кормить скудно хлебом и скудно водою».

Но пока Жанну кормили скудно хлебом и скудно водою, видения и голоса вернулись к ней. Тут нет ничего удивительного: известно, что от голода, одиночества и тревоги болезнь эта усиливается. Жанна вновь ощутила в себе сверхестественную силу, и ее подстерегли в мужском платье, которое подкинули в тюрьму нарочно, чтобы подловить ее. Возможно, она переоделась, вспомнив о былой своей славе или по просьбе воображаемый голосов. За возвращение к колдовству и ереси ее приговорили к сожжению. И вот на рыночной площади в Руане, на глазах у собравшихся в галерее священников и епископов, — некоторых из них зрелище привело в такой ужас, что они из христианского милосердия решили удалиться, — одетую в отвратительный, придуманный монахами специально для подобных судилищ наряд, заходившуюся от крика девушку сожгли дотла. А пепел бросили в Сену.

Когда Жанна попала в плен, ни французский король, ни один из его придворных и пальцем не пошевелил для ее спасения. Конечно, они были умелыми и храбрыми воинами и наверняка смогли бы одержать победу без девушки, а ей на самом деле не верили, но это их нисколько не оправдывает. Чем больше все они притворялись, что верят Жанне, тем больше и она верила в себя. Жанна всегда была искренней, отважной и преданной. И ничего удивительного, что люди, которые лгали сами себе, лгали друг другу, лгали стране, лгали Небесам и лгали Земле, обошлись с бедной крестьянкой как неблагодарные чудовища и предатели.

В живописном старинном городе Руане, где сорная трава забралась высоко на башни собора, а освященные веками нормандские улицы горячи сегодня от лучей благодатного солнца, потому что пылавшие тут некогда страшные костры монахов давно остыли, на площади, которая носит имя Жанны д’Арк, стоит скульптура, изображающая ее в мгновение предсмертной муки. Я вспоминаю некоторые современные памятники из тех, что украшают мировые столицы, — они увековечивают меньшую преданность и чистосердечность больших самозванцев.