§ 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения

§ 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения

Проблема идентичности людей – это проблема их личностного, общественного и гражданского становления. Недавно вновь прочитал знаменитое философическое письмо П.Я. Чаадаева и понял, что это проблема извечная. Более того, письмо П.Я. Чаадаева – это философское наследие для нас, ибо он, как и многие из нас, любил Россию, но где-то был и разочарован порядками в ней. По мнению Чаадаева, без решительных реформ Россия обрекает себя на существование без будущего, а у нас же чрезвычайно решительное проведение реформ без учета самочувствия народов и граждан тоже может привести к тому же результату. Но главное для меня, что не оправдается прогноз Чаадаева о том, что Россия не имеет будущего, хотя не знаем, о каком будущем он точно говорил. Становлению тогдашней России мешали: крепостническое рабство, злоупотребление властью, отсутствие всякого понимания правового государства, отсутствие индивидуальных гражданских прав, отсутствие гражданского общества и т. д., и т. п. Теперь важно разобраться, насколько далеко вперед мы продвинулись в осознании своего «Я», общественной, гражданской и этнонациональной принадлежности.

Тяжела судьба идентичности при неопределенности судьбы своего рода, народа, этнонации и нации-государства. Идентичность – явление, бесспорно, историческое, а если хотите, где-то в подсознании и генетическое, и может быть не в смысле слова «зова крови», а социально-исторического опыта самочувствия рода, народа и Отечества в смысле социальной и этнонациональной памяти. Сознательному человеку свойственно самосознание, самоосознание, а значит, и идентичность. Даже потеря рода, народа, страны и государства не всегда способны вытравить из сознания людей элементы их идентичности. Через поколения и переходы, переселения и ассимиляции, интеграции в человеческой памяти может находиться, оживиться осознание своей родовой, этнонациональной, отечественно-гражданской общности. Меня называют аварцем, и я осознаю себя аварцем, хотя и с определенными моментами родовой, общинной, территориальной корректировки. Трудно мне проследить все корневые и прочие историко-культурные связи своей древнейшей идентичности. Но со словом «авар» во мне просыпается вызов идентичности, в том числе, и с теми древними племенами, которые прошли через Дербент в Европу, даже, возможно, ничего общего не имеющими с современными аварцами. Также во мне просыпается идентичность, когда говорят о Кавказской Албании и о государстве «Серир» в горах Дагестана и т. д. Идентичность – это мое имя, моя фамилия, мой род, мой народ, мое Отечество, государство и связанные с ним история и культура. И все эти исторические наслоения – в моем самосознании. А если я к ним неравнодушен, значит, я сохраняю элементы этой идентичности. Меня даже обижает, оскорбляет, когда советского человека уничижительно называют «совком», хотя те, кто так называет советских людей, забывают о подвигах и достижениях советского народа, который спас мир от фашизма. Называя советского человека «совком», они сами становятся ручкой к этому совку. С сожалением пишет М.Н. Губогло, что «… вновь настало время, когда некая прослойка манкуртизированпых людей, отказавшихся от своей этничности, конфессиональной и гражданской идентичности, предательски принялись именовать Россию «этой страной в развалинах» и рьяно оплевывать ее прошлое и настоящее»1. К потере гражданской идентичности может вести потеря родовой и этнонациональной идентичности. Именно на этом уровне идет формирование сознания манкуртов. В современных условиях вновь, уже на гражданском уровне, наступило время кризиса идентичности, а когда только вчера этот кризис затрагивал этнонациональные моменты, у нас радовались и отчитывались в том, что «национальный вопрос» и в смысле равнодушия к своим родовым, этнонациональным корням «решен полностью и окончательно», поспешили объявить «конец нации». Более того, как ни странно, в наибольшей степени потере этой идентичности подверглись русские. Безнациональность, которая навязывалась нерусским народам, не обошла и русских. А за каждым периодом кризиса идентичности приходит период «взрыва» идентичности, но уже с кризисом моментов солидарности. Отсюда этнонациональный сепаратизм и шовинизм последних лет. Это, видимо, феномен, когда идентичность сама себя воспроизводит даже независимо от условий. И, «конечно, всесильное время вносит свои коррективы в самосознание и самопознание народов»[460]. И здесь перекосы от манкуртизма в отношении собственного рода, этнонации, а далее и гражданской идентичности, когда на этой жертве предлагается возвести отдельный этнос в полиэтническом государстве в ранг «носителя крови за этнонациональный суверенитет» (Д.Ж. Валеев), превращая федеративное государство в конфедеративное, изначально нежизнеспособное. Без единства и солидарности народов не может быть единства России. Идентичность любого уровня меняется под влиянием исторических и социально-политических условий. И чем выше по лестнице социализации она поднимается, тем она должна становиться гибче. Сохранение идентичности: родовой, этнической, этнонациональной, гражданской, региональной и т. д. – это задача каждой общности, которая хочет сохраниться и иметь будущее. Вместе с тем идентичность – это еще и момент уважения, почитания прошлого. Как говорил А.С. Пушкин: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости». Или Р. Гамзатов: «Кто выстрелит в прошлое из ружья, в того будущее выстрелит из пушки». Настолько фундаментально значение идентичности. «Если вы любите свой народ, вы поймете и другие народы», – подчеркивал Д.С. Лихачев[461]. Достаточно основательно разработана у нас теория и методология этничности[462]. Идентичность – это не только каковым и кем ты себя осознаешь, но еще и кем, и каковым признают тебя в данной среде обитания. По определению Г.У. Солдатовой, проводившей исследование под руководством Л.М. Дробижевой: этническая идентификация – «как разделяемые в той или иной мере членами данной этнической группы общие представления, которые формируются в процессе взаимодействия с другими народами. Значительная часть этих представлений является результатом осознания истории, культуры, традиций, места происхождения (территории) и государственности. Общие значения связывают членов группы и служат основой ее отличия от других этнических групп». Здесь отсутствует изначальный, самый интимный и трепетный уровень, от которого начинается «высота познания идентичности», а именно – семейно-родовые воспоминания, чувства близости и родства. Идентичность – это, прежде всего, то место, те люди, та общность, которая тебя понимает, принимает и за тебя сопереживает. «Общие знания» – это другой уровень, и он возможен при «общих чувствах» и «чувственных воспоминаниях». Идентичность – это не только когда ты относишь себя к общности, но и общность относит тебя к себе. Кроме того, здесь не обязательно деление на «мы» и «они» в смысле «свои» и «чужие». Здесь всегда есть пространство расширения идентичности, а значит, и солидарности. Семья – род, сельская община (джамаат своего села), сельская община (ташинцы), районная община (тляратинцы), аварская община (аварцы), дагестанская община (дагестанцы), кавказская община (кавказцы), российская община (россияне), мусульманская община (мусульмане), европейская община (европейцы), человечество – вот, видимо, пространство выбора моей идентичности. В этой многоступенчатости важно, чтобы выбор шел «мы» и «они», а не «свои» и «чужие», а «я» и «другие».

В.А. Тишков, отрицая этнонации в самой России, приходит к выводу, что местные этносы, имеющие государства на основе этнонима, объявили себя «нациями»[463]. А что им делать, если утверждается, что в составе России нет этнонаций. Более того, он, говоря о «многоэтничных гражданских нациях», предлагает им отказаться справедливо от «несостоятельной доктрины этнонационализма», а далее и от разделения своих подданных на «нации» и «национальные меньшинства»[464]. Прекрасно. Тут же все возвращает «на круги своя»: на основе теории В.А. Тишкова, главное – это отрицание наций-этносов и принесение их в жертву нации-государству, которое неминуемо сохранит этнонациональный смысл – в культуре, языке, гербе, флаге – во всем.

Н. Глейзер и Д. Мойимихэн «по ту сторону плавильного котла» в статье «Этничность: теория и практика» пишут, что если ранее проблема этнического «рассматривалась как пережитки более ранних эпох», «то теперь мы должны поместить ее в центр рассмотрения». Эти уроки «плавильного котла» почему-то не учитываются нашими теоретиками и практиками. «Надежда обойтись в обществе без этничности может быть столь же утопичной и столь же сомнительной, как надежда обойтись без социальных классов в обществе»[465]. Вот вам и западные теории отрицания этничности, этнонациональности, которые до нас доносят наши англоязычные коллеги.

Исторически те или иные качества этнонационального развития передаются от поколения к поколению, становясь в какой-то степени даже генетическими свойствами в смысле культуры, уклада жизни, психологии. Избавиться от них, значит разрушить организм развития этноса, этнонационального развития в истории человечества, это, прежде всего, процесс этнокультурный, этносоциальный, но который сопровождается определенными формами социальной, нравственной, культурной и политической организации, самоорганизации самого этнонационального организма в солидарности с другими и формируя таким образом нацию-государство. Если мы говорим о культуре, то и политика является одним из элементов культуры. Ее традиции в различной этнонациональной среде различны. Но по мере развития, к сожалению, в человеческом сообществе нередко моменты политики становятся самодовлеющими элементами самой культуры. Этнические организмы в большей степени объединяются культурой, а этнонациональный организм в большей степени довлеет к социально-культурным компонентам, а организм же национальный как гражданской, политической нации уже объединяется на основе социальных и политических ценностей, ориентаций, политической целесообразности. Но опять-таки на основе в том числе и этнонационального развития. Родовые, кровнородственные отношения общего происхождения и по мере развития пространственной социализации сохраняют свое влияние. Цивилизационные процессы возрастают, и они играют сильнейшую роль в жизни этносов, этнонаций. В конечном итоге «этнокультурная общность есть та общность, на основе которой общность людей становится цивилизационной, выражая и специфицируя в себе цивилизацию и как стадию развития социальности, и как способ бытия, и именно бытия культуры и истории». Хотя этнонациональный феномен – это в большей степени элемент локальной цивилизации, тогда как политическая и гражданская нация – это в большей степени элемент полиэтничности, многонациональности в своем развитии и в формировании новых социально-политических качеств, не всегда обусловленных кровнородственными связями, но всегда обусловленных традициями социально-политического развития.

Но для формирования гражданской нации надо иметь гражданское общество со всеми атрибутами свободы и ответственности. Еще П.Я. Чаадаев указывал на отсутствие в России гражданского общества. Но и оно формируется не по стандарту, а исходя из общественных традиций. А. Грамша писал: «На Востоке государство было всем, гражданское общество находилось в аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные отношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества». В этом смысле Россия – это полный Восток. Если бы не было бы уничтожено гражданское общество, не было бы Февральской и особенно Октябрьской революций, не было бы развала СССР. Но и сегодня все заняты укреплением вертикали власти вместо укрепления общества, прав и свобод, защищенности граждан. И опять, главное – это укрепление государства. Для чего и против кого, во имя чего и во имя кого? Никто не отвечает. Но по положению граждан все видно как бы.

Базовыми субъектами локальной цивилизации являются, прежде всего, этнические и этнонациональные общности. Именно они выступают достаточно устойчивыми общностями даже по сравнению с политическими, властными, экономическими или иными общностями. Меньшим изменениям все же подвергаются именно этнонациональные общности, которые в цивилизационном смысле есть факторы самобытности и развития человечества. Этнонациональная основа определяет наиболее устойчивые, консервативные моменты человеческой солидарности, интеграции, идентификации. Этнонациональная общность содержит в себе элементы первичной консолидации крупных групп людей. Этническая, этнонациональная общность – это базовый социально-родовой, социально-культурный код последующих цивилизационных процессов, которые будут расширять ареал своей идентичности и сотрудничества. Многие иные цивилизационные элементы могут меняться, классифицироваться в своих ценностных ориентациях, но еще раз подчеркиваю, что основу души локальных цивилизаций, более того, основу души того или иного государства-нации в конечном итоге составляет полиэтническое, этнонациональное начало. Прежде всего, это архетип, как бы модель для основы развития человеческой цивилизации, человеческой психологии, человеческих традиций и т. д., которые проявляются и как культуры общности, солидарности и коллективной бессознательности. Этот архетип К. Юнг по-иному называл как «вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную во всех индивидах. Это коллективное бессознательное называется индивидуальное, но наследуется. Оно состоит из предшествующих форм архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержанию психики»[466]. Этнонациональный архетип создает подкрепленную универсальную систему менталитета как одной личности, так и общности людей, который обусловливает определенный тип социально-исторического и культурного поведения. «Архетип – это самый глубокий уровень личностной идентификации, идентификации с той общностью, с которой личность себя отождествляет»[467]. Отсюда именно и выводы ряда ученых, которые сравнивают этническое с мифологическим, жестокое связывание этнического с биологическим. Да, этническое – это еще и коллективная бессознательность. Но говорить так или сводить к ней, значит сравнивать этнографическую, этнонациональную общность с отделением психбольницы, а не социальным организмом в целом.

Огромный исторический опыт, который концентрируется в архетипе, этнонациональной общности, выступает элементом более высокого уровня цивилизационного развития. Н. Козин это даже называет генетическим кодом истории. При этом генетический код разворачивается во всех смыслах духовных, нравственных, социальных, психологических и т. д. ипостасях, формируя таким образом тип общности.

Этнос выступает как «совокупность духовного, культурного, исторического кода истории, так как кодирование и раскодирование конкретных архетипов социальности культуры, духовности, самого способа их проживания в истории и самой истории»[468]. Кроме общности это отражается и на этнонациональной идентичности общности людей, на конкретных духовно-психологических, нравственных и других сущностях самой личности. Основные процессы воспроизводства исторического кода для каждой цивилизации формируют этнонациональную идентичность, которая по многим параметрам уходит в идентификацию личности. Именно этнонациональная общность и определяет соответствующую идентичность, которая является формой локальной цивилизации, непосредственно связанной с культурно-информационной системой, формирующей и генерирующей свою самобытность в индивидуальной и коллективной деятельности человека. Этнонациональная общность не может быть рассмотрена как чисто мифологическое образование, ибо она непосредственно связана с реальными этапами исторического становления человеческих индивидов и их общностей, формирует их сознание, в той или иной степени определяет специфику их бытия. Поэтому этнонациональное есть способ развития и воспроизводства тех или иных основ развития человеческого общества и человеческой идентичности, его духа, сознания. Оно не может быть оторвано от этнических, этнонациональных, государственно-общественных зависимостей. И это объективный фактор развития самого исторического процесса, который воспроизводится субъектами истории. Для нашей страны эта объективность, прежде всего, во внутреннем объединяющем начале русской нации (И. Аксаков). Для идентичности гражданской тоже необходимо это «объединяющее начало», кроме политики и права тут должны быть культура, традиции, самосознание.

Возникает и другая тенденция в ходе исторического развития, и выражается она в возрастании пространства консолидации, пространства идентификации, включая в себя все больше и больше новых и новых элементов, расширяя возможности общности людей не только по этническим, этнонациональным, но и по социальным, культурным, политическим и иным признакам. В ходе развития человеческого общества это всемерное базовое значение этнонационального может снижаться, но оно сохраняет свои основы, свою идентичность, в конечном итоге определяя и влияя на многие стороны идентичности во взаимоотношениях, идентичности в субъектности, идентичности в духовности, в культуре и т. д. Оно как бы прячется в глубину, но сохраняя свою корневую систему. Не может быть цивилизации, полностью оторванной от этнического, этнонационального бытия, личности и общности людей. Повторюсь, это вопрос не мифологии, хотя мифологии вокруг него предостаточно. И это процесс, который отрывается от кровнородственных связей, но отрывается, расширяя пространство самоутверждения и обретая в большей степени свободу от родового. Чисто формационная, социально-экономическая, политическая обусловленность этих процессов усиливает или деформирует этнические, этнонациональные основы в их историческом развитии, в развитии самой личности. И отсутствие элемента духовности в формационном историческом развитии, взаимодействии различных этносов в ходе своего становления деформирует и идентичность. Поэтому здесь в целом характерны тенденции к единству и консолидации, но ни в коем случае не тенденции к унификации и однообразию. Это разные по сути процессы – естественные и искусственные. И этнонациональное тоже как способ расширения пространства и взаимодействия с другими этносами, этнонациональными образованиями реализуется в своих духовных и ценностных ориентациях, основанных на своих представлениях и ценностях. Конечно, этнонациональное может дать перекосы этницизма, этнонационализма. Но важно все это осмысливать, а не находиться в прошлом и не переходить к идентичности других путем либеральных, демократических лозунгов. Нам надо работать над «созданием собственных извилин» (П.Я. Чаадаев).

Этнонациональное есть один из элементов многообразия, но параллельно идущий процесс единства может сохранить свою значимость, свое преобладание только при предположительной реакции на основе этнонационального, культурного и прочего многообразия, и может привести к зримому разрушению, если будут довлеть только единообразие и унификация. Человек может и должен адаптироваться к современному интегрированному обществу, но не теряя своих идентификационных качеств, в том числе этнокультурных, личностных и других, а дополняя и пополняя их. Иначе в человеческом сообществе вместо достижения единства за счет многообразия будет единство как унификация, и человечество будет выступать как маргинальная сила массовой культуры, которая, теряя свои этнонациональные корни многообразия самобытности, пойдет по пути саморазрушения. Именно такой процесс и приводит к столкновениям цивилизаций не по природе, а по искаженности историко-культурного развития народов в цивилизационном процессе в целом. Сталкиваются не сами цивилизации, а маргинализированные, искаженные крайности цивилизаций, и возникают противоречия в природе самочувствия духовной и нравственной сути самого человека, который начинает бунтовать при потере своих идентификационных качеств, человек «теряет себя». И это трагично. Цивилизационное столкновение возможно только не за счет развития, а, прежде всего, за счет стремления к насильственному подавлению, унификации тех или иных качеств локальных цивилизаций, этнонациональных признаков идентичности и т. д. Разрушается в этом случае и духовная основа развития самой личности. Если же этноэволюционные процессы воспринимать как утопию, оторванную от исторической реальности, то и сама историческая реальность становится утопией. Именно отсюда и попытки представить этнонациональное как мифологическое. Поэтому нужно переходить к новому уровню цивилизационного развития как к процессу взаимодействия, а не как к процессу подавления. Сохранение человеческой цивилизации – это вмонтирование, интегрирование одной цивилизации в другую, их взаимодействие, но с учетом ее самобытности и, самое главное, перспектив сохранения этой самобытности. Конфликты и подозрительность, навязывание вновь «аффекта страха» на событиях в Чечне не создают идентичности без аффекта солидарности и общности.

Уничтожение этнонациональной самобытности есть уничтожение самобытности и потенциала локальных цивилизаций, что, в конечном итоге, может привести не только к цивилизационному разлому, но и к потере социокультурных корней, исторического опыта, традиций. Человечество от этого, бесспорно, станет беднее. Тем более этнонациональная самобытность порой оказывается более устойчивой и жизнеспособной, чем социально-политическая и даже социально-духовная и т. д. «Вместе с локальной цивилизацией умирает все: культура, духовность, сама история, ибо умирает и ее основной субъект. Умирает основа истории, основа человеческой души». Отсюда и бездуховность бытия «массовой культуры», технотронного общества, которые могут иметь эффект термоядерного взрыва для самобытности России.

Глубокие противоречия в этой эволюции приводят к попыткам создания надэтнической, безнациональной цивилизации на основе классового единства, это показал опыт Советского Союза. Поэтому все моменты этнонационального, а значит, и цивилизационного начал должны быть обеспечены внутренним взаимодействием. Каждая нация-этнос – это, скорее, цивилизация, культура, традиция в большей степени, чем даже государство или класс, но только в том случае, если это потенциал развития, а не самоизоляции и самовосхваления.

Преемственность поколений, взаимодействие культур невозможны без истории и культуры, духовности локальных цивилизаций, субъектами которой являются этносы, этнонации. Нужно видеть все это богатство, а не утверждать с радостью о конце нации или тем более требовать «разгона» этнонаций ради якобы наций политических. Такие жертвы не оправданы и не нужны. Подобные деформации принесут огромные противоречия, и, в конечном итоге, здесь нет попыток, чтобы подобные авторы требовали бы упразднения «своих» наций. Это старая болезнь – видеть во всех других варваров, а себя любить как единственно цивилизованную нацию. Это все пренебрежение, недооценка иных этнонаций, ибо подобные теоретики считают именно свою этнокультурную историю, свое этнокультурное развитие, свою этнонациональную духовность, свои этнонациональные измерения и ценностные ориентации более значимыми и более перспективными, «богоизбранными», чем другие. Полностью безнациональное в природе будет, если будет бесчеловеческое. И не надо думать, что при преодолении межнациональных различий будут преодолены все иные социально-культурные противоречия. Просто противоречия будут приобретать еще более не прогнозированный и еще более взрывоопасный характер, потому человек теряет историческую, этнонациональную, этнокультурную природу, с которой человечество более или менее уже знакомо. Кроме того, этнонациональное развитие – это, прежде всего, поиск возможностей межцивилизационных контактов взаимодействия и сотворчества на новых основах, но при этом сохраняя самобытность каждого, кто входит в эти отношения. Поэтому новый этап «этнонационального развития», о котором мы говорили, может быть станет этапом столкновения, отчуждения общностей без глубоких культурных слоев, если отрицать нации как этносы.

Цивилизационное развитие – это не преодоление противоречий, а поиск новых форм взаимодействия этих противоречий, нахождение пространства для их реализации в общем цивилизационном процессе, формирование нового качества архетипа культуры и духовности, утверждение новой иерархии ценностных ориентаций. Но при этом важно сказать о создании возможностей этнонационального развития и взаимодействия новых цивилизационных процессов за счет адаптации друг к другу, интеграции друг с другом, но не путем унификации и насильственных ассимиляций, а создавая новые возможности паритета интересов, компромиссов, существования и сосуществования, сотворчества и солидарности. Поэтому «столкновение цивилизаций» – это ни в коем случае не есть несовместимость каких-то цивилизационных процессов, а есть лишь проявление, потеря их действительной самобытности, отсутствие солидарных форм их взаимодействия, учета и сотрудничества. Такие казусы столкновения происходят и на этапе формирования этносов и этнонаций, а не только межнационального, межцивилизационного построения. Еще М. Вебер отмечал, что ядро его политической воли составят этническая и гражданская идентичность.

Если мы говорим об этнонациональном развитии, речь идет о наиболее глубоких, о наиболее чувствительных сторонах бытия человеческого сообщества и жизнедеятельности отдельных людей, которые своими духовными, ценностными ориентациями уходят в глубокую коллективную духовность и коллективную бессознательность, как и опыта сознательной жизнедеятельности отдельных индивидов, и на условиях не цивилизационного разлома и конфликтов, а в поисках форм их взаимодействия, чтобы не заставлять этнонациональное переживание доводить до исторического самоубийства, а находить способы сохранения, развития цивилизационных процессов, расширения и укрепления культурного пространства и т. д. Поэтому этнонациональная общность, будучи более устойчивой, чем даже государство, имеет под собой глубокую генетическую, историческую характеристику социально-культурных традиций и ценностей человеческого сообщества. «Исполнение этнической роли, как и любой другой социальной роли, требует не только знания определенного народа правил, вмонтированных в контекст этнической культуры, но и определенной этнически окрашенной атрибутики из сферы материальной и духовной культуры», – пишет М.Н. Губогло1. Поэтому призыв «забыть о нациях» в большей степени есть призыв, в конечном итоге, к насилию, есть призыв к насильственной унификации народов. Это очередное революционное насилие над эволюцией. Отсюда протест, «этнический взрыв» как ответная реакция. Ведь и фашисты говорили о необходимости конца всех наций, кроме немецкой или итальянской, а в данном случае завуалированно ставится вопрос «забыть о нациях». Скорее, будут сохранены лишь те этононации, которые успели сформировать для себя национальное государство, называя себя государствообразующими, а все остальные обречены на «забытье». Это деление этносов на способных и не способных стать нациями в их смысле. Именно в силу таких подходов и XXI в. может быть веком войн многих этнонаций и этнонациональных меньшинств за сохранение своей самобытности и идентичности. Не надо их будоражить.

Этнос, этнонациональное развитие непосредственно есть процесс формирования развития самого государства. Вообще в любых обществах оно связано непосредственно с самочувствием самого человека, его геосоциальным, духовным и иными измерениями. Поэтому теория «забыть о нациях» теоретически может стать основой оформления современного геноцида – новой формой неравноправия и подавления. Не отсюда ли попытка после трагедии деления народов и стран на цивилизационные и нецивилизационные. И каждый раз «мы» – цивилизованные, а «они» – варвары. Это уже было неоднократно.

Надо бы прислушаться и к тому, что «этническое начало имеет биологическую основу и происхождение, которое есть в генах человека и, следовательно, передается по наследству». Человек с народом-этносом достаточно сильно связан в своем социально-этническом, социально-духовном развитии. Человек не может просто так по призывам ученых и даже директоров институтов отказаться от своей зависимости биологической, социальной, духовной, нравственной, психологической, языковой и иной, от общности, которая формируется тысячелетиями. Эту систему нельзя разрушать, ибо эти отношения есть взаимосвязь тысячи факторов многообразия. Невозможно говорить в начале XXI в. об этнически, этнокультурно «чистой нации», потому что все они проходят через исторически длительный процесс взаимодействия и взаимообусловленности сотворчества и заимствования. Поэтому этнонациональный организм в современных условиях – это реальность, с которой надо считаться, ибо его самочувствие отражается на самочувствии больших общностей и отдельных индивидов.

Этнонация, как мы уже говорили, – это более многообразный и более высокий уровень синтеза разных этнокультурных, этнонациональных начал. Вообще трудно определить, из каких конкретных этнических, этнонациональных корней, основ и проявлений формируется та или иная нынешняя этнонация, и тем более многонациональная нация. Это очень трудный и сложный процесс. Но многообразие этнических начал в этнонациональном развитии – это реальность. Этнонациональное развитие в отличие от этнического – это в большей степени уровень его специализации, политизации, социально-политической самобытности, где «чисто» этнокультурная самобытность – лишь основа. Этнонациональное развитие – это формирование качественно нового общекультурного пространства в цивилизационном развитии этнического, которое преодолевает замкнутость этнической и географической системы любой этнонации, в той или иной степени в разных формах многообразия уходя в этническое начало. И этнонациональное – это более высокий уровень этнической консолидации и межэтнического взаимодействия. Это в меньшей степени этнографическое и в большей степени социально-культурное явление этнического развития, которое преодолевает целый ряд замкнутых локальных систем и формирует более широкое пространство культуры, взаимодействия с заимствованием и адаптацией к элементам общецивилизационного развития, обеспечивающего его полномасштабную жизнедеятельность как субъекта самостоятельных отношений. Следующий же уровень – это нация как государственная общность, в том числе и гражданское единство этнонаций на общей социально-политической основе. Этнонациональная идентичность – это отражение уклада жизни, формирование особенностей психологии, среды обитания, сознания, культуры, вместе с экономическими, социально-политическими и другими факторами своего развития и общности, т. е. этнонациональная идентичность – достаточно широкое социально-политическое понятие и определяется не только этническим статусом. При этом надо иметь в виду, что человеческая, личностная идентификация является основополагающей, а этносоциальная и далее социально-классовая, политическая и другие различия – это меры освоения человеком их сути. Человек остается человеком и имеет общие проявления с преобладающими и определяющими характеристиками человека-гражданина. Следовательно, и близость этнонационального организма к гражданской, политической нации формирует общность основных идей и ценностей социально-политической направленности, и межэтнические различия по многим вопросам не играют определяющей роли.

Российская нация – это солидарный потенциал народов России, который проявляется в гражданской общности в едином российском государстве. Это уровень гражданской идентичности. При этом каждый из граждан сохраняет возможность выступать и как представитель определенной этнической, социальной, классовой общности, объединенной общими интересами, мировоззрением, поэтому эти моменты жизнедеятельности людей ни в коем случае нельзя упускать. Может поменяться форма проявления идентичности в той или иной степени, может меняться специфика общества, к которому человек себя относит. Человек непосредственно вмонтирован в историческую деятельность. Отсюда и сама история есть результат деятельности человеческих индивидов и их общностей. Ценностные ориентации в этнонациональном измерении могут быть разными, как способы проявления эмоций, формы проявления добра и зла, восхищения, красоты и безобразия, но в российской нации сближаются за счет исторического взаимодействия и взаимообогащения. В своей основе нация-этнос – динамичная система, которая формируется на историческом познании идентичности россиян и формирует соответствующую модель поведения. У нас этнонациональное – это сравнение не «мы» и «не мы», а «мы» и «они» – принадлежащие одной системе отношений. Когда идет процесс самоидентификации, исходят из критериев «мы» и «они» – как новая, качественно более социально-политическая общность, формирование гражданской российской нации. Отсюда важность политико-правового обеспечения эволюционных начал в развитии этносов, этнонаций и их объединения в нацию-государство, в гражданскую нацию. Как отметил в своем обращении после трагедии в Беслане (сентябрь 2004 г.) Президент Российской Федерации В.В. Путин, нам (России) надо сплачиваться в единую нацию и мобилизоваться как нация, чтобы быть способными ответить на вызовы времени. Российская нация – это высокая степень нашего гражданского единства, и к этому надо идти, используя весь потенциал этнонациональной, гражданской и иных форм общности людей.

Многоуровневость идентичности – реалии нашего времени, и это на самом деле в нас присутствует, но при этом важно сказать, что каждый уровень значим в тех или иных ситуациях. Любовь ко всему человечеству не означает быть равнодушным к своим родичам, да и только родичами не заполнить этот огромный мир, значит, надо расширять пространство если не родичей, то общности. Так вот поиск идентичности – это поиск родичей, поиск общности. Я не буду идентифицировать себя с теми, кто свергает меня, мой род, народ, страну, не считается со мной, с моей страной, государством. «Новая идентичность России» – это поиск страны, народа, государства, в котором ты защищен, не одинок среди людей, которые тебе зла не захотят, которым ты можешь довериться и с которыми ты можешь вступать в солидарные отношения в решении тех или иных жизненных задач. Государство, общество обязаны вести сознательную политику формирования гражданской идентичности. «О какой нормальной этнической и гражданской идентичности может идти речь, если, например, национальная политика подобно маятнику – качается от провоцирования этнического изоляционизма и радикализма до пропаганды космополитизма, а гражданская политика, призванная воспитывать любовь к Отечеству и его судьбе, патриотизм, заняты или бесконечным оплевыванием прошлого, или мазохистскими призывами к покаянию нынешних поколений за деяния предшествующих». Совершенно правильно замечено, и пробиться через все эти заслоны крайне тяжело идентичности. Поэтому у нас этнонациональная и гражданская идентичности, как правило, бывают достаточно потрепанными и извращенными. Процесс конструирования идентичности – это процесс конструирования сознания и чувств самого человека. Совершенно равнодушные отношения к человеку при конструировании этноса, этнонации, нации-государства, гражданства приводят ко многим противоречиям и трагедиям. Так случилось в перестройке и в реформах, когда человек выпал как самый незначительный элемент «революционного преобразования мира», не понимания, что вслед за этим появится человек, который преобразует все в своем понимании. «Мы не желаем только, чтобы над жизнью народа проделывали те или иные фокусы… меня прежде всего возмутило бы не направление той или другой реформы, а ее насильственность, т. е. способ проведения ее в жизнь»[469]. Сказано так, что можно отнести к нашему периоду, к нашему состоянию.

Таким образом, изучение проблем этнонациональной идентичности может являться центральной для этнологии и этнополитологии, при изучении гражданского общества и государственного строительства и т. д. Этнонациональные измерения процесса мобилизации индивидов и общностей – это закономерные построения подпорок на пути прогресса к более высоким и пространственно-общностным формам идентичности человека. Идентичность есть поиск человека и человеком себя в пространстве и во времени. Толпа без личности, даже при всей внушительности своей массы, не имеет перспектив. Говоря об этнонациональной идентичности, следует заметить, что «в конце концов, никто не силах изменить «прошлое», из которого мы родом, и никто не может аннулировать то, кем мы являемся»[470], т. е. этнонациональная идентичность дана нам не только в чувствах, она имеет свои объективные и субъективные основания. Достижение идентичности – это еще и выстраивание новых и новых базовых оснований, и не может этнонациональная идентичность быть без родовой, общинной, этнической идентичности, как не может возникнуть на пустом месте гражданская идентичность. И гражданская, и этнонациональная мобилизация приводят к мобилизации нации-государства, многонационального народа как нации. Справедливо заметил С. Хантингтон, что идентичности могут «конкурировать друг с другом или дополнять друг друга». Отрицание этноса, нации как этноса и утверждение на ее место гражданской нации – это конкуренция, а существование обеих в солидарности и единстве – это вариант взаимодополнения. Если идентичности конкурируют, то одна из идентичностей должна уйти из единой общности. Полиэтнонациональная нация – это взаимодополнение потенциала идентичности этнонационального и гражданско-национального. Потребность идентичности – объективная для личности. Она обусловлена, как писал Э. Фром, в потребности в корнях; потребности быть частью социального мира, потребности стабильности и прочности; потребности в установлении связей и отношений; потребности преодоления в себе пассивности живой природы, стать активной творческой личностью; потребности в системе взглядов и приверженностей. Таким образом, речь, в первую очередь, идет о корнях, об общности, связях и отношениях. При этом уровень потребности в корнях возрастает при крушении социально-политических ценностей и институтов, что говорит о консервативности и устойчивости данного фактора. Но наиболее устойчивой идентичность может быть при этнонациональных подпорках и социально-политической организации, при единстве этнонациональной и гражданской идентичности. Политика, оторванная от этнонациональности, как и этнонациональность, оторванная от политики, могут приобрести конфликтогенность в различных измерениях. Иначе будет политизация этнонациональности и этнизация политики, т. е. возникнет переход к крайностям. Уравновешенность этнонациональной и гражданской идентичности, свобода самоутверждения и гармоничность взаимодействия создают условия для стабильности государства и общества. Субъективное переживание идентичности – это поиск духовных и социально-политических подпорок для развития личности, общности и государства. В идентичности каждой из них проявляются личностные, общностные и государственные идеи, переживания, поиски и деятельность. Идентичность – это наследственное состояние народов и граждан (П.Я. Чаадаев).

Идентичность – это объективизация духовной энергии человека и социального опыта, общности и государства через самосознание и самопознание, через выбор и мобилизацию, которые человек проходит. Идентичность – это духовный стержень жизнедеятельности человека, общности и государства. Идентичность – это, с одной стороны, подражание общности, а с другой, объективизация «духа» этой общности, воспроизводство общности. Как было сказано П.Я. Чаадаевым в свое время о корнях идентичности: «В недрах (народа – РЛ.) каждый человек обладает своей долей общего наследия, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими»[471]. Идентичность этнонаций, государства и граждан в России – это познание ее самобытного многообразия, возрождение, прежде всего, созидательных, собирательных начал русского национального самосознания, укрепление основ единства многонационального народа Российской Федерации как российской нации – целостного субъекта интересов, отражающих суть всех составных частей России. Это еще и пространство для свободного развития всех этнонаций независимо от их численности, россиян всех национальностей, утверждения общности и единства российской нации. Российская идентичность – это энергетика мощных духовно-политических зарядов русской и других этнонаций, воплощенных в гражданах России, в их общности и способности выступать солидарной мобилизующей силой самоутверждения и преобразования российской цивилизации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.