Глава 4. ДЕЛО НОУЛЕНСА

Глава 4. ДЕЛО НОУЛЕНСА

Ноуленс выдавал себя за швейцарца.

Его истинной национальности я не знаю.

Полагаю, что он балт.

Зорге

Китайская миссия Зорге была лишь одним из звеньев в цепи советских шпионских групп, действовавших на Дальнем Востоке под началом различных советских учреждений. Насколько можно судить по туманным в этом отношении показаниям Зорге, все эти группы, похоже, прибыли в Китай примерно в одно и то же время и были отозваны также почти одновременно. У всех у них была общая главная цель, хоть и выполняли они различные специальные функции.

Кроме группы Лехмана в Шанхае, которую заменила миссия «Алекса» — Зорге, 4-е Управление Красной Армии организовало в этом городе еще одну группу, о которой Зорге упоминает как о группе Фролиха — Фельдмана. «В их обязанности входила организация связи о китайской Красной Армией и сбор разведданных, касающихся ее. «У этой группы была собственная радиосвязь с Москвой, поддерживаемая Фельдманом — радистом группы[38].

Фролих (который также проходил под именем «Тео») был генерал-майором Красной Армии. По словам Зорге, эта группа не сумела выполнить возложенную на нее миссию и в 1931 году покинула Шанхай.

Поскольку позднее Клаузен видел Фролиха в Харбине, представляется вполне вероятным, что он мог быть послан туда для усиления группы Красной Армии в Маньчжурии, ставшей ключевым районом после японского вторжения. Районом, где кроме сбора настоятельно необходимых разведданных — касающихся японской военной активности на границе с Сибирью, Фролих также, по словам Клаузена, имел отношение к организации возможных диверсионных групп, призванных перерезать Восточно-Китайскую железную дорогу (КВЖД) в случае боевых действий.

Зорге настаивал, что во время пребывания в Шанхае у него не было никаких рабочих отношений с этой группой, ни инструкций, которые предписывали бы выходить на контакт с ней. «Шанхай такой небольшой город, что было достаточно трудно избежать неожиданной встречи». Зорге выходил иногда на членов этой группы, чтобы обсудить общие проблемы, «но у нас не было никаких рабочих отношений». Наиболее вероятно, что члены всех этих групп предварительно встречались, особенно это касается радистов, учившихся в одном и том же московском заведении.

В одном случае Зорге называет группу Фролиха— Фельдмана «соседи» — технический разведывательный термин для обозначения отдельной группы, подчиняющейся другому ведомству.

Харбинская группа, в которую одно время входил и Клаузен, имела своей главной целью сбор разведданных о военной обстановке в Маньчжурии, но была у нее еще одна небольшая, но достаточно существенная обязанность — поддерживать связь о группой Зорге в Шанхае. Харбин был коммуникационным центром на пути между Шанхаем и Москвой, по которому курсировали советские курьеры. «Харбинская группа действовала в качестве почтового ящика для меня: я передавал им письма и документы, подлежащие отправке в Москву, а они отправляли их». Деньги для Зорге передавались через те же каналы[39]. Члены обеих миссий, в свою очередь, установили двустороннюю курьерскую связь между Харбином и Шанхаем. Похоже, что харбинская группа была распущена в 1932 году.

Кроме этих временных и достаточно эфемерных миссий Красной Армии в Китае, намного более значительным было Дальневосточное бюро самого Коминтерна — главная мишень полицейских сил Международного сеттльмента и французской концессии в Шанхае.

Неясное назначение Дальневосточного бюро в Шанхае впервые проясняется, когда в апреле 1931 года французская служба безопасности в Сайгоне арестовала некоторых индокитайских коммунистов, которые дали показания о своих связях с этой организацией. Но куда более сенсационной оказалась цепочка обстоятельств, которая и привела к полному разоблачению этой организации.

1 июня 1931 года британская полиция арестовала в Сингапуре француза — агента Коминтерна, поддерживавшего подпольные связи о Малайской коммунистической партией. Среди его бумаг были обнаружены телеграфные адреса и номер почтового ящика в Шанхае: «Хиланоул, ящик 208». Расследование было продолжено полицией сеттльмента и привело к некоему Хилари Ноуленсу, учителю французского и немецкого языков. 15 июня 1931 года он был арестован. Обыск, проведенный на его квартире, ничего не дал, кроме ключа от английского замка к квартире в доме 49 по Нанкин-роуд, где были обнаружены три больших стальных сейфа. И оказалось, что в этих сейфах хранились отчеты Дальневосточного бюро Коминтерна за период с 1930 по 1931 год вместе о отчетами местного филиала Всетихоокеанского секретариата профсоюзов.

Хотя и британская, и французская полиции уже знали о существовании Дальневосточного бюро, внимательное изучение этих документов впервые открыло детали этой организации и пролило свет на природу ее деятельности и степень распространения ее влияния.

Коминтерн со штаб-квартирой в Москве уже давно организовал, как часть своего аппарата, серию региональных секретариатов или постоянных отделов, каждый из которых находился под контролем члена Центрального Исполнительного комитета Коминтерна и отвечал за поддержку и надзор за местными коммунистическими партиями в различных частях света, а также за подготовку для них советских миссий.

Дальневосточный отдел был организован открыто, в качестве регионального секретариата на V Конгрессе Коминтерна в 1924 году. У него были свои собственные организации, включая и пропагандистские, ответственные перед Центральным Исполнительным комитетом и разделенные на Ближнє-, Средне- и Дальневосточные секции. Местный Дальневосточный филиал находился во Владивостоке, и его офис, предположительно, был тайно перенесен в Шанхай в 1930 году — в год всеобщей попытки всех советских учреждений вернуться на китайскую сцену после поражения 1927 года.

Всетихоокеанский секретариат профсоюзов представлял собой дальневосточный филиал Профинтерна — контролируемой Коминтерном организации Всемирных «красных» профсоюзов, и был основан как постоянная организация со штаб-квартирой во Владивостоке одновременно с Дальневосточным бюро. Случилось это после конференции, проходившей в Ханькоу в 1927 году. На этой конференции присутствовал Лозовский, глава Профинтерна, а также ведущие члены Китайской, Американской, Английской, Французской и Индокитайской коммунистических партий, а также других партий[40]. Это была встреча руководящих коминтерновских агентов, и целью вновь избранного секретариата было финансирование, организация и поддержка Всекитайской федерации труда и мобилизация китайского городского пролетариата на новую китайскую революцию.

Секретариат, должно быть, переехал из Владивостока одновременно с Дальневосточным бюро. И хотя о его существовании и пропагандистской деятельности было широко известно, истинный размах его подпольных операций стал явным лишь в ходе расследования дела Ноуленса. Похоже, это была относительно новая организация, поскольку регулярные отчеты она стала представлять лишь с февраля 1931 года. Персонала у нее меньше, чем в бюро — двое мужчин и две женщины. Их главная работа состояла в организации и финансировании Всекитайской федерации труда, которая, хотя номинально и находилась под контролем Китайской коммунистической партии, но была строго подотчетна Москве.

Результаты полицейского расследования, проведенного после ареста Хилари Ноуленса, чья личность стала предметом продолжительных международных запросов и поисков, показали, что он был главой организации Коминтерна в Шанхае, имея под своим началом штат из девяти европейцев.

Деятельность бюро была в первую очередь связана с Китаем, с передачей денежных средств Китайской коммунистической партии и ее организациям, таким, как Молодежная Лига, вербовавшая студентов и устраивавшая их поездки на учебу в Ленинскую школу и в Университет трудящихся Востока в Москве, решая таким образом ключевую задачу обучения и подготовки будущих партийных кадров. Такой же важной, но отдельной была задача установления и поддержания связи о китайской Красной Армией и советскими районами в Центральном и Северном Китае.

Вдобавок к этим задачам, организация занималась также передачей денег и вербовкой студентов для учебы в Советском Союзе и поддержанием связей о коммунистическими партиями Японии, Индокитая, Филиппин и Кореи.

Дальневосточное бюро и Секретариат тесно сотрудничали друг с другом и, вполне возможно, даже действовали сообща. И хотя отчитывались они формально по отдельности, хранились их отчеты в одной квартире. Обе службы совместно использовали высокоразвитую курьерскую службу для связи о Европой и с азиатскими коммунистическими партиями. Общими были и шифры, и телеграфная корреспонденция, а также почтовые ящики в Шанхае (восемь из которых были выявлены полицией). Делились и расходы на специальные миссии, а члены одной организации выполняли при случае задания для другой.

Деньги также приходили из одного и того же источника — Западно-европейского бюро Коминтерна в Берлине, и размещались потом на счетах в семи разных китайских банках. Отчеты показали размах их деятельности в Шанхае в 1931 году: так, Дальневосточное бюро израсходовало на свою деятельность от 120 до 150 тысяч фунтов стерлингов за год, из которых 95 тысяч — в Китае. А Секретариат расходовал до тысячи фунтов в месяц.

Очевидно, Ноуленс был главой обоих офисов и, кроме жизненно важного дела поддержания связи, он, похоже, отвечал также за безопасность и за наем подходящего жилья в Шанхае. Смешанная группа имела в своем распоряжении четырнадцать или пятнадцать помещений для жилья, офисов и явочных квартир.

Во время ареста у Ноуленса нашли два паспорта — бельгийский и канадский. Кроме того, выяснилось, что он пользовался двенадцатью псевдонимами. Его адвокаты сделали попытку доказать, что он бельгийский гражданин, однако полиция сумела найти в Бельгии истинного владельца бельгийского паспорта, найденного у Ноуленса, а самого Ноуленса предварительно идентифицировать как Поля Ругга, видного члена Швейцарской коммунистической партии, исчезнувшего в Москве в 1924 году. Швейцарские власти отказались предоставить Ноуленсу какую-либо защиту, и в августе 1931 года шанхайская полиция передала дело Ноуленса и его жены, арестованной вместе о ним, в суд.

Арест Ноуленса и разоблачение аппарата Коминтерна на Дальнем Востоке породили тревогу и недоумение в левых кругах Шанхая. Сам Зорге, очевидно, уехал из города через две недели после получения известия об аресте Ноуленса, но, согласно записи в полицейской картотеке британского сеттльмента, вернулся обратно через месяц.

Существовала ли какая-либо связь между Зорге и организацией Ноуленса? Прибыв в Шанхай, он арендовал почтовый ящик № 1062. Один из находившихся в распоряжении Ноуленса имел номер 1077. Полиция, которая вела наблюдение за почтовыми ящиками Ноуленса, ввела подобные меры и по отношению к Зорге. Однако это вполне могло быть просто ничего не значащим совпадением.

Полиция также подозревала Зорге в том, что он является членом Секретариата, однако это вполне объяснимо: в сентябре 1931 года в Шанхае был создан местный комитет в защиту Ноуленса, юристы которого утверждали, что Ноуленс был всего лишь секретарем этой якобы открытой легальной организации. В этом комитете выделялась Агнес Смедли. Его поддерживали Международная организация «Красная Помощь», а также такие известные и прогрессивные американские журналисты, как Эдгар Сноу и Гарольд Исаакс. Похоже, что и Зорге открыто сотрудничал с этим комитетом как с частью всемирной кампании, организованной в прогрессивных кругах за освобождение Ноуленса. И действительно, когда Одзаки впервые встретился с Зорге, он подумал, что это своего рода профессиональная деятельность Зорге, которой он занимался наравне о журналистикой.

В своем «признании» Зорге утверждает, что «впервые узнал о том, что Ноуленс занимался в Шанхае подпольной деятельностью только после ареста» последнего. Но это утверждение противоречило его же собственному описанию «коминтерновской группы в Шанхае», которое дополняет картину деятельности этой организации, вскрывшуюся после ареста Ноуленса.

С этой группой Зорге встретился в Шанхае в 1931 году «случайно». Группа имела два филиала — организационную и политическую секции. «Через этот аппарат шла прямая личная связь между Москвой и Китайской коммунистической партией. Секция считалась «особо секретной». Ее возглавлял Ноуленс, имея под началом «одного или двух помощников». Его основной обязанностью была передача денег Китайской компартии и поддержание связи с ее Центральным Комитетом, поиск безопасных адресов для важных встреч между посланцами Коминтерна и китайскими руководителями, организация курьерской и радиосвязи о Москвой и передача «секретных материалов между Москвой и Китаем». Эта секция также отвечала за безопасность организации и охрану членов политического филиала, коим она могла приказывать ограничить свои передвижения.

Политический филиал возглавлял Герхард Эйслер, также с «одним или двумя помощниками». Его главной задачей было снабжение Китайской коммунистической партии директивами Коминтерна, быть каналом обмена информацией между партией и Москвой и «представлять отчеты, касающиеся всех общественных проблем, включая и проблемы рабочего движения в Китае». Отчеты эти передавались в Москву организационным филиалом.

Согласно протоколам шанхайской полиции, Эйслер жил на Вонгшоу-гарденз в Международном сеттльменте. А Зорге после июня 1931 года жил в доме № 23 на той же улице[41]. Возможно, что Зорге как раз и снял квартиру Эйслера.

Несмотря на эти совпадения, шанхайская полиция не идентифицировала Эйслера как члена Дальневосточного бюро, как не связала она и Зорге с организациями Коминтерна в Китае[42]. Это говорит о хорошо продуманной системе ухода членов Дальневосточного бюро и Секретариата, так как полиции не удалось ни арестовать никого, кроме Ноуленса и его жены, ни выйти на их помощников в Шанхае.

После ареста Ноуленса положение Эйслера стало явно ненадежным, и, по словам Зорге, он спешно вернулся в Москву. Оба они раньше встречались в Германии, «еще с тех дней, когда мы оба участвовали в германском коммунистическом движении», вместе работали в организации Коминтерна в Москве, где также часто встречались. Зорге признал, что они возобновили старое знакомство в Шанхае и что он «встречался с Герхардом всего-навсего три раза». По словам Зорге, миссия Эйслера в Шанхае напоминала его собственную в Скандинавии, т. е. он был специальным представителем Коминтерна в местной коммунистической партии.

С 1930 года русские были особенно озабочены тем, что китайское руководство в Шанхае может стать слишком независимым от Москвы, так что вполне вероятно, что главной задачей Эйслера было навязывание директив Коминтерна Центральному Комитету Китайской компартии. Позднее, в 1936 году Эйслер объявился в качестве представителя Коминтерна в Американской коммунистической партии. Вернувшись в Европу о другой миссией, он в 1941 году сбежал в Соединенные Штаты, где и был в конце войны арестован в Нью-Йорке по обвинению в шпионаже. Затем он совершил эффектный побег в Англию, и британские власти позволили ему отправиться дальше, в Польшу.

Сейчас Эйслер живет в Восточной Германии и недавно дал осторожное интервью для прессы в Восточном Берлине, в котором и описал свои встречи с Зорге.

Как и Зорге, он подтвердил, что они встречались в Германии еще до поездки Зорге в Советский Союз и что «кое-где в самых сложных обстоятельствах, когда легко можно было в буквальном смысле потерять голову, Зорге был очень спокойным, хладнокровным человеком. Наши разговоры, когда мы встретились (в Шанхае), были короткими и только по делу. Встречи не могли быть долгими. Но он мог за несколько минут обрисовать сложную ситуацию, разъяснить намерения и планы врага и тем самым помочь друзьям и предостеречь их».

Москва заменила Ноуленса другим опытным сотрудником Коминтерна, который также знал Зорге. Это был Карл Лессе, бывший ведущий функционер в контролируемом Коминтерном Международном союзе моряков и руководитель его секции в Германской коммунистической партии.

Именно Лессе завербовал Клаузена в партию в Гамбурге в 1927 году, и вскоре после прибытия в Шанхай Клаузен и Вейнгартен навестили Лессе в его номере в отеле. Лессе сообщил Клаузену, что он был организатором для китайских коммунистов и работал на «шанхайский филиал Коминтерна».

После ареста Ноуленса шанхайская полиция установила наблюдение за Зорге, и не только за его почтовым ящиком № 1062, но и за квартирой на Вонгшоу-гарденз в период между июлем 1931 и январем 1932 годов, после чего отсутствуют какие-либо данные о продолжении слежки. Согласно полицейским рапортам, Зорге бывает дома очень мало, а когда бывает, «проводит время, играя с друзьями в шахматы. Получает много телефонных звонков и очень осторожен, старается сделать так, чтобы его разговоры не мог услышать никто из его домашних».

Зорге сообщал, что он был связан с Освальдом Дени-цем, «агентом Третьего Интернационала». Этот человек был установлен шанхайской полицией, как прибывший из Берлина 2 августа 1931 года и попавший в тень дела Ноуленса. Он выдавал себя за направляющегося в Гамбург коммивояжера какой-то шарлатанской медицинской фирмы. Все свои передвижения старался сохранять в тайне. Открыл дело по торговле недвижимостью, но почти сразу же закрыл его. Так часто менял свои адреса, что денежные переводы, приходившие на его имя из коминтер-новских источников в Европе, никогда не доходили до него. Дениц уехал в Советский Союз в декабре 1931 года, или завершив свою миссию, или, что более вероятно, найдя обстановку опасной.

Поскольку Карл Лессе прибыл из Гамбурга и поскольку — по словам Клаузена — его «крышей» была «торговля лекарством от проказы», то более чем вероятно, что Дениц и Лессе были одним и тем же человеком. Подозрения полиции о его связях о Зорге — еще один показатель как опасностей, сопутствующих этой профессии, так и вполне вероятной перспективы провала, которая угрожала группе Зорге на волне шпиономании, поднявшейся после ареста Хилари Ноуленса.

Несмотря на то что в своем «признании» Зорге отрицает какие-либо оперативные связи с коминтерновской группой в Шанхае, нет сомнения, что офицеры Красной Армии и сотрудники Коминтерна в ходе их обучения и последующих зарубежных миссий формировали своего рода тайное братство и устанавливали личные отношения. Зорге даже заметил, что «эти организации (группы Красной Армии в Китае и Дальневосточное бюро Коминтерна в Шанхае) после дела Ноуленса потерпели крах, поскольку их члены слишком хорошо знали друг друга… Наша же группа избегала контактов подобного рода». Дело Ноуленса имело два последствия в коммунистических кругах Азии.

Данные из архивов по делу Ноуленса говорят о существовании подфилиала или Южного бюро в Гонконге, недавно организованного, чтобы поддерживать прямую и более независимую связь с коммунистическими партиями Индокитая и Малайи. 6 июня 1931 года британская полиция арестовала некоего Нгуен Ай Куака.

Этот человек был одним из ведущих агентов Коминтерна на Дальнем Востоке. Он приехал в Европу из Сайгона в качестве стюарда на французском корабле и какое-то время работал мойщиком посуды в Лондоне, а потом перебрался в Париж, где открыл небольшую фотомастерскую.

Этого молодого человека быстро затянуло в крайне левые круги, и впервые он привлек к себе внимание публики на Учредительном съезде Французской коммунистической партии в Туре в октябре 1920 года, где выступил с речью о колониальных условиях в его родном Индокитае. В поисках потенциальных лидеров для Дальнего Востока аппарат Коминтерна в Париже обратил внимание на Нгуен Ай Куака, и в 1924 году он уезжает из Франции в Москву. В том же году в советскую столицу прибывает и Зорге.

В следующем году Нгуен Ай Куак сопровождает Бородина во время его поездки в Китай в качестве специалиста по азиатским делам и начинает формирование в Кантоне и Южном Китае кадров для Коммунистической партии Индокитая. В 1927 году он был делегатом конгресса Всетихооке-анского секретариата профсоюзов в Ханькоу, а К 1930 году поддерживает активную переписку с Дальневосточным бюро в Шанхае и руководит его филиалом в Гонконге.

После его ареста советский фронт организаций, возглавляемых Международной организаций «Красной помощи», как и в случае с Ноуленсом, развернул всемирную кампанию в его защиту о целью не допустить передачи арестованного британскими властями в Гонконге французской службе безопасности в Сайгоне. Нгуен Ай Куак таинственно исчез из поля зрения на целых восемь лет. И вновь открыто объявился в качестве руководителя Коммунистической партии Индокитая (вскоре ставшего известным как Вьетнам). Звали этого человека Хо Ши Мин.

Дело Ноуленса имело последствия и для Японии, которая, в отличие от Китая, имела самую значительную, с точки зрения Коминтерна, коммунистическую партию на Дальнем Востоке. Связь между Москвой и Токио в те годы поддерживалась через Шанхай и Владивосток, и доклады об обстановке в Японии составляли важную часть работы как Дальневосточного бюро, так и офисов Секретариата. Пространные отчеты, найденные во время обыска на квартире Ноуленса, дали возможность полиции японского сеттльмента установить, по крайней мере, некоторых из «японских сотрудников» этих офисов.

Среди подозреваемых, арестованных полицией, оказались и несколько студентов Восточно-Азиатской школы режиссуры. Более важным уловом оказался один из инструкторов этой школы Нозава Фусаи, учившийся в одной группе с Одзаки; дом его впоследствии стал местом для встреч Агнес Смедли и миссис Вайдмейер. Нозава был арестован япон-ской полицией в июле 1931 года, через несколько недель после ареста Ноуленса, но продержали его не более месяца. В действительности же Нозава был связником Дальневосточного бюро с Токио, но об этом полиция так и не узнала. Нозава продолжил свою конспиративную деятельность и впоследствии был направлен на помощь Одзаки в Японию. Дыхание опасности коснулось группы Зорге.

На самого Зорге дело Ноуленса и его возможные последствия произвели тяжелое впечатление. Это было своего рода классическим предостережением.

В своем «признании» Зорге писал, что нанкинское правительство «арестовало руководителей Китайской коммунистической партии и из их показаний узнало и о существовании Ноуленса, и о его деятельности». Факты говорят о прямо противоположном. Арест Ноуленса был единственной причиной провала Дюкре, агента Коминтерна во Франции, в Сингапуре. А член Политбюро Центрального Комитета Китайской коммунистической партии возглавлявший «Отдел особых дел» (ГПУ), был арестован нанкинскими властями в апреле 1931 года и выдал им адреса нескольких руководящих членов, так же, как и связи между партией и агентствами Коминтерна в Китае.

Этот случай привел к аресту и казни генерального секретаря Китайской коммунистической партии и полному разрыву связей между партией и Дальневосточным бюро — удар, который не мог не обратить на себя внимание Зорге. Он делает, однако, лишь одно осторожное замечание по этому поводу: «Я также сообщал новости, которые мне случалось услышать о Китайской коммунистической партии; например, касающиеся активности Красной Армии в Китае и разгрома партийного руководства, но у меня не было организационных контактов с членами партии». В качестве мести за это поражение Чжоу Эньлай, один из уцелевших руководителей Центрального Комитета китайской компартии, приказал немедленно убить всех ближайших родственников «предателей», выдавших полиции секретную информацию.

Ноуленс и его жена были переданы нанкинскому правительству, предстали перед военным трибуналом и в октябре 1931 года были приговорены к смерти. При обстоятельствах, которые так никогда и не были прояснены, пара была депортирована в Советский Союз в июне следующего года и исчезла из виду. Предполагали, что их обменяли на нанкинских агентов, захваченных русскйми.

Судьба Ноуленса вспомнилась Зорге, когда он сидел в тюремной камере в Токио, ибо это было дело одного из ведущих советских агентов, таинственно исчезнувшего. Как будут реагировать советские власти сейчас, когда сам Зорге оказался в столь бедственном положении и когда удовлетворение от выполненной блестящей миссии в пользу Советского Союза было его единственным утешением? Разве не так же, как в случае о Ноуленсом? И эта иллюзия оставалась с ним до конца.

Настоящая личность Ноуленса не была установлена британской полицией в Шанхае, которая удовольствовалась тем, что приняла в качестве окончательной версию о его швейцарском происхождении. Но Зорге знал больше. «Швейцарские власти могли по его акценту сказать, что он коренной швейцарец. Я не знаю его истинной национальности. Полагаю, что он балт»[43].

Если Ноуленс действительно был советским, тогда можно частично объяснить тот особый интерес, который проявили в отношении него русские власти. Но ведь и у Зорге также было советское гражданство…