2. Дело о пустых бланках и дело Го Хуаня

2. Дело о пустых бланках и дело Го Хуаня

Алчность и коррупция были характерными чертами бюрократического правления в феодальном обществе. Всеми средствами добывать деньги, скупать земли, иметь побольше домашних рабов, получать возможно большие чины и как можно больше денег, подниматься в чинах и богатеть — такова была жизненная философия образованной части феодального общества.

Алчность чиновников и безграничная эксплуатация вынуждали страдающий от голода и холода народ восставать и оказывать сопротивление; «чиновники угнетают — народ восстает». В феодальном обществе одной из причин сотен крестьянских восстаний были алчность и угнетение со стороны чиновников.

Чтобы смягчить противоречия между феодальным господствующим классом и широкими народными массами и укрепить базу своего господства, Чжу Юаньчжан вел длительную и жестокую борьбу против тех местных чиновников, которые были корыстолюбивыми и вредили народу; он применял при этом крайне жестокие наказания.

По взяточничеству и лихоимству дворцовой и местной бюрократии, причинявшим серьезный ущерб интересам двора, Чжу Юаньчжан всеми силами, повсюду и в больших масштабах наносил беспощадные удары. По двум делам делу о пустых бланках в 15-м году Хунъу (1382 г.) и делу Го Хуаня в 18-м году (1385 г.) — было привлечено к ответственности и казнено 70–80 тыс. человек. Большинство среди них составляли чиновники разных степеней.

Согласно существовавшим тогда правилам, каждая провинция ежегодно должна была посылать ведающего сметой доходов и расходов чиновника в министерство финансов с докладом о статьях прихода и расхода в местном бюджете, для того чтобы подсчитать и проверить суммы денег, количество продовольствия и военные расходы. Обязательно полагалось, чтобы область докладывала провинции, провинция — министерству, каждая нижестоящая ступень — вышестоящей, и только тогда министерство финансов, проверив и установив полное совпадение сумм, утверждало баланс, только тогда считалось, что вся процедура завершена. Если в суммах денег и количестве продовольствия были хотя бы небольшие несоответствия, то общий баланс тут же отклонялся и составлялся заново. Дальние провинции отстояли от столицы на 6–7 тыс. ли, а ближние — примерно на 1 тыс. ли. При повторном составлении сметы баланс обязательно заверялся печатью данного провинциального управления, и только тогда он считался законным, однако, чтобы поставить эту печать, на поездку в провинцию и обратно требовалось от одного до нескольких месяцев. Чтобы избежать придирок министерства финансов и сократить хлопоты в связи с поездками туда и обратно, местные финансовые чиновники обычно имели при себе заранее заготовленные, заверенные печатями пустые бланки, и если вдруг случались придирки со стороны министерства, то своевременно заполняли их. По сути, такой способ был секретом полишинеля, и все считали его справедливым и разумным, удобным и экономным.

Вдруг в 15-м году Хунъу (1382 г.) Чжу Юаньчжан неожиданно раскрыл этот секрет, страшно разгневался, считая, что обнаружил большое зло и что без строгих мер не обойтись, и тут же издал распоряжение: всех старших чиновников учреждений, ведавших печатями, казнить, а их помощников наказать ста ударами тяжелых батогов и сослать на каторгу в пограничные земли. На самом деле пустые бланки, которые провинциальные финансовые чиновники везли с собой в столицу, не могли быть использованы иначе, чем указано выше; заготовленные заранее, они к тому же не обязательно использовались. По всей стране люди в местных учреждениях придерживались такой практики, чиновники министерства финансов в свою очередь по обыкновению молчаливо признавали ее, и она получила самое широкое распространение. Дело о пустых бланках было поднято как раз в то время, когда процесс по делу партии Ху Вэйюна создал крайнее напряжение при дворе; никто не осмеливался разбираться по существу в этом вновь возникшем деле, лишь один простолюдин, рискуя жизнью, подал доклад, в котором ясно растолковал, что к чему, но это оказалось бесполезным. Местных старших чиновников, о которых речь шла выше, все-таки уничтожили всех до одного. Самый известный добродетельный чиновник того времени, Фан Кэцинь (отец крупного сановника периода Цзяньвэнь (1399–1402 гг.) Фан Сяожу), также погиб по этому делу; человек же, подавший доклад, был осужден на каторжные работы.

В 18-м году Хунъу (1385 г.) кто-то донес, что чиновники двух управлений в Бэйпине и заместитель министра финансов Го Хуань сообща занимаются злоупотреблениями, и, начиная с левого и правого заместителей министра финансов и ниже, все были казнены по обвинению в получении в качестве взяток 7 млн. даней продовольствия. Были обвинены в получении взяток и привлечены к суду и очень многие крупные землевладельцы по всей стране. Опубликованное обвинение гласило: «Го Хуань и другие получили осенний продовольственный налог с Чжэси и должны были сдать на казенные склады 4,5 млн. даней риса. А Го Хуань и другие сдали на склады только 600 тыс. даней и внесли 800 тыс. дин деньгами, что по пересчетам могло соответствовать 2 млн. даней, а остальные 1900 тыс. даней на склады не доставили. Затем Го Хуань и другие затребовали с Чжэси и других областей 500 тыс. гуаней денег; местный чиновник Хуан Вэньтун и другие в преступном сговоре с подлыми мелкими чиновниками Бянь Юанем и другими совершили злодеяние и присвоили себе эти деньги и продовольствие; затем чиновники Чжан Цинь и другие вступили в преступный сговор и совершили злодеяние, не доставив на склады ни единого зернышка по летнему и осеннему земельным налогам с нескольких сот (цинов) конфискованных в казну земель в Интяне и пяти других областях и уездах, а все разделили между собой и чиновником министерства финансов Го Хуанем и другими.

Украсть столько казенного продовольствия — это все равно что полностью расхитить трехлетний военный запас страны. Раньше в уведомлении об этом деле мы хотели написать обо всем, но побоялись, что народ не поверит нам, и написали только о хищении 7 млн. даней зерна со складов всех 12 провинций. Если же учесть хранившееся на складах продовольствие, которое, как обнаружено, было разворовано и распродано по преступному сговору, а также не поступившие в казну 500 тыс. гуаней денег, полученных с Чжэси и других областей, и тайно распроданные 1900 тыс. даней риса да подсчитать похищенные доходы по разнообразным налогам на рыбу, соль и т. п., а также золото и серебро, украденное по преступному сговору чиновником хранилища драгоценностей Фань Чжаоцзуном, 6 млн. гуаней денег, растраченных чиновником денежного хранилища Чжан Юем, то, считая украденное из хранилищ золото, серебро и драгоценности, распроданное со складов продовольствие и полагавшееся к поступлению, но не поступившее на склады продовольствие и доходы от разнообразных налогов на рыбу, соль и т. п., все присвоенное преступниками составит в пересчете на рис более 24 млн. даней чистого зерна».

Согласно записям некоторых современников — детей и внуков крупных землевладельцев, в Цзянсу, Чжэдуне и Чжэси «из-за преступлений были искоренены кланы» многих старинных и больших домов, «большие семьи богатых людей были начисто выкорчеваны». Такого рода записи, хотя они и являются некоторым преувеличением, отражают факт уничтожения части класса крупных земельных собственников, и это не вызывает сомнений. Такие тяжелые удары, конечно, вызывали страх и недовольство среди крупных земельных собственников и бюрократии, которые, разумеется, не осмеливались открыто говорить, что воровская торговля казенным зерном не является серьезным нарушением закона. Они могли только втихомолку обвинять в необъективности цензоров и судей, разбиравших это дело, что будоражило многих и настраивало против суда и властей. Чжу Юаньчжан понимал, что если так дело пойдет дальше, то это будет крайне невыгодно и для него самого, поэтому он, с одной стороны, собственноручно написал и широко обнародовал указ о преступлениях Го Хуаня и других, где перемешал правду и ложь, а с другой казнил судей, первоначально расследовавших эти преступления, и, таким образом, сделал уступку классу земельных собственников и бюрократии.

Помимо массовых расправ по делу о пустых бланках и делу Го Хуаня, были и другие.

За сорок лет, согласно некоторым подсчетам, было проведено более 10 тыс. судебных дел, по которым четвертовали, выставляли на шесте голову казненного, казнили весь род виновного, и более 10 тыс. дел, по которым виновных подвергали публичной казни (отсечение головы) и менее тяжелым наказаниям. Впрочем, некоторым приговоренным к казни сохраняли жизнь. Так, из 364 обладателей степени цзиньши и учеников столичной школы, которые нарушали законы, были на первый раз избавлены от казни или ссылки и оставлены в должности 30 человек, а 328 человекам, осужденным на смерть или ссылку за одно преступление, было позволено искупить вину принудительным трудом. Принудительный труд взамен казни или ссылки — это введенное Чжу Юаньчжаном наказание, которому были подвергнуты цензоры, им приказали носить на ногах колодки, заседать в суде и разбирать там дела. Были и наказанные восемьюдесятью ударами больших палок чиновники, возвращенные работать в свои учреждения. Наказания смягчались потому, что ощущалась нехватка чиновников, некому было заменять подвергнутых наказаниям.

Четвертование было самым диким и жестоким из наказаний. Далее следовало выставление отрубленной головы на шесте, казнь рода, когда за преступление одного человека казнили всю семью и даже род. Кроме этих наказаний, были еще соскабливание кожи, подвешивание на шесте, вытаскивание внутренностей, сдирание кожи, клеймение, отрезание ног или носа, оскопление, вырывание коленных чашечек, также волочение по земле привязанным к лошади и другие наказания. По своей жестокости Чжу Юаньчжан, вероятно, превзошел всех императоров и князей. Всевозможные жестокие казни создавали среди чиновников двора атмосферу крайнего ужаса, все были перепуганы насмерть. Говорили, что во время приемов при дворе было легко заметить, решал Чжу Юаньчжан проводить массовые казни или нет. Если в этот день он опускал яшмовый пояс ниже живота, то это был знак большого гнева, означавший, что большая группа чиновников будет казнена; тогда все придворные чиновники бледнели от страха и начинали дрожать. Если же в этот день его яшмовый пояс был повязан высоко на груди, это означало вероятность того, что убитых будет немного. Так как дворцовые чиновники по установленному правилу должны были каждый день являться на рассвете ко двору, то они поднимались до рассвета, умывались и одевались. После того как прошло несколько крупных судебных дел, многие чиновники перед выходом из дома прощались с женами и детьми, составляли наставления на будущее, и если вопреки ожиданиям кто-то из них возвращался домой живым, то вся семья поздравляла его, считая за благо, что он проживет еще хотя бы день.

Несмотря на применение жестоких наказаний против нарушавшей законы бюрократии и убийство нескольких десятков тысяч человек, результат борьбы против коррупции был все-таки невелик. В 18-м году Хунъу (1385 г.) Чжу Юаньчжан жаловался: «Став императором, я подражал древности, повелевал чиновниками, разделял китайцев и варваров. Разве я ожидал, назначая на должности, что избранные преданные и честные люди, прослужив долгий срок, окажутся алчными и корыстолюбивыми. Именно тогда я понял, что законами нельзя предотвратить уголовные преступления. Ведь дело дошло до того, что из столичных и провинциальных чиновников лишь немногие остаются хорошими и добросовестными в течение длительного времени, а казненных за преступления лично и с семьей оказывается великое множество». После начала дела Го Хуаня он говорил: «Прослышав об алчности и корыстолюбии Хуаня, за ним, как река, хлынули жадные последователи, и в течение полугода злодеи умножились, как саранча; не сосчитать числа людей, убивших тем самым себя и погубивших свои семьи. Чтобы остановить их, предложили пять видов наказаний: вытягивание сухожилий, втыкание игл под ногти, отрубание ног, обривание преступников, клеймение — разве это чрезмерные наказания для них?» Он не понимал и не мог понять, что его деспотическое правление, жестокая диктатура класса земельных собственников, хозяйничание бюрократии сами по себе порождают коррупцию и злоупотребления и что только жестокими пытками, наказаниями и кровавыми методами нельзя добиться существенных результатов в искоренении коррупции.

Чиновников, совершивших сравнительно легкое преступление, наказывали также посылкой на тяжелые физические работы. Так, в 9-м году Хунъу (1376 г.) более 10 тыс. чиновников, совершивших проступки, были наказаны легкими батогами, сосланы на поселения в Фэньян.

В доступных исследованию записях об убитых дворцовых чиновниках есть имена заместителей министра обрядов Чжу Туна и Чжан Хэна, министра финансов Чжао Мяня, министра чинов Юй Ци, министров общественных работ Се Сяна и Цинь Куя, министров юстиции Ли Чжи и Кай Цзи, министра финансов Жу Тайсу, президента столичной школы Сюй Цуньжэня, левого главного цензора Ян Цзина, главного министра палаты ревизий Ли Шилу и его заместителя Чэнь Вэньхуая и многих других. Заместитель директора отдела министерства Чжан Лайшо, который советовал прекратить отбирать во дворец уже просватанных девушек, сказав, что «по справедливости так поступать не следует», был за это подвергнут срезанию мяса мелкими кусочками и умер.

Зверские казни и наказания столичных и провинциальных чиновников Чжу Юаньчжаном вызывали недовольство бюрократической группировки. Еще в 7-м году Хунъу (1374 г.) люди говорили, что убитых слишком много, что «за прошедшие несколько лет способных чиновников уцелело всего лишь один-два из ста». В 1376 г. Е Боцзюй подал императору прошение, в котором говорилось, что применяемые наказания слишком жестоки.

Юаньчжан прочитал это прошение и рассердился до предела, голос его задрожал, с трудом он сказал: «Этот негодяй осмеливается вести себя так безобразно! Немедленно пришлите его, я должен сам убить его!» Прошло несколько дней, чиновники секретариата, воспользовавшись моментом, когда Юаньчжан был весел, попросили изменить наказание Е Боцзюю и заключить его в тюрьму, где тот вскоре умер.

В ужасной атмосфере страха, порождаемой массовыми наказаниями в виде порки плетьми и батогами, изнурительного физического труда, сдирания кожи, вырывания коленных чашечек, казней, вплоть до искоренения семьи и всего рода, чиновники, крупные и мелкие, столичные и местные, которые когда угодно и где угодно могли подвергнуться таким наказаниям, находились всегда в состоянии тревоги и напряжения, жили, дрожа от страха. А некоторые люди не выносили этого и всячески стремились отказаться от должности, вернуться домой и стать простолюдинами. Но если такое случалось, то уязвляло Юаньчжана до боли, и тогда он говорил об этих людях, не желавших служить двору: «Все те, кто говорит, что трудно работать чиновниками при дворе, — это корыстолюбивые незадачливые людишки, занимающиеся злонамеренной клеветой. Они не заслуживают ни малейшего уважения, и их нельзя не казнить».

Были и такие заслужившие наказание чиновники и знатные люди, которые, прикинувшись сумасшедшими, счастливо избежали злой участи. Один из них цензор Юань Кай. Как-то Юаньчжан хотел казнить много людей и велел Юань Каю взять свиток с делами и направиться к великому наследнику, чтобы еще раз обсудить их. Великий наследник настаивал на помиловании. Юань Кай вернулся и доложил об этом. Тогда Юаньчжан спросил его: «Я хочу казнить этих людей, а великий наследник все-таки хочет помиловать их, уменьшить наказание, по-твоему, кто прав?» Юань Кай не мог сказать, кто не прав, и только смог ответить: «Вы, Государь, хотите казнить, чтобы отстоять законы, великий наследник хочет амнистировать, чтобы быть великодушным». Юаньчжан очень рассердился, полагая, что Юань Кай рассудил двулично и хотел схитрить. Юань Кай испугался, что его казнят, и тут же притворился сумасшедшим. Юаньчжан сказал, что сумасшедшие не боятся боли, и повелел деревянным шилом колоть ему кожу. Юань Кай крепко сжал зубы, чтобы не закричать от боли. Вернувшись домой, он надел себе на шею железные оковы, взлохматил волосы, вымазал грязью лицо и стал сыпать бессвязными словами. Но Юаньчжан все еще не верил, послал человека с указом о назначении его чиновником. Юань Кай вытаращил глаза на посланца и запел песню о высокой луне, на четвереньках подбежал к бамбуковому плетню и съел собачий помет. Посланный вернулся и доложил, что Юань Кай действительно сумасшедший, и только после этого не стали больше проверять его.

Чжу Юаньчжан управлял страной жестокими методами и был глубоко уверен, что поступает правильно. Но он все же не позволил потомкам учиться по его образцам и в 5-м месяце 28-го года Хунъу (1395 г.) написал: «С того момента, когда я поднял войска, и до сего дня прошло сорок с лишним лет. Я сам управлял всеми делами Поднебесной и испытал все виды человеческих отношений — хорошие и дурные, истинные и ложные. Особенно грубо нарушали законы коварные и хитрые люди. Это ясно и не вызывает сомнений. Поэтому, кроме специальных распоряжений и законов, я усилил наказания, стремясь к тому, чтобы люди знали, чего следует бояться, и не осмеливались легко преступать законы. Но это меры особого периода власти, когда нужно было положить предел мошенничеству, а не законы, применяемые в течение долгого времени монархами, уже упрочившими власть. Впредь наследные правители, которые будут управлять Поднебесной, должны придерживаться только «Кодекса законов» и «Великих предостережений», ни в коем случае не должны применять такие наказания, как клеймение, отрезание ног, носа, оскопление. Подданные, осмелившиеся подавать доклады с просьбой применять эти наказания, по донесениям гражданских и военных чиновников, должны немедленно наказываться как за тяжелое преступление».