Исламизация кочевников Дешт-и Кипчака

Исламизация кочевников Дешт-и Кипчака

Этот раздел работы основывается на достаточно традиционных восточных текстах, которые, однако, интерпретированы нами в контексте новых источниковедческих исследований. Предпринятые в последнее время попытки (Юдин, De Weese) использования для освещения данной темы текста «Чингиз-наме», составленного в XVI в. хорезмийским знатоком преданий Утемишем-хаджжи, не кажутся нам удачными ввиду откровенного религиозно-апологетического характера этого чисто фольклорного текста, что, впрочем, очевидно из признания самого автора сочинения [Чингиз-наме, с. 90–91; Бартольд, т. 8, с. 164–165].

Выше уже отмечалось, что в Золотой Орде не было единого народа; в государстве потомков Джучи не было также единой культуры, религии и т. д. В ряде оседлых областей, вошедших в состав Золотой Орды, как, например, Хорезм (нижняя Аму-Дарья) и Волжская Болгария, еще до монголов господствовавшей религией был ислам, и там имелись мусульманские школы и мечети. Население городов Крыма находилось под влиянием Византийской церкви. Иначе обстояло дело в основных — степных, кочевнических районах Золотоордынского государства, заселенных преимущественно тюрками-кипчаками (половцами) и пришельцами-монголами, их завоевателями.

В домонгольский период кипчаки Великой Степи были почти не затронуты исламом и его культурой. Правда, согласно легендарному известию, изложенному арабским историком XIII в. Ибн ал-Асиром, 1043 г. ислам приняло кочевое население (всего около 10 тысяч кибиток), жившее зимою по соседству с Чуйской долиной в Семиречье, летом — в степях близ страны волжских болгар. Тем не менее Кипчакская степь до монгольских завоеваний оставалась вне пределов мусульманского мира, и еще в начале XIII в. мусульманский владетель Средней Азии хорезмшах Мухаммад (правил в 1200–1220 гг.) воевал с немусульманскими кипчаками на Сыр-Дарье и в Тургайских степях (современный Центральный Казахстан).

Такая же обстановка была и на Западном Дешт-и Кипчаке. У половцев существовали мусульманские проповедники. Несмотря на это, на Кавказе кипчаки в XII в. в союзе с грузинами принимали участие в набегах на мусульманские земли, а кипчаки, кочевавшие в степях у Южной Руси и полуострова Крым, даже находились под влиянием христианства и частью были христианами. Причем пропаганда христианства среди кипчаков из Южной Руси и Западной Европы продолжалась и в монгольский период, что видно из относящегося к концу XIII в. кипчакского словаря, где приводятся, по замечанию В. В. Бартольда, в удачном переводе на тюркский язык кипчаков тексты Евангелия и католические гимны (так называемый Codex Comanicus).

Судя по известиям источников, господствовавшей религией у кипчаков в то время был шаманизм, выражавшийся в преклонении перед силами природы, особенно — в культе Тенгри (Небо). Замечательно, что и древние монголы, завоевавшие Кипчакскую степь, также были язычниками, причем и у них был распространен шаманизм. Однако история сложилась таким образом, что широкое распространение и укрепление ислама среди кочевников Дешт-и Кипчака, которые до того не были мусульманами, относятся именно к эпохе монгольского владычества (XIII–XV вв.).

Государство Золотой Орды с самого начала своего образования подвергалось воздействию мусульманской религии и культуры как изнутри — мусульманское население болгарских городов Поволжья и Прикамья, а также мусульмане Хорезма, так и извне — из близкой Бухары и далекого Египта. Последнему обстоятельству способствовал военный союз, заключенный между ханами Золотой Орды и мамлюкскими правителями Египта и направленный против персидских монголов, т. е. Ильханов, с которыми Джучиды находились во враждебных отношениях. Это мощное воздействие мусульманского мира привело в конце концов к принятию династией Джучидов ислама в качестве официальной религии государства Золотой Орды.

Давно замечено, что в истории внедрения мусульманства в Золотой Орде четко выделяются три этапа: при хане Берке (правил в 1257–1266 гг.), при хане Узбеке (правил в 1313–1341 гг.) и при эмире Едиге (ум. 1419 г.), являвшемся в начале XV в. фактически правителем большей части Золотой Орды.

Как сообщает Джувайни, автор «Истории завоевателя мира» (закончена в 1260 г.), Бату, первый правитель Золотой Орды, не оказывал предпочтения ни одной из религий и придерживался веры предков — культа Вечного Синего Неба (Тенгри). Известно, что тогда многие Чингизиды были враждебны исламу, так как мусульмане во главе с халифом Мустасимом (убит в 1258 г. Чингизидом Хулагу при взятии им Багдада) в то время были главными внешними врагами Монгольской империи. Тем не менее еще при жизни Бату (ум. 1255 г.) несколько его младших братьев почувствовали склонность к религии ислама и сделались мусульманами. В их числе был и царевич Берке — будущий хан Золотой Орды.

Мы не имеем точных и достоверных известий о том, когда именно Берке принял ислам. Из рассказа посла французского короля Людовика IX в Монголию Вильгельма де Рубрука, в 1253 г. посетившего Золотую Орду, видно, что Берке был мусульманином до указанного года: «Берке, — пишет брат Вильгельм, — выдает себя за сарацина (т. е. мусульманина) и не позволяет есть при своем дворе свиное мясо».

Царевича Берке, по словам его современника Джузджани, еще в юности в Ходженте (город в Таджикистане, расположен на левом берегу р. Сыр-Дарьи) один из ученых этого города обучал Корану. Берке посещал в Бухаре мусульманских ученых-богословов и неоднократно беседовал с ними. Там же, в Бухаре, по словам арабских авторов, произошло и принятие им ислама от знаменитого суфийского шейха Сайф ад-Дина Бахарзи (ум. 1261 г.). По сведениям ал-Омари, это событие имело место в то время, когда царевич Берке возвращался в Поволжье из Монголии с курултая, на котором Мунке (Менгу) был провозглашен великим ханом, т. е. в 1251 г. Рассказывается, что после своего восшествия на престол в 1257 г. Берке посетил Бухару, чтобы оказать почет выдающимся улемам (ученым-богословам) этого города.

В сочинении арабского летописца XIV в. ал-Муфаддала, сведения которого почерпнуты из трудов более ранних арабских авторов, о Берке говорится, что в 1263 г. ему было 56 лет.

«Описание его: жидкая борода; большое лицо желтого цвета; волосы зачесаны за оба уха; в одном ухе золотое кольцо с ценным камнем; на нем (Берке) шелковый кафтан; на голове его колпак и золотой пояс с дорогими камнями на зеленой булгарской коже; на обеих ногах башмаки из красной шагреневой кожи. Он не был опоясан мечом, но на кушаке его черные рога витые, усыпанные золотом» [СМИЗО, 2005, с. 151].

По известиям египетских авторов, очевидно тенденциозно сильно преувеличенным, мусульманином был не только сам Берке, но и его жены, а также часть эмиров со своими воинами. Каждая из его жен и каждый из эмиров, принявшие религию ислама, будто бы имели при себе имама (духовный наставник) и муаззина (человек, провозглашавший азан — призыв на молитву); мечети свои, состоящие из шатров, они возили с собою. Говорится также о мусульманских школах, где детей сановников учили читать Коран; в орде (кочевая ставка) Берке-хана постоянно находились ученые-богословы, при участии которых происходили частые вечера-диспуты по вопросам науки шариат (правила, которыми должен руководствоваться правоверный мусульманин).

Принятие ислама ханом Берке, его женами и приближенными, представленное мусульманскими авторами как победа «правоверия» в Золотой Орде, хотя и было для своего времени фактом огромной политической значимости, однако в действительности оно не привело ни к массовой исламизации основного населения государства потомков Джучи, ни к заметной исламизации государственной жизни и общественного быта. Известно, что в Джучиевом Улусе и при хане-мусульманине Берке (правил в 1257–1266 гг.) языческие обычаи соблюдались с такой же строгостью, как в самой Монголии, в том числе и обычай, более всего находящийся в противоречии с требованиями ислама: не употреблять речной воды для мытья. Когда в 1263 г. египетские послы прибыли в Поволжье, в ставку Берке-хана, то их заблаговременно предупредили, чтобы они «не ели снега, не мыли платья в орде, а если уж случится мыть его, то делать это тайком». Как факт слабого распространения ислама среди Джучидов и кочевой феодальной знати Дешт-и Кипчака следует также рассматривать то обстоятельство, что последовавшие за Берке (ум. 1266 г.) ханы Золотой Орды были язычниками; они, как замечает ал-Калькашанди, «не исповедовали ислама до тех пор, пока между ними не явился Узбек-хан».

Действительно, в деле распространения и укрепления ислама в Золотой Орде царствование Узбек-хана (1313–1341 гг.) было золотым периодом: при нем ислам был объявлен официальной религией государства потомков Джучи и золотоордынская культура получила определенный мусульманский отпечаток.

Принятие Узбеком ислама арабские (египетские) авторы связывают с обстоятельствами его восшествия на престол. Предшественник Узбека на троне Токта-хан (правил в 1290–1312 гг.), говорится в сочинении шейха ал-Бирзали (ум. 1338 г.), был идолопоклонником, любил «лам и волшебников и оказывал им большой почет». У Токта-хана был сын; он был привержен к исламу, любил слушать чтение Корана, хотя и не понимал его, и предполагал, когда сделается царем этой страны, не оставить в царстве своем никакой другой религии, кроме мусульманской. Но он умер еще при жизни отца, оставив сына. Когда он умер, то отец его, Токта, назначил наследником внука своего, однако же ему не привелось повелевать, так как после Токты царством овладел сын брата его, Узбек [СМИЗО, 2005, с. 143–144].

Согласно летописи ал-Айни (ум. 1451 г.) и «Книге назидательных примеров» Ибн Халдуна (написана в 1406 г.), царевича Узбека возвел на ханство старший эмир страны Кутлук-Тимур со своими сторонниками. Причем когда захват власти еще только готовился, Кутлук-Тимур будто бы взял с царевича Узбека слово, что если он вступит на престол, то сделается мусульманином и будет строго придерживаться правил ислама. Сев на престол, Узбек действительно умертвил большое количество шаманов и буддийских лам, принял магометанство и «провозгласил исповедание ислама». Сделавшись мусульманином, Узбек-хан устроил себе соборную мечеть, в которой совершал все пять молитв, не надевал более монгольских колпаков, стал надевать булатный пояс и говорил: «Мужчинам неприлично носить золото» [СМИЗО, 2005, с. 380–381].

В анонимном сочинении под названием «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»), составленном на персидском языке в XV в., есть рассказ, по которому Узбека обращал в ислам и дал ему имя Султан Мухаммад Узбек-хан туркестанский шейх Саййид-Ата; это событие будто бы произошло в 720 г. хиджры (12 февраля 1320 г. — 2 января 1321 г.). Примечательно, что и на монетах Узбек-хана, чеканенных с 721/1321–1322 гг., его полное имя пишется в форме «Султан Мухаммад Узбек-хан», а монеты, чеканенные в более раннее время, обычно содержат легенду: «Верховный Султан Узбек».

Начиная с Узбек-хана, все золотоордынские ханы были мусульманами и имели кроме личного тюркского имени еще мусульманское имя. Так, судя по монетам, у Джанибек-хана (правил в 1342–1357 гг.) мусульманское имя было Султан Джалал ад-Дин Махмуд, у Бердибек-хана II (правил в 1357–1359 гг.) — Султан Мухаммад, у Токтамыш-хана (правил в 1379–1395 гг.) — Султан Насир ад-Дин и т. д.

По утверждению хорезмийского историка Муниса, во время ханствования Узбека, в связи с окончательным утверждением в Золотой Орде ислама, тюркским словом бек (бий) было вытеснено монгольское нойон.

В связи с принятием династией Джучидов ислама заслуживает быть особо отмеченным тот факт, что во второй четверти XIV в. и в государстве Чагатаидов ислам был объявлен официальной религией. Таким образом, уже в XIV в. ислам сделался государственной религией на всем пространстве, завоеванном монголами на западе, от Южной Руси до границ собственно Монголии и Китая.

Властная элита Золотой Орды поддерживала не только магометанскую религию. Во многих городах Крыма, Поволжья и т. д. мечети соседствовали с церквами и монастырями. В частности, в столице государства Сарае при Узбек-хане, по свидетельству великого арабского путешественника Ибн Баттуты, который посетил его в 1333–1334 гг., было «13 мечетей для соборной службы; одна из них шафийская. Кроме того, чрезвычайно много других мечетей. В нем (Сарае) живут разные народы, как-то: монголы — это настоящие жители страны и владыки ее; некоторые из них мусульмане; асы, которые мусульмане; кипчаки, черкесы, русские и византийцы, которые христиане. Каждый народ живет в своем участке отдельно» [СМИЗО, т. 1, с. 306].

В другом источнике XIV в. говорится, что население Золотой Орды многочисленно и разношерстно по составу, что наряду с христианами между ними «есть и мусульмане и неверные». Судя по всему, в XIII–XIV вв. властелины Золотой Орды проявляли полную толерантность в делах веры своих подданных.

О природе веротерпимости Джучидов замечательно метко говорится в письме брата Ордена Миноритов, Иоганки Венгра, в 1320 г. побывавшего в Золотой Орде. «Ведь татары, — писал он главе Ордена, барону Михаилу, — военной мощью подчинили себе разные племена из народов христианских, но позволяют им по-прежнему сохранять свой закон и веру, не заботясь или мало заботясь о том, кто какой веры держится, — с тем, чтобы в мирской службе, в уплате податей и сборов и в военных походах они (подданные) делали для господ своих то, что обязаны по изданному закону» [Аннинский, с. 90–91].

Подводя итог исламизации Джучиева Улуса в XIV в., следует сказать, что распространение магометанства успешнее всего шло в среде властной элиты и городского населения Золотоордынского государства. Кочевая степь — Дешт-и Кипчак — в XIV в. в целом была очень поверхностно затронута мусульманством, и жители степи в массе своей оставались еще во власти старых шаманистских воззрений, о чем свидетельствует сохранение древних языческих обрядов погребения.

В начале XV в. эмиром Едиге (Идики, Идику) была предпринята попытка насильственного внедрения ислама среди кочевого населения Золотой Орды.

Едиге — вообще легендарная личность. «О нем сообщают длинные рассказы, — пишет неизвестный продолжатель „Летописи ислама“ аз-Захаби (ум. 1449 г.). — Я встретился с человеком, который видел его (Едиге), знал дела его и провел с ним несколько лет. Он рассказывал мне про него удивительные и необыкновенные вещи относительно его отваги, познаний, обходительности, умения начальствовать и величия его» [СМИЗО, т. 1, с. 553–554]. А вот что сообщает о Едиге Ибн Арабшах (ум. 1450 г.), долгие годы живший в Мавераннахре и на рубеже 20–30-х годов XV в. побывавший в Золотой Орде: «Был он очень смугл лицом, среднего роста, плотного телосложения, отважен, страшен на вид, высокого ума, щедр, с приятной улыбкой, меткой проницательности и сообразительности, любитель ученых и достойных людей, сближался с благочестивцами и факирами, беседовал (шутил) с ними в самых ласковых выражениях и шутливых намеках, постился и по ночам вставал на молитву, держался за полы шариата, сделав Коран и сунну да изречения мудрецов посредниками между собою и Аллахом Всевышним. Было у него около 20 сыновей, из которых каждый был царь владычный, имевший свой особый удел, войска и сторонников. Правил он всеми делами Дештскими около 20 лет. Дни его [правления] были светлым пятном на челе веков, и ночи владычества его — яркою полосою на лике времени» [СМИЗО, т. 1, с. 473–474].

Эмир Едиге происходил из тюркизированного монгольского племени мангыт и сделался легендарным богатырем еще во времена правления золотоордынского хана Токтамыша (1379–1395 гг.). Однако его фактическое вхождение во власть состоялось лишь после полного поражения Токтамыша от эмира Тимура в 1395 г. События развернулись таким образом, что с тех пор и до самой своей кончины в 1419 г. он был полновластным правителем большей части Золотой Орды. Но Едиге, не будучи Чингизидом (потомком Чингиз-хана по мужской линии), не принимал титул хана, а носил только титул «эмир» (в значении монгольского нойон и тюркского бек или бий; этими титулами в государстве потомков Джучи и в Чагатайском улусе именовались представители военно-кочевой аристократии) и возводил на престол подставных ханов из потомков Чингиз-хана, оставаясь при них амиром ал-умара («эмиром эмиров»).

Едиге в короткое время привел в порядок государство, расстроенное двумя (1391 г. и 1395 г.) опустошительными нашествиями эмира Тимура и, по словам автора «Мунтахаб ат-таварих-и Му’ини», положил начало в Улусе Джучи «тонким правилам и великим законам». В частности, он, как замечает арабский автор Макризи (ум. 1441 г.), запретил «татарам» продавать детей своих в неволю, вследствие чего значительно уменьшился привоз их в Сирию и Египет. В другой раз всесильный «эмир эмиров» обратил свой высокий взор на состояние религии ислама в государстве потомков Джучи. Вот что сообщает в этой связи Иосафат Барбаро, итальянский купец, проживший много лет (1436–1452 гг.) в Тане, венецианской колонии при устье Дона:

«Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет тому назад. Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, которые поклонялись деревянным или тряпочным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же принять магометанскую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана, которого звали Сидахамет-хан» [Барбаро, с. 140].

О конкретных мерах принуждения не сообщается.

Примечательно, что одновременно с Едиге усердно заботился о распространении ислама в своих владениях хан Моголистана Чагатаид Мухаммад (правил в 1408–1416 гг.). Как передает Мирза Хайдар, автор официальной истории могольских ханов, согласно повелению этого государя, все моголы (т. е. кочевое население страны) должны были носить чалму; непослушным вбивали в голову подковные гвозди. Такими вот жестокими мерами Мухаммад-хан, по словам сочинителя «Тарих-и Рашиди», добился того, что большинство кочевых племен и родов Моголистана стало мусульманами.

План Едиге — насильственно обратить в мусульманство всех кочевников Дешт-и Кипчака — в какой-то степени, возможно, и укрепил религиозный принцип. Однако эти силовые методы решения религиозных задач не привели все же к полной победе ислама над всей Кипчакской степью. Во всяком случае, по свидетельству И. Шильтбергера и Ибн Арабшаха, побывавших в Золотой Орде в 20–30-е годы XV в., а также по рассказам ряда других авторов, в XV в. в Дешт-и Кипчаке было много язычников, т. е. многие придерживались шаманизма. Такая обстановка сохранялась в части Дешт-и Кипчака и в XVI, и в XVII вв.

В этой связи следует особо отметить, что казахи, этническое ядро которых составили роды и племена именно кипчакского объединения, в XVI в. считались мусульманами-суннитами ханифитского толка. Но наряду с этим среди них распространены были некоторые «обычаи язычества», которые, по словам Ибн Рузбихана, участника похода Мухаммада Шейбани-хана на казахов зимой 1509 г., выражались в трех видах. Во-первых, у казахов встречались изображения идолов, которым они земно поклонялись. Во-вторых, казахи захваченных в плен мусульман превращали в рабов, не делая никакого различия между ними и рабами-неверными. В-третьих, когда наступает весна и появляется кумыс, казахи, прежде чем налить кумыс в сосуд и выпить, «обращают свое лицо к Солнцу и выплескивают из сосуда небольшое количество напитка в сторону востока, а затем совершают земной поклон Солнцу. Наверное, это есть проявление благодарности Солнцу за то, что оно выращивает травы, которыми питается лошадь, и появляется кумыс» [Ибн Рузбихан, с. 105–108].

Новый этап в деле распространения и укрепления ислама среди кочевников Кипчакской степи связан с деятельностью русского правительства.

Когда во второй половине XVI в. Россия включила в свой состав Казанское, Астраханское и Сибирское (Тобольское) ханства, то русские познакомились с татарами Поволжья и башкирами как с народами, принявшими мусульманство. В России сложился предвзятый взгляд, согласно которому все население бывшего Джучиева Улуса — правоверные магометане, а ислам — единственный источник их мировоззрения, их государственного строя и общественного быта. Примечательно, что еще в первой половине XVIII в. с этой ошибочной точки зрения обсуждалось в правительстве России прошлое, настоящее и будущее тюркоязычных кочевых народов Великой Степи, в частности казахов. Именно поэтому посол императрицы Анны Иоанновны А. И. Тевкелев, отправленный в 1731 г. в Казахские степи, к хану Абу-л-Хайру, для принятия казахов Киши жуза (Младшей Орды) в российское подданство, имел строгую инструкцию. Согласно этой инструкции, составленной в стенах Коллегии Иностранных дел, А. И. Тевкелев должен был стараться, «яко о наиглавнейшем деле, дабы в верности к ее и. в. оный Абу-л-Хайр-хан со всеми другими ханами и с старшиною, и с прочими всеми киргиз-кайсаки присягу по своей вере на алкоране (разрядка моя. — Т. С.) учинили, и тое руками своими подписали, и ему, Тефкелеву, отдали».

А между тем в степях Казахстана и в первой половине XVIII в. ислам был религией народа только лишь по имени. Насколько мы знаем, среди основной массы казахов и в то время требования ислама (т. е. пять основ ислама: 1) исповедание единого Бога, Аллаха, и его посланника, Мухаммада; 2) пятикратная молитва; 3) пост в месяце рамазан; 4) уплата налога в пользу бедных; 5) паломничество в Мекку, к Каабе — главной святыне всех мусульман) были мало известны, религиозные обряды выполнялись далеко не всеми, зато пережитки домусульманских верований были весьма сильны. В этой связи интересен следующий факт. Известный казахский хан Абу-л-Хайр погиб летом 1748 г. и был погребен по мусульманскому обряду. Однако, согласно «Дневным запискам» капитана Н. П. Рычкова (ум. 1784 г.), Абу-л-Хайр-хана положили в могилу «в одежде обыкновенной и с некоторыми военными снарядами, как-то: саблею, копьем и со стрелами». Со слов Н. П. Рычкова понятно, что, несмотря на соблюдение основного ритуала мусульманской погребальной обрядности, были сохранены также и элементы древнего домусульманского погребального обычая кочевников Центральной Азии: похороны в парадном одеянии и с оружием. Мусульманский же обряд требовал погребения в саване и без каких-либо обиходных предметов.

Сержант царской армии Филипп Ефремов, в 1774 г. оказавшийся в плену у казахов, затем долго живший в Мавераннахре и через Индию и Англию вернувшийся в Россию в 1782 г., о вероисповедании казахов писал так: «Киргизцы вероисповедания магометанского, но понятие об оном они имеют, по-видимому, весьма слабое, так что кажется, будто бы совсем не имеют никакой веры» [Путешествия по Востоку, с. 194].

Словом, несмотря на официальный переход к магометанству, в жизни казахов-кочевников ислам имел номинальное значение и на государственное устройство и общественный быт народа не оказывал почти никакого влияния. Как это ни парадоксально, но окончательная победа ислама в степях Казахстана (т. е. в восточной части прежнего Дешт-и Кипчака) произошла именно после принятия казахами российского протектората и при энергичном содействии русских — последователей христианства.

Отношение русского правительства к исламу в разные исторические периоды было различно. Изначально русское правительство при покорении новых земель на Азиатском материке не покровительствовало исламу, но и не прибегало к прямому насилию над совестью своих азиатских подданных-мусульман и страхом их к крещению не приводило. Правда, затем правительство стало совершать гонения на ислам. Особенно ожесточенными гонения на ислам были в Российской империи в 40-х годах XVIII в., когда именным указом предписывалось распространять среди мусульман христианство, освобождать новокрещеных от податей и рекрутчины, возлагая то и другое на некрещеных; когда сенатским указом в бассейне Волги и Камы уничтожались мечети. Но поскольку религиозные гонения вызывали восстания «восточных инородцев», а насаждение среди них христианства давало ничтожные результаты, то правительство во второй половине XVIII столетия изменило свое отношение к исламу. Теперь русское правительство сознательно стало содействовать распространению ислама и укреплению его позиций в своих азиатских владениях. Специальным указом царское правительство предписывало строить мечети; в частности, в 1755 г. было разрешено основание недалеко от Оренбурга так называемого Сеитовского посада с великолепной мечетью, который вместе со своей религиозной колонией в Стерлибаше, в Уфимской губернии, стал новым центром мусульманской науки на границе с Казахской степью. Отсюда, с ведома российских властей, посылались в Казахские степи мусульманские проповедники для насаждения ислама и муллы для организации мусульманских религиозных школ и обучения детей. Об успехах ислама на официальном уровне свидетельствует и тот факт, что в 80-х годах XVIII в., согласно материалам М. Вяткина и И. Ерофеевой, в Казахских степях официально действовал некий ходжа Абу-л-Джалил, носивший почетный титул «Пир (духовный наставник. — Т. С.) всего киргиз-кайсакского журта», т. е. своеобразный степной шейх ул-ислам.

Таким образом, отныне мусульманская культура и ислам распространяются в Казахстане не только с юга, как это было первоначально, но и с севера. Это обстоятельство в конечном счете привело к тому, что бывшая Кипчакская степь теперь полностью и окончательно сделалась мусульманской страной (дар ал-ислам).