Улусы и жузы
Улусы и жузы
Казахское общество рассматриваемого периода представляло собой иерархически организованную социальную структуру сословных групп и прослоек, находившихся между собой в тесных и неоднозначных связях. Это во-первых.
Во-вторых, при изучении социальной структуры казахского общества ханского периода можно четко выделить два главных принципа. Один из них — разделение казахского общества на две основные противопоставленные друг другу социальные группы — ак-суйек («белая кость») и кара-суйек («черная кость»), — различавшиеся не столько экономическими, сколько политическими и правовыми признаками. Причем принцип разделения общества на группы по сословному признаку и соединенные с этим признаком различия прав проводились строго последовательно. Известно, что чем проще было построенное на неравенстве прав и обязанностей деление общества на группы, тем резче было сословное неравенство. По словам В. В. Бартольда, казахское представление о «черной» и «белой» кости ясно показывает, «с какой резкостью идея наследственной аристократии иногда выражалась у тюрков» [Бартольд, т. 5, с. 243].
Другим основополагающим принципом общественного устройства в казахском ханстве была иерархия родов и племен. Соответственно, общественное положение каждого отдельного представителя кара-суйек, будь он потомственным бием или рядовым кочевником, определялось степенью привилегированности его рода и племени. Наличие же трех жузов, т. е. трех объединений племен, принадлежавших к единой казахской народности и населявших фиксированную традицией часть общеказахской территории — Улу жуза, Орта жуза, Киши жуза (о них подробнее см. дальше), делало сообщество казахов крайне строго и глубоко ранжированным. Дело в том, что существовало старшинство не только между родами внутри каждого жуза, но и между самими тремя жузами. При этом старшинство между родами и жузами считалось по прямой линии: «самый последний род» Улу жуза имел преимущество перед «самым старшим родом» Орта жуза и т. д. Оправдывается это тем, что предок старше (атасы улкен). Согласно этнографическим наблюдениям, порядок старшинства соблюдался: 1) при определении места в боевом порядке; 2) при разделении военной добычи; 3) при вступлении в дом и рассаживании по местам; 4) при открытии торжества; 5) при дегустации предлагаемого в гостях и на пирах кушанья.
Вершину феодальной иерархии, верховного главу всего казахского общества представлял собой облеченный титулом хана султан. Однако власть степного хана лишь в редких случаях достигала той полноты, которая не допускает разделения ее с какими-либо другими политическими силами внутри государства. В условиях кочевого общества, где кочевники в силу их исключительной подвижности находятся к хану в отношениях, при необходимости легко прерываемых, хан чувствовал известную зависимость от представителей степной аристократии, как от каждого наиболее влиятельного в отдельности, так и от всех в целом. Словом, реальная власть каждого степного хана была персональна и в значительной степени зависела от его личностных качеств и индивидуального обаяния.
Итак, высшая власть в государстве была сосредоточена в руках хана. Однако единству верховной власти не соответствовало единство управления. Как все государства кочевников, государство казахов рассматривалось в качестве собственности всей царствующей фамилии и распадалось на ряд крупных и мелких владений — улусов. Улус представлял собой основную форму административно-политической организации казахов-кочевников в XV–XVI вв. В пределах улуса были представлены все социальные группы и категории, начиная с Чингизидов и кончая рабами. Первичную социальную ячейку улуса составляла семья-кибитка (в источнике: ханевар), куда кроме членов семьи входили также слуги и рабы. Некоторе число семей-кибиток составляло колено (в источнике: фирке), а некоторое число колен — род или племя (в источнике: таифа), объединение которых и являлось населением улуса.
Для обозначения людей всего улуса обычно применялся тюркский термин эль (ил, иль). Эль был основой улуса: уход, потеря людей означали развал, гибель улуса.
Улус имел свою территорию, которая называлась тюркским словом йурт. Как свидетельствуют источники, территории улусов были относительно стабильны и, видимо, хорошо известны даже за пределами собственно Казахского ханства. «В каждом известном улусе есть свой полновластный султан из потомков Чингиз-хана», — говорится в источнике. Власть султана над народом-элем распространялась на весь йурт.
Таким образом, улус казахов представлял собой сложившееся в условиях кочевого быта автономное административно-политическое образование: фиксированные йурты придавали улусу территориально-географическую стабильность, «полновластие» султанов сообщало ему политическое содержание, а размещенные в определенной местности роды и племена, составлявшие эль улуса, являлись объектом политической власти, субъектом социально-экономических отношений и вместе с тем составляли вооруженную охрану улуса.
Каждый улус насчитывал в своем составе в среднем около 10 тысяч семей-кибиток, т. е. приблизительно 60 тысяч человек. Однако в условиях, когда только сила обеспечивала безопасность эля и йурта от внешних врагов, самостоятельное существование в степи относительно немногочисленного по количеству населения политико-экономического образования было сопряжено с большими трудностями или даже вообще невозможно. Поэтому улусы, состоявшие приблизительно из 10 тысяч «домов-повозок», объединялись в более крупные. Принцип объединения был основан на близкородственных связях султанов-правителей, и, например, улусы султанов одного семейства составляли улусное объединение, во главе которого стоял самый старший по возрасту. Султаны мелких улусов после смерти своих старших родственников переходили в более крупные. Существовали, видимо, и другие принципы объединения.
Улусное объединение не имело своего собственного названия, и оно определялось в источниках через имя крупноулусного султана. Численность населения каждого укрупненного улуса приблизительно составляла 300–400 тысяч человек, а число воинов одного такого улуса колебалось от 30 до 50 тысяч. В XVI в. Казахское ханство включало в свой состав около 20 обычных, или 3 укрупненных, улуса.
Улусная система являлась, однако, не единственной формой организации казахского общества. По крайней мере с начала XVII столетия все казахские роды и племена были объединены в три группы, именуемые самими казахами Улу жуз (Большой или Старший жуз), Орта жуз (Средний или Серединный жуз) и Киши жуз (Малый или Младший жуз). В дореволюционной исторической литературе вместо «жуз» употреблялся вошедший в русский язык термин «орда».
Мы не имеем точных сведений о том, когда и как именно образовались жузы. Немногочисленные восточные источники о казахах единодушны в своем молчании, и попытки найти в них сведения о жузах пока не приносят положительных результатов. Что касается русских источников, то содержащиеся в них сведения лишь констатируют наличие жузов у казахов, не давая каких-либо объяснений их происхождению.
В специальной литературе нет единого мнения о времени образования казахских жузов. В. В. Вельяминов-Зернов исходил из существования первоначально единого казахского владения, разделившегося в конце XVI — начале XVII в. на три орды (жуза). Такого же мнения придерживается и западноевропейский ученый Л. Крадер, но образование жузов он относит ко времени «вскоре после смерти их [казахов] первого хана Касыма» (ум. 1518 г.). Иное понимание процесса образования и времени возникновения жузов было высказано М. Красовским. Он полагает, что Казахское ханство сложилось из трех прежде самостоятельных орд, составивших основу трех жузов. Такими ордами, по его мнению, были, во-первых, владения Гирея (ум. в 70-х годах XV в.), Касима, Тахира (ум. в начале 30-х годов XVI в.), во-вторых, Хакк-Назар-хана (ум. 1580 г.) и, наконец, — Шигая (ум. 1583 г.). Так же объясняет образование казахских жузов турецкий историк Р. Арат, но, по его мнению, основу жузов составили самостоятельные владения Бурундука (ум. после 1511 г.), Касима (ум. 1518 г.) и Таваккуля (ум. 1598 г.).
Гипотеза о сложении жузов в XV–XVI вв. была отвергнута некоторыми казахстанскими учеными старшего поколения. Так, С. А. Аманжолов и X. М. Адильгиреев считают, что деление казахских племен на три жуза, начавшись в VII в., завершилось к X в.
Образование трех казахских жузов отнесено к VII–X вв. на основании отрывка из сочинения арабского географа ал-Мас’уди (X в.) «Промывальни золота и рудники самоцветов». Описывая тюркские племена Приаралья и Сыр-Дарьи, он писал: «Преобладают среди тюрок в этом месте гузы, (частью) кочевые, (частью) оседлые. Это племя из тюрок, оно делится на три группы: нижние (гузы), верхние и средние…» [МИТТ, т. 1, с. 166]. В устаревшем французском переводе XIX в. и в вольном пересказе этого отрывка П. Лерхом употреблено отсутствующее в арабском подлиннике выражение: «подразделяются на три орды: Большую, Малую и Среднюю». Эта интерпретация текста и явилась основанием для ошибочного утверждения о существовании казахских жузов еще в X в. или ранее. В свою очередь, допущение о существовании казахских жузов (орд) в VII–X вв. позволило указанным авторам утверждать, что поскольку жузы являются специфической формой социально-политической организации казахской народности, то, следовательно, эта народность сложилась на тысячелетие раньше, чем то зафиксировано в ранее привлекавшихся письменных источниках.
В казахском народе жузами называют союзы племен, осознающих свою принадлежность к единой казахской народности и населяющих фиксированную традицией часть общеказахской территории. Такое понимание термина «жуз» общепринято. Появление группы племен с названием «казахи» — как это ныне достоверно установлено — может быть отнесено лишь ко времени не ранее этно-территориального разграничения населения Восточного Дешт-и Кипчака (Узбекского улуса) — узбеков, ногаев (мангытов), «узбеков-казаков», т. е. не раньше 10-х годов XVI в.
И вполне закономерно, что первое упоминание одного из жузов зафиксировано в документе, датируемом 1616 г. Мы имеем в виду «Распросные речи в посольском приказе служилых людей Т. Петрова и Н. Куницына о поездке в Калмыцкую землю», где наряду с упоминанием о собственно киргизском объединении говорится о «Большой орде» казахов. «И будучи проведали, — читаем в этом документе, — что в Колматцкой земле ныне в поданстве и в их послушанье Казачья Большая орда да Киргизская орда, и тем обеим ордам колмаки сильны» [Материалы по истории русско-монгольских отношений, с. 53; Русско-китайские отношения, с. 49]. Естественно, что в названии Казачья Большая орда заложено, как справедливо отметил В. П. Юдин [МИКХ, с. 242–243], косвенное указание на существование и другого объединения, известного нам по более поздним документам как Казачья Малая орда.
При хане Тауке (начал править после 1652 г.; умер, по одним известиям, в 1715 г., по другим — в 1717/1718 г.), согласно материалам А. Левшина, для управления тремя жузами «были избраны и подчинены ему три частных начальника»: в Улу жузе — Тюля-бий, в Орта жузе — Казбек-бий, в Киши жузе — Айтек-бий.
То обстоятельство, что во главе казахских улусов стояли непременно султаны (XV–XVI вв.), а во главе жузов — бии (XVII — начало XVIII в.), представляется нам небезынтересным. Не имеем ли мы здесь дело действительно с двумя различными формами социально-политической организации казахского общества? Если да, то следовало бы поставить вопрос о соотношении этих двух форм. К сожалению, ощущающийся ныне недостаток историко-этнографического материала, по времени относящегося к XVI–XVII вв., не позволяет осветить эту тему. Очень важен также вопрос о том, существовали ли в XVI–XVII вв. улусы и жузы одновременно друг с другом или же одна из этих форм исторически предшествовала другой. Не обладая фактами, могущими безусловно доказать справедливость нашего вывода, мы, тем не менее, полагаем, что тут речь идет о последовательной смене одной формы организации казахского общества другой, а именно улусной системы жузами. Смена форм, причины которой нам неясны, могла, вероятно, произойти в течение второй половины XVI в. и была, скорее всего, закреплена на рубеже XVI–XVII вв., чему в значительной степени способствовал переход в этот период в руки казахских владетелей значительного числа туркестанских городов и крепостей. Во главе этих городов (их количество было не менее 20), по сообщениям историков, стояли казахские султаны. Султаны-градоправители XVII в. в таком случае соответствуют, видимо, улусным султанам XV–XVI вв. Очень показательно в этом отношении, что и жузы претерпели определенные изменения: к 20-м годам XVIII в. во всех трех казахских жузах появились вместо биев свои ханы-Чингизиды, родословная которых очень запутана. С тех пор жузы превратились фактически в самостоятельные ханства, которые, однако, не имели особых названий, и хан каждого жуза соответственно именовался ханом Улу жуза, ханом Орта жуза, ханом Киши жуза.
Киши жуз занимал территорию нынешнего Западного Казахстана. Его кочевья располагались по просторам Устюрта, также по притокам рек Ори, Урала, Илека, Эмбы, в районе Мугоджарских гор, а зимние стоянки — в районе реки Иргиза, по низовьям Сыр-Дарьи, к западу от Аральского моря, на полуострове Мангышлак, у восточной части Прикаспийской низменности. Орта жуз занимал территорию Центрального, Северного и Восточного Казахстана. Его летние кочевья и зимние стоянки находились по реке Сарысу, в верховьях Ишима, по притокам Тобола, Тургая, в регионе Улутауских гор и прилегающих к ним озер. Улу жуз располагался в Юго-Восточном Казахстане.
В заключение раздела о жузах попытаемся более подробно осветить вопрос: какие жизненные процессы и исторические обстоятельства XVI в. предопределили возникновение именно тогда, а не ранее и не позднее, совершенно нового принципа самоорганизации племен, объединенных самоназванием «казак»?
С момента возникновения Казахского ханства (Казахского улуса) в 1470–1471 гг. и вплоть до начала XVII в. господствовал только один принцип объединения и управления страной — улусный принцип, при котором отдельные роды и племена, сложившиеся в Восточном Дешт-и Кипчаке в XIII–XIV вв. часто из осколков более древних племен, включались в политическую структуру малых и больших улусов, возглавляемых султанами — представителями правящей династии Чингизидов. Малые улусы, т. е. уделы-владения отдельных именитых султанов (как, например, улус Джапиш-султапа, Таниш-султана, Турсун-султана и т. д.), во главе с ханом и формировали один большой улус — государство, которое в одном случае называли по имени хана (например, Чагатайский улус, Узбекский улус и т. д.) или, как в нашем случае, обозначали скорее социальным, чем политическим термином, до того не имевшим этнографического значения, — государство казаков.
Первоначально Казахский улус (Казахское ханство) был военно-политическим союзом группы племен Восточного Дешт-и Кипчака, отколовшимся от массы родственных племен и возглавленным одной из ветвей династии Чингизидов. Этническая консолидация этих племен в рамках одного государства и под управлением одной династии (потомков Джучида Урус-хана) и стала тем процессом, в ходе и в результате которого обозначались новые, уже не политические, а этно-территориальные структуры — жузы.
Каковы были те факторы, которые направляли и стимулировали появление новых структур?
Первым фактором была территориальная лимитация Казахского ханства в условиях достаточно длительной военно-политической стабильности. Оставаясь сообществом кочевых племен, Казахское ханство на рубеже XVI–XVII вв. включило в свой состав территории с древними центрами городской и оседло-земледельческой культуры, создавшими определенные зоны хозяйственного и культурного притяжения для населения окружающих их степей.
Вторым фактором, в известной мере являвшимся следствием первого, было формирование аульной системы расселения, хозяйствования и быта. Именно этот процесс особенно очевиден при анализе источников XVII в.
Напомню, что в XIII–XVI вв. в Дешт-и Кипчаке господствовала система улусного кочевания, когда огромная масса людей, возглавленная ханом и султанами, практически непрерывно перемещалась в своих кибитках, смонтированных на арбах, влекомых верблюдами и лошадьми по тысячекилометровым маршрутам тогдашних кочевий. Не сразу и не повсеместно этот образ жизни заменялся иным — перекочевками небольших семейных групп (аулов), связанных между собой не только родственными, по и соседскими и иными отношениями, на ограниченных территориях с относительно короткими маршрутами передвижения. Кибитки на арбах, «шатры на колесах» сменяет разборная юрта, навьючиваемая на верблюдов: к началу XVII в. относятся последние по времени известные сообщения об использовании жителями Кипчакской степи четырехколесных домов-повозок, а в более поздних источниках упоминаются только двухколесные арбы и содержатся лишь описания разборных юрт и переносных кибиток, хотя нередко и больших по размерам.
Переход от кочевания в кибитках на колесах к разборным юртам был крупным изменением быта кочевого населения Дешт-и Кипчака, и этот фактор предопределил, наряду с родственными и генеалогическими связями племен и родов, внутри единой политической общности еще и связи территориальные в границах относительно устойчивых зон постоянных перекочевок. Такого рода зоны никак не совпадали с улусным (административным) или тюменным (военным) дроблением общегосударственной территории, и отношения внутри этих зон не могли регулироваться возглавлявшими улусы царевичами-чингизидами. Новые территориально-родовые связи требовали иных регуляторов, и ими стали «большие люди» пастбищных общин — бии, «национальная аристократия», элита социальной группы кара-суйек, — почитаемые за знания и умение интерпретировать многовековое народное право, многовековые обычаи, только и позволяющие сохранять в степи присущее кочевым скотоводам мироустройство. Именно вокруг биев начала формироваться та паутина межродовых и внутритерриториальных связей, постепенно превращавшая стихию кочевых племен в хозяйственное и культурное сообщество, агрегация которого осуществлялась единственно возможным тогда способом — через установление генеалогических и иерархических взаимоотношений между родами и племенами, между аульными пастбищными общинами, представлявшими вечный круг степного бытия.
Новые структуры и их главы — бии отнюдь не стремились разрушить или нарушить уже установившуюся политическую и административную структуру Казахского ханства с ее улусами, по для обозначения сформировавшихся зональных сообществ они должны были использовать какие-то термины, выходившие за рамки родоплеменных обозначений и никак не задевавшие обозначения, связанные с высшим военно-политическим управлением. Очевидно, таким термином стал жуз (букв.: ?сотня’, ?сто’).
Впервые этот термин как административный зафиксирован в сочинении балхского историка Махмуда ибн Вали «Бахр ал-асрар». Согласно сообщению этого автора, Ак-Орда, одно из административных подразделений Джучиева Улуса (Золотой Орды), была также известна под названием Йуз-Орда.
Мы практически ничего не знаем о бытовании этого термина в последующее время — придворные историографы не опускались, как правило, до таких низов народной жизни. Вряд ли сейчас или в ближайшем будущем станет возможным однозначно ответить на вопрос, каким образом произошло превращение одною из рядовых военно-административных терминов в обозначение крупных племенных (аульных) сообществ.
Становление жузов происходило неодновременно; скорее всего, этот процесс начался в Семиречье, распространившись оттуда на центральную, а вслед за тем и западную часть Казахского ханства. Отсюда, возможно, и иерархия жузов, когда старшим и наиболее влиятельным стал именно Семиречепский жуз, а Орта жуз и Киши жуз (хотя и не уступали по численности племен и территориям Старшему) оказались генеалогически на более низких ступенях.
Предложенная гипотеза отнюдь не все объясняет и не во всем может быть доказана в настоящее время. Отмечу только, что постепенное возвышение жузовых структур столь же постепенно, но неуклонно вело к упадку прежней социально-политической организации казахского общества — улусов. И вот что здесь еще важно. Прежняя правящая верхушка ханства (султаны) неожиданно быстро нашла свое место в новой социально-политической организации: она стала с XVIII столетия если не полновластной, то достаточно влиятельной верхушкой всех трех жузов, при этом сохранив генеалогическую, а значит, и политическую обособленность — султаны не относили себя ни к одному из тюрко-монгольских племен, ни к одному из казахских жузов, не разделялись на колена и по-прежнему составляли замкнутое высшее аристократическое сословие страны.
Четырехвековое существование жузовой структуры оказало столь сильное воздействие на этническое самосознание казахского народа, что и сейчас не только сохраняется в памяти каждой казахской семьи, но и влияет на повседневную жизнь казахов. Несомненно, однако, что в недалеком будущем определяющая роль останется только за общенациональной идентификацией, а клановые и жузовые привязки постепенно станут достоянием исторического прошлого.