АРЕСТ И СЧАСТЛИВОЕ СПАСЕНИЕ

АРЕСТ И СЧАСТЛИВОЕ СПАСЕНИЕ

В декабре 1793 года по приказу полицейского департамента Парижской Коммуны гражданин Сад все же был арестован.

В тот мрачный период усилившегося террора наш герой жил вместе с Констанцией на улице Нёв де Матюрен. 8 декабря они оба находились дома, когда на пороге вдруг появилось двое мужчин. Один из них, Марот, был комиссаром полиции, второй, Жуэнн, — полицейским офицером. У них имелся приказ об аресте гражданина Сада по обвинению в контрреволюционной деятельности.

Для Сада это оказалось полной неожиданностью. Дело в том, что он, как и многие другие жертвы террора, верил, что самоотверженно трудится на благо нового режима. И свои обязанности он исполнял весьма аккуратно. Но теперь ему вдруг объявили, что он виноват в том, что два его сына — эмигранты. Более того, ему в вину вменялся факт поисков места в конце 1791 года для себя и двух своих сыновей в королевской гвардии. Казалось бы, ну и что? Ведь в то время Франция еще оставалась монархией, и Национальная Ассамблея признавала короля конституционным монархом и главой государства. То есть в поиске подобного назначения не было ничего недостойного, не говоря уже о незаконности. Но времена изменились, и все поступки рассматривались теперь в новом свете: любой человек, пытавшийся устроиться на службу к королю, считался врагом революции.

Так Сад оказался в тюрьме Мадлонетт.

Потом, 13 января 1794 года, его перевели в тюрьму Карм, а 22 января — в тюрьму Сен-Лазар.

Прошло еще несколько дней, и 27 марта из-за болезни арестованного Сада перевели в лазарет Пикпюс, бывший монастырь, также превращенный в тюрьму.

Как видим, в первые месяцы 1794 года наш герой в ожидании суда скитался по тюрьмам.

А тем временем гильотина работала без устали, уничтожая уже самих недавних лидеров революции. Например, 5 апреля был казнен Жорж Дантон, первый председатель Комитета Общественного Спасения. В тот же день не стало и Камиля Демулена.

Летом 1794 года количество казней, насчитывавшее до того сотню в месяц, выросло до двухсот в неделю. В июне произошли изменения в законе. Теперь основой для вынесения приговора являлось просто подозрение, и о хоть каком-то доказательстве вины перестали и думать.

Как очень верно заметил соратник Робеспьера Жорж Кутон, "гильотина перестала быть наказанием, но стала эффективной машиной для уничтожения".

И кончилось все это тем, что Конвент не вынес "неутомимой работы" Робеспьера и позволил себе возмутиться. Когда зарвавшегося диктатора пришли арестовывать, он попытался убить себя, но лишь покалечил себе челюсть выстрелом из пистолета. На следующее утро он был обезглавлен. В тот же день не стало и Жоржа Кутона.

После этого в стране установился полнейший революционный беспорядок, что, как ни странно, спасло нашего героя. Точнее, спасла его процессуальная анархия, которая в результате террора ничуть не уменьшилась, а напротив, лишь углубилась.

А теперь вернемся к вопросу о крещении нашего героя. Как мы помним, его хотели назвать Альдонсом, а записали в метрике Донасьеном-Альфонсом-Франсуа. Имя Франсуа вообще было взято случайно и не прижилось. Имя Альфонс нашему герою никогда не нравилось, и он себя им никогда не называл. В брачном контракте он был записан как Луи-Альдонс-Донасьен де Сад. С началом революции компрометирующая дворян частица "де" была отброшена, и он стал просто Луи Садом. А вот в эмигрантских списках он значился как Альдонс-Донасьен де Сад. В конечном итоге произошла путаница имен, и никому и в голову не пришло, что Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад, Альдонс-Донасьен де Сад и Луи Сад — это одно и то же лицо.

К тому же в Париже в то время, несмотря на постоянную работу гильотины, насчитывалось более восьми тысяч заключенных, а учет во вновь создаваемых тюрьмах функционировал плохо.

Короче говоря, когда 27 июля 1794 года солдаты пошли по тюрьмам собирать обвиняемых для доставки в Трибунал, пятерых из двадцати восьми обнаружить не удалось. Одним из "пропавших" оказался наш герой, и перед революционным судом он так и не предстал.

В результате 15 октября 1794 года его вообще выпустили на свободу.

Таким образом, продолжительность его пребывания в "застенках революции" составила 10 месяцев и 6 дней.

Трудности, с которыми гражданин Сад столкнулся, выйдя на свободу в 1790 году, оказались ничем по сравнению с теми, что ожидали его осенью 1794 года, когда он покинул Пикпюс.

Вернувшись к своей Констанции в дом на улице Нёв де Матюрен, он обнаружил наличие долга в 6000 франков и полное отсутствие средств, чтобы погасить хотя бы часть этой суммы. Наш герой не просто обеднел, он разорился. И все дело заключалось в том, что в департаменте Воклюз он значился в списке эмигрантов, а посему арендаторы и не думали выплачивать ему ренту.

Дом на улице Нёв де Матюрен не отапливался, поскольку платить за топливо было нечем. Холод усиливался, и от мороза у Сада даже замерзали чернила.

Во время своего длительного тюремного заключения Сад не видел сыновей, и узнал он о них следующее: его младший сын — 25-летний Клод-Арман де Сад — под предлогом того, что выполняет свой долг члена рыцарского ордена, отправился на Мальту, а 26-летний Луи-Мари де Сад подал прошение об отставке с должности штабного офицера и начал путешествовать по Франции, занимаясь рисованием и ботаникой.

За обоими молодыми людьми режим вел строгое наблюдение, и, когда они уехали, их имена были тут же внесены в эмигрантские списки. Дело в том, что любой член аристократической семьи, местонахождение которого невозможно было установить, по воле революционеров-бюрократов тут же попадал в перечень выехавших из страны. То есть в список врагов революции. И тут никаких иных толкований не допускалось. Но самое трагическое заключалось в том, что во всем этом "сумасшедшем доме" и сам гражданин Сад значился в списке эмигрантов у себя в Лакосте лишь по той причине, что исполнял свой "революционный долг" в Париже.

Все это выглядело каким-то затянувшимся бредом, но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное, а глупость — это основная движущая сила истории.

Царство Террора закончилось не сразу. Наш герой еще некоторое время жил в страхе, что его все же найдут и отправят на гильотину Как потом выяснилось, 22 августа 1794 года в Комитет Общественного Спасения пришло от него прошение об освобождении. Там все же сделали запрос в секцию Пик, а там подтвердили, что гражданин Сад никакой не враг революции, а наоборот, активный ее сторонник. И было принято решение о его невиновности. Правда, оно явно запоздало, так что если бы не путаница с: именами, не избежать бы маркизу де Саду смерти.

После падения Робеспьера из тюрем выпустили многих арестованных граждан. Освободили и членов семьи де Монтрёй. Но и тут получился какой-то курьез: они вышли на свободу даже раньше, чем пытавшийся спасти их Донасьен де Сад. Однако Клод-Рене Кордье де Лонэ де Монтрёй так и не пришел в себя после заключения и психологического шока, обрушившегося на него, когда он вдруг обнаружил, что весь мир перевернулся с ног на голову. И через шесть месяцев после освобождения, в январе 1795 года, он умер.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.