29. Кровавая баня в Бала Хиссаре

29. Кровавая баня в Бала Хиссаре

Едва только наспех собранная тридцатипятитысячная британская армия в трех местах пересекла границу Афганистана, события стали развиваться с головокружительной быстротой. Первой задачей британцев был захват Хайберского ущелья, Джалалабада и Кандагара, и после нескольких коротких, но жестоких боев она была решена. При известии о британском вторжении эмир поспешил обратиться к генералу Кауфману, прося срочно прислать обещанных, как он полагал, 30 000 солдат. Но к его тревоге и огорчению, ему ответили, что это невозможно из-за зимы, и посоветовали вместо этого заключить с агрессорами перемирие. В то время как британцы укрепляли свои позиции в ожидании дальнейших распоряжений из Калькутты, доведенный до отчаяния эмир решил лично посетить Санкт-Петербург, чтобы обратится с просьбой о помощи к царю, а заодно и к другим европейским державам. Но сначала он освободил своего старшего сына Якуб Хана, которого держал под домашним арестом, и назначил его регентом, поручив вести борьбу с англичанами. Затем в сопровождении последнего российского офицера из миссии генерала Столетова он отправился на север. Но, добравшись до российской границы, Шер Али отказался следовать указаниям Кауфмана; особенно тяжело он пережил необходимость подписать договор о дружбе, на чем настоял генерал. Впрочем, оказание помощи это не ускорило. Шер Али понял, что русские его предали, британцы наступали, а обратиться больше было не к кому. Дух и здоровье эмира надломились. Отказавшись от пищи и лекарств, в феврале 1879 года он умер в Балхе.

Через несколько дней британцы получили от Якуб Хана сообщение, что его отец «покинул свою бренную оболочку и, следуя велению голоса Великого Судии, поспешил к Земле Божественного Милосердия». Воцарившись на троне, Якуб Хан, который долго выступал против отца, предложил обеим сторонам шанс пересмотреть ситуацию. Британцам скоро стало очевидно, что новый эмир не пользуется искренней поддержкой племенных вождей и потому стремится вести переговоры, от которых так непреклонно отказался его отец.

Выразив Якуб Хану соболезнования британского правительства по поводу кончины его отца, Каваньяри вслед за этим направил послание, содержавшее условия окончания войны и вывода британских войск из его королевства. Условия были довольно жесткими, включая передачу эмиром Лондону контроля над афганской внешней политикой, его согласие на размещение британских миссий в Кабуле и в других городах и уступку Британии некоторых территорий, примыкающих к индийской границе, включая Хайберское ущелье. Вторжение и так в общем было приостановлено, поскольку из-за жестокого сопротивления местных племен, суровой зимы, широкого распространения болезней и плохого транспорта британское командование считало дальнейшее продвижение слишком трудным. Но эмир знал, что с началом весны взятие англичанами Кабула при поддержке из Индии станет только вопросом времени. После долгого интенсивного торга он согласился на большинство британских требований. Взамен он получил гарантию защиты от русских, от столь же жадных соседей-персов и ежегодную субсидию в 60 000 фунтов стерлингов.

Соглашение было подписано эмиром в селении Гандамак, где за сорок лет до этого остатки злополучного кабульского гарнизона оказали афганцам последнее доблестное сопротивление. При этом Якуб Хан и его главнокомандующий прибыли довольно бестактно выряженными в российские мундиры. К возмущению большинства афганцев, 26 мая соглашение было подписано. По Гандамакскому соглашению Каваньяри, насколько известно, должен был отправиться в Кабул как первый британский резидент со времен убийства трагической зимой 1841 года сэра Александра Бернса и сэра Уильяма Макнагтена. Лорд Литтон был восхищен итогами кампании. Жесткие меры дали ожидаемые результаты, включая отъезд последних русских из Кабула и демонстрацию афганцам, чего стоили обещания Кауфмана. В Лондоне и Калькутте не скупились на взаимные поздравления. Королева Виктория, которая весьма внимательно следила за центральноазиатскими и индийскими делами, была особенно довольна, что ей удалось так лихо обойти царя Александра. Каваньяри, сына одного из наполеоновских генералов и, возможно, одного из самых выдающихся офицеров-пограничников того времени, в награду за успешное ведение переговоров посвятили в рыцари, дав ему тем самым необходимый статус для новой тонкой роли при дворе Якуб Хана. Но не все были настолько уверены в соглашении, которое он заключил с пользующимися дурной славой вероломными афганцами. Некоторые чувствовали, что эмир слишком легко принял британские требования. Они помнили предательство, не говоря уже о бедствии, которым после подобных же российских интриг в Кабуле кончилось последнее вмешательство Индии в афганские дела. «Всех их перебьют», — заявил после известия о назначении Каваньяри бывший вице-король сэр Джон Лоуренс. Впрочем, на фоне общей эйфории подобные предупреждения прошли незамеченными.

В ночь перед отъездом сэра Луи Каваньяри в Кабул его пригласили на обед к кавалеру креста Виктории генералу сэру Фредерику Робертсу, который также получил дворянский титул за успешную кампанию, но питал серьезные сомнения относительно отправки миссии. Робертс намеревался предложить тост за Каваньяри и его небольшую команду, но не смог этого сделать из-за опасений за их безопасность. Он знал, что на следующий день они уезжают. «Мое сердце сжалось, — записал он впоследствии, — когда я сказал Каваньяри „до свидания“. Мы уже разошлись было на несколько ярдов, но тут вдруг повернули обратно, еще раз обменялись рукопожатием и расстались навсегда». Несмотря на тревогу друзей и коллег, Каваньяри был уверен, что сможет преодолеть любые возможные трудности. По собственной инициативе он ограничился скромным эскортом из пятидесяти пехотинцев и двадцати пяти кавалеристов — все из Корпуса разведчиков. Командовал ими лейтенант Уолтер Гамильтон, который получил Крест Виктории за недавнее сражение в Хайберском ущелье. Собственный штат Каваньяри состоял из двух европейцев, секретаря и врача из индийской армии.

Совершив нелегкий переход, миссия 24 июля 1879 года достигла афганской столицы. Хотя атмосфера была непростая, приняли их хорошо. Прозвучал артиллерийский салют, афганский военный оркестр предпринял попытку исполнить «Боже, храни Королеву», а самого Каваньяри провезли по столице верхом на слоне. Затем его самого и свиту проводили в резиденцию, которая была подготовлена для них в Бала Хиссаре, неподалеку от дворца эмира. Несколько недель все шло неплохо, но потом Каваньяри сообщили, что крупное афганское войсковое соединение, завершив службу в Герате, прибыло в Кабул. Солдаты, обозленные трехмесячной задержкой жалованья, пришли, по слухам, в еще большее негодование, обнаружив присутствие в столице британской миссии. Афганские чиновники всерьез советовали Каваньяри и его людям не рисковать и не появляться вне стен Бала Хиссара, поскольку ожидались беспорядки. 2 сентября сэр Луи послал сообщение, которое заканчивалось словами: «Все в порядке». Это была последняя весточка от миссии.

Сэр Луи Каваньяри (1841 -1879) сидит на земле между двумя афганскими вождями незадолго до его убийства в Кабуле, где он был британским резидентом.

* * *

В то время как Калькутта с тревогой ждала дальнейших вестей из Кабула, Санкт-Петербург пытался восстановить свой авторитет в Центральной Азии, сильно подорванный поспешным отъездом из Афганистана русской миссии и неутешительными итогами недавней войны с Турцией. Результаты оказались разочаровывающими. Кашгар, который довольно долго присматривался, внезапно вместе с остальной частью Синьцзяна вернулся под правление Китая. После многих лет промедления император наконец двинул войска против Якуб Бека и направил крупную армию на запад с приказом вернуть утраченные территории. Войскам, чье неторопливое продвижение было связано с посевом и сбором урожая собственных зерновых, понадобилось три года, чтобы достичь цели. Заслышав об их приближении, Якуб Бек поспешно собрал семнадцатитысячную армию и двинул ее на восток, навстречу китайцам. Но на сей раз более многочисленные войска противника его опередили. Армия была разгромлена, а самому ему пришлось бежать в Кашгар. Там в мае 1877 года, к облегчению его подданных, он умер. Одни говорили, что от страха, другие — что от яда. Как бы там ни было, к декабрю того же года Кашгар снова вернулся в руки императора, и теперь три мощные империи — Британия, Россия и Китай — нос к носу столкнулись в центре Памира. Область Или и ее главный город Кульджа остались за Россией. Русским, и особенно архитектору среднеазиатской империи царя Кауфману, следовало хорошенько запомнить беглеца, удравшего из Кашгара от их плена. Однако их внимание отвлекли дальнейшие осложнения. Во время недавней войны с Турцией планы Кауфмана относительно дальнейшей экспансии были временно заморожены, а его энергия была направлена на подготовку сил для вторжения в Индию. Операция не состоялась, и все же, по крайней мере, «ястребам» в Лондоне и Калькутте было очевидно, что российские амбиции в Центральной Азии все еще далеко не удовлетворены. Знаменательно, что, как заметил Барнаби, на самых последних картах их страны южную границу просто не изображали… Когда непосредственная угроза войны с Британией постепенно исчезла, стало очевидно, что планируются новые шаги. Осенью 1878 года российский офицер полковник Г. Л. Гродеков, тщательно изучая маршрут, проехал из Ташкента через Самарканд и Северный Афганистан в Герат. В Герате он обстоятельно обследовал городские укрепления и по возвращении доложил, что жители Герата стремятся под российскую руку. В то же самое время другие российские военные путешественники, исследователи и разведчики были заняты изучением пустыни Каракум и Памира. Дальневосточный полковник Николай Пржевальский, сопровождаемый эскортом казаков, пытался с севера достигнуть тибетской столицы Лхасы.

Такое возобновленние российской активности вряд ли могло умиротворить тех, кто отвечал за оборону Индии. 9 сентября 1879 года Санкт-Петербург осуществил первое после аннексии Коканда (четыре года назад) наступление в Средней Азии. На сей раз русские атаковали крупную туркменскую крепость Геок-Тепе на южном краю пустыни Каракум, примерно на полпути между Каспийским морем и Мервом. Их цель состояла в том, чтобы захватить эту дикую ничейную область, укрепляя таким образом свой южный фланг от Красноводска до Мерва. В конечном счете вдоль него планировали построить железную дорогу, соединявшую Бухару, Самарканд и Ташкент. Но русские не предвидели ни сопротивления, которое оказали регулярной армии толпы плохо руководимых и необученных туземных племен, ни воинственности туркменов. Русские полагали, что артиллерийский обстрел огромной глинобитной крепости заставит ее сдаться. Но как только они проявили нетерпение, прекратили канонаду и, уверенные в скорой победе, бросили на штурм пехоту, туркмены, сражающиеся за свою жизнь, бросились на значительно уступающих числом русских и обратили их в бегство. С большим трудом русским удалось отбиться от преследования и отступить через пустыню к Красноводску. Это было самое тяжелое поражение русских в Средней Азии, начиная со злополучной Хивинской экспедиции 1717 года. Оно нанесло жестокий удар по российскому военному престижу и погубило карьеру командовавшего войсками генерала, который с позором возвратился в Санкт-Петербург. Однако дурные новости в том месяце были не только у русских — на четыре дня раньше британцы получили точно такой же сигнал тревоги.

* * *

Первым узнал о нем генерал сэр Фредерик Робертс в Симле. Рано утром 5 сентября его разбудила жена, сообщившая, что вокруг дома мечется посыльный со срочной телеграммой в поисках кого-нибудь, кто может за нее расписаться. Робертс разорвал конверт. Новости, которые в нем содержались, ужасали. Туземный агент, посланный Каваньяри из Кабула, чуть живой добрался до границы и сообщил, что резиденцию атаковали три мятежных афганских полка. Когда курьер покидал Кабул, британцы еще держались. Ничего больше известно не было. Случилось то, чего боялся Робертс и о чем предупреждал Лоуренс. Сильно огорчив сообщением о телеграмме вице-короля, который так рьяно поддерживал отправку Каваньяри, Робертс телеграфировал на самый близкий к Кабулу пограничный пост и приказал, не жалея сил и денег, выяснить, что произошло в афганской столице.

Долго ждать не пришлось. В этот же вечер он узнал, что резиденцию штурмовали мятежники и что все, кто там был, после отчаянного, но безнадежного сопротивления были перебиты. В действительности несколько охранников, находившихся в момент атаки в другой части города, уцелели, и от них стали известны подробности, позволившие воссоздать картину последних часов миссии. Подстрекаемые муллами, недовольные солдаты направились к Бала Хиссару требовать от эмира свои деньги. Там они насмехались над своими коллегами из кабульского гарнизона за их поражения от «неверных британцев» в ходе недавней кампании. Чтобы успокоить войска, эмир приказал выдать плату за один месяц, но этого оказалось недостаточно, чтобы их удовлетворить. Тогда кто-то предложил получить остальное с Каваньяри, который, как известно, хранил деньги в резиденции, расположенной всего в 250 ярдах. Когда тот отказался хоть что-нибудь дать, здание начали забрасывать камнями. Тех, кто попытался силой пробиться вперед, охрана встретила огнем. Поклявшись отомстить, рассвирепевшие афганцы кинулись к своим баракам и вернулись к резиденции с оружием. Такую осаду здание долго выдержать не могло. Это мало чем отличалось от почти аналогичной резни, жертвой которой сорок лет назад пал сэр Александр Бернс. Окруженная другими домами, с которых можно было вести огонь по ее защитникам почти в упор, резиденция представляла собой просто кучку огражденных забором одноэтажных зданий.

Эскорт под командой лейтенанта Гамильтона сумел сдерживать нападавших большую часть дня. Учитывая, что дворец эмира был совсем близко, там вряд ли могли не слышать стрельбу или шум. Кроме того, к эмиру были отправлены трое посыльных с просьбой о немедленной помощи. Первых двух убили, но третий добрался. И все же Якуб Хан не сделал никакой попытки ни вмешаться, ни полностью расплатиться со своими отрядами. До сих пор его роль в деле остается сомнительной. Для предположения, что он был не в силах управлять разъяренными войсками и боялся, что при попытке вмешательства те обратят свою ярость и против него, нет реальных доказательств. Тем временем схватка вокруг резиденции стала еще ожесточеннее. Сэр Луи Каваньяри, храбро возглавивший вылазку с целью отогнать нападавших и очистить пространство вокруг основного здания, был убит. Затем афганцы подвезли две небольшие полевые пушки и открыли из них яростный огонь. Гамильтон немедленно атаковал их и захватил обе пушки прежде, чем они смогли нанести серьезный ущерб. В этой вылазке был смертельно ранен врач миссии. Несмотря на несколько попыток, защитники не смогли под ураганным огнем перетащить пушки на позицию, откуда можно было бы вести огонь по нападавшим.

Подъезд к крепости Бала Хиссар. Кабул. В ее стенах находилась британская резиденция, где в 1879 году Каваньяри и сопровождавшие его лица были убиты мятежными афганскими войсками.

В течение нескольких часов лейтенант Гамильтон и те, кто остался в живых из семидесяти человек эскорта, продолжали сопротивление, хотя к тому времени несколько надворных построек уже горели. Наконец часть афганцев по лестницам сумела вскарабкаться на крышу главного здания резиденции, которое защитники готовились превратить в свой последний оплот. Вскоре после бешеной рукопашной и Гамильтон, и его компаньон-европеец, секретарь миссии, были убиты. Осталась только дюжина сипаев из Корпуса разведчиков, которые все еще продолжали сражаться. Афганцы предложили индусам сложить оружие и сдаться, заявляя, что не хотят причинять им вреда, что вся их ярость направлена против англичан. Игнорируя это предложение, индусы во главе с одним из своих офицеров бросились в последнюю отчаянную атаку и погибли все до единого. Как было установлено позднее, в течение двенадцатичасового сражения из числа нападавших погибло не менее 600 человек. «Летопись какой армии и какого полка может показать более яркий образец храбрости, чем то, что совершила эта маленькая группа разведчиков, — говорилось в официальном заключении следствия. — Своим подвигом они снискали вечную славу не только в полку, но и во всей британской армии». Надо сказать, что и прежде были индийские войсковые части, достойные Креста Виктории, но их не представляли к награде. Теперь к длинному списку славных сражений на полковых знаменах разведчиков добавились эти два слова: «Резиденция, Кабул».

Через несколько часов после подтверждения известий о резне генерал Робертс с приказом о скорейшем марше на афганскую столицу был уже на пути к границе, чтобы принять командование поспешно собранными карательными силами. Одновременно другим частям было приказано вновь занять Джалалабад и Кандагар, которые только что вернули афганцам согласно заключенному в Гандамаке договору. Эмир тем временем поспешил отправить вице-королю депешу с глубочайшими сожалениями о случившемся. Узнав же о британском наступлении на столицу, он послал главу своего правительства, чтобы остановить Робертса и упросить его не продвигаться дальше, гарантируя, что лично покарает ответственных за нападение на миссию и смерть Каваньяри и его спутников. Но Робертс был убежден, что эмир просто пробовал протянуть до начала зимы и дать своим людям время организовать сопротивление. Поблагодарив эмира за предложение, Робертс ответил: «После недавнего происшествия великая британская нация не удовлетворится, если британская армия не войдет в Кабул и там не поможет Вашему Величеству назначить такие наказания, каковые столь ужасные и трусливые действия заслуживают. Потому наступление будет продолжаться, как приказано вице-королем, чтобы гарантировать личную безопасность Вашего Величества и помочь Вашему Величеству в восстановлении мира и порядка в столице».

Генерал сэр Фредерик Робертс, кавалер Креста Виктории (1832-1914), возглавивший карательную экспедицию в Кабул, чтобы отомстить за смерть Каваньяри.

В начале октября, преодолев некоторое сопротивление, Робертс достиг Кабула. Почти сразу же он посетил место, где погиб Каваньяри со своими людьми. «Стены резиденции, сплошь покрытые частыми пулевыми пробоинами, дали ясное представление о характере нападения и длительности сопротивления, — записал он. — Все этажи были залиты кровью, и среди тлеющих углей пожара мы нашли множество человеческих костей». Генерал приказал немедленно начать поиск останков жертв, но никаких других следов найти не удалось. Следующие действия решали две задачи следствия. Во-первых, надо было определить, сыграл ли эмир какую-нибудь роль в резне, а во-вторых, надо было установить ее главарей и основных участников. Вопрос о роли Якуб Хана окончательно решен не был, хотя эмира обвинили в том, что он был «преступно безразличен» к судьбе миссии. Тогда Якуб Хан объявил об отречении от престола, заявив, что предпочтет быть скромным газонокосильщиком в британском лагере, чем пытаться управлять Афганистаном. В конце концов ему назначили пенсию и отправили со всем семейством в изгнание в Индию.

Извещение о триумфе Робертса. Мятежники вместе со своими главарями повешены у стен Бала Хиссара.

Стремясь отдать убийц под суд, Робертс назначил награду за информацию, которая укажет на преступников. Это, конечно, послужило для некоторых поводом к сведению старых счетов. В результате на основании очень сомнительных доказательств было осуждено множество людей. Однако другие, вроде городского старшины Кабула, который с триумфом нес через город голову Каваньяри, были, несомненно, виновны. Всего на виселицы, установленные саперами Робертса внутри Бала Хиссара над тем местом, где безуспешно боролись за свои жизни Каваньяри и его товарищи, отправились около сотни афганцев. Утром дня казни большая толпа в грозном молчании смотрела вниз с окружающих стен и крыш, в то время как британские солдаты караулили осужденных с винтовками с примкнутыми штыками. «Перед развалинами резиденции, — записал офицер проводников, — длинная мрачная шеренга виселиц. Под ними со связанными руками и ногами и под усиленной охраной выстроилась шеренга приговоренных. Последовал сигнал, и на виселицах закачались те, кто еще недавно были людьми. Это — главари… которых повесили на месте их бесчестья».

По поводу жестоких методов Робертса на родине разгорелась горячая полемика, и он сам стал объектом повсеместной критики. Фактически он действовал столь беспощадно по указке лорда Литтона, который советовал перед его отъездом: «Есть некоторые вещи, которые вице-король может одобрить и защитить, когда они уже совершены, но которые генерал-губернатор в Совете приказать не может». Литтон даже рассматривал возможность сжечь Кабул дотла, хотя позже от этой идеи отказался. Среди первых критиков Робертса была газета «Таймс оф Индия», которая заявляла: «Достойно сожаления, что повесили многих невинных людей, в то время как относительно степени их вины решение он принимал единолично». Через четыре дня не менее уважаемая «Френд оф Индия» утверждала: «Мы боимся, что генерал Робертс нанес нации серьезный ущерб, уронив репутацию нашего правосудия в глазах Европы». Другие газеты предупредили, что Робертс оказался, по словам одной из них, «сеятелем семян ненависти». Конечно, неприятности не заставили себя ждать. Наступившее Рождество не только серьезно угрожало британскому гарнизону в Кабуле, но и было зловещим напоминанием о том, что последовало в 1841 году за убийством сэра Александра Бернса.

Разгоряченные своей ненавистью к британцам, а возможно, и поощренные слухами, что 20-тысячные российские силы спешат оказать им помощь и поддержку, множество племен начало продвигаться к Кабулу с севера, юга и запада. Их возглавлял 90-летний мусульманский богослов, который объявил священную войну против неверных. Узнав об этой угрозе, Робертс решил опередить афганцев, рассеяв их прежде, чем они объединятся для нападения на Кабул. В отличие от старого генерала Элфинстона, чья профессиональная некомпетентность и промедление привели в 1842 году к катастрофе, Робертс был бравый вояка, действительно выдающихся способностей (как говорили, лучший со времен Веллингтона), который получил Крест Виктории за подавление индийского мятежа. Однако с самого начала он серьезно недооценил численность надвигающегося врага и в результате не сумел его разгромить или рассеять. К этому времени после ряда необъясненных взрывов в Бала Хиссаре, которые едва не уничтожили крепость, британский гарнизон численностью в 6500 человек был расквартирован в военных городках, которые Шер Али построил для своих собственных войск за пределами столицы. Там в декабре 1879 года британцы собрались с духом для отчаянной атаки на объединенные афганские войска, численность которых, как считают, достигала 100 000 вооруженных туземцев.

На сей раз, несмотря на реальное подавляющее превосходство афганцев в численности, Робертс имел много козырей. Мало того, что его отряды были отлично обучены и обстреляны, они были также вооружены самыми новейшими винтовками, заряжаемыми с казенной части, и двумя пулеметами Гатлинга, которые могли вести убийственный огонь по любому, кто приближался к британским позициям. Кроме того, у него была дюжина 9-фунтовых полевых пушек и восемь 7-фунтовых горных пушек, в то время как у афганцев никакой артиллерии не было. Кроме того, он имел достаточно боеприпасов, чтобы продержаться в течение четырех месяцев, и собрал достаточно продовольствия и топлива, чтобы пережить долгую афганскую зиму. Чтобы лишить врага преимущества, которое давала темнота, имелись эффективные осветительные артиллерийские снаряды. Наконец, благодаря одному из шпионов Робертс точно знал, когда и как афганцы собираются напасть. Так что рано утром 23 декабря весь британский гарнизон стоял, держа пальцы на спусковых крючках и всматриваясь во тьму окружающей равнины.

Внезапно за час до рассвета на британские позиции волна за волной с криками ринулись воины афганских племен во главе с готовыми на самоубийство мусульманскими фанатиками, известными как гхазис. Всего, по оценке Робертса, их было примерно 60 000. К изумлению афганцев, вспыхнули осветительные артиллерийские снаряды и осветили поле битвы, сделав белые одеяния и тюрбаны удобными целями для британской пехоты и стрелков. Но натиск был силен, и поначалу из-за явного перевеса в численности атакующие афганцы сумели подобраться опасно близко к стене периметра, но их отогнали прежде, чем они смогли прорваться. После четырех часов жестокой и безжалостной схватки, когда вокруг британских позиций скопились груды трупов афганцев, азарт атакующих начал спадать. Поняв, что надежды на победу потеряны, некоторые из вождей племен со своими воинами пустились наутек. Наконец, преследуемые разъяренной конницей Робертса, остатки сводной афганской армии повернули и отступили к холмам. К полудню сражение было закончено. Афганцы потеряли по крайней мере 3000 человек, британцы только 5.

Но хотя схватка за столицу была решительно выиграна, война все еще была далека от окончания. Пока британцы оставались в Афганистане, а страна была без руководства, любые надежды относительно восстановления мира оставались слишком отдаленными. Столь же отдаленными были надежды Британии использовать Афганистан как оплот против российского вторжения в Индию. Все, в чем преуспел Литтон, только восстановило против британцев каждого афганца. Но в тот самый момент, когда вице-король отчаянно пытался найти выход, появилось подходящее решение, хотя и с абсолютно неожиданной стороны.

* * *

Абдур Рахман, внук великого Дост Мохаммеда и племянник покойного Шер Али, уже двенадцать лет жил в изгнании в Самарканде под защитой генерала Кауфмана и на содержании царя. Афганистан ему пришлось оставить после того, как Шер Али захватил трон, законным наследником которого после смерти деда был Абдур Рахман. Уверенный, что «Шер Али у него более или менее в кармане » (и бумаги, найденные Робертсом в Кабуле, это подтверждали), Кауфман спокойно терпел такое положение дел. Но смерть Шер Али и новая агрессивная политика Британии в Афганистане все изменили. Вознамерившись опередить англичан и посадить на пустующий трон своего собственного кандидата, Кауфман теперь убеждал Абдур Рахмана немедленно вернуться домой и предъявить свои законные права. Так что в феврале 1880 года в сопровождении небольшой группы сторонников, вооруженных новейшими российскими винтовками (не говоря уже об обещаниях дальнейшей помощи, если потребуется), Абдур Рахман пересек Оксус в Северном Афганистане.

До Робертса в Кабуле вскоре долетела весть о его приближении, а затем пришли и сообщения, что северные племена быстро стекались под знамена направлявшегося на юг Рахмана. Внезапное появление на сцене нового претендента на трон требовало от Лондона и Калькутты быстрых решений. Начали срочно обсуждаться британские планы по поводу будущего Афганистана. Вопрос о постоянной дислокации оккупационной армии неминуемо означал огромные жертвы и затраты и был исключен. Решение состояло в том, что страну следовало разорить, затрудняя таким образом русским или любому другому потенциальному врагу управление ею. Но прежде следовало решить, кто должен править в Кабуле, если оттуда будет выведен британский гарнизон. Пока это не было решено, генералу Робертсу с его войсками, очевидно, придется остаться вместе со всеми прежними целями и намерениями в отношении захвата трона. Кауфман явно ставил на Абдур Рахмана, которого считал способным завоевать надежную поддержку масс и в конечном счете собрать достаточно сил, чтобы изгнать британцев. Это стало бы эффективным поворотом в судьбе Афганистана или, во всяком случае, поставило бы страну в зависимость от России. Примерно так рассуждал Кауфман.

Абдур Рахман (1844-1901), которого русские считали удобным эмиром, побуждая его заявить претензии на афганский трон в 1880 году но он оказался верным соседом Британии.

На этот раз, однако, англичане проявили по отношению к Афганистану необычайную изворотливость. На первый взгляд Абдур Рахман был протеже России, чье требование отдать ему трон представляло серьезную угрозу защите Индии. Но куда вероятнее, рассуждали политики, что в глубине души Абдур Рахман деятель не прорусский, не антибританский, а проафганский. И если вместо противостояния его притязаниям на трон его пригласить, то таким образом можно переиграть Кауфмана. Из всего, что было известно про Абдур Рахмана, оказалось, что он единственный афганский лидер с достаточной харизмой и индивидуальностью, необходимыми чтобы управлять и объединять этот беспокойный народ. Кроме того, видя, как русские не раз обманывали его предшественников, несмотря на заманчивые обещания, он мог бы предпочесть в будущем обращаться за защитой или помощью к британцам. Поэтому было решено предложить трон Абдур Рахману. Прошли переговоры, и соглашение было достигнуто. В соответствии с ним англичане покидали Кабул, оставляя своим единственным представителем агента-мусульманина. Абдур Рахман обязался не поддерживать никаких отношений с любой иностранной державой, кроме Британии, которая, со своей стороны, обязалась не вмешиваться в дела на всей его территории. 22 июля 1880 года на специальном торжестве в местности к северу от Кабула 40-летний Абдур Рахман был публично объявлен эмиром, но отложил церемониальный въезд в свою столицу на более позднее время. Ему следовало показать твердость и умение править в роли надежного соседа англичан, а не их лакея.

Карикатура из журнала «Панч», иллюстрирующая давление, которое испытывал Абдур Рахман со стороны своих могучих соседей.

Его собственное положение, однако, все еще оставалось небезопасным. Он управлял лишь окрестностями Кабула и некоторыми северными районами. На большей части остального Афганистана все еще продолжалась смута, и его восшествие на престол не было бесспорно признано. Кроме того, он не осмеливался выказывать дружественные чувства к англичанам, которые посадили его на трон, чтобы, подобно шаху Шуджаху, не быть обвиненным в несамостоятельности и в том, что держится у власти силой их штыков. «Я не мог выказать свою дружбу публично, — писал он годы спустя, — потому что мои люди были невежественны и фанатичны. Если бы я выказал любую склонность к англичанам, мои люди назвали бы меня неверным, который „снюхался“ с неверными». Его козырной картой, однако, был факт ухода британцев, и он не стеснялся показать своим людям, что это происходило благодаря ему. На самом деле англичане сами, причем с немалым облегчением, передавали Абдур Рахману контроль над Кабулом. Кроме того, произошли два события, ускоривших необходимость быстрого отхода.

Одно из них — смена правительства в Британии. Тори в значительной степени из-за своей позиции в афганском кризисе потерпели полное фиаско, а к власти после шести лет пребывания в оппозиции вернулись либералы Гладстона. Лорд Литтон, которого вице-королем назначил Дизраэли, ушел, сопровождаемый уничижительной критикой Гладстона, и был заменен лордом Рипоном, бывшим лордом-президентом Совета Индии. Решение эвакуировать войска было принято как раз перед отставкой правительства тори, но либералы дали торжественное обещание полностью отказаться от «наступательной политики» Дизраэли. Гладстон верил в русскую угрозу Индии, которая на самом деле была преувеличена, несмотря на обличающие на первый взгляд доказательства махинаций Кауфмана, обнаруженные Робертсом в Кабуле. Но «наступательная политика», по убеждению Гладстона, просто спровоцирована русскими, которые паникуют ничуть не меньше. Он также отказался публиковать подробности секретной переписки Кауфмана с Шер Али или подписанного ими соглашения, чтобы не создавать лишних проблем в то время, когда англо-российские отношения временно стабилизировались. Когда годом позже их наконец опубликовали в газете тори «Стандарт», они уже утратили значительную часть своего воздействия.

Другой, гораздо более неотложной причиной отхода Робертса и его войск из Кабула было ужасное известие, пришедшее из Кандагара через шесть дней после того, как Абдур Рахмана провозгласили эмиром. Беспорядки начались в Герате, где правил Аюб Хан, кузен Абдур Рахмана и его конкурент в борьбе за трон. Объявленной целью Аюб Хана было преследование неверных, изгнание британцев из Афганистана, а затем захват у кузена трона. В конце июня 1880 года Аюб Хан в сопровождении 8-тысячной армии, пехоты и артиллерии, собирая по мере продвижения подкрепления, направляется к Кандагару, где стоял небольшой британский гарнизон. Когда известие о неожиданном походе достигло Кандагара, на запад был поспешно брошен отряд из 2500 британцев и индусов, чтобы эту армию остановить. Однако по скудным и противоречивым сведениям представление о реальных силах Аюб Хана было составлено неверное. Никто не знал о наличии у него современной артиллерии. Еще хуже было то, что местные афганские отряды, возможно, даже лояльные к Абдур Рахману, которые были посланы для помощи британским частям, стали переходить на сторону наступавшего врага, и численность армии Аюб Хана возросла по крайней мере до 20 000 человек. Столкновение произошло у крошечной грязной деревеньки Мейванд, на открытой равнине в сорока милях к западу от Кандагара. Командующий британскими силами бригадный генерал Джордж Берроуз имел приказ вступить в сражение с войсками Аюб Хана, только «если сочтет себя достаточно сильным для этого». Не зная сил врага, но уверенный, что британские части с помощью превосходящей тактики и лучшего оружия всегда способны разгромить гораздо большую афганскую армию, он решил атаковать. Когда генерал понял свою ошибку, оказалось слишком поздно. Результатом стало одно из самых позорных поражений, когда-либо понесенных британцами в Азии. Аюб Хан был талантливым военачальником, достаточно сведущим в современной войне. В отличие от Берроуза он был закален многочисленными сражениями и прекрасно использовал этот опыт. В частности, еще до начала боя поспешил занять господствующие высоты. Его артиллеристы были так хорошо обучены, что британцы впоследствии утверждали, будто среди канониров были русские.

Несмотря на стесненность в маневре, нехватку боеприпасов, численное превосходство противника, его хитрость и коварство, измученные жарой и жаждой британские и индийские войска тем не менее сражались великолепно. Часто схватка переходила врукопашную. Бородатые афганцы бросались на британские штыки; ряд атак пришлось отбивать камнями, поскольку кончались боеприпасы. Наконец бойцам был дан приказ под прикрытием темноты отступать к Кандагару. К тому времени, когда разрозненные остатки войск добрались до Кандагара и сообщили гарнизону ужасные новости, Берроуз потерял почти тысячу своих солдат, правда, на равнине вокруг Мейванда осталось почти впятеро больше мертвых или умирающих врагов. Захоронив своих собственных мертвых и оставив трупы британцев стервятникам, Аюб Хан занялся сбором данных о Кандагаре. Гарнизон немедленно начал готовиться к осаде. Для начала, чтобы избежать риска предательства изнутри, был сделан решительный шаг — высланы из города все афганцы-мужчины, способные держать оружие. Всего приказали уйти более чем 12 000 человек, многим — под угрозой оружия трехтысячного гарнизона. Все силы гарнизона перевели в цитадель и приготовились противостоять осаде победившего и значительно превосходящего в силах врага.

В Индии первым узнал о катастрофе телеграфист в Симле, который получил срочный сигнал тревоги. Чуть позже поступили мрачные новости из Кандагара. «Полное поражение и разгром сил генерала Берроуза. Большие потери среди офицеров и рядовых». Окончательный список убитых еще не известен, добавлялось в сообщении, поскольку все еще возвращались мелкие группы уцелевших. Когда известие о поражении достигло Кабула, первые британские части уже начали отбывать в Индию. Эвакуацию немедленно приостановили. Со времени победы генерала Робертса гарнизон был значительно укреплен; решено было сразу же послать Робертса во главе десятитысячной армии с заданием уничтожить армию Аюб Хана и освободить Кандагар. Ожидалось, что на 300-мильный вынужденный марш понадобится месяц: ведь все запасы придется нести с собой, а маршрут проходил через суровую и враждебную территорию. Фактически этот переход стал одним из самых быстрых маршей в военной истории. Все силы, включая пехоту, конницу, артиллерию (снабженную осветительными снарядами), полевые госпитали, боеприпасы и даже отары овец, добрались до осажденного города за двадцать дней.

Услышав, что мстить за британское поражение направляется ужасный Робертс, Аюб Хан испугался и отошел с позиций возле Кандагара. Он даже послал Робертсу письмо, уверяя генерала, что в Мейванде британцы сами его вынудили их атаковать и что дело может быть решено полюбовно между ним и британцами, с которыми он якобы желал жить в дружбе. Но Робертс не принял его всерьез. За нескольких часов по прибытии в Кандагар он разведал новые афганские позиции на холмах к западу от города и на следующее утро их атаковал. На сей раз, как свидетельствовали цифры, силы обеих сторон были примерно равны, хотя афганцы обладали значительным превосходством в артиллерии. Вначале отряды Аюб Хана яростно сопротивлялись, ураганным огнем поливая британские позиции сверху. Скоро, однако, штыки 72-го шотландского полка и кривые тесаки 2-го полка гуркхских стрелков начали делать свое дело. Ко времени ланча вся афганская артиллерия перешла в руки Робертса. С темнотой сражение было прекращено. Британские потери составили всего 35 убитых, в то время как афганцы оставили на поле битвы более 600 трупов; многих взяли в плен, и очень многие обратились в бегство. Робертс, даже ослабленный болезнью, командовал всей операцией, сидя в седле, изредка прихлебывая шампанское, чтобы поддержать силы.

Благодаря двум блестящим победам Робертса британский военный престиж в Центральной Азии теперь был восстановлен. На троне в Кабуле сидел сильный и дружественный правитель. Выполнению решения правительства об эвакуации из Афганистана мешало только одно препятствие: спорный вопрос о Кандагаре. Поскольку дорога от Герата до перевала Болан была доступна для кавалерии, многие убеждали, что эвакуировать его не следует, потому как только британский гарнизон уйдет, там начнут орудовать российские агенты. Единого мнения не было даже среди военных, хотя все соглашались, что Кандагар должен быть немедленно занят снова, если русские захватят Герат. В конце концов правительство решило предложить Кандагар Абдур Рахману на том основании, что, чем меньше британцы будут вмешиваться в дела Афганистана, тем меньше там будет враждебности к ним; и у афганцев, которые лучше узнали британцев, будет больше оснований сопротивляться русским. Но Абдур Рахман медлил с принятием британского предложения, и в результате Кандагар захватил его кузен Аюб Хан, едва британцы успели его освободить. Впрочем, удержал он его ненадолго. Абдур Рахман повел на Кандагар свои войска и отнял у конкурента сначала его, а потом и Герат. Соперник бежал в Персию. Эти две победы сделали Абдур Рахмана хозяином фактически всего Афганистана.

Британцы успешно и полностью уничтожили российское влияние в Кабуле и наконец превратили Афганистан в разумно устойчивое и цельное буферное государство под дружественным управлением. Но почивать на лаврах слишком долго им не позволили. Лондон решительно отказался от «наступательной политики» в Центральной Азии, но вот Санкт-Петербург не смог. Через несколько недель последние британские отряды покинули Афганистан, а вот русские все наступали и наступали…