Александр КАЗАКОВ БИТВА ЗА СОБСТВЕННИКА

Александр КАЗАКОВ

БИТВА ЗА СОБСТВЕННИКА

ГЛАВК, СОСТОЯЩИЙ ИЗ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА

Вскоре после того, как новая команда пришла в Госкомимущество, я был приглашен туда на работу. С Анатолием Чубайсом мы были знакомы еще до этого. Я работал заместителем начальника экономического управления Госкомитета по науке и технике. Это подразделение занималось переводом на хозрасчет такой сложной сферы, как наука и научное обслуживание. Анатолий Борисович занимался теми же проблемами в Ленинграде. Мы совместно работали над несколькими проектами, стало очевидным, что наши взгляды совпадают. Возможно, именно поэтому он пригласил меня в Госкомимущество.

Впрочем, я не без сомнений согласился принять это предложение. В Государственном комитете по науке и технике был отлаженный участок работы, ясное понимание того, что и как надо делать. В Госкомимуществе же меня ожидали не вполне ясные перспективы, абсолютно новое дело, которым никто никогда не занимался. Но несмотря на все сомнения решение состоялось.

Первоначально Чубайс предложил мне возглавить управление по приватизации сферы науки и научного обслуживания. Поработав буквально дня три-четыре, я осознал, что несмотря на всю важность приватизации этой сферы есть участки более ответственные и необходимые. В частности, создание региональной системы приватизации.

До моего прихода в ГКИ эти вопросы обсуждались, но никаких серьезных решений принято не было. Моя точка зрения, которую я изложил Чубайсу, сводилась к тому, что основные препятствия на пути реформ будут возникать именно в регионах. Особых проблем с методическим обеспечением приватизации не было, тем более что к этой работе были привлечены лучшие кадры — Петр Мостовой, Петр Филиппов, Дмитрий Васильев, Михаил Маневич, Альфред Кох, Александр Браверман, Игорь Липкин. Но мало создать методический документ, недостаточно просто принять программу приватизации — все это надо реализовать, “поставить на ноги”. Впрочем, к созданию региональной сети приватизационных ведомств многие относились скептически. Приводили в пример мою прежнюю работу ГКНТ, где реформа реализовывалась без региональной системы. Предлагали опираться исключительно на отраслевые подразделения. Я же продолжал настаивать на том, что практически реализовать разработанную в ГКИ методологию и технологию приватизации можно только через мощную региональную сеть. И делать это нужно было в тесном контакте с территориями.

Несмотря на все дискуссии, такая работа началась с чистого листа. Специалистов в этой области не было в принципе. Нужно было и проводить взвешенную кадровую политику, и заниматься обустройством региональных комитетов. На нас свалились чисто организационные проблемы: плата за свет, за транспорт, установка компьютеров, прием на работу…

Кое-где региональные комитеты по управлению государственным имуществом уже существовали. Где-то их не было вообще. Однако после решения Анатолия Борисовича создать эту систему в работе центрального аппарата появилась некая стройность. Был создан главк — управление, которое занималось организацией и работой территориальных комитетов. Это был уже январь 1992 года. В управлении я сидел… один.

Понятно, что становление системы начинается с выработки управленческих рычагов. Выстроить подобного рода систему в масштабах такой страны, как Россия, быстрее чем за год невозможно. Но нас такие сроки категорически не устраивали. Поэтому работа шла очень высокими темпами.

Существовавшие региональные комитеты курировались отраслевыми управлениями, что создавало страшную неразбериху. Упорядочение началось с формирования кадровых рычагов. Было принято решение о том, что руководителей комитетов подбирает, назначает на должность и освобождает от работы председатель ГКИ. Естественно, этому сопротивлялись в регионах, потому что местное начальство хотело видеть в креслах руководителей КУГИ совсем других людей. Были сформированы и финансовые рычаги. Мы договорились с Минфином о том, что финансирование комитетов, отчетность о финансовой деятельности каждого КУГИ будет поступать в центральный аппарат — в территориальный главк. Третий рычаг — материальные поощрения. В дополнение ко всему этому мы определенным образом выстраивали отношения с губернаторами.

Нам удалось проводить все кадровые решения через себя. Система приобрела стройность. Мы могли предъявлять конкретные единые требования. Повысилась дисциплина. Были у нас, конечно, и кадровые ошибки и связанные с ними конфликты. Но, тем не менее, введя единоначалие, построив управленческую вертикаль, мы сумели создать дееспособную систему.

Я довольно часто проводил региональные совещания. Руководители КУГИ очень быстро почувствовали внимание центрального аппарата, поэтому их отношение к ГКИ несколько изменилось в лучшую сторону.

Много сил мы потратили на то, чтобы руководители КУГИ по должности были заместителями губернаторов и обладали некими атрибутами власти. У них в кабинетах были установлены аппараты ВЧ, которые до того, как правило, стояли только в первых приемных. Даже эта на первый взгляд формальная акция подняла престиж руководителей комитетов. Правда, я столкнулся с непониманием. Помню, как первый раз собрал председателей КУГИ. Среди прочего обсуждался и вопрос установки аппаратов. Многие говорили: “Зачем это? Надо ли? Да нас неправильно поймут!” Но решение было принято административным путем. А перед этим я разговаривал с Чубайсом и в беседе с ним предложил установить председателям комитетов аппараты, мотивируя это тем, что такая мера поднимет их престиж. “А что для этого нужно?” — спросил шеф ГКИ. “Ваша подпись”. — “Неужели это так просто?!”

Подобного рода смещение акцентов в работе ГКИ не могло не привести к некоторому недовольству отраслевых управлений. Однако Анатолий Чубайс практически во всех конфликтах занимал сторону территориального управления. Деятельность нашего главка | в итоге была замкнута непосредственно на председателя Госкомимущества. Это была вынужденная мера, но она дала хороший результат.

“ПРИВАТИЗАЦИОННЫЙ СЕПАРАТИЗМ”

Однако внутренние конфликты по своей остроте, конечно, несопоставимы с конфликтами внешними. Возникали проблемы во взаимоотношениях с законодательными органами. В то время уже появился закон, регулирующий деятельность органов власти регионов России, который требовал от нас согласования с местными советами кандидатур председателей КУГИ. Противостояние правительства и Верховного Совета в Москве воспроизводилось и на местах. Любые шаги комитетов, как правило, встречались в штыки законодательными органами. Ситуация осложнялась еще и в силу того, что им были подчинены местные фонды имущества. За чистоту методологии, за реализацию планов ГКИ шла самая настоящая борьба. Не было и нет ни одного региона, где приватизация проходила бы гладко. Можно говорить лишь о степени сопротивления. Существовало и противостояние КУГИ и фондов имущества. Меня никогда не покидала мысль объединить эти две структуры, но этому всегда активно сопротивлялся Петр Петрович Мостовой.

Таким образом, можно говорить о нескольких типах конфликтов: ГКИ — представители органов законодательной власти, ГКИ — фонды имущества, ГКИ — местный директорат, ГКИ — губернаторы. Последний, пожалуй, наиболее сложный вид конфликта. Я всегда придерживался той точки зрения, что реформа может быть успешной только в том случае, если руководитель региона разделяет нашу позицию. У нас были административные рычаги воздействия на территориальные КУГИ, но таких рычагов в отношении губернаторов мы не имели. Сейчас, когда они стали избираться населением субъектов Федерации, последние надежды на это растаяли. Взаимное доверие, авторитет, попытки убедить в правильности позиции центра — вот и все инструменты воздействия на губернатора. Там, где они не действовали, приватизация не шла. Правда, где-то по инерции старых времен указания центра выполнялись только потому, что это указания центра. Можно было приехать с проверкой, ворохом указаний. Но такие приемы не могли лечь в основу продуктивной работы. Директивные методы работы с руководителями регионов начали отживать с 1986 года, с момента исчезновения так называемого первого списка. Главы территорий быстро поняли, что единственной технологией снятия их с должности является собственное заявление об отставке. Во всех других случаях они могли обратиться в суд и их восстанавливали в должности. Губернаторы сами себе хозяева. Например, как занял президент Якутии резко отрицательную позицию по отношению к частной собственности, так и остается сегодня приватизация в этой республике на нуле: вы даже не обнаружите там ни одного частного магазина, созданного в ходе приватизации. Негативно относится к приватизации и Муртаза Рахимов, президент Башкортостана. Однако время все расставит на свои места и приватизация все равно пойдет в этих республиках. Поэтому к позиции глав субъектов Федерации надо относиться спокойно и все-таки стараться превращать их в своих союзников.

Итак, нам нужно было реализовывать государственную программу приватизации. Мало кто знает о том, какая борьба развернулась вокруг этого документа в регионах. Попытки ревизовать эту программу предпринимались с самого начала. Первые попытки формирования региональных программ приватизации имели место в Томской области и Ставрополье. Принципиально важным было не упустить время: нужна была немедленная атака на “приватизационный сепаратизм”, хотя в ГКИ многие считали, что на региональные настроения вообще не нужно обращать внимания. Но я получил поддержку Чубайса. И мы выехали в Томск…

Областной совет разработал свою “концепцию” приватизации, которая сводилась к тому, что ничего приватизировать не надо. Позиция Верховного Совета России выражалась здесь в концентрированном виде.

Делегация ГКИ была весьма представительной: председатель, зампреды — Дмитрий Васильев и Петр Мостовой, руководители ведущих главков. “Десантирование” оказалось успешным. Была одержана настоящая победа. Нам удалось переломить антиприватизационные настроения депутатов облсовета. В конечном счете разговор о региональных особенностях приватизации отпал сам собой. Депутаты приняли позицию Москвы. Впоследствии даже не было саботажа: в Томской области приватизация прошла нормально.

На следующий день после окончания “боев” в Томске Чубайс сам вылетел в Ставрополь, где его ожидала такая же битва за чистоту программы приватизации. Результат оказался аналогичным.

Как показала практика, метастазы “приватизационного сепаратизма” не разрослись. Конфликт был только с Москвой. Хотя на самом деле здесь никаких сверхсерьезных противоречий не существовало. Приватизация в Москве шла почти по такой же схеме, как и в целом по России. Расхождения носили скорее политический характер. Лужков — человек властный, не терпящий возражений. Чубайс был едва ли не единственным политиком, открыто выражавшим свое негативное отношение к мэру. Я предостерегал Анатолия Борисовича от открытых конфликтов с Лужковым.

Но Чубайс не такой человек: его характер стоит десяти лужковских. Потом уже все забыли, из-за чего начался конфликт, а война двух политиков разрасталась. Мне казалось, что в той ситуации не стоило открыто противостоять Лужкову, потому что в результате все изъяны реформ стали относить на счет приватизации. А свою политическую стратегию московский мэр выстраивал именно на этом.

Я даже устроил встречу Лужкова и Чубайса, с которой мэр ушел в хорошем настроении. Но потом что-то задело самолюбие Лужкова и конфликт разгорелся с новой силой. На сегодняшний день примирение в принципе невозможно. Теперь это не борьба самолюбий, а противостояние двух принципиально разных позиций.

МАЛАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ

Реализация задуманного началась с малой приватизации. Регионы не торопились. Губернаторы вели себя очень осторожно. Но мы старались дать понять руководителям регионов, что процесс приватизации необратим. Для и под патронажем высшего руководства страны были проведены демонстрационные аукционы в Нижнем Новгороде. На подобного рода живых примерах мы продемонстрировали и технологию продаж. В итоге малая приватизация все-таки началась.

Использовали мы и приемы, характерные скорее для административной системы. Из Центра в регионы мы спустили чуть ли не плановые задания по малой приватизации. По этому поводу было много споров, но на практике такая технология показала свою эффективность. Надо понимать менталитет региональных руководителей, помнить о том, что они жили в условиях административной системы и привыкли выполнять задания именно такого рода, — сразу все почувствовали, что с них спросят. Поэтому не было ничего удивительного в том, что через некоторое время мы стали получать отчеты из регионов.

Важно было и правильно выстроить пропагандистскую линию. Вообще говоря, пропаганда была ахиллесовой пятой ГКИ. Негативное отношение людей к приватизации — результат просчетов в этой сфере. В свое время предлагалось создать в комитетах пропагандистские подразделения, но эта позиция, к сожалению, не была поддержана. Несмотря на то что у нас не было достаточного числа квалифицированных профессионалов, я до сих пор считаю, что отказ от создания таких подразделений оказался серьезной ошибкой. И случилось то, что случилось: все экономические и социальные проблемы свалены на приватизацию.

В регионах малая приватизация отличалась своей спецификой. Нам нередко приходилось выезжать на места. Я вспоминаю конкурс по продаже пивного завода в Костромской области. Сколько было переживаний — впервые продавался подобного рода объект! И когда вдруг по итогам конкурса этот завод достался не руководителю предприятия, а стороннему предпринимателю, то сразу отношение руководства области к этому конкурсу изменилось в лучшую сторону. Наивные представления о том, что аукцион сам решит все проблемы, как говорится, поправила жизнь. На местах все решалось несколько иначе, чем мы думали. Руководители регионов, несмотря на внешний рыночный антураж, отдавали собственность своим фаворитам. Конечно, мы пытались поймать за руку нарушителей аукционных правил. Но не существовало юридической конструкции, на базе которой мы могли бы наказать виновных.

Руководство ГКИ всегда боролось за безукоризненную чистоту приватизационной идеологии. Хотя я пытался доказать Чубайсу, что главное не в этом, а в том, что меняются отношения собственности. В Москве, например, малая приватизация шла по пияшевской схеме, в основном применялась аренда с правом выкупа. К тому моменту, когда мы пришли в ГКИ, эта схема уже получила широкое распространение. Будучи законниками, мы были вынуждены, стиснув зубы, признать ее существование. Но о каких бы разногласиях мы ни говорили, частные магазины теперь существуют везде.

Тот факт, что нам удалось более или менее успешно провести малую приватизацию в течение одного года, говорит о том, что созданная региональная система оказалась работоспособной. Это вселило в нас уверенность и подготовило к следующим этапам приватизации.

ВАУЧЕРЫ ДЛЯ ДУДАЕВА

В чековой приватизации мое управление приняло самое активное участие. Чего стоил один только процесс выдачи ваучеров! Никогда не забуду свою командировку в Чечню. Я вез генералу Дудаеву письмо Президента России с предложением провести чековую приватизацию на территории республики. Мы вылетели в Назрань, где в то время даже не было ни одной гостиницы, — я ночевал дома у начальника управления бытового обслуживания Ингушетии. На следующий день удалось созвониться с аппаратом Дудаева. За мной прислали машину с автоматчиками, и я оказался в его резиденции.

Принят я был демонстративно холодно. В приемной меня продержали больше часа. Спустя полчаса я встал и, достаточно грубо отозвавшись о генерале, вышел из приемной. Меня догнали в коридоре — и я был принят Дудаевым. Поскольку он принимал в штыки все инициативы, исходящие от Москвы, у него уже был готов ответ на послание Ельцина: население Чечни не будет принимать участия в чековой приватизации. Я пытался объяснить ему, что чеченцев нельзя обделять в том, что им принадлежит по закону, и граждане республики все равно смогут участвовать в приватизации на территории, скажем, той же Ингушетии. В какой-то момент мне даже показалось, что он внутренне согласился со мной.

Переговоры закончились ничем. Но в итоге чеченцы действительно участвовали в приватизации, получив ваучеры именно в Ингушетии.

Много было забавных моментов на этапе подготовки к чековой приватизации. Когда мы пытались определить количество чеков, необходимых для распределения в том или ином регионе, нередко обнаруживалось, что численность населения непрерывно колеблется. Когда подсчет шел с точки зрения налогообложения, число граждан региона сокращалось. Когда население подсчитывалось с целью выдачи ваучеров, то его численность немедленно увеличивалась. Я с удивлением обнаружил, что, например, население Ингушетии с началом чековой приватизации внезапно увеличилось в полтора раза.

В целом же организация выдачи ваучеров прошла нормально. То, что сам процесс оказался бесконфликтным и выдача осуществлена в сжатые сроки, свидетельствует о том, что люди поверили в чековую приватизацию. Большой ажиотаж был перед окончанием срока выдачи ваучеров, и мы пошли на его продление. Практически все население России получило приватизационные чеки. Граждане России приняли чековую приватизацию — это свидетельствует о том, что она оказалась весьма привлекательной.

Для проведения чековых аукционов в ГКИ было создано специальное подразделение, с которым наше управление тесно сотрудничало. Аукционы проходили не строго по региональной модели, но при нашем активном участии.

Следующий этап — денежная приватизация, продажа крупных объектов в основном проходила в Москве, регионы в меньшей степени были вовлечены в этот процесс. Штаб-квартира той или иной компании может находиться в отдаленном регионе, но продажа все равно организуется в столице. Собственно, то же самое мы наблюдаем и сейчас.

СОБСТВЕННОСТЬ НА… ТЮРЬМЫ

Был еще один небольшой этап приватизации, в ходе которого регионам передавалась собственность за федеральные долги. В 1995 году была подготовлена нормативная база, а в 1996 этот процесс уже пошел достаточно активно. Мы исходили из того, что старые методы разграничения собственности Центра и регионов противоречат рыночным принципам (об этом ниже). Как ни странно, эту идею мне подал Юрий Михайлович Лужков. До 1995 года мы разграничивали собственность бесплатно: часть оставалась федеральной, часть переходила к регионам, оставшаяся часть становилась муниципальной. Лужков предложил продавать регионам собственность (правда, когда процесс ее разграничения с Москвой уже закончился). Понятно, что продавать ее за деньги было непросто. Но существовали долги федерального бюджета регионам, и за них-то и можно было отдавать собственность. Этот механизм был раскручен в том числе и усилиями региональных КУГИ.

Поначалу губернаторы с недоверием восприняли эту идею — все-таки раньше собственность им отдавали бесплатно. Но постепенно ее приняли. Первый серьезный успех нас ожидал в Новосибирской области, где идея продажи собственности за долги была поддержана губернатором Виталием Мухой. Федеральные долги мы обменяли на государственный пакет новосибирского аэропорта. Губернатору удалось привлечь инвестиции. Сейчас это аэропорт международного значения, приносящий реальный доход и находящийся в превосходном состоянии. И этот пример не единичен.

Что же касается начала процесса разграничения собственности, то именно он стал первым прорывом в ограничении государственной монополии. >Мы отдавали себе отчет в том, что если регионы ничего не получат от приватизации, то это оттолкнет их от реформ. И потому очень важно было четко и быстро провести разграничение федеральной, региональной и муниципальной собственности. В основе разграничения лежало постановление Верховного Совета, принятое в январе 1992 года.

С организационной точки зрения это было чрезвычайно сложное мероприятие. Проводилось оно силами территориального управления. Наш небольшой коллектив столкнулся как с методическими недочетами, так и с колоссальным объемом работы. Мы вынуждены были на ходу принимать решения, которые хотя бы как-то сдвигали сам процесс с места.

Первый казус произошел со Смоленской областью, губернатор которой письменно изложил свое представление о том, что должно принадлежать этому региону, проник к Егору Гайдару и без всяких согласований подписал этот документ. Нас это обескуражило, хотя на том этапе что-либо доказать губернатору было невозможно. Он не понимал, что собственность — это прежде всего ответственность. Если объект принадлежит тебе, то ты должен финансировать его и отвечать за его работу, а не клянчить в Москве деньги.

Была занятная история и с Красноярским краем. На совещании, в ходе которого мы “делили” предприятия края, когда очередь дошла до спиртовых заводов, губернатор сказал: “Александр Иванович, забирай себе все, а эти заводы отдай мне!” Таким было представление о том, что должно остаться в собственности региона.

Настоящая битва развернулась в процессе разграничения собственности с республиками, которые склонны были считать все, находящееся на их территории, своей собственностью. В договорах с ними после тонкой и весьма дипломатичной работы все-таки удалось достичь определенного компромисса. Но сами переговоры проходили очень тяжело.

Вполне разумную формулу удалось найти в ходе переговоров с Татарстаном и Башкортостаном. Все наши опасения насчет Татарстана оказались напрасными. В одних Набережных Челнах шесть с половиной тысяч частных предприятий, которые перекрыли финансовую дыру, связанную с болезнью КаМАЗа. Татарстан успешно вышел со своими акциями на международный рынок. И все это — без конфликтов и скандалов. Несколько менее благоприятная ситуация в Башкортостане, причем именно в силу того, что приватизация идет не столь активно.

Особенно сопротивлялась Якутия, которая даже спорила по поводу того, в чьей собственности должны быть тюрьмы. Даже якутский “кусок” “Газпрома” они забрали себе. Теперь не знают, как от него избавиться, потому что без федеральной подпитки он никому не нужен. Такова цена стратегических ошибок руководства региона.

ПОЛЕВАНОВ: ЧЕРНАЯ ПОЛОСА В ИСТОРИИ ГКИ

Особая тема — реакция регионов на изменения в руководстве ГКИ. Наиболее серьезный эпизод с этой точки зрения — время правления Владимира Полеванова. Самое интересное, что, уходя на должность первого вице-премьера, именно Анатолий Чубайс рекомендовал на пост председателя Госкомимущества амурского губернатора Полеванова.

История их отношений такова. Став председателем ГКИ, один из первых своих визитов Чубайс нанес в Амурскую область. В то время там тлел экономический “мезозой”. Реформы были заморожены из-за твердолобой позиции Законодательного собрания. Спустя некоторое время в Амурской области был назначен новый губернатор. И когда мы с Чубайсом оказались на Дальнем Востоке я уговорил его заехать на несколько часов в Благовещенск, чтобы познакомиться с Полевановым. Губернатор произвел на Чубайса самое благоприятное впечатление. Анатолий Борисович рассказал об амурском губернаторе президенту. Потом в ходе поездки на Дальний Восток и сам Ельцин познакомился с Полевановым. Правда, состоялось и знакомство с губернатором так называемого окружения президента. Именно оно, на мой взгляд, роковым образом повлияло на дальнейшее развитие событий.

Когда встал вопрос о назначении нового председателя ГКИ, зампреды не смогли договориться друг с другом. Поэтому было принято решение пригласить кого-нибудь со стороны — из числа губернаторов. Это поручение было дано территориальному управлению. Мы представили свой перечень, в котором не было Полеванова. Мне позвонил Чубайс и уточнил, какие кандидатуры мы предлагаем, а потом сказал: “Ставьте на Полеванова”. — “Вместо кого?” — спросил я. “Не вместо кого, а просто на Полеванова”. Все это происходило накануне встречи Ельцина с руководством дальневосточных регионов. На этой встрече очень Полеванов выступил удачно. Президент находился в хорошем настроении и заявил, что надо выдвигать дальневосточных руководителей на ответственные посты. И решение по Полеванову состоялось.

Потом произошло сближение нового председателя ГКИ с Коржаковым и Барсуковым. Они решили использовать его в качестве своего политического орудия. Возможно, если бы этого не произошло, Полева-нов занимал бы более взвешенную позицию.

Это была черная полоса в истории Госкомимущества. Но в регионах позиция Полеванова не получила поддержки. И все с облегчением вздохнули, когда он ушел с поста председателя ГКИ. Не говоря уже о том, что самими губернаторами это назначение изначально было воспринято отрицательно — просто как факт. Больше таких кадровых срывов в истории приватизации не было.

Важно отметить, что при всех издержках и конфликтах, связанных с приватизацией в регионах, для нас главной всегда оставалась задача формирования частной собственности. Мы исходили из того, что спустя некоторое время логика рыночного саморазвития приведет к тому, что имущество попадет к эффективному собственнику. Собственность — это колоссальная ответственность. И рано или поздно ее обладатель становится настоящим хозяином.