ГЛАВА I ВЕРСАЛЬСКИЕ ОКОВЫ И «ЗОЛОТЫЕ ВРЕМЕНА»

ГЛАВА I

ВЕРСАЛЬСКИЕ ОКОВЫ И «ЗОЛОТЫЕ ВРЕМЕНА»

Версальский мирный договор, по сути, являлся историческим приговором Германии. По его условиям германская территория значительно уменьшалась. Германия должна была возвратить Франции захваченные у нее в результате Франко-прусской войны 1870–1871 годов Эльзас и Лотарингию с богатыми железорудными и калийными месторождениями. Франции также отходили угольные шахты Саара, а сама Саарская область на пятнадцать лет переходила под управление Лиги Наций, после чего предусматривалось провести плебисцит в населенной в основном немцами области на предмет ее государственной принадлежности. Вновь образованному в 1918 году польскому государству были отданы аннексированные в XVIII веке, во время разделов Речи Посполитой, провинции Познань и Западная Пруссия, ряд заселенных поляками районов Восточной Пруссии и Померании. Польша получила коридор между немецкими землями с выходом к Балтийскому морю и претендовала на крупнейший балтийский порт Данциг (Гданьск), однако он был объявлен вольным городом и перешел под управление Лиги Наций. После проведенных плебисцитов к Бельгии отошли округа Эйпен, Мальмеди и прусская часть Морене. К Дании отошла земля Северный Шлезвиг, Чехословакии передали судетский Гульчинский округ. Под управление Лиги Наций перешла Мемельская область, а в феврале 1923 года порт Мемель (Клайпеда) был присоединен к Литве. Больше всех от германского пирога откусила Польша — 43 600 кв. км с населением в 2,95 млн человек. Франция получила 14 520 кв. км земель с населением 1,82 млн человек, Дания — 3900 кв. км, где проживало 160 тыс. человек. Литве отошло 2400 кв. км территории с населением 140 тыс. человек, Бельгии — 990 кв. км с населением 65 тыс. человек, Чехословакии — 320 кв. км с населением 40 тысяч. Территория вольного города Данцига составляла 1966 кв. км, там проживало 325 тыс. человек. Всего Германия лишилась ¹/₈ части своей европейской территории общей площадью 67,7 тыс. кв. км, где проживало 5,5 млн человек.

Начиная войну, Германия стремилась к колониальному переделу мира в свою пользу, но в итоге потеряла все свои колонии и заграничное имущество. Германские колонии, как подмандатные территории Лиги Наций, были розданы участникам победившей коалиции, вследствие чего Германия утратила важные источники сырья и рынки сбыта. В Африке Танганьика стала подмандатной территорией Великобритании, район Руанда-Урунди — подмандатной территорией Бельгии, «Треугольник Кионга» (земли Германской Восточной Африки) был передан Португалии. Великобритания и Франция разделили Того и Камерун, а Южно-Африканский Союз получил мандат на Юго-Западную Африку. В Тихом океане к Японии отошли принадлежавшие Германии острова севернее экватора, к Австралийскому Союзу — Германская Новая Гвинея, к Новой Зеландии — острова Самоа. Германия отказалась от всех концессий и привилегий в Китае, от прав консульской юрисдикции и от всякой собственности в Сиаме, от всех договоров и соглашений с Либерией, признала протекторат Франции над Марокко, а Великобритании — над Египтом. Права Германии в отношении Цзяочжоу и китайской провинции Шаньдун отходили к Японии, из-за чего Китай не подписал Версальский договор. Всего (вместе с колониями) Германия потеряла около 73 тыс. кв. км — 13,5 % своей прежней территории, где проживало 6,5 млн человек (10 % населения). На утраченные земли приходилось 75 % добычи железной руды и цинка, 20 % добычи угля и 20 % выплавки чугуна.

Версальский договор разоружил Германию. Отныне численность германской сухопутной армии не должна была превышать 100 тыс. человек, при 4 тыс. офицеров, а флота — 16 тыс. человек. Всеобщая воинская повинность заменялась вольным наймом, распускался германский Генеральный штаб, строго регламентировалось производство оружия. Германский военно-морской флот мог иметь только шесть броненосцев водоизмещением не более 10 тыс. тонн и небольшое количество более мелких судов. Сверх этого Германии запрещалось строить военные корабли, иметь тяжелую артиллерию, боевые самолеты, дирижабли, танки, подводные лодки. А основная часть сохранившегося военно-морского и торгового флота подлежала передаче США, Великобритании и Франции. Реки Рейн, Эльба и Одер объявлялись свободными для прохода иностранных судов, а вся германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной 30 км подлежали демилитаризации.

И наконец, Версальский договор надел на шею немецкого народа непосильное финансовое ярмо. В счет возмещения ущерба, нанесенного войной, страны-победительницы определили гигантскую сумму репараций в 132 млрд золотых марок (эквивалентно 47 312 т золота!)[1], из которых 20 млрд нужно было внести в качестве аванса в течение ближайших двух лет. В счет оплаты репараций у Германии было конфисковано 5 тыс. паровозов, 150 тыс. вагонов, 140 тыс. молочных коров. Десять лет Германия была обязана поставлять Франции, Бельгии и Италии уголь, строительные материалы, химикаты, молочный скот. Странам Антанты также гарантировались торговые и инвестиционные льготы. На Германию возлагались расходы по содержанию оккупационных войск Франции, Великобритании и Бельгии на левобережье Рейна, вывод которых намечался частями в течение пятнадцати лет.

Версальский мир поставил Германию на колени, обложил красными флажками, как загнанного тяжело раненного волка, и придавил финансовым гнетом, хотя территориально урезанная страна понесла огромные людские потери, а германская экономика лежала в руинах. Германия потеряла убитыми на фронтах 1 млн 800 тыс. человек, а вместе с пленными и ранеными — 7,5 миллиона. Затраты на ведение войны превысили 150 млрд марок, а ресурсы, накопленные за время войны, не превышали 32–35 млрд марок. Объем промышленного производства в 1918 году по сравнению с 1913-м упал на 43 %, а национальное богатство сократилось вдвое. В сельском хозяйстве валовые сборы овса уменьшились наполовину, пшеницы и картофеля — на 45 %, ржи — на 35 %. Сократилось поголовье скота. Резко упал уровень жизни населения. С 1916 года немцы жили впроголодь, безработица стала массовой, на треть уменьшилась реальная заработная плата. Все это вызвало недовольство народа и революционную волну, смывшую в ноябре 1918 года кайзера Вильгельма II и вторую Германскую империю.

* * *

Второй рейх сменила демократическая Веймарская республика[2], провозглашенная в Веймаре Германским учредительным собранием в соответствии с положением Веймарской конституции, принятой 31 июля 1919 года. Но смена политического строя не решила экономических проблем. Вплоть до 1924 года в Германии свирепствовал экономический кризис. Из-за демилитаризации промышленности падало производство, народ нищал. К концу 1923 года покупательная способность населения составляла 15–17 % от довоенного уровня, соответственно ужалось потребление и внутренний рынок. Величайшим бедствием стала инфляция, принявшая астрономические масштабы. К началу 1920 года масса находившихся в обращении бумажных денег возросла по сравнению с 1914 годом в 25 раз. Деньги стремительно обесценивались. Если в 1913 году за один американский доллар давали 4 марки, то в 1920 году — 65, в 1922-м — 191, в январе 1923-го — 4300, а в ноябре того же года — 8 млрд марок! В 1918 году на одну марку в Берлине можно было купить 10 трамвайных билетов, в 1919-м — 5, в 1921-м — 1. В июле 1923 года трамвайный билет стоил уже 1000 марок, в августе — 10 000, в сентябре — 600 000 марок, а в ноябре 1923 года — 150 млрд марок!

Такой инфляции не знала ни одна цивилизованная страна. В 1922 году было дополнительно выпущено в обращение около триллиона марок, а за первые шесть месяцев 1923 года — 17 трлн марок. Как тогда шутили, «ни одна собака так быстро не бегала за своим хвостом, как Рейхсбанк за деньгами». Круглосуточно 133 типографии с 1783 печатными станками и более 30 бумажных фабрик печатали деньги, но их все равно не хватало, и они не стоили ничего. В ноябре 1923 года дневная зарплата квалифицированного берлинского рабочего составляла 3 трлн 38 млрд марок, но этого не хватало даже на питание. Зато галопирующая инфляция сказочно обогатила группу нуворишей. К концу 1922 года они получили государственных кредитов и займов — якобы на развитие бизнеса — на сумму 422 млрд марок. Но так как деньги мгновенно обесценивались, а госкредиты возвращались по номиналу, это привело к стремительному обогащению узкой группы лиц, сформировавших финансовую олигархию, приведшую потом к власти Гитлера. Гиперинфляцией воспользовались и землевладельцы, освободившиеся от огромной задолженности банкам, уплатив им 18 млрд марок ничего не стоившими ассигнациями.

Системный кризис в Веймарской республике усугубил разверзшийся в 1920–1921 годах мировой экономический кризис. А в феврале 1923 года за невыплату репараций франко-бельгийские войска оккупировали индустриальную Рурскую область, из-за чего Германия потеряла 88 % добычи угля, 70 % выплавки чугуна и 40 % выплавки стали. Это вызвало взрыв недовольства, подняв в Германии новую революционную волну под коммунистическими, фашистскими и сепаратистскими лозунгами. Социал-демократическое правительство, ввергнувшее страну в экономический кризис и сначала призвавшее немцев к «пассивному сопротивлению» оккупантам[3], а затем принявшее все требования Франции, подверглось нападкам со всех сторон. Сепаратисты Рейнской области и Пфальца объявили о создании Рейнской республики. В Тюрингии и Саксонии были сформированы левые рабочие правительства, в Гамбурге произошло вооруженное восстание рабочих. А 9 ноября 1923 года в Мюнхене свершился «пивной путч» — попытка захвата государственной власти, предпринятая правой ветеранской организацией Kampfbund во главе с отставным прусским генералом Эрихом Людендорфом и малоизвестным тогда лидером национал-социалистов Адольфом Гитлером. И в те же дни большевики-ленинцы готовили в Германии коммунистический переворот, на что были выделены большие средства, отмобилизованы Коминтерн, советская агентура и десятки тысяч боевиков[4]. Германия была на грани новой революции и развала, платя непосильные репарации, по которым в 1919–1923 годах было выплачено 8 млрд золотых марок. Мощный рост народного недовольства, прокоммунистические и фашистские выступления испугали западные страны и заставили их пойти на уступки.

* * *

30 ноября 1923 года Комиссия по репарациям приняла решение о создании международного комитета экспертов под председательством отставного американского генерала и банкира Чарлза Дауэса. 14 января 1924 года эксперты приступили к работе, а 9 апреля представили свой проект нового репарационного договора, который получил название плана Дауэса (Dawes Plan). План был принят 16 августа 1924 года на Лондонской конференции, 29 августа его ратифицировал рейхстаг, а 1 сентября он вступил в силу. План Дауэса установил новый порядок репарационных выплат Германии, по которому их размер был приведен в соответствие с экономическими возможностями страны. План предусматривал резкое уменьшение ежегодных репарационных платежей: 1 млрд золотых марок в 1924/25 бюджетном году и 1,2 млрд марок — в 1925/26-м. В последующие четыре года планировалось увеличить платежи до 1750 млн марок, а с 1929 года Германия должна была платить ежегодно по 2,5 млрд золотых марок.

План Дауэса являл собой вовсе не альтруизм Америки. С 1 августа 1914 по 1 января 1917 года США предоставили воюющим европейским странам займов на 1 млрд 900 млн долларов и еще больше — после своего вступления в войну. К ее исходу общий объем американских кредитов европейским странам достиг 10 млрд 85 млн долларов, из которых 7 млрд пошли на закупку вооружений и военных материалов у американских производителей. В итоге Америка из главного должника Европы превратилась в крупнейшего кредитора, а Франция и Великобритания из главных кредиторов Америки превратились в крупнейших должников. Общий долг 15 европейских стран[5] США к 1919 году достиг 17 млрд 657 млн 633 тыс. долларов. Из них долг Франции составлял 6,848, а Великобритании — 6,506 млрд долларов; остальное составляли долги европейских стран Франции и Англии, выкупленные американцами. Погасить такие суммы разрушенная войной Европа не могла. Париж и Лондон решили оплатить свои долги за счет репараций с Германии, но к концу 1923 года она стала банкротом, что означало невозможность для Англии и Франции рассчитаться с Америкой. И тут киты Уолл-стрит предложили открыть кредитование Германии, за счет чего она могла бы выплачивать репарации Франции, Бельгии, Великобритании и другим странам, а те в свою очередь могли бы рассчитаться с США. В этом состояла суть плана Дауэса, благодаря которому американская финансовая олигархия получала проценты от кредитов и Антанте, и Германии.

Но чтобы осуществить сей «гуманитарный» план, нужно было возродить мертвую финансовую систему Германии. Для этого была проведена радикальная денежная реформа, творцом которой стал крупнейший немецкий финансист прошлого века Ялмар Шахт (1877–1970). Он родился в Тинглефе (земля Шлезвиг-Гольштейн, ныне Тинглев, Дания) в семье немецкого бюргера и дочери датского барона, изучал медицину в Кильском университете, немецкую филологию — в Берлинском и политэкономию в Мюнхенском университете. По окончании учебы с 1903 года работал в Dresdner Bank, где в 1908 году стал заместителем директора, и тогда же, по имеющимся сведениям, вступил в прусскую масонскую ложу. Во время Первой мировой войны Шахт работал в экономическом управлении немецких оккупационных властей в Бельгии, будучи освобожденным от военной службы из-за сильной близорукости. В 1916 году он возглавил частный Национальный банк Германии (Nationalbank fur Deutschland) и затем стал его совладельцем. А 22 декабря 1923 года с одобрения западных банковских кругов Шахт был назначен президентом Имперского банка (Рейхсбанка) и провел ряд эффективных мер, стабилизировавших курс марки и остановивших инфляцию.

15 ноября 1923 года Шахт ввел временную рентную марку, привязанную через ипотеку к земельной собственности и недвижимости, которой владели немцы. Эмиссией рентной марки занимался Рентный банк, она имела твердый курс к американскому доллару и обменивалась на один триллион инфляционных марок. Это сразу дало эффект. Цены в рентных марках стали устойчивыми, процентные ставки вернулись к нормальному уровню, деньги начали поступать на банковские счета. Стабилизировав ситуацию, 30 августа 1924 года Шахт ввел новую денежную единицу — рейхсмарку (Reichsmark), просуществовавшую до августа 1948 года, когда в ходе валютной реформы Людвига Эрхарда ее сменила знакомая нам немецкая марка. Рейхсмарка была основана на золотом стандарте с курсом 4,2 рейхсмарки за один американский доллар. Она заменила обесцененную гиперинфляцией бумажную марку (Papiermark). Курс обмена составил один триллион папирхмарок к одной рейхсмарке[6].

Для обеспечения репарационных платежей западные державы обязались не подрывать стабильность немецкой валюты. Была продумана система выплат. Основная часть репарационных платежей шла за счет введения высоких косвенных налогов на предметы широкого потребления (сахар, табак, пиво, ткани, обувь), а меньшая доля покрывалась за счет доходов промышленности и железных дорог, что стимулировало германскую тяжелую индустрию. Были и другие стабилизационные меры. Но главную роль в процессе стабилизации сыграли иностранные займы, выданные американскими (около 70 %) и британскими банками. Для запуска экономики правительству Германии сразу дали международный заем в 800 млн золотых марок, а потом выдавали долгосрочные (20–30 лет) займы на цели макроэкономической модернизации. К концу 1920-х годов американские кредиты составили ²/₃ основного капитала германской промышленности, а долгосрочные кредиты, полученные немецкими корпорациями, достигли 12 млрд рейхсмарок. Шахт признал: «Германия за пять лет получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне». Общая сумма иностранных инвестиций в 1924–1929 годах достигла 21 млрд золотых марок, что в два раза превышало сумму выплат по репарациям. Поэтому за первый год реализации плана Дауэса Германии пришлось самостоятельно выплатить лишь 200 млн золотых марок. Были отменены и «продуктивные залоги», приведшие к оккупации Рурской области.

Все это в совокупности дало ощутимые результаты. Американский план вкупе с мудрой политикой министра иностранных дел Германии Густава Штреземана обеспечили восстановление немецкой экономики. Веймарская республика смогла выплачивать репарации странам Антанты, а те могли возвращать полученные от США военные займы. Финансовая ситуация в мире стабилизировалась[7]. На этом фоне начался быстрый рост немецкой экономики, особенно промышленности. В 1928 году в Германии на 8 % был превзойден довоенный объем промышленного производства. Особенно быстро развивалась тяжелая промышленность: добыча каменного угля выроста более чем на треть, бурого угля — почти на ³/₄, выплавка чугуна — примерно наполовину, выплавка стали — более чем на треть. Развивались машиностроение, электротехническая и химическая промышленность. Было освоено производство синтетического бензина и искусственного шелка. К концу 1920-х годов по объему промышленного производства Германия вышла на второе место в мире (после США) и обошла Великобританию по экспорту машин и оборудования. Стоимость германского экспорта в 1929 году превысила довоенную почти на 3 млрд марок. Немецкий финансовый капитал участвовал в 200 из 300 международных корпораций. А в 1926 году по инициативе германских промышленников был создан Европейский стальной картель, который выплавлял 75 % стали в Европе.

Но не все было гладко. Экономическая политика породила монополизацию, надолго ставшую гримасой немецкой экономики. Созданный в 1925 году химический концерн IG Farbenindustrie Aktiengesellschaft сразу стал крупнейшим в Европе. На его предприятиях производилось 100 % немецкого синтетического бензина и красителей, 80 % синтетического азота, 25 % искусственного шелка. Шесть рурских концернов — Vereinigte Stahlwerke, Krupp, Hoesch, Mannesmann, Haniel, Klockner — контролировали 60 % добычи каменного угля и 65 % производства чугуна. В электротехнической промышленности доминировали Всеобщая компания электричества (AEG) и концерн Siemens. А разбухший на финансовых махинациях Гуго Стиннес создал сверхмонополию из 1664 фирм! Состояние богатейшего в Европе магната оценивалось в 8 млрд марок золотом, а его суперконцерну принадлежало 290 каменноугольных шахт, 200 рудников по добыче железной руды, 190 электростанций, 65 транспортных предприятий, 285 банков и торговых компаний, сотни других предприятий. После смерти Г. Стиннеса в 1925 году созданный им монстр обанкротился. Металлургические заводы Стиннеса, слившись с металлургическими и горнодобывающими компаниями Ф. Тиссена и О. Вольфа, образовали в 1926 году германский Стальной трест (Vereinigte Stahlwerke). Поднявшись на американских займах (более 100 млн долларов), трест контролировал 20 % добычи угля, половину производства чугуна и 40 % производства стали в Германии[8].

Были проблемы и в социальной сфере. Безработица хоть и упала до 3,5 млн человек, но оставалась высокой. Зарплата немецких рабочих составляла 60–70 % от довоенной, была на 20 % ниже зарплаты французских и на 40 % ниже зарплаты английских рабочих, а рабочий день в 1927 году был увеличен до 10–12 часов. Однако в целом первое послевоенное десятилетие Германия завершала на мажорной ноте. Росла экономика, повышалось благосостояние людей. Поэтому вторую половину 1920-х годов называют золотыми временами Веймарской республики. Казалось, они продлятся долго. Но тут случилось ЧП.

* * *

В «черный вторник» 29 октября 1929 года рухнула Нью-йоркская фондовая биржа (NYSE). Произошла величайшая катастрофа на Уолл-стрит, возвестившая миру начало Великой депрессии — самого разрушительного в истории капитализма кризиса перепроизводства, охватившего экономику всех развитых стран. По мнению историков, крах NYSE спровоцировал Федрезерв США с целью спустить чрезмерно надутый спекулятивными играми пузырь на рынке акций. Но этот «спуск» породил глобальную катастрофу, выйти из которой помогла лишь большая война в Европе. Самая острая фаза кризиса пришлась на 1929–1933 годы, а Германия оказалась одной из наиболее пострадавших стран, так как ее «золотые времена» были вскормлены американскими кредитами и инвестициями. Но теперь США сами были в кризисе, спонсировать Германию не могли, и немецкая экономика стала чахнуть.

С конца 1929 года до августа 1932-го в Германии наблюдалось резкое падение промышленного производства. Выплавка стали сократилась на 64,9 %, чугуна — на 70,3 %, производство в машиностроительной отрасли упало на 62,1 %, а в судостроении на 80 %. Немецкий экспорт сократился на 58 %. В 1932 году промышленность Германии использовала свои мощности лишь на треть, из-за чего умирали целые промышленные районы. Прекратилось строительство. В 2,5 раза упали обороты внешней торговли. Под влиянием промышленного кризиса углублялся кризис сельскохозяйственный. Снижение покупательной способности людей ограничивало сбыт сельхозпродукции, и крестьянские хозяйства разорялись. В 1932 году с торгов было продано 560 тыс. гектаров крестьянской земли.

Германия установила европейский рекорд по уровню безработицы. К концу 1932 года число безработных превысило 6 млн человек, что составляло 45 % лиц наемного труда, а мизерные пособия по безработице получали лишь около 20 % безработных. Кроме полностью безработных несколько миллионов человек были частично безработными, занятыми на производстве 2–3 дня в неделю. Они составляли около четверти работоспособного населения. Люди оставались безработными по два — четыре года, что обрекало их самих и их семьи на медленное умирание. В разгар кризиса в среднем 21 тыс. немцев в год кончали жизнь самоубийством. Тяжко было и тем, кто работал. Общий фонд заработной платы в 1929–1932 годах уменьшился почти вдвое. В 1932 году средний недельный заработок немецкого рабочего составлял 21,74 марки при официальном прожиточном минимуме 39,05 марки. Сформированное весной 1930 года правительство Г. Брюнинга, стремясь преодолеть кризис, ликвидировало систему социального страхования, ввело новые налоги, повысило ввозные пошлины на сельхозпродукты, но это не помогло.

Устои плана Дауэса были разрушены, и правительство Германии обратилось к западным партнерам с просьбой облегчить бремя репараций. В августе 1929 года и январе 1930-го состоялись репарационные конференции, на которых было решено предоставить Германии льготы. Был также принят новый репарационный план Юнга, названный по имени американского банкира, председателя комитета экспертов. По этому плану сокращалась общая сумма репараций — со 132 до 113,9 млрд рейхсмарок, срок выплаты увеличивался до 59 лет, уменьшались ежегодные платежи, хотя 700 млн рейхсмарок для погашения межсоюзнических долгов признавались «безусловными». Для проведения репарационных платежей в Базеле был создан Банк международных расчетов (Bank for International Settlements, BIS), которому дали право контролировать немецкие банки.

Но план Юнга в отличие от плана Дауэса был мертворожденным. В июне 1931 года рейхсканцлер Генрих Брюнинг на заседании международной комиссии по репарациям заявил о вероятности дефолта Германии. Президент США Герберт Гувер призвал приостановить репарационные платежи на один год. Окончательно решить вопрос должна была конференция в Лозанне, которая закончилась подписанием 9 июля 1932 года соглашения о выкупе Германией за 3 млрд золотых марок своих репарационных обязательств с погашением выкупных облигаций в течение пятнадцати лет. Но Лозаннский договор оказался пустой бумажкой, так как платить Германия не могла. Золотой запас, составлявший в 1929 году 512 млн долларов (в золотом эквиваленте 455 т), к 1933 году усох до 51,5 тонны[9]. А финансовый гвоздь в крышку гроба Веймарской республики вбила Великобритания, когда в сентябре 1931 года отказалась от золотого стандарта, разрушив международную систему платежей и подорвав устойчивость рейхсмарки. После этого немецкая экономика отправилась на кладбище. К концу 1932 года по сравнению с 1929-м промышленное производство упало на 40,6 %, сельскохозяйственное — на 31 %. Лишь треть немецких рабочих имела полную рабочую неделю, а недельная зарплата рабочих в 1932 году была на 47 % меньше, чем до кризиса. Германия превращалась в страну повальной безработицы, нищеты, хронического недоедания, безысходности и отчаяния для десятков миллионов людей.

* * *

Стало очевидно, что либерально-рыночная англо-американская модель экономики в Германии (и не только) более не работает. Ее нужно было менять либо на советскую модель экономической модернизации, которая демонстрировала тогда феноменальные результаты, либо на что-то другое, чего мир еще не знал. Глубокая экономическая депрессия деформировала политическую систему Германии, правящая элита которой пришла к выводу о бесперспективности демо-кратнческих механизмов управления государством. Демократию тихой сапой сменял авторитаризм. Ограничивались права и свободы граждан, а рейхстаг устранялся от решения государственных дел. Формировался механизм управления, при котором руководство страной находилось в руках узкой группы лиц при значительном влиянии военных. Реальная власть сосредотачивалась в президентском дворце, хозяином которого был престарелый прусский милитарист Пауль фон Гинденбург, мечтавший о германском реванше. Эти настроения разделяли многие немецкие политики, промышленники, финансисты, а в народ идею реванша несла созданная в 1919 году Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП), вождем которой был Адольф Гитлер. Гинденбургу и его окружению импонировали шовинизм и реваншизм нацистов, их призывы к возрождению Германии, жесткому порядку и насильственной перекройке версальской карты Европы. Военный министр А. Тренер, впервые встретившись с Гитлером 11 января 1932 года, отозвался о нем на совещании Министерства внутренних дел как о «симпатичном, скромном, порядочном человеке, стремящемся к лучшему», чьи цели хороши, хотя не все средства приемлемы.

Гитлер становился все более популярным и в верхах, и в низах немецкого общества. Версальский мир заложил в сознание немцев мечту о национальном возрождении, создав почву для нацистской идеологии, на чем Гитлер ловко играл. Он обещал немцам сбросить версальские оковы, вернуть величие Германии и построить светлое будущее, где у всех будет работа и материальное благополучие. А добиться этого он хотел, расширяя немцам «жизненное пространство» за счет территорий на востоке Европы и обогащая «арийскую расу» за счет господства над «низшими» расами и народами. Многие в это верили, и чем хуже было социально-экономическое положение, тем больше люди внимали Гитлеру и его партии. Популярность НСДАП четко коррелирует-ся с этим. На выборах в рейхстаг 4 мая 1924 года — вскоре после «пивного путча», когда план Дауэса еще не был введен, а Гитлер сидел в тюрьме, — за Национал-социалистическую партию проголосовали 6,6 % избирателей. Но уже на выборах 7 декабря того же года, когда план Дауэса стал приносить плоды, за партию Гитлера проголосовали 3 % избирателей. На выборах 20 мая 1928 года — на пике веймарских «золотых времен» — НСДАП получила всего 2,3 % голосов. Зато с началом Великой депрессии популярность национал-социалистов стала быстро расти. На выборах в рейхстаг 14 сентября 1930 года они получили 18,3 % голосов, на выборах 31 июля 1932 года — 37,3 %, а на внеочередных выборах 6 ноября того же года — 33,1 % голосов. После июльских выборов НСДАП получила в рейхстаге 230 депутатских мест из 601, а после ноябрьских выборов — 196 мест из 584[10]. Это была мощная политическая сила, не считаться с которой было нельзя.

В феврале 1932 года внутренне презиравший «уличного фюрера» Гинденбург сказал: «Становится все более очевидно, что народ хочет Гитлера. Что ж, пусть молодой человек покажет, на что он способен». А 30 января 1933 года под давлением крупных германских промышленников и финансистов повторно избранный президентом Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. С этого момента в Германии настал период фашистской диктатуры со всеми ее атрибутами. Уже 1 февраля 1933 года был досрочно распущен парламент и на 5 марта назначены новые выборы. Нацисты хотели «демократическим» путем обеспечить себе большинство в рейхстаге, чтобы потом отбросить парламентскую демократию на свалку истории.

20 февраля на совещании с германскими магнатами (Крупном, Бошем, Феглером и др.) Геринг заверил их в том, что если его партия одержит победу, то «это будут последние выборы в Германии на десять, а может быть, и на сто лет вперед». Денежные мешки поддержали фашистов, оплатив их митинги, демонстрации и факельные шествия. А за пять дней до выборов, в ночь с 27 на 28 февраля, был организован поджог рейхстага с целью скомпрометировать коммунистов. По этому делу было арестовано 10 тыс. человек, в том числе вождь болгарских коммунистов Георгий Димитров, блестяще защитивший себя и оправданный немецким судом на процессе в Лейпциге.

На следующий день после поджога рейхстага чрезвычайным декретом Гинденбург отменил основные демократические права и свободы, включая свободу слова, собраний и печати. Были запрещены Компартия Германии, коммунистическая и социал-демократическая пресса, упразднена неприкосновенность личности. Но несмотря на террор, демагогию и махинации при подсчете голосов, по официальным данным, НСДАП набрала на мартовских выборах только 43,9 % голосов, а против нее проголосовали 22 млн человек — более половины избирателей. Лишь объявив незаконными 81 мандат, полученный коммунистами, нацисты приобрели большинство в рейхстаге. 24 марта 1933 года новый парламент наделил правительство Гитлера чрезвычайными полномочиями, по сути упразднив конституцию Веймарской республики. Придя к власти, Гитлер отказался платить версальские репарации[11] и приступил к решению насущных социально-экономических проблем.