8.7. «Договор об общественном согласии»

8.7. «Договор об общественном согласии»

8.7.1. Одно время призрак коммунизма бродил по Европе. Это из «Манифеста коммунистической партии», если кто не знает.

А вот по Российской Федерации в 90-е годы бродила идея об общественном согласии.{107} Бродила она давно. «Еще на VI съезде назревал конституционный кризис. Сначала председатель Конституционного суда Валерий Зорькин пытался примирить враждующие стороны, потом Патриарх Всея Руси Алексий II, то группа депутатов во главе со Степашиным пытается образумить противников. Степашин готовит Декларацию о согласии во имя безопасности России и пытается ее вынести на обсуждение съезда. Документ подписывают лидер профсоюзов Игорь Клочков и Аркадий Вольский».[426]

Ничего толкового из этой Декларации не вышло. Не время или, скорее, не те подписанты. Дело тут щекотливое, кто подписал и кто предложил. Иногда это может быть основным препятствием благого в общем-то дела. Так оказалось и на этот раз.

Однако потенциальные лавры миротворца от этого не потускнели и их хотели иметь многие. Слишком много политических дивидентов они стоят. И вот наступила осень 1993 года. «Черный октябрь» девяносто третьего года в Москве уже дохнул на миллионы россиян мертвящим, смрадным и жгучим дыханием братоубийства»[427], - написал Валерий Зорькин.

8.7.2. После победы в октябре 1993 года и принятия новой конституции в декабре того же года власть предержащие снова решили вернуться к идее общественного согласия. Еще бы не вспомнить о согласии, когда все власть в своих руках, можно и о мире поговорить. Пожалуй, первым шагом в этом направлении стала амнистия, которую приняла Государственная Дума (см. пункт 8.6.4. настоящей книги), но лиха беда начало. Не исключено, что эти два деяния кое-кто рассматривал в пакете, т. е. мы Вам амнистию, Вы нам общественное согласие.

«В марте 1993 г. Ельцин выступил с инициативой подписания пакта о гражданском мире. Зюганов так охарактеризовал содержание этого проекта: «Если оппозиция согласиться все забывать, то власть за это обещает ее не ругать и не бить под дых коленом». Первый вариант Договора об общественном согласии вообще напоминал, по словам Зюганова, акт о безоговорочной капитуляции».[428]

Пойдя на компромиссную амнистию, лидер КПРФ не хотел пойти на компромиссный Договор. Формальный союз с властью мог больно ударить по авторитету вождей партии среди рядового ее состава. Однако, свет клином на КПРФ не сошелся.

После долгих дебатов дело все же двигалось к подписанию договора. А подписывать его вождям КПРФ никак нельзя было. «27 апреля фракция КПРФ выступила в Госдуме с заявлением об аморальности подписания …Договора в связи с произошедшим убийством депутата Государственной Думы. Фракция предложила отправить в отставку министра внутренних дел Ерина, принять дополнительные меры по обеспечению безопасности в стране».[429]

Смерть человека, конечно, трагедия, но в данном случае, это больше похоже на предлог. Политики вообще часто любят предлоги, они оправдывают их вероломство, непредсказуемость, а порой и подлость. Сказанное, разумеется, касается политиков вообще, а не только тех, кто отказался подписать договор, все равно предложенный в тех же корыстных политических целях. Власти хотелось стабильно властвовать. А тогда, что же остается оппозиции… Нет, оппозиция и потому оппозиция, что она хочет той же власти. Причем, и те и другие не особенно желают делить ее с кем-либо.

Реально договор об общественном согласии был бы действительным согласием, если бы конкурирующие стороны пришли к выводу, что вражда им дороже обходиться, чем мир. Но тогда в начале 1994 года этого не было.

8.7.3. Перед самым подписанием договора в апреле 1994 года Валерий Зорькин констатировал: «Одна из наиболее опасных черт политической ситуации в нынешней России — раскол ведущих, руководящих элитных слоев общества на враждующие идеологические группировки и политические кланы».[430]

К евангельскому тексту (Матф., 17, 20) восходит выражение «вера горами двигает». Но общей веры у российской элиты не было. Было, скорее, вавилонское столпотворение (Бытие, 11, 1–9). И тем не менее «Вавилонскую башню» они строить начало, точнее, говоря юридическим языком, подписали договор о намерениях.

28 апреля 1994 года под текстом договора поставили первые 245 подписей. «…На церемонии подписания Договора общественного согласия Зюганов в соответствии с решениями фракции демонстративно отказался подписать документ, но передал требования партии и фракции правительству в письменном виде. Договор также не подписали Аман Тулеев, Григорий Явлинский и Михаил Лапшин, лидеры непримиримой оппозиции Виктор Анпилов, Виктор Тюлькин…

Отсутствие подписи Зюганова — главного оппозиционного лидера — практически дезавуировало документ и сделало его бессмысленным для власти».[431]

Несколько по иному констатировали это противники коммунистов: «Безусловно, значительным фактором является отказ российских коммунистов от присоединения к договору. Лично Зюганов, уже вкусивший сладости коридоров власти и внутренне приготовившийся встроиться в систему, возможно и подписал бы договор. Он уже неоднократно подавал сигналы о том, что готов преобразоваться в социал-демократа парламентского типа ради допуска в ареопаг принимающих решения. Но партия, приведшая его в Думу, решила иначе, и противостоять ей Зюганову не хватило духу в отличие от Рыбкина. Впрочем, Зюганов и не мог поступить иначе — он понимает, что вне своей партии он представляет собой политический нуль».[432]

8.7.4. «Завершая церемонию подписания, Ельцин сказал, что отныне «Договор об общественном согласии» стал «реальностью российской жизни», — написал это Кронид Любарский и добавил. — Боюсь, что желаемое здесь выдается за действительное».[433]

Позже в книге о Зюганове авторы отметили: «Об общественном договоре политические силы забыли чуть ли не сразу после его подписания. Заявления некоторых историков о том, что договор обеспечил спокойное внутриполитическое развитие страны в течение двух лет, явно ошибочны».[434] Скандалы и разборки последовали сразу же после подписания, не говоря уже о «первой чеченской войне».

Еженедельник «Новое время» (никогда не отличающийся симпатиями к красно-коричневым) сразу после подписания договора предсказал: «Скорее всего уже в близком будущем страсти по договору будут забыты, как будет благополучно забыт и сам договор. Об этом уже сейчас ясно свидетельствует реакция общества на торжественное событие: по результатам опросов общественного мнения сразу после подписания договора более 52 процентов опрошенных относились к нему безразлично или даже не имели собственного мнения.

Такая реакция понятна. «Договор об общественном согласии» может стать «реальностью жизни» лишь тогда, когда он фиксирует тенденции, действительно вызревшие в обществе. Указывает на то, что общество устало от конфронтации. Но усталость еще не есть согласие. Что «так жить нельзя» — согласны все, но единства о том, как же все-таки нужно жить, еще, к сожалению, не наступило».[435]

Критики договора оказались правы. Уже через несколько месяцев разразилась «первая чеченская война» (пункты 10.1. — 10.6. настоящей книги). Договор не сыграл той роли, которую ему хотели бы придать его авторы. И был забыт вскоре после подписания. Оказалось вот такая судьба ждала «судьбоносный» договор. Ни он первый, ни он последний. Договор не стоил и той бумаги, на которой был напечатан. Даже подписи известных людей не помогли. Мечтать надо было более реалистично и жизнь знать лучше.

Есть такое библейское выражение: глас вопиющего в пустыне. Означает оно призыв к чему-нибудь, который остался без внимания.

8.7.4. Хотя разумные мысли о возможности реализации общественного согласия высказывались уже тогда. «Именно национальная идея, — писала «Российская газета», — может стать неформальным стержнем общественного согласия. В самое ближайшее время такое направление интеллектуальных и духовных поисков россиян должно стать приоритетным в силу целого ряда обстоятельств: духовного и идейного вакуума посткоммунистической эпохи; практически полной беззащитности сознания значительной части россиян перед мощным напором западных ценностных установок; возможных попыток в странах ближнего зарубежья аналогичных национальных идей — тюркской и т. д.; усугубляющего чувства национальной неполноценности при сопоставлении российских реалий с жизнью развитых стран».[436]

Не стало оно приоритетным, и не потому, что Россия не хотела этого, а потому, что власть вообще не хотела или еще не могла понять этой достаточно простой и банальной истины.

Валентин Зорькин указывал в апреле 1994 года: «Сегодня к гражданскому миру, к общенациональному согласию и примирению призывают все. Беда, однако, заключается в том, что каждый вкладывает в эти благозвучные призывы собственное содержание, зачастую лукавое, двусмысленное и далеко не бескорыстное. Между тем очевидно, что для достижения согласия необходима общенациональная мировоззренческая основа, на которой сошлись бы, наконец, даже наиболее радикальные и непримиримые соперники и противники.

Такой основой сегодня может стать только идеология возрождения Великой России как процветающей и цивилизованной, свободной и ответственной мировой державы, сочетающей свои самобытные исторические особенности со всем тем ценным и передовым, чего сумело достигнуть современное человечество. Хватить сводить счеты! Пора, наконец, поставить на первое место интересы Отечества, а не партийные, сословные или иные корыстные интересы».[437]

Давно пора, но выпущенные из ящика Пандоры вражда, зависть и прочие неотъемлемые качества борцов за власть и капитал любой ценой, туда загнать уже не просто. Очень не просто. Стоит только показать как при помощи этих качеств один достиг нужной цели, как десятки других, расталкивая локтями друг друга и мечтая заменить счастливчика, ринуться тем же самым путем. Перманентная борьбы всех против всех — страшная вещь.

Сталин провел многолетнюю кровавую чистку аппарата прежде чем навел порядок после такого же хаоса, возникшего в результате так называемой Великой Октябрьской социалистической революции. Это не считая титанических усилий по идеологической обработке в духе преданности коммунизму, что стало тогда своеобразной общенациональной идеей. Но и после этого он вынужден был в года тяжкого испытания Великой отечественной войны призвать на помощь российский патриотизм и православие.

8.7.5. «Мы живем в многонациональном государстве. Это качество — фактор его мощи, а не слабости, не дезинтеграции…

На фоне межнациональной вражды, от которой не свободны даже самые развитый страны мира, СССР являет собой пример действительно уникальный в истории человеческой цивилизации».[438] Эти слова были написаны в книге М.С. Горбачева, которую издали в 1988 году. 300 тысяч экземпляров книги, наполненной демагогией и глупостями, если не циничной ложью.

Никогда многонациональность не является фактором мощи, потенциально это фактор возможной дезинтеграции. Хотя в зависимости от конкретных условий (мудрости высшего руководства страны, отлаженности системы управления, продуманности государственного устройства, экономического благополучия страны и прочего) эта опасность может быть сведена до минимума, а народы, проживающие в государстве, действительно жить в мире и дружбе, используя преимущества существования большого и сильного государства.

Одной из проблем, с которыми столкнулась после августа 1991 года новая Россия стала национальная проблема и ее частность — проблема российского федерализма. Сказанная в угаре политической борьбы фраза о возможности забрать столько суверенитета, сколько влезет, запомнилась региональным князьям из бывших автономных советских социалистических республик, которых в ходе того же угара превратили в просто республики.

Второй раз в самом конце XX века наша страна столкнулась с тем, что ее верховные правители, в интересах борьбы со своими политическими конкурентами, начинали заигрывать с национальными образованиями внутри страны. Первым пошел на это Горбачев. Привычный к кабинетным интригам, он думал за счет поддержки союзных (прежде всего среднеазиатских) и автономных республик (прежде всего в Российской Федерации) победить политических противников, которые сконцентрировались преимущественно в Москве. Опасная игра. Дав лидерам республик вкусить самовольной власти, он дезинтегрировал страну и не получил от республик реальной поддержки в политической борьбе. В конечном итоге, все они его предали.

После ухода от власти Горбачева в декабре 1991 года, эта головная боль досталась Ельцину, который в 1992–1993 годах был вынужден также как и его предшественник львиную долю сил тратить на политическую борьбу в Москве, и вынужден был поэтому меньше внимания уделять проблемам федерализма страны. Плюс, в начале 1992 года он еще некоторое время инстинктивно пытался удержать союзные республики в рамках какого-то государственного образования, некоего Союза.

Нельзя не отметить, что Ельцин, видимо, повинуясь, как и Горбачев, тем же самым законам политической борьбы в Москве, пошел на определенное заигрывание с национальными образованиями в Российской Федерации.

К началу 1994 года ситуация в стране, как уже говорилось, изменилась. Власть президента РФ укрепилась, оппозиция была еще достаточно сильна, но уже менее для него опасна. Президент РФ вплотную столкнулся с проблемой начавшейся дезинтеграции Российской Федерации.

Чечня стала практически самостоятельной, сполохи чеченской преступности полыхали уже за ее пределами. Но о Чечне мы еще поговорим. Другим проявлением дезинтеграции стал Татарстан.

8.7.5.1. Формально татары — вторая по численности национальность в Российской Федерации. Формально, потому, что на самом деле единого татарского народа нет. Есть казанские татары, потомки волжских булгар. Есть сибирские татары, вообще смешанные потомки различных племен. Есть потомки давно принявших христианство татар. Есть крымские татары, потомки тюркизированного населения Крыма. Есть еще иные группы, разговаривающих на близком языке народов, которых коммунистические правители, по аналогии со старыми русскими понятиями, назвали одним именем — татары. Напомним, что до революции 1917 года азербайджанцев тоже называли татарами. Об остальных татарах (прежде всего крымских и татарских христианах) в коммунистических временах даже упоминать было запрещено.

Основная масса таких татар проживает в бывшей Татарской АССР, единственном национальном образовании татар. Вот еще один парадокс коммунистического национального строительства. К концу правления коммунистического режима буряты имели три национальных образования, осетины два, гораздо более многочисленные и разбросанные по всей стране татары только одно. Впрочем, национальные деления, устроенные коммунистическими правителями, вообще здравой человеческой логикой не возможно объяснить.

Естественно, что проживающие в Татарской АССР татарские националисты стали считать Казань центром всех татар страны. Тем, более, что, действительно большинство тех, кого называли татарами были казанскими татарами.

Национализм казанских татар для Российской Федерации — самый опасный враг, учитывая место нахождение Татарстана в центре страны и наличие рядом с ним нескольких других национальных образований.

Понимая это, а также ослабление федерального центра руководитель Татарстана стал гнуть свою линию. «Именно Шаймиев своей несговорчивостью тормозил заключение договора о федеральном устройстве России. Став Президентом Татарстана, он усилил нажим на Ельцина и в 1994 году добился подписания двустороннего соглашения между Россией и Татарстаном. Одной группой политиков этот факт трактуется как новая страница в истории Федерации, другой — как шаг, открывающий коридор к развалу России как единого государства…

Если налоговые льготы, обретенные Татарией, распространятся на свою Россию, роль Центра как российской казны существенно ослабнет».[439]

В результате, произошло явное нарушение Конституции РФ, статья 5 которой гласит, что все субъекты Российской Федерации равноправны. Но оказывается, что даже если все равны, некоторые могут быть равнее. На что не пойдешь, что бы заручиться поддержкой важного региона (Ельцин) и успокоить своих националистов, помочь существованию республики, а также получить больше власти (Шаймиев).

Формально юридически это называется незаконный сговор. Сговор за счет интересов страны, сговор, нарушающий Конституцию. Холуйствующие юристы, разумеется, нашли оправдание и этому нарушению.

Хотя, жизнь всегда сложнее, чем написанная на бумаге Конституция. И оправданий, снижающих ответственность подписантов, можно действительно найти. Время тогда было такое, еще не закончился окончательно коренной поворот (читай — революция), перевернувший страну. Не судите, да не судимы будете.

8.7.5.2. Особые осложнения между центром и некоторыми республиками начались, когда Москва попыталась прекратить «независимость» Чечни. Почему именно тогда? Все просто. Главы республик, уже стали привыкать к роли местных князьков и они кожей почувствовали изменение ситуации. Если позволить Москве подавить «независимость» Чечни, наступить очередь следующей республики. А терять полусамостийность им очень не хотелось.

Это основная причина. Но были и побочные. Большого энтузиазма «первая чеченская война» среди рядовых граждан не вызывала. Так почему бы главам республик ни поиграть в популярность. Тем более, что в некоторых республиках жило население, исповедующее ислам.

«Две республики — Чувашия и Якутия — пошли на прямой демарш против центра и развязанной им войны в Чечне. Президент Чувашии Николай Федоров своим указам разрешил гражданам Чувашии, призываемым в российскую армию, не участвовать в операции в Чечне. Ельцин этот указ отменил. В Якутии же аналогичное чувашскому решение в отношении своих граждан приняло правительство».[440]

Чуть позже начался еще более худший процесс. Почувствовав общую опасность (разве есть люди, которые добровольно отказываются от части власти?) главы республик стали объединяться. Началась фронда республик.

По этому поводу писали: «В условиях, когда Совет Федерации не смог сыграть роль рычага влияния региональных лидеров на центр и события в стране, лидеры республик сами ищут альтернативные формы консолидации, занимаются поиском и конструированием других рычагов. Так, в ходе весьма взволновавшей центр чебоксарской встречи лидеров урало-поволжских республик и Калерии (о полном своем согласии с ними заявила Ингушетия) было сформулировано требование о срочном возобновлении деятельности Совета глав республик, созданного когда-то Ельциным в качестве опоры в борьбе с Хасбулатовым и кинувшим в Лету с роспуском Верховного Совета. Возникла также еще более встревоживший центр идея созыва некоего Конгресса народов России.

Зарождающейся сплоченности региональных лидеров центр пытается противопоставить свою извечную тактику «разделяй и властвуй». То Ельцин, то Черномырдин устраивают встречи с теми или иными региональными лидерами из числа наиболее влиятельных и имеющих непосредственное отношение к чеченской войне, обещают им различную финансовую и иную помощь».[441] Так покупалась лояльность Центру и так продавались общие интересы страны.