«Странная война» и «превентивные» военные кампании

«Странная война» и «превентивные» военные кампании

Во время польской войны штаб Гитлера (ФГК) расположился в железнодорожном составе «Америка», вначале стоявшем в Померании, а затем перебравшемся в Силезию. В нем было от 12 до 15 вагонов, которые тянули два локомотива, не считая двух вагонов с противовоздушными пушками и багажного вагона – они были прицеплены перед вагоном-салоном Гитлера. В самом салоне стоял длинный стол с восемью стульями. Помимо апартаментов Гитлера, в вагоне было оборудовано несколько купе для адъютантов и слуг. За вагоном, в котором ехал Гитлер, следовал «военный вагон» с залом для приема докладов, где стоял большой штабной стол с картами и имелось разнообразное оборудование для обеспечения связи – телекс, радио и прочее.

Обслуживающий персонал штаба, который практически не менялся на всем протяжении войны, включал двух личных помощников Гитлера (Шауба и Брюкнера), двух секретарей, двух кельнеров, дежурного врача (профессора Брандта или его заместителя профессора фон Гассельбаха) и четырех адъютантов: Шмундта, Энгеля, Бредова и Путткамера. Вермахт был представлен Кейтелем и его заместителем, начальником штаба Йодлем, и двумя штабными офицерами, представителями сухопутных войск и авиации; от СС в него входил группенфюрер генерал Карл Вольф, от министерства иностранных дел – посол Вальтер Гевель, вместе с Гитлером сидевший в крепости Ландсберг. Во время польской кампании от армии в ФГК вошли также полковник Николаус фон Ворман, а от авиации – капитан Клостерман. Все они оставались рядом с Гитлером до начала октября. При штабе также работало значительное число офицеров, подчинявшихся полковнику Варлимонту.

Ежедневно в полдень заслушивались отчеты Генерального штаба, что занимало от полутора до двух часов. Около шести или семи часов вечера их рассматривали еще раз, уже в более узком кругу. Докладывал обычно Йодль, кроме «спокойных» дней, когда эта обязанность поручалась кому-нибудь из адъютантов. Наиболее важным считалось утреннее совещание, на котором Гитлер излагал свои соображения и отдавал приказы. До лета 1941 года он редко отдавал прямые приказы, стараясь скорее убедить собеседников. Но после июльского кризиса и особенно после декабря 1941 года, когда фюрер взял на себя роль верховного главнокомандующего, его роль в принятии военных стратегических решений возросла многократно. В последний год войны он предлагал все более детально проработанные тактические ходы – абсолютно нереализуемые. В Польше Гитлер первым делом задавал вопрос: «Что нового на Западном фронте?» И получал ответ от Йодля: «На Западном фронте без перемен». Фюреру – человеку, буквально до мозга костей пропитанному воинственным духом, трудно было это понять. Французские солдаты купались в Рейне и перебрасывались шуточками с немецкими солдатами. Может быть, он был прав, задавался Гитлер вопросом, когда утверждал, что западные демократии будут только делать вид, что ввязались в войну, а на самом деле будут всеми силами стремиться к миру? Его бы это устроило – разумеется, при условии, что условия мира навяжет им он. Вот почему фюрер терпимо отнесся к новым переговорам, затеянным полномочными представителями Геринга (которого он 1 сентября официально объявил своим преемником) и Розенбергом.

Первым делом маршал 8 сентября связался по телефону с шведским промышленником Далерусом (26-то тот удостоился приема у Гитлера), а затем отправился в Лондон. Была также предпринята инициатива вступить в контакт с США – благодаря миллионеру Уильяму Роудсу Дэвису, имевшему доступ к Рузвельту. Геринг использовал любую возможность отвоевать утраченные позиции и охотно брал на себя роль посредника. Он всячески намекал, что является единственным человеком, которому могут доверять обе стороны, и иногда давал понять, что в один прекрасный день именно он станет главой правительства.

6 октября 1939 года, выступая в рейхстаге, Гитлер снова заговорил о мире. Гитлер был прекрасно осведомлен о его демаршах. 27-го, на встрече с тремя главнокомандующими вермахта, он тоже затронул эту тему, однако подчеркнул, что не верит в возможность политического урегулирования разногласий с Западом. Для Германии будет гораздо лучше, если она воспользуется своим военным превосходством для предупреждения опасности, нависшей на Руром, этой своей «ахиллесовой пятой». Понимая, что долгой войны стране не выдержать, фюрер склонялся к тому, чтобы нанести массированный удар еще до Рождества, желательно в октябре. И в ходе этой встречи с генералами, и во время последовавших многочисленных встреч он категорически отвергал возможность выпустить польскую добычу. К скорейшему нанесению удара его также подталкивала необходимость сохранить влияние Германии на нейтральные государства, поскольку военная экономика требовала их содействия в области снабжения.

Из аргументации, выдвигаемой в тот период Гитлером, впоследствии сделали и долго поддерживали вывод о том, что концепция молниеносной войны родилась под давлением экономической необходимости и преследовала цель снизить бремя материальных лишений, от которых страдало население. Сегодня эта теория оспаривается. Гитлер и его главный экономический советник Геринг строили расчеты с учетом долговременной войны и стремились, либо мирным путем, либо военными методами, ликвидировать дефицит немецкой экономики и создать крупномасштабное экономическое пространство. Перспектива короткой войны была пережитком вооруженных конфликтов с Австрией в 1866 году и с Францией в 1870–1871 годах. Причины, изложенные Гитлером генералам – как в ноябре 1937-го, так и осенью 1939 года, – доказывают, что он в первую очередь руководствовался тем соображением, что сможет сохранять военный перевес лишь до 1942–1943 годов: полугодовое затишье между польской кампанией и операциями весны 1940 года было вызвано – ниже мы это покажем – вовсе не желанием дать армии передохнуть между двумя молниеносными войнами. И его военные советники, и он сам не сомневались, что война против Франции затянется. Единственной кампанией, которая в экономическом и военном отношениях планировалась именно как блицкриг, был захват Советского Союза. С точки зрения военных и экономических приготовлений действия в Польше напоминали то, что ранее было проделано в Австрии и Чехословакии. И польская операция вовсе не задумывалась как начало общеевропейской войны.

Затишье на Западном фронте во время польской кампании не могло не обрадовать Гитлера. В директиве за номером первым от 31 августа он уточнял, что инициатива военных действий должна быть оставлена противнику, а со стороны Германии должны предприниматься только оборонительные меры. Следовательно, «тщательно оберегать» нейтралитет Швейцарии, Люксембурга и Бельгии; войска не имели права переправляться через Рейн без его специального указания. Аналогичные ограничения были навязаны авиации и флоту – последнему вменялось в обязанность вести против Англии ограниченную торговую войну.

По оценкам немецких экспертов, Франции для мобилизации 91 дивизии требовалось около трех недель. Наиболее критическим считался период начиная с десятого дня французской мобилизации, когда в наступление могли выступить 50 дивизий. Основываясь на этих расчетах, из западных приграничных районов эвакуировали население; исполнительная власть была частично передана в руки военного командования, что вызвало определенное недовольство со стороны гауляйтеров. По другую сторону границы произошло примерно то же самое: с территории Эльзаса и Лотарингии эвакуировалось около 250 тыс. человек.

В начале войны немцы располагали на западе 32 дивизиями, которые ни по уровню материального снабжения, ни по уровню подготовки отнюдь не отвечали высоким стандартам. Но уже на второй неделе ведения военных действий к ним присоединилось еще несколько дивизий. По завершении польской кампании в армии началась масштабная реорганизация. Группу армий «В» («Север») возглавил фон Бок; группу армий «А» («Юг») – фон Рундштедт. Речь по-прежнему шла об организации обороны: имело место всего несколько стычек в защитной зоне вокруг «Западной стены», в Пфальце и в Саарской области и небольшое количество воздушных сражений. По мере продолжения этой застойной войны моральный дух солдат понемногу падал. Немецкое население презрительно называло свои западные войска «картофельными вояками», «пожарными Западной стены», «бункерными сонями». Геббельс лез из кожи вон, пытаясь придумать для солдат культурные развлечения, усиливал радиопропаганду, упор в которой делался не на атаки на французов, а подогревание враждебности к Англии, особенно лично к Черчиллю, в сентябре занявшему пост первого лорда Адмиралтейства. В качестве нового врага номер один теперь выступала так называемая плутократия, сменившая большевизм, теперь частично усмиренный. После того как Франция эвакуировала население с небольшой территории возле Варндтского леса, министр пропаганды записал 22 октября: «Кто еще в состоянии это понять?»

Гитлер, не дожидаясь ответа на свое мирное предложение от 6 октября, уже 9-го подготовил меморандум, с которым на следующий день ознакомил Браухича и Гальдера. Этот состоящий из двух частей документ преследовал две цели: во-первых, развенчать основанные на технической аргументации возражения оппонентов, предостерегавших его от расширения военных инициатив; во-вторых, набросать в общих чертах план возможных военных операций во Франции.

Формировалась новая «военная фронда», объединившая людей, исповедовавших не всегда ясные убеждения. В их числе были и традиционалисты, презиравшие дилетанта Гитлера и с трудом мирившиеся с доставшейся им ролью простого орудия в его руках – «исполнительной элиты». Эта часть оппозиции была связана с отставкой Фритша; ее наиболее ярким представителем оставался генерал Бек – «феодал» Генерального штаба. Были и те, кто, подобно Браухичу и Гальдеру, боялся последствий рискованной политики Гитлера, способной скомпрометировать великую цель – построение мощной державы. По их мнению, фюрер совершенно не учитывал, что после проведения польской операции армия нуждалась в отдыхе и восстановлении сил, – поэтому они склонялись к мирным решениям. Кроме того, три командующих группами армий – фон Леб («Запад»), фон Бок и фон Рундштедт – испытывали сильные сомнения относительно правильности избранного Гитлером курса. Леб даже предложил своим коллегам всем вместе подать в отставку, но не получил от них поддержки. Наконец, были те, кто отвечал за военную экономику, например генерал Томас, и кто придерживался мнения, что рейх ни в военном, ни в экономическом отношении не готов к ведению длительной войны.

Осенью и зимой все эти офицеры оказались, подобно героям Корнеля, перед трудной дилеммой: хранить верность долгу и выполнять директиву за номером 6 от 10 октября (изданную на основе меморандума от 9 октября) и разрабатывать планы наступления на Францию или прислушаться к собственным убеждениям и отказаться от войны с этой страной. Для многих из них значительную роль играли воспоминания о Первой мировой войне, но также и моральные принципы, которые было все труднее игнорировать после массовых убийств, учиненных в Польше. В военных кругах зрели замыслы государственного переворота, для обсуждения которого привлекались и штатские, но все они провалились по той причине, что подразумевали измену, а в военное время пойти на это не решался никто. Впрочем, кое-кто совершал рискованные шаги. Так, генерал Остер из службы контрразведки, поддерживавший дружеские отношения с голландским военным атташе, сообщал тому точные даты всех планируемых наступлений на западе. 5 ноября Браухич предпринял последнюю попытку удержать Гитлера от войны, изложив ему все слабые стороны Германии. Но добился лишь взрыва ярости со стороны собеседника, который пригрозил ему, что искоренит «этот дух Цоссена» (по имени места, где располагался Генеральный штаб армии). Фюрер даже собирался уволить Браухича, но одумался, поскольку не видел, кем его заменить.

После возвращения из Польши Гитлер сохранил привычку устраивать ежедневные совещания с заслушиванием военных докладов, которые теперь проходили в старом здании канцелярии. По свидетельству шефа отдела безопасности, он укрепил собственный дом и оборудовал на втором этаже кабинеты для Кейтеля и Йодля, рядом с залом для совещаний. Йодль теперь даже обедал вместе с ним. В период первых дискуссий по поводу «Желтого плана» (название войны с Францией, начало которой изначально планировалось на 12 ноября) Йодль отмечал: «Мы выиграем эту войну, даже если она на 100 процентов противоречит доктрине штабистов, потому что у нас лучшие войска, лучшее оборудование, лучшие нервы и единство действий, направленных к избранной цели». Эта дата была отменена, но стала известна на Западе, вызвав панику в Бельгии, Голландии и Франции, заметивших сосредоточение немецких войск на своих границах.

Перенос начала нападения был в первую очередь вызван погодными условиями, хотя определенную роль сыграли и некоторые имевшие место события. 8 ноября Гитлер выехал в Мюнхен для участия в традиционном собрании старой партийной гвардии в Бюргербройкеллере. Накануне он встречался с вдовой архитектора Трооста, которая пожурила его за недостаточную заботу о личной безопасности; еще в ходе польской войны окружение Гитлера выражало сильное беспокойство в связи с его привычкой публично появляться в не слишком надежных местах. Он ответил фрау Троост, что его хранит Провидение. Еще больше самоуверенности он проявил, когда, покинув Бюргерброй, узнал, что там взорвалась бомба, убив и ранив немало народу. На встрече партийцев он выступил раньше, чем предполагалось, и говорил меньше, чем обычно; затем вместе с Геббельсом сел в поезд до Берлина – здесь ему и принесли телеграмму с сообщением о взрыве. Министр пропаганды немедленно заподозрил группу баварских легитимистов, управляемых из Англии; затем его подозрения перекинулись на Отто Штрассера, укрывшегося в Швейцарии. Однако гестапо не нашло никаких подтверждений этим подозрениям, зато вскоре арестовало истинного виновника покушения, которым оказался часовщик Георг Эльзер, установивший самодельную бомбу в одном из опорных столбов пивной. Этот человек, выходец из простого народа, осуществил то, на что не мог решиться никто из окружения Гитлера. Его заключили в концентрационный лагерь, где в апреле 1945 года он был казнен по приказу фюрера. Тем не менее провал покушения утвердил Гитлера и его приспешников в том, что он действительно избранник судьбы: «Он не умрет, пока не осуществит свою миссию», – записал в дневнике Геббельс.

Не дело историка строить догадки о том, что было бы, если бы Гитлер не изменил в последний момент свое обычное расписание. Однако, поскольку мы говорим о личной роли Гитлера в развитии национал-социализма и системе принятия решений, имеет смысл задаться вопросом: разыгралась бы Вторая мировой война со всеми ее ужасами, включая геноцид евреев, если бы 9 ноября 1939 года фюрер погиб? В свете всего, что сегодня нам известно, на этот вопрос напрашивается отрицательный ответ. Ни Геринг, ни дипломаты министерства иностранных дел, ни армейские руководители не хотели войны. Они были готовы вести переговоры и дать гарантии существования польского и чешского государств – хотя и в сильно урезанном виде. Судя по всему, западные демократии тоже не возражали против того, чтобы возобновить переговоры с правительством Геринга или любой военной диктатурой (правда, остается неясным, как реагировало бы население Германии на убийство фюрера: есть все основания полагать, что большинство причислило бы его к лику мучеников). Ни один из экстремистски настроенных вождей – ни Геббельс, ни тем более Риббентроп или Розенберг, а уж тем более не Гиммлер – не обладал достаточной властью, чтобы навязать свою кандидатуру на пост главы государства. Поэтому наиболее вероятным вариантом представляется создание национального авторитарного правительства. Оно бы развивало политику дискриминации евреев – дискриминации, но не физического уничтожения. Ни в 1940-м, ни в 1941 году не было бы войны ни против северных стран, ни против Франции, ни против России, не говоря уже о балканских государствах и Африке. Между тем впоследствии, даже если бы стремления к достижению статуса великой державы нисколько не утихли, их осуществление военными методами сделалось бы маловероятным, тем более что была пересмотрена система версальских соглашений. При этом немецкая политическая культура не изменилась бы ни в малейшей степени…

Мы позволили себе приведенное выше предположительное рассуждение с единственной целью – показать, что в немецкой системе принятия решений Гитлер играл центральную роль. Именно он настоял на проведении ряда войн, отчасти неожиданных, считая их предварительными мерами для завоевания жизненного пространства на востоке. Нельзя сказать, что к этому его вынудили разногласия между различными группами влияния, но то, что он умело воспользовался ими в подходящий момент, не подлежит сомнению. Идентифицируя себя с Германией 1918 года и буквально воспринимая фантастические мечты, порожденные глубоким внутренним кризисом немецкого общества, Гитлер все больше отдавался безумным замыслам по переделке Истории. Он хотел стать более великим, чем основатель Пруссии Фридрих II, более великим, чем Бисмарк, сумевший всего лишь создать маленькое немецкое государство, более великим, чем Наполеон. В самых смелых своих мечтах он видел себя человеком, отменившим последствия Вестфальского мира 1648 года. Как отмечал Геббельс 1 ноября 1939 года, «тогда его историческая жизнь увенчалась бы достойным образом».

Неудавшееся покушение укрепило Гитлера в мысли действовать как можно скорее и торопить разработку «Желтого плана». 9 ноября два офицера британских секретных служб, явившиеся в местечко возле германо-голландской границы якобы на встречу с представителями немецкой оппозиции, были похищены гестаповцами – вот почему Гиммлер и Гейдрих решили, что Эльзер – британский шпион. Гитлер сделал из происшедшего собственный вывод: война с западными демократиями необходима.

Однако оперативные планы, представляемые высшим армейским командованием (ОКГ), по-прежнему его не удовлетворяли. 29 октября фюрер выступил с изложением ряда идей, впоследствии получивших конкретное воплощение в том, что Черчилль назвал «взмахом серпа»: речь шла о маневре окружения, который позволил бы добраться до Ла-Манша и осуществить прорыв через Арденны. Гальдер и штабисты принялись вносить в свои планы изменения. 23 ноября Гитлер собрал в канцелярии примерно двести высших офицеров и заявил, что давно намеревается свести счеты с западными державами, постоянно мешавшими консолидации рейха. Обстановка для этого складывается как нельзя более благоприятная: Германии придется сражаться на одном фронте, хотя СССР является всего лишь временным союзником и этот союз недолговечен. Единственным способом закончить войну и установить в Европе германскую гегемонию остается уничтожение противника. С этой целью представляется необходимым расширить театр военных действий к северу, Балканам и даже Ближнему Востоку. На это придется бросить все имеющиеся силы, ибо третьего не дано: или полная победа, или тотальное уничтожение.

Пока Гитлер спорил с армейским командованием, призывая сократить разрыв между окончательным приказом и началом атаки, сместив таким образом центр тяжести, начальник штаба группы армий «А» генерал фон Манштейн разрабатывал другой план, согласно которому основное направление удара переносилось с северного крыла на южное по «линии Намюр – Аррас – Булонь». Вместе с Гудерианом они намеревались использовать для прорыва через Арденны бронетанковую технику. ОКГ, все еще не теряя надежды переубедить Гитлера, не желало прислушиваться к этим предложениям и по-прежнему поддерживало план Шлиффена, заимствованный из времен Первой мировой войны. Лишь во второй половине декабря, проведя несколько «кригшпиле» (военных игр), оно изменило мнение. 11 января в Бельгии совершил вынужденную посадку самолет с двумя офицерами штаба на борту, перевозившими документы, касающиеся «Желтого плана», что ускорило события. Отныне противник располагал немецкими оперативными планами; бельгийцы и голландцы не только наверняка знали, что готовится вторжение, но и получили информацию о его точной дате. В конце концов, дурная погода заставила Гитлера снова перенести назначенную на 17 декабря операцию на весну. Разъяренный небрежностью части офицеров, он издал «основополагающий» приказ номер один, согласно которому строго ограничивалось число лиц, посвящаемых в оперативные планы.

В контексте этих событий Манштейн, действуя через адъютанта Шмундта, наконец нашел возможность 17 февраля представить свой план Гитлеру. Одновременно Йодль оказывал настойчивое давление на ОКГ, требуя принять в расчет предложения Гитлера. 27 февраля верховное главнокомандование армии закончило подробную разработку «Желтого плана».

Сразу по окончании этой работы началось составление планов следующей кампании, направленной на страны Северной Европы. Эта кампания основывалась на соображениях, не имевших ничего общего с идеей о расширении жизненного пространства. Ее причины следует искать в советско-финляндской войне и новой морской стратегии, принятой рейхом в результате изменения отношений с Великобританией. Особенно четко смена ориентации проявилась в выводах, сделанных после проведения в феврале – марте 1939 года «кригшпиля». Оставаясь гораздо слабее британского королевского флота, немецкая военно-морская армия все же надеялась отыграть несколько очков в сражении за коммуникации в Атлантическом океане. Фюреру представлялось жизненно важным обеспечить владение базами помимо Балтийского и Северного морей. В центре внимания оказалось французское и норвежское побережье Атлантики, особенно первое, благодаря удобному расположению для размещения авиации. В майских приказах по военно-морскому флоту еще не содержалось указаний на завоевание морских баз, которое планировалось осуществить не раньше 1943 года. Но, когда столкновение с Англией начало обретать вполне реальные черты, потребность в таких базах стала очевидной. Кроме того, рейх крайне интересовала возможность воспользоваться шведскими железными рудами: война против Советского Союза и Англии, в результате нападения на Финляндию, грозила лишить Германию сырьевых ресурсов. С точки зрения Генерального штаба, выгоднее всего для Германии был бы нейтралитет Скандинавских стран: с одной стороны, шведы поставляли бы железную руду в норвежский порт Нарвик, с другой – немецкие корабли могли бы передвигаться по норвежским территориальным водам до базы «Полярный» в Северной Атлантике, предоставленной в их пользование Советским Союзом. 19 октября адмирал Редер обратил внимание Гитлера на то, что существует опасность, что британцы оккупируют норвежские порты. Напротив, размещение немецких баз в этой стране принесло бы огромную пользу, поскольку ликвидировало бы угрозу блокады со стороны английского флота, аналогичную той, что была применена против Германии во время Первой мировой войны.

30 ноября СССР напал на Финляндию, отказавшуюся подчиниться его требованиям, как это сделали прибалтийские государства. Скандинавия превратилась в центр стратегических интересов воюющих держав. Редер снова объяснил Гитлеру, насколько большое значение будет иметь для ведения войны Норвегия. Несколькими днями позже, 12 декабря, он познакомил фюрера с руководителем националистической фракции норвежского парламента Квислингом. По результатам этой встречи фюрер отдал приказ Генштабу изучить способы захвата Норвегии. 30 декабря Редер снова вернулся к той же теме. 13 января Генштаб военно-морского флота получил доклад ОКГ, в существенной мере отвечавший чаяниям адмирала и составленный с учетом сохранения Норвегией нейтралитета.

Отныне не исключалась вероятность проведения военных действий, и Генштаб флота получил приказ разработать план боевых операций. При Генштабе армии 24 января был создан особый «северный штаб», 5 февраля получивший название Везерюбунг (по названию реки Везер). 21 февраля Гитлер назначил его главой генерала фон Фалькенхорста. Подготовительные работы получили особенное ускорение после того, как в норвежских водах вспомогательный немецкий транспорт, перевозивший английских пленных, захваченных крейсером «Граф Шпее», подвергся нападению британского судна. 29 февраля немецкое посольство в Стокгольме сообщило, что, по его мнению, английское вторжение на севере неизбежно.

1 марта Гитлер отдал приказ о подготовке директивы Везербюнга, подписанной 7-го. Советское нападение на Финляндию вызвало на Западе бурную реакцию: 14 декабря СССР был осужден и исключен из Лиги Наций; 19-го Высший союзнический совет, созданный в конце августа, собрался в Париже для обсуждения помощи Финляндии – помимо оружия, уже отправленного в эту страну Англией. Было предложено множество планов, само изобилие которых выдавало «глубокие противоречия между британцами и французами», однако 5 февраля Даладье согласился примкнуть к британскому плану отправки войск к Нарвику. Однако перейти к его осуществлению стороны не успели, потому что 13 марта Финляндия, несмотря на героическое сопротивление, подписала с Москвой мирный договор, что явилось полной неожиданностью для французской и британской разведок. Приходилось все начинать заново. Новое заседание Высшего совета состоялось 29 марта. Французскую делегацию теперь возглавлял Поль Рено, сменивший Даладье, который в свою очередь занял пост министра обороны. Было принято решение обязать Швецию до 1 апреля прекратить поставки в Германию. 4–5 апреля планировалось начать минирование норвежских территориальных вод, однако эта операция, получившая название «Вильфред», была отложена до 8-го. Инициаторы плана надеялись захватить Германию врасплох, одновременно ожидая с ее стороны контратаки, что позволило бы высадиться в Нарвике. Несмотря на многочисленные разведывательные донесения, поступавшие как по дипломатическим, так и по военным каналам, в том числе сведения Остера, английские правящие круги не поверили, что Германия сможет занять Норвегию; Черчилль и британский Генштаб полагали, что у противника для этого недостаточно военно-морских сил.

В Берлине были несколько лучше осведомлены о британских планах, хотя дата и масштаб предстоящих операций оставались загадкой. В конце марта поступили донесения о переговорах между Полем Рено и неким дипломатом в Париже: британские войска были готовы к высадке в Норвегии. Черчилль передал через Би-би-си сообщение, в котором, адресуясь к норвежскому правительству, негативно воспринявшему идею о вероятном вторжении в его территориальные воды, заявил, что союзники будут продолжать воевать там, где сочтут нужным. Немецкие спецслужбы смогли перехватить доклад швейцарского министра в Стокгольме, в котором говорилось о высадке английских и немецких войск как о неизбежности, и 2 апреля Гитлер принял решение начать переброску войск и снаряжения уже на следующий день. Высадку в Дании и Норвегии назначили на 9 апреля, на 5 часов 15 минут утра.

8 апреля, проинформировав правительство Осло нотой, англичане приступили к закладке мин в норвежских территориальных водах. Этой нотой, как делился Гитлер с Геббельсом, «англичане подготовили нам трамплин».

Операция «Южный Везерюбунг» началась 9 апреля утром в Дании и развивалась стремительно. Король уступило давлению и 10 апреля в 7 часов 20 минут утра приказал прекратить сопротивление. Однако в Норвегии все пошло не так, как планировалось. Когда министр рейха в Осло вскоре после пяти часов утра 9 апреля поставил норвежское правительство в известность о немецком ультиматуме, немецкие войска еще не успели войти в столицу. Правительство объявило мобилизацию и вместе с королем и королевской семьей, а также парламентом и большей частью администрации укрылось сначала в Хамаре, а затем в Эльверуме. Пользуясь поддержкой немецкого военного атташе и представителя министерства иностранных дел – ведомства Розенберга, Квислинг попытался сформировать новый кабинет, но не получил одобрения короля. Впоследствии для гражданского управления Гитлер назначил гауляйтера Тербовена. Осло, Кристиансанд, Ставангер, Берген и Трондхейм были заняты в короткие сроки.

Напротив, в Нарвике, где высадился генерал Дитль с двумя тысячами альпийских стрелков, немцы столкнулись с трудностями. Британский флот потопил три грузовых судна и эскадренный миноносец. Части, вышедшие из Осло в направлении Трондхейма, двигались слишком медленно из-за плохой погоды и сопротивления норвежских отрядов. Гитлер терял терпение и выходил из себя. Но настоящий кризис разразился 13 апреля. Редер жаловался, что высадка осуществилась слишком поздно; Гитлер даже приказывал войскам двигаться из Нарвика на юг, потом позволил Дитлю укрыться в Швеции (эта страна сохраняла нейтралитет), но этот приказ так и не был отправлен Генеральным штабом. Его дерзкие планы о создании «Конфедерации германских государств Севера» рушились на глазах. Фюрер совершенно терял голову. Если в конечном итоге войска не оставили Нарвик, а Германия выиграла войну в Норвегии, то лишь благодаря Йодлю, который хорошо знал эту местность, и весьма способному генералу Дитлю. Йодль, сохраняя хладнокровие, спокойно заметил Гитлеру, что военачальник в подобных обстоятельствах не имеет права позволять себе срываться. В немалой степени спасению ситуации способствовали офицеры штаба ОКГ, которые либо придерживали приказы Гитлера, либо изменяли их.

Моральный дух диктатора значительно поднялся 27 апреля, когда перехваченные британские документы подтвердили, что Лондон назначил высадку в Бергене, Трондхейме и Нарвике на 2, 6 и 7 апреля соответственно. Он приказал допросить английских пленных и поручил Риббентропу опубликовать их показания в «белой книге» – то же самое было проделано с документами, захваченными в Варшаве, – дабы представить западные демократии как «поджигателей войны».

Бои в Норвегии продолжались до 10 июня, когда была подписана капитуляция. За два дня до этого король покинул страну и укрылся в Англии, но и он сам, и правительство публично объявили, что по-прежнему считают себя в состоянии войны, которая будет вестись и за пределами Норвегии.

Операция «Везерюбунг» стоила Германии 1317 человек убитыми, 1604 ранеными и 2375 пропавшими без вести (по официальной статистике); было сбито 242 самолета; потоплены один тяжелый и два легких крейсера, 10 эскадренных миноносцев, четыре подводных лодки и несколько малых судов. Потери англичан составили 1896 человек, норвежцев – 1335 человек, французов и поляков – 530 человек. На море Англия потеряла более 2500 человек и 112 самолетов. Королевский флот лишился авианосца, двух легких крейсеров, девяти эскадренных миноносцев, шести подводных лодок и множества вспомогательных судов. Морские потери были примерно равными с обеих сторон, но по Германии они ударили тяжелее.

Как мы уже говорили, фюрер не собирался воевать с северными странами. Он предпочел бы видеть их в состоянии доброжелательного нейтралитета, что позволило бы продолжать сырьевые поставки в Германию. Попытка навязать Норвегии режим, гарантирующий рейху овладение морскими базами и свободную транспортировку продукции, необходимой для ведения войны, явилась результатом стечения обстоятельств.

К осуществлению планов военной оккупации Дании (для обеспечения сухопутной связи соединений со Скандинавией) и Норвегии немцев подтолкнули советско-финский конфликт и опасение британского морского превосходства. Тот факт, что ультиматум был предъявлен одновременно с введением немецких войск, должен был сыграть на эффекте неожиданности и осложнить организацию сопротивления. Лишь затем предполагалось учредить «дружественное правительство». Тем не менее, в отличие от Чехословакии, Гитлер не намеревался превращать эти две скандинавские страны в свои протектораты; скорее он рассчитывал на создание своего рода конфедерации, которая проводила бы единую внешнюю, экономическую и таможенную политику. При условии, что у Германии появились бы здесь военные базы, она могла бы обеспечивать оборону, тогда как обе страны отказались бы от содержания собственных военных сил.

Этот план, по всей видимости, сложился под влиянием идей Розенберга и убеждения в превосходстве нордической расы, которую следовало объединить в конгломерат германских народов. Это была утопия, абсолютно не соответствовавшая чаяниям самих этих народов. Для надежности Третьему рейху пришлось на протяжении всей войны держать в Норвегии оккупационные войска и гражданскую администрацию, что обходилось чрезвычайно дорого и отвлекало силы, необходимые в других местах. С политической точки зрения это был провал. Злоупотребления властей и преследования гражданского населения со стороны полиции и служб охраны порядка вызывали ненависть к немцам и подталкивали его к сопротивлению.

В Дании обстановка отличалась чуть меньшим драматизмом. Правительство и король оставались на месте и смогли помешать дальнейшему ухудшению ситуации. Немецкое военное командование обладало ограниченными полномочиями; рейх был представлен министром. Таким образом эта страна, во всяком случае до сентября 1942 года, была призвана играть роль своего рода «визитной карточки» Германии с целью пропаганды среди других германских народов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.