ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Важными особенностями печати, литературы каждого революционного этапа являются круг ее читателей, широта распространения, состав корреспондентов. По этим данным можно судить о размахе, массовости освободительного движения. Рассматривая задачи пролетарской «Искры», В. И. Ленин исключительное внимание уделял вопросу о корреспондентах, видя в самой сети агентов, рабочих корреспондентов, связанных с единым центром — редакцией революционной газеты, контуры, леса, «которые строятся вокруг возводимого здания»- будущей партии (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, стр. 11).

Характеристика революционной печати как коллективного пропагандиста, коллективного агитатора, коллективного организатора в широком смысле применима ко всему освободительному движению в России, хотя, разумеется, содержание, форма, размах «пропаганды, агитации, организации» существенно различались на каждом этапе.

Декабристы не имели бесцензурного печатного органа вроде герценовской «Полярной звезды» и «Колокола». В их революционной практике почти не использовались нелегальные типографии¹.

Революционную литературу в то время представляли легальные, подцензурные издания, например «Полярная звезда» Рылеева и Александра Бестужева, списки запретных стихов Пушкина, Рылеева, Грибоедова…

Отсутствие широкой нелегальной печати в тот период объясняется, конечно, не столько техническими условиями, сколько уровнем общественных интересов. Для узкого слоя, среди которого обращалась оппозиционная и революционная литература 20–40-х годов XIX в., было вполне достаточно журналов и альманахов с тиражами, измеряемыми сотнями, редко — тысячами экземпляров, а также десятков, реже — сотен рукописных списков. Сколько-нибудь широкой сети корреспондентов декабристская печать не имела, потому что серьезная борьба за привлечение народа к движению фактически не велась. Однако стихи Пушкина, Рылеева, Бестужева, распространяясь по России, подготавливали более широкую почву для будущих врагов власти, и в этом смысле можно говорить об агитационном значении декабристской литературы.

Вольная печать Герцена была следующей, более высокой ступенью агитации. Она усвоила лучшие традиции декабристской печати, а также передовой русской литературы и критики первой половины XIX в.

В 1853–1857 годах, в период выхода «листков» Герцена, а затем и «Полярной звезды», его печать по масштабам еще близка к литературе декабристов. Однако уже один тот факт, что на службу революции был поставлен свободный печатный станок, определял иные масштабы, иной размах дела, нежели в период рукописных списков. Новым в деятельности Вольной типографии была борьба за максимально возможную в тех условиях широкую массовую основу. Пробуждение разночинцев — передовой части народа — было одной из главных заслуг Вольной печати.

Задачи пропаганды и агитации уже не среди сотен, а среди тысяч и десятков тысяч заставили Герцена и Огарева перейти от издания отдельных листков и «медленных альманахов» к периодической газете — «Колоколу». Тираж этой газеты достигал 2500–3000 экземпляров, а учитывая дополнительные тиражи — 4500–5000. Практически это означало десятки тысяч читателей и было сравнимо с максимальными тиражами легальных изданий в России («Современник» — 6000, наиболее крупные газеты — 10–12 тысяч экземпляров). Всего же за 10 лет издания «Колокола» было выпущено примерно 500 тысяч его экземпляров. Одним из критериев массовости, успеха, масштабов распространения Вольной печати было число ее корреспондентов. В сети корреспондентов и распространителей уже угадывались контуры будущей организации. Член харьковско-киевского подпольного общества 1856–1860 гг. Михаил Левченко писал о молодежи, читавшей и распространявшей герценовские издания: «Без определенных форм, без названия членов <…> является общество, организованное единством целей»².

Разумеется, в период «Колокола» корреспондентов и распространителей было сравнительно немного. Это еще не сам народ, а лишь «молодые штурманы будущей бури». Это отвечало характеру освободительного движения 50–60-х годов, уже значительно продвинувшегося вперед по сравнению с декабристами, но еще не подошедшего к тем задачам массовой борьбы, которые встанут к началу следующего столетия.

Таково было историческое место изданий Герцена в развитии революционной печати, такова была историческая роль их корреспондентов.

Восемь книг «Полярной звезды» в переводе на суховатый язык цифр — это 2320 страниц текста, на которых поместилось 195 произведений.

1270 страниц, т. е. более половины общего объема, занимают 36 сочинений Герцена, главным образом отдельные части «Былого и дум».

На 277 страницах разместились 7 статей и 39 стихотворений Огарева. Таким образом, ведущая, определяющая роль Герцена и Огарева в их альманахе очевидна.

Некоторые работы издателей «Полярной звезды» неотделимы от корреспонденций, присланных из России (например, примечание Герцена к публикации письма Белинского к Гоголю, его ответ на письмо С. Д. Полторацкого, статья «Император Александр I и В. Н. Каразин»).

Материалы, присланные извне, занимают 773 страницы «Полярной звезды» (треть объема). Больше всего корреспонденций в V–VII книгах (1859–1862).

Как правило, в «Полярной звезде» автор присланного материала и корреспондент, приславший материал, — это разные люди.

Исключение составляют статьи Энгельсона и Сазонова в I и II книгах, «Судебные сцены» Аксакова в IV книге, а также два письма, помещенные во II книге и, очевидно, присланные самими сочинителями.

Кроме того, авторами «Полярной звезды» — при жизни или посмертно — были Пушкин, Лермонтов, Рылеев, Лунин, братья Бестужевы, Матвей Муравьев-Апостол и другие декабристы, а также представители враждебного лагеря — Липранди, Греч.

Понятно, большинство сочинений доставляли тайные корреспонденты «Полярной звезды».

Из 113 произведений, присланных в альманах Герцена и Огарева, 79 стихотворений: в том числе 25 — Пушкина, 9 — Рылеева, 1 — Лермонтова, 1 — Некрасова, 43 — других авторов. Много корреспонденций — это документы, материалы, воспоминания, связанные с декабристами, Пушкиным и людьми 20–50-х годов. Их содержание соответствовало основной теме «Полярной звезды» — теме «былого и дум».

Число корреспондентов «Полярной звезды» было, как мы видели, сравнительно невелико.

Вот их перечень (в который входят и предполагаемые сотрудники альманаха):

I книга

II книга

III и IV книги

Неизвестно, кем доставлены «неизданные стихотворения Пушкина» и «стихотворения неизвестных сочинителей» в IV книге.

V книга

Не ясно, кем доставлены стихотворения Рылеева, Бестужева, Кюхельбекера, Пушкина, Языкова и «Взгляд на тайное общество» Лунина.

VI книга

Не ясно, кем доставлены стихотворения, попавшие в VI книгу, и некоторые другие материалы.

VII книга

VIII книга

Кроме того, многие корреспонденции попали в Лондон при помощи М. К. Рейхель. Круг корреспондентов «Полярной звезды», понятно, был более узок и однороден, чем армия тайных сотрудников «Колокола».

В газету Герцена и Огарева писало множество лиц разных губерний и разных сословий.

«Полярная звезда», много печатавшая о былом, предоставлявшая «красный угол» декабристам, Пушкину, естественно, притягивала к себе и определенный круг сотрудников: куда же, как не в «Полярную звезду», было писать в первую очередь старикам декабристам — Якушкину, Пущину, Муравьеву-Апостолу, Бестужеву, Цебрикову, Штейнгелю? Но с этими людьми связана группа прогрессивных историков и литераторов, которые помогают доставить драгоценные документы в Лондон и к тому же сами собирают, находят, изучают важные материалы о недавно прошедшей эпохе. Таковы Е. И. Якушкин, А. Н. Афанасьев, П. А. Ефремов, В. И. Касаткин, Н. В. Гербель, М. И. Семевский и другие.

Помогали публикации запретных документов та-. кие крупные знатоки и собиратели, как С. Д. Полторацкий и П. И. Бартенев.

Таким образом, «Полярная звезда» оказалась своего рода школой, которую прошла целая группа видных литераторов, историков, издателей, библиографов второй половины XIX в. Мы часто говорим о преемственности двух революционных поколений в России — дворянского и разночинского; однако из поля зрения исследователей, к сожалению, почти совершенно выпал тот факт, что в самом издании «Полярной звезды» Герцена и Огарева было очень много примеров этой преемственности, живого, конкретного сотрудничества дворянских революционеров-декабристов с такими деятелями разночинно-демократического направления, как А. Н. Афанасьев, Е. И. Якушкин, В. И. Касаткин, П. А. Ефремов и другие.

По-разному сложилась судьба тех людей, которые несколько лет поддерживали «Полярную звезду».

Почти на двадцать лет пережил «Полярную звезду» ее почитатель и корреспондент Матвей Муравьев-Апостол.

Пострадали за нелегальную деятельность и рано умерли Касаткин и Афанасьев. До начала XX в. жил и служил в Ярославле Евгений Иванович Якушкин. Судя по его поздней переписке и воспоминаниям, он мало изменился душою, сохранил и в старости твердость и чистоту идеалов. Декабристы, Пушкин оставались его главною страстью. И, как прежде, он стремился распространить, опубликовать как можно больше из своих драгоценных коллекций, оставаясь при этом в тени, не желая хоть как-то прославиться за счет Пушкина, Рылеева, Пущина, И. Д. Якушкина, Оболенского, Муравьева-Апостола.

Архив Е. И. Якушкина открывает нам, какую значительную роль сыграли материалы и сведения, предоставленные им В. И. Семевскому (для его трудов о декабристах) и П. А. Ефремову (для его изданий Рылеева и Пушкина).

Теплые отношения семьи Якушкиных с Ефремовым сохранились до конца, и еще в начале XX в. ветераны «Полярной звезды» живо обменивались сведениями о Пушкине, Белинском, декабристах и, кстати, о Герцене. В подготовке первого разрешенного в России издания его сочинений (павленковского) участвовал Вячеслав Евгеньевич Якушкин, который пользовался советами П. А. Ефремова.

В 70–90-х годах XIX в. мы находим М. И. Семевского во главе крупнейшего исторического журнала «Русская старина».

П. И. Бартенев с 1863 по 1912 г. возглавляет не менее известное издание — «Русский архив».

Как известно, эти издания не принадлежали к демократическому направлению русской публицистики. Взгляды Семевского отличались умеренным либерализмом, Бартенев придерживался консервативных начал.

Однако на страницах своих журналов они публикуют многое из того, что некогда впервые появилось в «Полярной звезде».

Времена менялись. Не унаследовав направления Герцена и Огарева, исторические журналы тем не менее пытались использовать литературно-историческое наследство их изданий. Боевой же дух «Колокола» и «Полярной звезды» достался «по эстафете» следующим поколениям Вольных печатников.

* * *

Вопрос о корреспондентах Вольной печати Герцена долго сохранял большую политическую остроту и был малодосягаем для научной разработки. Такое положение относится прежде всего к периоду от образования Вольной типографии в Лондоне до революции 1905–1907 гг. В эти полстолетия материалы и сведения о тайной истории «Полярной звезды», «Колокола» и других Вольных изданий накапливались, собирались в основном по трем каналам.

Во-первых, у Герцена и Огарева в заграничном революционном центре. Во-вторых, у корреспондентов, сотрудников, помощников Герцена и Огарева, живших и действовавших в России. В-третьих, у их прямого противника — российской самодержавной власти.

Редакция Вольной печати тщательно оберегала тайну своих русских связей. В ее архиве со временем сосредоточились громадные материалы, бесценные по своему историческому значению, но почти не подлежавшие публикации, пока были живы многие из сотрудников Вольной печати. Кроме того, будущим наследникам рукописного архива Герцена и Огарева приходилось также считаться с интересами наследников ряда лиц, участвовавших в печати Герцена. Наконец, некоторые материалы вообще не подлежали публикации, пока существовало самодержавие.

Однако первые исторические очерки о подполье «Полярной звезды» и «Колокола» появились в самом «Колоколе», (где А. И. Герцен печатал в 1866–1867 гг. отрывки из VII части «Былого и дум» — «Апогей и перигей»), а также в VIII книге «Полярной звезды».

Тщательно маскируя имена своих корреспондентов, Герцен создал насыщенную интереснейшими фактами картину апогея Вольной печати, 1858–1862 гг., и перигея, начала спада революционной волны и потока корреспонденций после польского восстания³.

После смерти А. И. Герцена и Н. П. Огарева их архив, как известно, переходил из рук в руки, разделялся на части, постепенно утрачивался⁴. Так, в 1870 г. погибли похищенные С. г. Нечаевым бумаги Огарева, среди которых были письма Герцена и другие материалы.

Количество документов из архива Герцена и Огарева, опубликованных в эти годы заграницей, было невелико, и сами публикации по ряду причин были неполными, имели крупные недостатки. Однако даже в таком виде они открывали важные и почти неизвестные страницы истории революционного подполья 50–60-х годов.

В посмертном сборнике статей А. И. Герцена впервые сообщался ряд эпизодов из истории взаимоотношений редакции Вольной печати с русским обществом. Опубликованные М. П. Драгомановым в его газете «Вольное слово» (Женева, 1883 г.) письма И. С. Аксакова, Н. А. Мельгунова, С. С. Громеки,Ю. Ф. Самарина, Б. Н. Чичерина, А. И. Кошелева впервые предавали гласности ряд секретных корреспонденций и открывали имена корреспондентов.

Последующие публикации Драгоманова — «Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену» (1892) и «Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву» (1896) — показали, между прочим, крупную роль уже умершего к тому времени И. С. Тургенева в пересылке материалов для Герцена. К этим документам примыкают мемуары некоторых участников или осведомленных свидетелей работы Вольной типографии в Лондоне и Женеве. В первую очередь это относится к публиковавшимся в 1890–1903 гг. воспоминаниям Н. А. Тучковой-Огаревой. В них между прочим описана доставка в Лондон мемуаров Екатерины II неким NN <П. И. Бартеневым>, сообщаются детали, к сожалению не всегда достоверные, о посещении Лондона Н. г. Чернышевским, И. С. Тургеневым, Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичами, Ю. Н. Голицыным и многими другими.

Вторым источником сведений о Вольной печати были, как отмечалось, материалы самих корреспондентов или сотрудников Герцена и Огарева. Однако, исключая посмертные публикации конспиративной переписки и те случаи, когда корреспондентов заставляло говорить правительство, мы, по понятным причинам, находим в 1860–1905 гг. довольно мало рассказов и воспоминаний о нелегальных связях с Герценом. Даже в более безопасное время (1909) М. К. Рейхель напечатала лишь часть писем Герцена, отметив, что «остальные по некоторым соображениям не могут еще появиться в печати»⁵. Молчат о своих нелегальных связях с Герценом А. И. Кошелев,П. В. Анненков и другие мемуаристы.

Однако в русских исторических изданиях и журналах время от времени появлялись — часто в замаскированной форме — воспоминания некоторых корреспондентов Герцена или рассказы о некоторых корреспондентах. Особенно много таких материалов публиковалось в «Русской старине».

Из списка литературы о Герцене, составленном в 1908 г. А. Фоминым, видно, что за период 1861–1904 гг. появилось более 240 статей и заметок о Герцене в легальных журналах и газетах. Однако значительная их часть принадлежала авторам из охранительного лагеря (Катков и K°). В начале XX столетия в печати стало появляться все больше статей и материалов о Герцене. Если до 1900 г. выходило не более 10 статей в год, то в 1900 г. вышло 30, в 1901 г. — 17, в 1903 г. — 21 статья⁶. Однако все это была лишь небольшая частица того, что могли бы рассказать сотни людей.

Шли годы, и многие из бывших корреспондентов «Колокола» и «Полярной звезды» сходили в могилу. Сведения просачивались в печать большей частью от либеральных деятелей, некогда писавших в «Колокол». Рассказов и воспоминаний революционеров-практиков о своих связях с Вольной русской типографией почти не было. Чернышевский, Михайлов, Серно-Соловьевичи, деятели первой «Земли и Воли», Е. Якушкин, Ефремов и другие знали, конечно, очень многое о связях русского и заграничного революционных центров, но не могли и, конечно, не желали многого рассказывать.

Сведения о подпольных связях Герцена сосредоточивались в III отделении и других учреждениях самодержавия. До 1905 г. эти материалы лежали за семью печатями.

Во время процесса киевско-харьковского общества (1860), процесса 32-х, процесса землевольцев и ряда других правительство осудило и сослало многих тайных сотрудников Вольной типографии. Крупные потери понесли друзья и единомышленники Герцена и Огарева во время подавления польского восстания. Однако даже в годы своих наибольших успехов самодержавие имело сведения далеко не обо всех путях и связях между Россией и Вольной прессой. Во время процесса 32-х Н. А. Серно-Соловьевич внушал судьям, что, «если бы для существования „Колокола“ необходимы были постоянные корреспонденты, он не мог бы издаваться, потому что, сколько мне известно, Герцен никогда не мог убедить ни одного человека взять на себя труд постоянного сообщения известий»⁷.

В. Кельсиев, сдавшийся властям сотрудник Герцена, чью «Исповедь» правительство получило в 1867 г., преуменьшал развитие корреспондентской сети Герцена и Огарева и старался не называть имен, кроме тех, о которых правительство уже имело сведения по другим каналам.

* * *

Идейно-политическая борьба вокруг наследия Герцена и Огарева развернулась еще при их жизни. Как известно, только в самом конце XIX в. и в первые годы XX в. стало возможным упоминать имя Герцена в русской подцензурной печати без охранительных ругательств. Тогда же вышли в России и первые книги, посвященные его жизни и творчеству⁸.

Одновременно шла упорная борьба за опубликование в России сочинений Герцена.

Вышедшие за границей собрание сочинений Герцена под редакцией Вырубова (1875–1879), а также избранные статьи А. И. Герцена (1857–1869) под редакцией Л, А. Тихомирова (Женева, 1887 г.) были под запретом. В то же время Е. С. Некрасова, одна из первых собирательниц герценовского наследства, публикует в «Русской мысли» и «Русской старине» ряд писем и других биографических материалов о Герцене. В 1905 г. выходит первое в России далеко не полное семитомное собрание сочинений Герцена (изд. Павленкова).

Однако уже задолго до 1905 г. определились три основные точки зрения на интересующую нас проблему.

Первая — революционная, пролетарская. В. И. Ленин еще в конце XIX и в первые годы XX столетия разрабатывает учение о «наследстве», об идейной преемственности революционных поколений, подводит русскую социал-демократию к взгляду на Герцена, Белинского, Чернышевского, революционных народников как на ее прямых предшественников*. Такая оценка требовала особого внимания к общественной, революционной деятельности Герцена; рабочая печать была позже охарактеризована В. И. Лениным как преемница общедемократической печати 60-х годов «с „Колоколом“ Герцена во главе ее. В своей работе „Гонители земства и аннибалы либерализма“ (1901) Ленин писал о распространении по всей России „Колокола“ как об одной из важных примет первой революционной ситуации в стране» (Полн. собр. соч., т. 6, стр. 25; т. 25, стр. 93;т. 5, стр. 29).

Вторая точка зрения — либеральная, свойственная представителям части русской интеллигенции. Весьма характерным для ряда книг и статей о Герцене было молчание, обход вопроса о «Колоколе», «Полярной звезде» и их авторах. Отчасти это явление объяснялось недостатком материала, но одновременно выражало характерную либеральную точку зрения на Герцена как на художника, мыслителя, но не революционера-практика.

Наконец, третью точку зрения представляли крайние реакционеры — Катков, Победоносцев и их единомышленники.

Эта группа в отличие от либералов отнюдь необходила факты, говорящие о практической революционной деятельности Герцена. Как известно, в свое время Катков был склонен приписывать Искандеру организацию всех заговоров, беспорядков и пожаров в России.

Видя в Вольной печати своего заклятого и сильного врага, Катков и его сторонники (которых Герцен называл «подкатковщиками») старались очернить, опорочить революционные издания, их издателей и корреспондентов и вместе с ними всю революцию.

В «Русском вестнике» в 1889 г. появилась статья А. П. М-ского (под этим псевдонимом скрывался А. П. Мальшинский) «Герцен и его корреспонденты». Автор обрушивается на корреспондентов Вольной печати временами даже с большей злобой, чем на самого Герцена.

«Много раз, — пишет он, — соотечественники, ненавидящие строй русской жизни <…>, увлекали Герцена до предела протеста, поставленного им себе задачею <…>, односторонними и часто вполне лживыми корреспонденциями»⁹.

Мальшинский также сознательно преувеличивает участие «Польского жонда» в русских Вольных изданиях. Однако он признает, что в конце 50-х годов «личность Герцена пользовалась каким-то мистическим обаянием, превосходившим авторитет власти»¹⁰. Мальшинский знает, что в Лондон писали и революционеры и «люди умеренных мнений», что «особенно усердно помогали травлям крупных сановников должностные лица центральных канцелярий». Колебания Герцена Мальшинский считает «приемом притворного поклонения верховной власти с надеждой увлечь ее на путь реформы в желанном духе» и полагает, что «такой тактики не понимали корреспонденты Герцена», замечавшие, что «в лондонских изданиях начинают раздаваться гимны предержащим»¹¹.

Статья «Русского вестника» — любопытный пример оценки деятельности Герцена и его корреспондентов с совершенно противоположного политического полюса.

* * *

1905–1917 годы — важный период в истории герценовского наследства. Первая русская революция открыла новые возможности писать и говорить в России о революционерах прошлого.

В журналах и отдельных изданиях впервые публикуются разнообразные материалы о Герцене, Огареве, Вольной печати и ее корреспондентах. Появляются воспоминания еще живых шестидесятников. Ученые получают известный доступ к секретным архивам, вследствие чего увидели свет материалы политических процессов 60-х годов, полвека лежавшие под спудом. О подполье 60-х годов появляются интересные публикации и исследования М. К. Лемке. О Вольной печати и ее корреспондентах важные факты впервые широко публикует и систематизирует Ч. Ветринский. Он, в частности, пишет, суммируя известные данные: «Сотрудниками „Колокола“ первой эпохи были <…> И. Тургенев, Н. Тургенев, Кавелин, Мельгунов, И. С. Аксаков, Самарин, Кошелев, даже В. П. Боткин»¹².

К этому периоду относится подготовка и начало громадной работы М. К. Лемке по изданию полного собрания сочинений и писем Герцена (1915–1925).

Пятидесятилетие «Колокола» в 1907 г., пятидесятилетие крестьянской реформы в 1911 г. и столетие со дня рождения Герцена в 1912 г. породили большую литературу. Идейные споры, начавшиеся еще до первой русской революции, продолжались и углублялись. Если в 1902–1904 гг. вышло 33 статьи о Герцене, то в 1905 г. — 44, в 1906 г. — 16, в 1907 г. — 32¹³.

В новых условиях сталкиваются те же три точки зрения, что и прежде: пролетарская, либеральная и охранительная. Но после революции, в условиях Думы, столыпинщины, активизации политических групп, резче обозначались классовые группировки, идейные течения, до революции зачастую еще не развившиеся, завуалированные призрачным единством перед лицом самодержавия. После 1905 г. обостряется дискуссия о традициях и наследстве. В связи с этим В. И. Ленин развивает, конкретизирует ряд своих мыслей, высказанных еще до 1905 г., о значении Герцена, его Вольной печати, опыта прошлых революционных поколений для освободительной борьбы пролетариата. Для В. И. Ленина Герцен вместе с Чернышевским представляют одну из двух главных линий русской общественной мысли — линию демократии, народничества. Ей противостоят либералы и крепостники, спорящие из-за меры и формы уступок (См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20, стр. 174).

Умеренной прессе, чествовавшей Герцена-либерала, противостоят статьи В. И. Ленина, а также г. В. Плеханова перед столетним юбилеем А. И. Герцена. В то же время В. И. Ленин выступил в своей статье «Памяти Герцена» и против части левацки настроенных социалистов (К. Левин и др.), считавших Герцена либералом, не видевших его великой исторической роли¹⁴. В. И. Ленин не хотел «отдавать» Герцена противникам.

В первых же строках статьи «Памяти Герцена» В. И. Ленин пишет о революционере Герцене, выделяя слово «революционер» курсивом (См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 255). Отсюда ясно, что на герценовскую Вольную типографию — великое практически революционное дело — В. И. Ленин обращает особенное внимание: «Герцен создал вольную русскую прессу за границей — в этом его великая заслуга. „Полярная звезда“ подняла традицию декабристов. „Колокол“ (1857–1867) встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено» (Там же, стр. 258–259.).

В. И. Ленин снова и снова в своих работах возвращается к коренным проблемам революционной печати прошлого. Эти проблемы сохраняли свою политическую злободневность: исключительная острота крестьянского вопроса в России, столкновение демократии и либерализма, выдающаяся роль революционной печати — все это было характерно и для 1861 г. и для 1905–1917 гг. В статьях «Из прошлого рабочей печати в России», «О национальной гордости великороссов» и других В. И. Ленин развивает мысль о трех поколениях борцов в русском освободительном движении, о характерных для каждого поколения формах связи революционной печати с активной, оппозиционно настроенной массой.

Лагерь крайней реакции — правые и октябристы — открыто поносил все русское освободительное движение. В. И. Ленин писал, что «поминает Герцена и правая печать, облыжно уверяя, что Герцен отрекся под конец жизни от революции». Эта идея тридцатью годами прежде уже проскальзывала в рассмотренной выше статье А. Мальшинского, который был склонен переложить «вину» с Герцена на его корреспондентов.

Однако более опасными идеологическими противниками рабочей печати были, по мнению Ленина, либералы, кадеты, претендовавшие на гегемонию в общественном движении и выступавшие со своими оценками Герцена, его печати, его соратников. Не случайно В. И. Ленин заостряет свою статью о Герцене прежде всего против либералов. Оценка Вольной типографии, ее исторической роли, ее корреспондентов оставалась своего рода камнем преткновения, резко разделявшим революционные и либеральные воззрения на Герцена.

Так, П. Струве объявлял Герцена «постепеновцем», сторонником эволюционизма¹⁵. Он же в «Вехах» подчеркивал, что «Чернышевский по всему существу своему другой человек, чем Герцен. Не просто индивидуально другой, а именно другой духовный тип»¹⁶.

* * *

Публикация новых архивных материалов, издание прежде запрещенных трудов, научные обобщения ученых-марксистов — все это начинается с первых же лет Советской власти. Торжественно было отмечено 50-летие со дня смерти Герцена. В изданной Музеем Революции 21 января 1920 г. однодневной газете «Колокол» М. Лемке опубликовал новые сведения о революционной деятельности Огарева, М. К. Рейхель и других соратников Герцена. Но при этом в газете встретились разные идеологические воззрения на историческую роль Герцена и его печати. Статья А. Луначарского «Коммунисты и Герцен» сталкивалась с антимарксистскими построениями Питирима Сорокина в статье «Свободный человек»¹⁷.

К этому моменту уже не было в живых ни одного активного помощника или корреспондента Герцена. Последней, насколько нам известно, была Мария Каспаровна Рейхель, умершая в Швейцарии в 1916 г.

Материалы о деятельности Герцена и Огарева были уже давно разделены: одна часть находилась в Советской России, другая — за границей, в распоряжении семьи Герцена, семьи Драгоманова и других¹⁸.

Как известно, попытки советских ученых соединить эти рассеянные материалы натолкнулись на сопротивление владельцев за границей.

Отказ Н. А. Герцен вести переговоры с М. К. Лемке после Октябрьской революции, пропажа в 1918 г. части материалов, принадлежавших Драгомановым, гибель другой части в Варшаве в годы второй мировой войны, рассредоточение архива Герцена и Огарева между Пражской, Софийской, Амстердамской и другими коллекциями — все это имело печальные, частью непоправимые последствия.

Советское правительство, стремясь вернуть на родину архив Герцена, придавало особое значение тому, что эти материалы откроют многие страницы тайной истории Вольной печати, ее корреспондентов. Президент Академии наук СССР А. П. Карпинский сообщал 24 сентября 1931 г. дочери А. И. Герцена — Н. А. Герцен о подготавливаемом Академией наук переиздании «Колокола»: «Издание Академии наук имеет, однако, в виду не только воспроизведение великого памятника русской общественной мысли в виде „Колокола“, но и снабжение его обширным научным аппаратом. Этот последний будет иметь своей ближайшей задачей установление авторства статей и корреспонденций „Колокола“, путей, по которым редакция последнего получала свои сообщения, установление доли участия в „Колоколе“ таких деятелей, как И. С. Тургенев, Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин, И. С. Аксаков и т. д.»¹⁹

Однако архив Герцена и Огарева в то время не был передан Академии наук, не осуществилось тогда и научное издание «Колокола».

Пока материалы, находившиеся за границей, не были воссоединены с советскими, научная разработка многих важных тем по истории Вольной печати была неполна. И все же в период 1917–1941 гг. советские историки много сделали на основе документов и материалов, сохранившихся в стране; новые научные обобщения по истории Вольной печати появлялись одновременно с открытием и публикацией ряда документов.

Завершение в 1925 г. двадцатидвухтомного Полного собрания сочинений и писем Герцена под редакцией М. К. Лемке заложило солидную основу для будущих исследователей.

Несколько томов собрания содержали материалы «Полярной звезды», «Колокола» и были снабжены обильными комментариями М. К. Лемке, появившимися в результате больших разысканий в архивах. К заслугам М. К. Лемке следует отнести правильное определение авторства Герцена в сотнях статей и заметок Вольной печати, введение в научное обращение громадного эпистолярного наследия.

Многочисленные недостатки и ошибки первого полного собрания известны (неверное определение авторства и датировки ряда статей и писем, отсутствие точных архивных ссылок для многих документов, местами — неудачное расположение материала и др.). Однако в целом следует считать громадный труд М. К. Лемке по собиранию и изданию сочинений, писем, документов Герцена научным подвигом.

После завершения издания процесс публикации новых документов продолжался. Принципиальное значение имели материалы «Литературного наследства» и сборников «Звенья», чрезвычайно расширившие источники по истории общественного движения середины прошлого века.

Не вникая в сложную историографическую проблему — «Герцен и его наследие в советской исторической науке», заметим, что большая часть работ 1917–1941 гг. посвящена анализу и оценке деятельности Герцена в целом. Специально истории Вольной печати, «Полярной звезды», «Колокола» было посвящено немного работ, причем большей частью это были статьи, сопровождавшие публикации новых материалов.

Лишь перед Великой Отечественной войной появились отдельные исследования, посвященные непосредственно «Колоколу», Вольной печати²⁰. Это объяснялось двумя обстоятельствами.

Во-первых, недостатком материалов, отсутствием в научном обороте массы важных документов о «Колоколе» и «Полярной звезде».

Во-вторых, довольно длительной недооценкой некоторыми советскими историками идейного наследства Герцена и Огарева. В ту пору чрезмерно подчеркивался герценовский либерализм, противоположность между Герценом, с одной стороны, и Чернышевским и Добролюбовым — с другой. Согласно подсчетам С. А. Шелудько²¹, в 1917–1933 гг. вышло около 130 работ о Герцене, и во многих Герцен и его печать рассматривались как представители либерально-монархического направления, противоположного направлению «Современника».

Не понял исторического значения деятельности Герцена такой, например, видный историк, как М. Н. Покровский. В 1918 г. он не считал революционерами ни Герцена, ни даже Чернышевского (правда, впоследствии свой взгляд на Чернышевского пересмотрел). Предшественниками социалистического движения, подлинными революционерами-социалистами 60-х годов прошлого века Покровский считал только ту молодежь, которая нашла «свой манифест в известной прокламации „К молодой России“»²², призывавшей к немедленному вооруженному восстанию, обещавшей, что «мы будем последовательнее не только жалких революционеров 48 года, но и великих террористов 92 года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится тратить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах».

После Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. были наконец доставлены в Советский Союз Пражская и Софийская коллекции — уцелевшие части архива Герцена и Огарева. Отныне основной комплекс сохранившихся материалов и документов о Герцене, Огареве, Вольной типографии был сосредоточен на их родине. Создались новые большие возможности для изучения истории Вольной русской печати. Перед учеными, занимавшимися историей общественного движения 50–60-х годов XIX в., встали очень серьезные задачи, выполнение которых продолжается и сегодня.

Первой задачей была научная обработка и публикация богатейших материалов заграничных коллекций. Это было сделано большим коллективом специалистов, которые подготовили несколько томов «Литературного наследства», включавших новые документы.

Во-вторых, появилась объективная возможность нового научного издания сочинений Герцена, учитывающего все открытия и исследования, сделанные после 1925 г. (дата завершения собрания под редакцией М. К. Лемке). Большая и плодотворная работа, проделанная в Институте мировой литературы АН СССР по изданию тридцатитомного Собрания сочинений и писем Герцена, в настоящее время завершена.

Впервые в хронологической последовательности расположены все известные ныне сочинения и письма Герцена, ранее «рассыпанные» в томах собрания Лемке, «Литературного наследства», «Звеньев» и других. Подробные комментарии к тридцатитомному собранию отражают последние достижения науки.

Институт истории АН СССР закончил факсимильное издание «Колокола» и приступил к изданию «Полярной звезды» (под руководством М. В. Нечкиной; публикация под наблюдением Е. Л. Рудницкой). Одновременно (под редакцией Я. 3. Черняка и др.) было осуществлено издание обширного литературного наследства Н. П. Огарева.

В-третьих, на основе новых материалов, введенных за последние годы в научный оборот, появилось большое количество обобщающих статей и книг. Всего в 1947–1957 гг. вышло 1145 работ, в той или иной степени касающихся деятельности Герцена и его печати²³, а по подсчетам Н. И. Мухиной, за 42 года, с 1917 по 1959 г., историки выпустили 1348 работ, посвященных общественному движению эпохи падения крепостного права. (При этом деятельность Чернышевского, Добролюбова, Герцена и Огарева составила тему 665 работ, а их многочисленные соратники представлены всего лишь в 103 работах)²⁴. При этом непосредственно проблеме связей Лондонского центра с Россией, вопросу о корреспондентах «Колокола» и «Полярной звезды» были посвящены статьи и исследования 3. П. Базилевой, Е. г. Бушканца, Б. П. Козьмина, М. В. Нечкиной и других. Пушкинским материалам «Полярной звезды» была посвящена статья Ф. П. Гусаровой.

В апреле 1962 г. по постановлению Всемирного Совета Мира было отмечено 150-летие со дня рождения Герцена.

В сборнике «Советская историческая наука от XX до XXII съезда КПСС» отмечались, между прочим, успехи и еще не решенные задачи исследователей русского революционного движения; одна из задач была сформулирована так: «Изучение вопроса о встречах руководителей „Современника“ и „Колокола“ показало необходимость исследования круга лиц, встречающихся с Герценом <…>, между тем до сих пор остаются неисследованными маршруты и даты поездок русских демократических деятелей за границу. Исследование этой стороны дела, сопоставление полученных данных с эпистолярным и мемуарным материалом, учет событий в России, анализ публицистики помогут решить ряд еще остающихся очередными вопросов. Эта кропотливая работа стоит на очереди»²⁵.

Состояние науки создавало потребность и одновременно делало возможным издание сборников «Революционная ситуация в России в 1859–1861 гг.» (под руководством М. В. Нечкиной), сборника «Проблемы изучения Герцена», а также целого ряда специальных исследований и монографий, так или иначе освещающих деятельность Герцена, Огарева и их корреспондентов и соратников — писателей, публицистов, мыслителей, революционеров.

В общем создалась благоприятная атмосфера для исследования вопроса о связях Вольной печати с Россией.

При этом следует отметить разную степень разработанности трех крупных проблем «тайной истории» Вольной печати: первая проблема — корреспонденты Герцена и Огарева. Хотя, как мы видели, за столетие накопилось немало «фактов, тема еще не изучена, особенно слабо разработана история „Полярной звезды“».

Характерно, что в последних обобщающих работах по истории подполья 60-х годов XIX в. (книгах Я. И. Линкова и Э. С. Виленской) вопрос о месте «Полярной звезды» и ее корреспондентов в общественном движении почти не затронут. Чрезвычайно важная проблема корреспондентов Вольной печати возникает лишь эпизодически.

Лучше изучена вторая тема — распространение «Полярной звезды», «Колокола» и других изданий в России, далеко продвинутая вперед трудами 3. П. Базилевой, Е. Г. Бушканца, Б. С. Гинзбурга, В. А. Дьякова, Б. Г. Кубалова, В. Е. Фильгуса, Ф. Ястребова и других. Наконец, успешно разрабатывается третья тема-борьба правительства с «Колоколом» и другими изданиями Герцена (работы И. С. Смолина, И. В. Пороха и др.).

* * *

Автору этой книги кажется, что поиски корреспондентов «Полярной звезды», «Колокола» и других Вольных изданий — это один из самых перспективных, многообещающих путей для историка 50–60-х годов XIX в. Ведь за каждой анонимной корреспонденцией, напечатанной Герценом и Огаревым, скрывается эпизод, страница, а может быть, и целый непрочитанный том истории освободительного движения.

Выявление людей, чьи статьи и корреспонденции появлялись в «Полярной звезде» и «Колоколе», позволит нам лучше понять замыслы, идеалы и действия Герцена и Огарева. Их идеи послужили уже нескольким поколениям и продолжают оставаться драгоценной, далеко еще не исчерпанной сокровищницей и для нас, и для будущего.