Заключение
Заключение
Политическая роль русского масонства не кончилась XVIII веком. Масонские организации пышно расцвели в александровское время. Но значение отдельных направлений масонства изменилось. Рационалистические либеральные организации, скудно и слабо представленные в XVIII веке (преимущественно первым Елагиным союзом), получили в первой четверти XIX решительное преобладание, особенно с 1815 года, когда возник союз Великой ложи Астреи. В ложах этого союза участвовали многие будущие декабристы.
Шведские и розенкрейцерские ложи, поскольку они продолжали жить в политическом смысле составили под руководством Поздеева и Бебера масонских «правых» александровской эпохи. Но этих эпигонов новиковского кружка нельзя назвать прямыми его продолжателями: то, что было прежде консервативной оппозицией, выродилось теперь в консервативную реакцию.
Сам патриарх екатерининского розенкрейцерства Новиков уединился вместе с Гамалеей в своем Авдотьине, чуждый всякой политической жизни, но продолжая упорно свою внутреннюю работу самопознания.
Эта внутренняя работа над совершенствованием дикого камня русской души оказалась наиболее прочной частью всей масонской деятельности. Ею масонство, несомненно, способствовало созданию того типа, который надолго получил значение в русском дворянском обществе.
Заложенные масонством XVIII века (особенно розенкрейцерством) психические основы внутреннего мира продолжали жить в душе русского человека много спустя после смерти Екатерины и даже после смерти Новикова.
Розенкрейцерство первой четверти XIX века; Виельгорский, Ланской, Лабзин; Батенков[294] с его изумительными созданием внутреннего мира в одиночном заключении; славянофильство; кн. В. Ф. Одоевский[295] с его увлечением Пордечем и Сен-Мартеном; Киреевский[296] с его духовной целостностью; Аполлон Григорьев с его «почвенностью» и теориями органической критики[297] — все это духовные дети Новикова.
Духовный рост «внутреннего человека» отражался на «внешнем мире», перерождение личности — на пересоздании общества. Особенно ярко это сказалось в деятельности новиковского кружка. «Сквозь… усиленную работу переводчиков, сочинителей, типографий, книжных лавок, книг, журналов и возбужденных ими толков, стало пробиваться то, с чем еще незнакомо было русское общество: это общественное мнение, — говорит Ключевский. — Я едва ли ошибусь, если отнесу его зарождение к годам московской деятельности Новикова, к этому новиковскому десятилетию (1779–1789)».
Процесс оказался гораздо многозначительнее и шире, чем непосредственные цели, которые ставила себе консервативная оппозиция при Екатерине; но именно в кругах этой оппозиции и под влиянием ее духовных нужд и запросов вырос новиковский кружок, а в нем сложилось русское общественное мнение. Сознательный интерес к своему обществу окреп в душе русского человека именно за время его пребывания в масонских ложах.
Алексей Кутузов так проповедовал в своей ложе Светоносного Треугольника (1784 год): «Ужели глас отечества, раздававшийся с толикою силой в собраниях греков и римлян, потерял между нами силу свою?.. Нет у нас публичных мест, в которых бы стекались граждане для советыванья о благе отечества; нет у нас ни Демосфенов, ни Цицеронов, которые бы возбуждали внимание наше ко гласу сему…» При этом, по словам Кутузова, «любовь к отечеству есть источник всех прочих гражданских добродетелей».
Никита Панин писал Репнину, утешая его в служебной неприятности: «Невозможно, мой друг, обращать все свое попечение на собственные наши выгоды или неприятности, когда благо отечества требует всего нашего усиливания к его ограждению… Где прямая служба отечеству пребывает, тут не должен быть слышен голос своих собственных нужд».
Показателем всей новизны, заключавшейся в подобного рода чувствах и воззрениях, служило то недоуменное и подозрительное отношение, которое вызывали к себе участники новиковского кружка у своих противников.
«Эти люди, — писал о последних Лопухин, — не могут никак себе представить, чтобы могли найтиться имеющие честные намерения, добродетели и услуги ближним; и потому-то те книги, которые мы издавали, помощи учащимся и проч., все кажется им затеями подозрительными… Привыкнув все делать, только имея в виду рубли, чины, ленты или из страха, не могут поверить, чтобы были люди, желающие бескорыстно удовлетворять должностям христианина, верного подданного, сына отечества и сочеловека».