Критика
Критика
Сицилийская кампания не имела определенной цели, и солдаты, которые сражались за Сицилию, и сами союзники страдали от этого.
Говорят, Наполеон как – то сказал: «Дайте мне союзников, чтобы сражаться с ними». Сицилия продемонстрировала смысл этого афоризма. Различные цели союзников поставили Сицилию на первое место. «Что – то нужно было делать». Но что конкретно, кроме завоевания победы на острове, и к чему это все приведет – никогда не было понятно. Черчилль знал, куда он хотел идти – на Балканы [111]; его цель была стратегической в самом широком смысле слова, поскольку имела послевоенную цель: формирование сильного западного влияния в Восточной Европе. Но он не мог убедить своего союзника – Соединенные Штаты, а, как младший партнер, Англия не заказывала музыку.
То, чем завершилась Сицилийская кампания, было так же бесцельно, как и ее начало. Салерно и вторжение в саму Италию не привели к формальной капитуляции страны; к этому привела Сицилия. Маршал Бадольо подписал перемирие 3 сентября, в день, когда 8–я армия Монтгомери начала пересекать Мессинский пролив – за шесть дней до высадки в Салерно. Таким образом, была достигнута главная цель – выбить Италию из войны, но к этому добавилась другая, неясная, – превратить южные итальянские аэродромы вокруг Фоджии в базы для бомбардировщиков союзнических сил в войне против Германии [112]. Эта цель, которая никогда не была важной и, как показали события, имела относительно малое значение при стратегических наступательных бомбардировках, также объясняется неким подспудным стремлением захватить Рим.
Это стало навязчивой идеей. Все дороги вели в Рим, но Рим не вел никуда в стратегическом плане.
Короче говоря, он стал трагедией, а также дорого доставшейся славой в Итальянской кампании, Сицилийской кампании и во всех боевых действиях союзнических сил в области Центрального Средиземноморья. Разногласия между союзниками привели к неопределенности в выборе цели; США и Великобритания нарушили принцип войны и не имели четкой стратегической цели.
Таким образом, союзники делали один за другим шаги в разные стороны: на Сицилию, через итальянский сапог, в Салерно, на аэродромы и в Неаполь, в Анцио и Рим, вверх на каменную спину Апеннинского полуострова и до По к концу войны. Но никогда они не шли по той единственной дороге, которая могла бы в стратегическом плане оправдать этот печальный путь, – через Адриатическое море на Австрийскую равнину и в центр Балкан.
Италия, как говорилось, оправдала себя благодаря давлению, оказанному на немецкие сухопутные силы. Она отвлекла солдат, самолеты, дивизии от русского фронта и от Западной Европы, где еще не прошла высадка в Нормандию [113]. Возможно, что такое суждение вполне разумно, однако в действительности сложно определить, кто кого отвлек. Участие американцев с 227 000 солдатами в Тунисской кампании (в конце декабря 1942 года) возросло к концу 1943 года до 597 000 на всем Средиземноморском театре военных действий и достигло пика в 742 000 человек (в августе 1944 года) в Средиземном море. Еще сотни тысяч солдат направили Англия, Франция, десяток других стран. Италия и средиземноморские экспедиции, не важно, с какой точки зрения их рассматривать, явились дорогим отвлекающим маневром – для союзников даже в большей степени, чем для Германии.
И это была операция, которая стоила союзникам намного больше, чем это должно было быть, поскольку их стратегия на Сицилии и в Италии оказалась не только бесцельной в широком смысле этого слова, но и была лишена перспективы. Будучи слишком осторожной, она не позволила использовать бесценное преимущество союзников – контроль на море.
Первоначальный план вторжения на Сицилию, от которого отказались благодаря настойчивости Монтгомери, предусматривал использование гибкости военно – морских сил в большей степени, чем это произошло при простой фронтальной атаке на юго – восточную часть острова. План предусматривал последовательные высадки десанта далеко друг от друга в восточной и западной частях Сицилии от Авалы до Палермо. Он также основывался на использовании морской мобильности и доставке солдат на берег на фланге и в тылу обороны стран «Оси» в южной и юго – западной части острова, что должно было привести к сильному рассеянию оборонной силы противника. Первоначальный план, частично основанный на быстром захвате порта (Палермо), а не на доставке 7–й армии через открытые берега, как это произошло в действительности (раньше никогда не предпринималась попытка выполнить такую большую задачу), нашел сильную поддержку военно – морских сил США и Англии, адмирала Каннингхэма и генерала Паттона. Но Монти, которого поддерживал Александер, имел достаточное влияние, чтобы изменить план; высадка солдат стала компромиссом, но с большим креном в сторону взглядов Монти, достаточно разумных с учетом новой десантной техники и имеющегося в наличии оружия, но, конечно, не рискованных и безынициативных.
Эйзенхауэр в своей книге «Крестовый поход в Европе» защищает отмену первоначального плана в следующих словах: «Некоторые профессионалы <…> с этого времени настойчиво убеждали меня в том, что, если бы мы правильно оценили малую боевую ценность итальянского гарнизона, мы бы остановились на плане «окружения» и, таким образом, завоевали бы остров за 10–15 дней, а не за 38, как произошло. Кроме того, утверждается, что мы захватили бы основные силы обороняющихся немцев вместо того, чтобы просто вытеснить их обратно в Италию. Вполне вероятно, что, если бы мы быстро взяли Сиракузы, Гелу и Палермо, то смогли бы захватить ключевой пункт – Мессину до того, как немцы смогли сконцентрировать свои силы для отражения любой нашей атаки. Но даже тогда уже можно было определенно сказать, что весь итальянский гарнизон сдался бы. Я все же считаю, что мы поступили разумно, в максимальной степени сконцентрировав свои силы, а затем методически продолжив завоевание острова, на котором оборонная сила насчитывала примерно 350 000 человек» [114].
Но, как отмечает Морисон, «адмирал Каннингхэм все же верит, что первоначальный план был лучше, и так же считают многие другие» [115].
А все немецкие послевоенные комментарии пронизаны ссылками на «осторожность» союзнических сил, на «фронтальную атаку», и в них высказывается удивление, что союзники не высадились возле Мессины, или Катании, или в северной части Сицилии, чтобы отрезать и разбить гарнизоны стран «Оси» на юге [116].
Даже в официальной истории армии США вторжение описано как «основанное [ошибочно] на предположении об энергичном сопротивлении итальянцев», «осторожное и консервативное» и которое было фактически «планом Монтгомери».
«Никто, за исключением Монтгомери, не был доволен этим планом. Стратегическая концепция плана ставила в невыгодное положение и умаляла значение американских сил» [117].
Консерватизм влиял на стратегию союзнических сил как при исполнении, так и при планировании. Два малых десантных маневра, осуществленных 7–й армией с целью обхода с флангов преград на дороге Палермо – Мессина, оказались полезными, несмотря на то, что были проведены слишком поздно и слишком малыми силами, чтобы реально влиять на ход кампании [118]. Монтгомери направил группу командос на берег в ходе некрупной операции (осуществленной слишком поздно и после отступления немцев), которая не играла никакой роли; 8–я армия понесла большие потери во время фронтальной атаки в районе массива Этны.
Каннингхэм в своей книге «Одиссея моряка» написал некоторое время спустя: «Я думал в то время, что мы могли бы уменьшить наши трудности и ускорить наступление, если бы мы вырвали лист из американской книги и использовали нашу морскую силу для высадки солдат за линиями противника» [119].
Осторожный характер фронтальной атаки с тяжелым переходом через естественные преграды изрезанной местности сохранился и в Италии. Анцио, где союзнические войска потерпели неудачу не по вине своих морских сил, был единственной попыткой использовать морское превосходство и обширные морские подходы для окружения с флангов сильных немецких позиций в суровых горах полуострова.
Отсутствие в Италии общей стратегической цели, несомненно, стоило союзникам слишком дорого.
Как комментирует Эйзенхауэр, «доктрина соглашательства, так часто применяемая в тактике, опасна для использования в стратегии» [120].
Официальное исследование «Операции на Сицилии и в Италии», подготовленное для использования в Уэст – Пойн – те, гласит: «Оглядывая широкую панораму прошлого, вероятно, оправданно будет сделать вывод, что верховное командование сил союзников выбрало консервативный курс при принятии решения о завоевании Сицилии. Более смелым и решительным курсом была бы операция против Сардинии и Корсики с последующим вторжением в материковую Италию. Наполеону приписывается высказывание о том, что правильно было бы завоевывать Италию не с носка итальянского сапога, а с его верха. Атака союзников с Сардинии более точно отвечала бы столь громко провозглашенному принципу» [121].
Сам Эйзенхауэр позже написал: «Сицилия была бы правильно выбранной целью, если бы нашей главной задачей оставалась очистка Средиземного моря для того, чтобы в нем можно было осуществлять морские перевозки для союзнических сил. <…> В то же время, если бы действительной целью союзников было завоевание Италии для осуществления крупных операций по полному разгрому этой страны, я думаю, нашей правильной целью были бы Сардиния и Корсика… Поскольку Сардиния и Корсика лежат на фланге длинного итальянского сапога, захват этих островов привел бы к намного более сильному рассеянию сил противника в Италии, чем просто при оккупации Сицилии, которая находится недалеко от гористой оконечности полуострова» [122].
Двойная причина трагедии кампании в центральной области Средиземного моря очевидна: 1) у союзников не было отчетливой и согласованной общей стратегической цели; 2) действия союзников не были направлены против слабых мест немцев на море и в воздухе, они шли по линии преодоления сухопутной мощи немцев. Игнорирование оптимального морского и воздушного превосходства позволило обороне использовать в качестве союзников ломающую душу и тело местность острова Сицилия и итальянского полуострова. Обе стороны совершали на Сицилии ошибки, обе стороны получили уроки.
Бегство почти 40 000 немцев (с 9 600 машинами, 47 танками, 94 пушками и почти 17 000 тонн снаряжения [123]) через трехмильный Мессинский пролив, несмотря на превосходство союзнических сил в воздухе – эвакуация, которая не встречала серьезных препятствий, – бросило тень на морские силы Нельсона и Фаррагута и показало необходимость значительно укрепить воздушные силы союзников. Адмирал Каннингхэм отмечает, что «не было эффективного способа остановить [немцев в Мессине] с моря или с воздуха».
Немецкая оборона в проливе была сильна: прожекторы, заградительные аэростаты, более 150 немецких и итальянских пушек от 280–мм батарей береговой обороны до мелких зениток и пушек эвакуационных и других судов [124]. Союзнические торпедные моторные катера совершали ночные вылазки в пролив, но ничего не могли сделать.
Было предпринято очень мало серьезных попыток помешать эвакуации немцев. В течение 17 дней до конца эвакуации с Сицилии 8–я армия Монтгомери высадилась на оконечности Италии. Чтобы помешать такой высадке, ничего нельзя было делать до завершения эвакуации. Военно – воздушные силы союзников оказались неэффективными и не могли препятствовать переправе по воде через пролив. Немцы эвакуировали много своих солдат ночью, но когда они увидели, что союзнические силы вмешивались в их действия слишком неэффективно, то стали переправляться и в дневное время. У союзников фактически не было возможностей атаковать корабли противника ночью; бомбардировки в проливе с большой высоты осуществлялись по принципу «попаду или нет», они были неточны и неэффективны. В дневное время большая концентрация зенитной артиллерии не давала действовать самолетам союзников. Кроме того, воздушные силы союзников оказались недостаточно обученными, им не хватало точности и агрессивности в борьбе против переправляющихся через Мессинский пролив немцев. Кроме того, не было полной концентрации военно – воздушных сил союзников для действий в проливе [125].
Военно – морские силы союзников также не проявили достаточной спешки и живости, каких можно было бы от них ожидать. Большие части как британского, так и американского флота не оказывали достаточной артиллерийской поддержки и защиты конвоев при наземных операциях на Сицилии. Тем не менее нельзя не прийти к заключению, что решительные крупномасштабные атаки военно – морских сил и обстрел пролива с кораблей, тщательно скоординированные с воздушными атаками и защитой с воздуха, могли бы эффективно помешать эвакуации немцев. Но таких атак не было.
Главной причиной многих проблем на Сицилии, возможно, был недостаток тесного взаимодействия между сухопутными и воздушными силами. Централизованное командование союзнических военно – воздушных сил, хотя и оказавшееся полезным при так называемых стратегических бомбардировках и при осуществлении действий для завоевания превосходства в воздухе, стало причиной чрезмерных задержек при оказании тесной воздушной поддержки, невозможности обеспечить достаточную защиту с воздуха наступающих флотов в первые дни вторжения и других оплошностей и недочетов в осуществлении операций. На Сицилии не смогли осуществить без промедления хорошо скоординированные операции сухопутных и воздушных сил, которые, как само собой разумеющееся, проводили в Тихом океане военно – морские силы и корпус морской пехоты и которые позже во Франции отличали действия тактических военно – воздушных сил, поддерживающих наступление на Германию [126]. Тем не менее превосходство военно – воздушных сил союзников на Сицилии впечатляло и ставило в сложное положение оборонявшихся немцев, внося огромный вклад в общую победу.
Соединенные Штаты и Великобритания узнали многое как о гибкости, так и слабости и сложности воздушных операций. Трагическое уничтожение пушками союзников транспортных самолетов союзнических сил более чем какое – либо другое событие показало необходимость теснейшего взаимодействия на низком уровне в любой операции с использованием смешанных видов войск.
Воздушные операции на Сицилии требовали пересмотра и корректировки. Полковник Гэйвин назвал их саморегулирующимся кризисом. Впервые парашютистов сбрасывали ночью, и было очевидно, что требовалось намного больше работы по отработке и обучению для того, чтобы воздушные операции против первоклассного противника были по – настоящему эффективными. Полковник Гэйвин позднее написал: «Сицилийская кампания показала, что пилотам самолетов, перевозящих солдат, не хватало знаний в навигации и тренировок по осуществлению ночных операций. Быстрый сбор парашютистов на земле следовало бы улучшить, и парашютистам следовало иметь с собой больше оружия и боеприпасов» [127].
Оценка, данная немцами воздушным операциям на Сицилии, заключалась в том, что, несмотря на сильный разброс при высадке с воздуха, десантники, «действующие как группы, создающие препятствия <…> значительно замедлили продвижение танковой дивизии «Герман Геринг» и помешали ей осуществить быструю атаку <…> после высадки в Геле и других районах» [128].
Новая десантная техника, впервые опробованная на Сицилии, а именно: понтонные сходы и военный грузовик – амфибия «утка», который мог плыть от транспортного корабля до берега и забираться на него, определили характер более поздних и усовершенствованных операций. Была осознана необходимость создания эффективных группировок на берегу, чтобы хаос привести в порядок.
«Фактически успех плана зависел от снабжения атакующих сил на берегу в такой степени, которая никогда раньше не казалась возможной.
Дилемма, которая в одно время казалась практически неразрешимой, фактически была решена доставкой из Америки новых десантных машин под названием DUKWS [в разговорной речи «ducks» («утки») – десантные грузовики; D – год создания; U – утилитарность; К – передний привод; W – шестиколесный], превосходные действия которых при транспортировке солдат и грузов непосредственно с десантных кораблей на берег уменьшили необходимость самого захвата крупного порта в первые дни операции» [129].
Такое суждение, однако, представляет собой несколько упрощенную причину успеха при снабжении в ходе операции «Хаски». «Утки», использовавшиеся впервые, имели большой успех, но и другие новые виды десантных средств, кораблей и машин – LST (десантные корабли для перевозки танков), LCT, LCI и т. п., которые стали применяться, а также понтонные спуски сыграли в этом свою роль. Кроме того, слабое вначале сопротивление противника позволило быстро захватить сначала несколько небольших и второстепенных портов, а в конце концов, и больших.
С точки зрения союзников, двумя наиболее яркими достижениями Сицилийской операции были эффективность артиллерийской поддержки сухопутных сил с кораблей на первых этапах десантной операции (армия США, за некоторыми исключениями, до Сицилии никогда не поддерживала этой концепции) и значительное развитие тыловой поддержки и инженерного сектора сил США.
Для союзников Сицилийская кампания была последним тренировочным полигоном перед сражениями за Европу. В этих сражениях американские солдаты сумели проявить себя, несмотря на недоверие Монтгомери и Александера, а джи – ай и томми научились уважать друг друга.
Для стран «Оси» Сицилия стала концом непростого альянса, брака по расчету, который в действительности так никогда и не состоялся. Гитлер безгранично доверял Муссолини; он испытал сильное потрясение из – за свержения дуче, и он не был готов – хотя Роммель и другие давно предсказывали это – к бездействию и отступничеству итальянских войск.
Для итальянцев Сицилия, конечно, не стала славной страницей в истории. Немцы презирали своих союзников; их послевоенные отчеты намекали на то, что итальянцы фактически не воевали. По правде говоря, они действительно не так уж много сражались, но сколько – это, вероятно, никогда не будет сказано в истории. Морисон отдает должное их обороне на Сицилии, хотя и неэффективной, в большей степени, чем они того заслуживают.
Немцы порицали своих итальянских союзников не слишком сильно. Тем не менее один их комментарий кажется довольно справедливым: «Даже несмотря на то, что мало кто из командиров хотел воевать, и даже несмотря на то, что некоторые части (например, итальянская артиллерия) все же хорошо зарекомендовали себя, ничего не осталось от согласованного руководства и боевой эффективности. Итальянский солдат был усталым, недисциплинированным, и у него не было цели. В результате итальянские части очень редко успевали в сражениях и большей частью являлись только помехой» [130].
В «Операциях на Сицилии и в Италии» говорится о «всеобщем дезертирстве итальянских солдат, которые сдавались при первой возможности. За десять дней 6–я итальянская армия потеряла свое боевое значение» [131].
Однако некоторые итальянские подразделения сражались, и многие сбитые с толку крестьяне, одетые в военную форму и мало знающие, для чего велась эта война и почему они воевали, бесславно погибли.
Генерал Гуззони, слабый лидер, тем не менее оказался прав больше, чем Кессельринг, оценивая намерения союзнических сил перед вторжением. Именно по настоянию Кессельринга ядро 15–й танковой гренадерской дивизии, находившейся в Восточной Сицилии, было переброшено на запад острова непосредственно перед вторжением. Кессельринг считал, что одна десантная операция союзнических сил будет проведена на западе; Гуззони точно определил, где произойдет вторжение. Кессельринг ошибся, и его ошибка частично стала причиной «первоначального разброса сил «Оси», что значительно уменьшило возможности для успешной обороны» [132].
При всем при этом теперь становится ясно, что успешная оборона Сицилии силами, которыми в то время обладали страны «Оси», была невозможна; немцев подавили простой силой.
Во время сражения немцы все время подчеркивали трудности, касающиеся их средств связи. Их несоответствие, несомненно, сыграло роль в том, что контратаки держав «Оси» на первые береговые плацдармы союзнических сил носили запоздалый и несогласованный характер. Передача приказов в отдельные подразделения оказалась ненадежной, запоздалой и непостоянной. Не было наземных кабелей связи, а радиосвязь оставалась плохой и постоянно прерывалась – частично из – за горного рельефа местности, частично из – за местных природных явлений, частично из – за недостаточного количества и плохого качества немецкой сигнальной аппаратуры, которая была бы подходящей при ведении сражения на ровной местности, а не в горах. Немцам постоянно приходилось использовать курьеров и офицеров связи, которые часто запаздывали, потому что мосты были разрушены и совершались воздушные налеты; приказы часто приходили в малые подразделения устаревшими. На Сицилии управление немецкими сухопутными подразделениями было таким же, как при Наполеоне, который руководил своей Великой армией более века тому назад.
Ошибки немецкого командования и системы руководства выявили еще больше высокую степень обученности и инициативности, а также технической «смекалки» немецких офицеров и унтер – офицеров. Малые немецкие подразделения в общем знали мало о плане задержки и эвакуации, разработанном генералом Хюбе; они, не получая приказов, действовали в соответствии с планом и играли «на слух», отходя по собственной инициативе, как им это подсказывала ситуация.
Однако Сицилия, которая вновь подтвердила силу германской армии, ее хорошую обученность и высокий профессионализм, должна была стать одним из последних полей сражения, на которых можно было проявить живую инициативу, не поддающуюся политическому контролю [133]. По мере продолжения Второй мировой войны приказы Гитлера «не отступать», его попытки удержать все вели к утрате его завоеваний. На Сицилии германская армия одержала моральную победу и провела очень успешную операцию по сдерживанию противника и эвакуации в значительной степени благодаря тому, что командующий генерал Хюбе практиковал в войсках инициативу без ограничений.
Сицилия ни для одной из сторон не стала дорогой к славе. Союзники, которые достигли максимума сил на суше в 467 000 человек, сдерживались и контролировались немецкими войсками, которые, вероятно, не превышали в одно время 60 000 человек.
В последующие годы Второй мировой войны мертвая рука Гитлера и громадная подавляющая тяжесть продукции из «арсенала демократии» Соединенных Штатов обрекли Третий рейх на поражение. Простая масса солдат и металла подавила немцев на Сицилии и решила их судьбу в последующих кампаниях.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.