Глава шестнадцатая Давным-давно окончен бой

Глава шестнадцатая

Давным-давно окончен бой

Прошло уже четыре десятилетия, как закончилась Великая Отечественная война. Но сколько бы лет ни прошло — война не забудется. А для тех, кто ее прошел как исполнитель, она будет в сердцах до последнего вздоха. Война является к нам в тревожных снах. Она отдается болью старых ран. А то напомнит о себе песней тех далеких лет, то обелиском или памятником на площади или где-то у дороги…

Я переписываюсь со многими еще живыми однополчанами и родственниками тех, кто уже ушел в небытие. Сегодняшние письма, как и треугольнички военных лет, несут на своих страницах радость, волнение, тревогу и боль. Воспоминания… Без конца воспоминания. В одних рассказы о запомнившихся эпизодах фронтовой жизни, в других — раздумья о товарищах, дошедших и не дошедших до края войны, о пережитом и об ушедших из жизни в последние годы.

Но как бы тяжко ни сложилась их жизнь в послевоенный период, фронтовики не пали духом. Подтянув ремни и не редко стиснув зубы, все они принялись за восстановление народного хозяйства, порушенного войной. Да и как не радоваться тому, что мои друзья, однополчане, нашли свое место в жизни и изо всех сил трудились, а многие трудятся и сейчас на благо нашей Родины. Что все они были и есть уважаемые и достойные люди.

Прежде чем поставить точку в повествовании о ратных делах и суровых днях войны, нужно ответить на один вопрос, который непременно задают мне читатели в своих письмах или при встрече где-либо на вечере — о послевоенных судьбах героев книги и их месте в жизни.

Ответ этот начну с себя. Из рядов Советской Армии я был уволен в марте 1946 года. К тому времени в город на юге России, в котором размещалась наша воинская часть, ко мне приехала из Вологды жена с двумя дочками. Откровенно говоря, уходить мне из армии на «гражданку» не хотелось. Военная служба стала моей профессией и моей жизнью. А гражданской специальности я никакой не имел. Работа же секретаря или заведующим хозяйством, которую я выполнял до начала войны, теперь меня уже не удовлетворяла, да и не обеспечивала нормальной жизни семье. Но приказ! Хочешь не хочешь, а ищи себе другое дело. Искать мне другое дело пришлось недолго. В Каменском горкоме партии Ростовской области, куда я обратился на второй же день после увольнения, мне порекомендовали принять должность председателя Горплана. С чем едят эту работу и должность, какой у нее вкус, я совершенно не знал и честно признался в этом. Секретарь горкома партии, выслушав, хлопнул меня по плечу и сказал: «Быть тебе плановиком!» — и тут же порекомендовал учиться в институте.

Я последовал доброму совету, подумав, что не боги же горшки обжигают. И работу в Горплане, хотя и с немалым трудом, скоро освоил. В 1951 году закончил учебу в институте и получил профессию экономиста. Госплан РСФСР направил меня на работу в Забайкалье, Читинскую область.

Забайкалье… Что я, вятский парень, знал об этом далеком для меня крае? Почти ничего. Правда, в школе по географии я кое-какие сведения об этом крае знал. В учебнике по географии было несколько строчек о городе Чите и области. Но с забайкальцами я встретился на фронте в нашем казачьем кавалерийском полку. Хотя полк и родился из ополчения Волгоградской области, но командовали им кадровые кавалеристы. Командир полка капитан Данилевич, начальник штаба полка капитан Поддубный, его помощник лейтенант Горковенко и командир взвода полковых разведчиков лейтенант Кальмин — все они прибыли в полк из Забайкалья. Служили они там в кавалерийской дивизии в неведомой мне Даурии и, хвастаясь, считали себя коренными забайкальцами. Во всех случаях, когда у них заходил разговор о становлении человеческого характера, о воспитании мужества и храбрости у бойца, каждый из них вспоминал Забайкалье. Не могу и не хочу задним числом признаваться в любви к этому далекому краю России, но думаю, что первую искру уважения к кавалерии заронили в мою душу вот эти командиры-забайкальцы.

В читинском облисполкоме, куда я прибыл по направлению Госплана, был назначен заместителем председателя Облплана. Через два года стал председателем, а с 1967 года и до выхода в 1973 году на пенсию заведовал отделом трудовых ресурсов. Несколько раз избирался в партийные органы и депутатом областного совета. Награждался почетными грамотами и медалями.

А теперь вернусь к письмам, к письмам-исповедям моих боевых друзей.

«Пишу, и дрожат от волнения руки. Подумать только, сколько мы пережили, перестрадали, недоедая и недосыпая, промерзая до костей. И… все это в самые лучшие годы жизни. (Из письма минометчика, гвардии старшего сержанта Андрона Руденко, проживающего в Черкасской области.)

Я рад, что после излечения в госпитале попал к вам в батарею. А служил-то в Армии без перерыва с 1939 года, прошел войну и с белофиннами. В Отечественную отступал с войсками из Белоруссии до Москвы, в боях на Волоколамском шоссе ранен. Потом Сталинград, снова ранен, потом Курская дуга — ранен третий раз и вот из госпиталя попал к вам. В общем, в свои двадцать с небольшим лет схватил я лиха под завязку. Каждое ранение я получил в жарком бою. Пришел с войны в порушенное село и приступил трудиться по-гвардейски над его восстановлением. Работал и топором и мастерком, а скоро назначили бригадиром землеробов. Женился на соседской девушке, славно зажили, построили сами для себя дом, этакие хоромы, посадили сад и развели разную живность. Потом стал работать электриком на колхозной электростанции и в больнице. А вот сейчас, хотя и на пенсии и по-прежнему работать не могу — фронтовые раны дали о себе знать, но все-таки тружусь в клубе художником. Орудую кистью и, говорят, неплохо получается.

Помню, как я приехал с войны в свое село Буду Орловецкую. Узнаю, что немцы за связь с партизанами убили отца и двух младших братьев, а дом наш сожгли. Пришлось начинать все заново. Дети мои — сын и дочь тоже около нас, на Черкасчине. Оба имеют уже свои семьи и трудом своим оправдывают наше родительское имя. А мы с бабкой рады этому».

«У меня тоже дрожат от волнения руки и спазмы перехватывают горло, а глаза застилают слезы, когда я развертываю и читаю бесконечно дорогие для меня послания о пройденном, о пережитом, — пишет бывший минометчик Станислав Музыченко. — Мог ли я думать, что через сорок лет, как мы с вами расстались, вы найдете меня и сообщите о себе. Я до глубины души тронут этим и не могу найти слов, чтобы выразить вам за это сыновье спасибо. Рад тому, что хотя бы в письме слышу слова любимого мной человека, обладавшего огромной силой воли и беспредельной любовью к нам, солдатам, силой примера требовавшего от нас подражания. Вот таким вы, гвардии капитан, остались у меня в памяти, и я благодарю судьбу за это. Вы, наверное, не знали, что меня, в числе молодежи, уже после того как вы уволились из Армии, в числе многих однополчан отправили на Восточный фронт для разгрома японцев. Попал я на остров Кунашир Курильской гряды, здесь и пробыл до 1957 года. Из десяти лет службы на Востоке семь лет был сверхсрочником, там же женился и приехал с женой к моим родным в город Смелу, что на Черкасчине.

В моей памяти отложилось незабываемое зрелище, когда во время празднования 30-й годовщины Корсуньской битвы на сцену дворца культуры железнодорожников внесли знамена частей и соединений, участвовавших в этой битве, а среди них — дырявое, иссеченное осколками и пулями, знамя нашего 5-го Казачьего кавалерийского корпуса, хранящееся в музее Корсуньской битвы. Тогда во мне перевернулось все и из глаз брызнули слезы, а в душе и на лице вспыхнула неописуемая радость.

В 1976 году меня постигло несчастье. В канун своего пятидесятилетия меня ударил инсульт. И вот я уже многие годы лежу парализованным, конечности и речь вразумительно не действуют. Читать могу и свои чувства о прочитанном могу передать мимикой и глазами. Я рад тому, что все мои родные правильно меня понимают и делают для меня все, что я хочу. Горько сознавать, что вертун и не находящий себе покоя человек в прошлом, сейчас навечно прикован к постели. А жить хочется еще чертовски».

С гвардии генерал-лейтенантом в отставке, командиром нашего 5-го Казачьего кавалерийского корпуса Сергеем Ильичом Горшковым, мы регулярно обмениваемся письмами и праздничными поздравлениями. Советуемся по всем вопросам жизни и общественной деятельности, в которой он неустанно участвует и сам ее планирует для себя, с большой нагрузкой. Живет он в городе Ростове-на-Дону, возглавляет Совет ветеранов корпуса. В 1979 году под его редакцией вышла книга «Пятый Донской». Книгу эту, с автографом С. И. Горшкова, получил и я. А в письме, вложенном в книгу, он мне пишет:

«Мой дорогой друг! Посылаю тебе сборник воспоминаний ветеранов о пройденном боевом пути нашего 5-го Гвардейского Донского казачьего, кавалерийского, Краснознаменного и Будапештского корпуса, в рядах которого в годы Великой Отечественной войны славно сражались и вы. Буду благодарен, если получу ваш отзыв о книге и сообщение о том, как она помогает в твоей военно-патриотической работе с молодежью».

Для сведения читателям сообщаю, что С. И. Горшков в рядах Вооруженных Сил страны служил непрерывно с 1920 по 1960 год. Начал службу с курсанта кавалерийской школы и ушел в отставку в звании генерал-лейтенанта, с должности командира кавалерийского корпуса. Участник Гражданской войны в войсках Первой конной армии под командованием С. М. Буденного. В Отечественную войну трижды ранен и контужен. Награжден: тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Ленина, Кутузова 1-й степени, Суворова 2-й степени, Богдана Хмельницкого 1-й степени и многими медалями. Член КПСС с 1920 года. На общественных началах возглавляет Научное Военное общество при Ростовском обкоме КПСС. Бессменный военный консультант в Музее Воинской славы Войска Донского. Любимец участников войны Донского и Кубанского казачества, Ростовской и Сталинградской областей, Краснодарского и Ставропольского края. Несколько лет трудился и в народном хозяйстве, возглавляя промышленные предприятия.

Нашего минометчика Василия Шабельникова за его маленький рост его друзья в шутку прозвали «оловянным солдатиком» — он и в самом деле служил, износа не зная. В минометную батарею он пришел из третьего эскадрона. С душевной теплотой он вспоминает своего командира сабельного взвода, младшего лейтенанта Савченко, не переставая удивляться его мужеству, самообладанию и выдержке. Шабельников про него пишет:

«Я часто вспоминаю этого офицера, который всегда, и в обороне, и в наступлении, и на отдыхе, жил с песней. Он был ранен под Цюрупинском, но скоро вернулся в строй. Под Корсунем снова был ранен, на этот раз тяжело. Кто-то говорил, что мужественный песенник умер от ран в госпитале, а кто-то, что он стал калекой и уехал домой, а куда, не знаю. Как досадно, что не знаешь, где живет любимый тебе человек, и не можешь ему написать и сказать ему душевное спасибо.

Я же из молодых, — пишет мне он про себя, — и служил в армии без отпуска восемь лет и тоже, как и другие, успел побывать на Восточном фронте. Уже после войны я был комиссован по болезни — заболел бронхитом, который скоро перерос в астму. Приехал домой, а мать тоже больная. Пришлось, несмотря на заболевание, срочно жениться. Девица, на мое счастье, попалась славная. Лечила и ухаживала за мной и матерью как за малыми детьми, работала она учителем и считалась передовой. После поправки от болезни я пошел на работу в строительство, воскрешая из руин город Азов, где и проработал 17 лет. Снова заболел и досрочно вышел на пенсию. Врачи определили инвалидность 2-й группы, а мне еще не было и 50 лет. Со своей Надеждой нажили дочь, сейчас она замужем, работает, как и мать, учителем. Молодые подарили нам внука.

Недавно встретился с нашим батарейным богатырем, Васо Надашвилли, он живет на своей родине, в Грузии. Все-все вспомнили, и с душевной теплотой вас, наш дорогой комбат, спасшего нам жизнь. Хотя как будто и не баловал своей добротою.

Я стараюсь храбриться, не замечать свою болезнь, а она, коварная, часто сваливает меня в постель. Ездил лечиться в Ялту но, видимо, напрасно. А жаль, так еще хочется жить.

Администрация на бывшей моей работе в стройуправлении отметила мой 25-летний стаж работы в одном стройуправлении и наградила меня именными золотыми часами и почетной грамотой. Одновременно выдали мне и медаль „Ветеран труда“. Это очень радостно. В моем военном билете, который пока храню, значится: начал службу казаком и закончил ефрейтором. Восемь лет прослужил в одной воинской части, а в трудовой книжке две записи — принят на работу и уволен в связи с уходом на пенсию.

На фронте я был для многих сынком, а теперь вот стал уже дедушкой. Жена все еще продолжает работать, жалеет оставить школу и ребят.

Товарищ гвардии капитан, мы, как вы знаете, не поддавались в бою, не поддадимся и в работе в мирное время. Такое мое правило…»

Трудной и сложной оказалась жизнь после войны у моего коллеги по оружию и постоянного соседа в бою командира батареи 76-мм пушек гвардии капитана Чехова Николая. Вот что он пишет о своей жизни:

«После увольнения из армии четыре года я работал в Таганроге директором заготконторы райпотребсоюза, слыл передовиком. Был на хорошем счету и у областного руководства, однако нашлись люди, которые подвели под „монастырскую стену“. Статья УК, по которой меня судили, грозила большим сроком. В местах не столь отдаленных я пробыл только два года, то есть половинку срока. Те, кто подстроил мне пакость, рассчитывали вызвать у меня недоверие к Советской власти, ожесточить меня отношением к партии, но эта мразь жестоко ошиблась. В нашем обществе такие отщепенцы тогда еще были. Некоторые скоро даже тогда исчезли с лица земли, как вымершие рептилии.

После выхода из заключения я попал на авиазавод и работал столяром. Затем 20 лет возглавлял бригаду строителей этого же завода, т. е. до выхода на пенсию по инвалидности. Приятно, что бригада в числе первых в управлении стала коллективом коммунистического труда, а с ним и я слыл ударником.

Могу сказать, что моя жизнь прошла не бесследно. И даже сейчас, когда я уже пенсионер, не забывают мои ученики и производственники, получившие закалку в нашей бригаде.

Но годы испытаний свое берут. На здоровье, видимо, сказываются три ранения и контузия, да еще и два года, проведенные в заключении, — они были тоже далеко не курортными. Однако настроение еще бодрое, умирать нам, как говорится, еще рановато. Мы еще не очень старые, а к тому же гвардейцы.

Еще активно участвую в общественной жизни, являюсь председателем цехового комитета профсоюза. Перед выходом на пенсию три года был секретарем цеховой партийной организации.

Часто вспоминаю пески под Кизляром и жаркие бои в этих песках. Тогда мы стояли насмерть, отбивая атаки немцев, рвавшихся к бакинской нефти, к выходу на берег Каспия. Помнишь, друг, когда мы с вами оставались лицом к лицу с атакующими танками и выходили победителями? Помню, как орудийный расчет Присичева почти весь погиб, а он, командир орудия и наводчик Крикунов, стреляя по наседавшим танкам в упор, вдвоем подбили пять машин и отбили атаку танков. Да!.. Тяжело тогда нам было, и, видимо, не зря за эти бои под Кизляром нам присвоили звание гвардейцев».

Когда писал я эти строки, моего боевого друга, Николая Чехова — комбата 76-мм пушек, уже не было в живых. Он умер 29 апреля 1983 года от кровоизлияния в мозг. А он так страстно хотел еще жить.

«Когда я вернулась домой, вы знаете, что и не одна, а уже с дочкою, — пишет мне санинструктор батареи Панна Мазурик, — тогда в деревне, даже в Сибири, было очень трудно и жили все очень плохо. Мужчин почти не было совсем. Из нашей деревни ушли на фронт 32 человека молодежи моего возраста, а вернулись только… один мой брат, да и то без ноги. Два моих старших брата остались на поле брани. Отца я застала очень больным и не способным ни к какому труду.

В деревне я прожила до 1949 года, потом уехала в город Томск. Здесь было очень трудно с квартирами. Мне с дочерью дали комнату в общежитии, площадь ее была 7 кв. метров. Тут мы и прожили с дочерью 14 лет, то есть до ее замужества.

А работать-то я начала в бухгалтерии городского энергокомбината, и вот здесь я тружусь уже второй десяток лет и, наверное, отсюда уйду и на пенсию. Сейчас я уже стала старшим бухгалтером, коллектив энергокомбината заметно уважает, плохо работать не умею, а за добросовестный труд у нас каждого ценят. А вот замуж, после гибели на фронте моего Ивана, так и не вышла, всю себя израсходовала на дочь, ее благополучие. Да, наверное, еще и потому, что еще на фронте я схватила бронхит и вот до сего времени не могу от него избавиться и, видимо, это не удастся никогда. Хотя, может быть, я бы и была неплохой женой и матерью. Живу я сейчас в приличной квартире, да и денег на жизнь хватает, но ухажеров своих пока, до лучшего времени, всех выпроваживаю.

Людмила моя вышла замуж. Муж ее неплохой парень. Любит ее да и трудится на совесть. Подарили мне уже двух внучек. Девочки бойкие и смышленые, любят меня не менее матери, я им плачу тем же. Дочка на работе тоже не на плохом счету. Всё это меня радует.

Часто вспоминаю своих батарейцев. Полюбила я их всех юношескою любовью, а вас как отца родного. Хочется всех вас часто видеть, но это, видимо, не получится. Хотя уже виделась с Комаровым, Поляковым, Куликовым и Терещенко — славные они сейчас мужики, трудяги, настоящие гвардейцы».

…При встрече с нею в 1977 году и ее дочерью Людмилой, знавшей своего отца только по фотографии, погибшего в боях за город Будапешт в Венгрии, она мне и рассказала про свою нелегкую жизнь после войны. Теперь все это у нее далеко позади. Живут они в хорошей, благоустроенной квартире, есть и достаток. Только вот нет у нее былого здоровья. Постарела, жалуется на боли в раненой руке и голове. А так все хорошо, только жить и радоваться, рада за семью дочери. Только вот хлопотно с внучками — они не дают ей покоя, все что-нибудь баба им сделай. Ездила отдыхать в санаторий на юг и заезжала к нашим батарейцам, гостила по два дня у каждого.

От командира взвода лейтенанта Мостового я узнал о жизни командира полка гвардии подполковника М. Ф. Ниделевича. Живет он в городе Сватово Ворошиловградской области. У него двое детей. Сын пошел по стопам отца — военный, закончил высшее артиллерийское училище и служит где-то на востоке. Дочь работает юристом и живет с ними.

Сам он по своей натуре не любит что-либо говорить про себя и вот даже мне — автору этой книги не написал ни одной строчки, хотя он книгу эту (в первом варианте) получил и увидел, что он по ней проходит красной строкой. Его жена Валентина тоже фронтовичка, ее знает читатель по книге. Из Совета ветеранов войны города Сватова мне сообщили, что Ниделевич очень много сделал хорошего для города и в патриотическом воспитании молодежи. Он же признан Почетным Гражданином города. Сообщили мне, что он сейчас очень болен, больше дома и лежит. И, конечно, сердит на свою беспомощность. А письма своих однополчан будто бы читает со слезами и по несколько раз. А мою книгу — о боевых делах его полка будто бы знает наизусть и держит под подушкою. Говорит, что когда я умру, то книгу положите со мною в гроб… Где он работал после увольнения из армии, я так и не узнал до сего времени.

Совсем недавно я разыскал адрес первого командира полка гвардии полковника Е. В. Данилевича. На мое письмо он сразу же откликнулся. Из армии он уволен с должности командира дивизии в 1956 году.

Первое время он жил в Калинине, а с 1962 года в Ленинграде. Долгое время работал в научно-исследовательском институте «Внештрансмаш», в последнее время на должности заместителя директора института и был секретарем парткома.

Все фразы письма Данилевича по-военному короткие и точные. Он тепло вспоминает Забайкалье. «Моя жизнь, — пишет он о себе, — была и остается активной. И так будет до конца. Сейчас работаю секретарем парторганизации в 5-м эксплуатационном тресте, а также методистом физкультуры и спорта в Невском районе, ударник коммунистического труда. Имею семь боевых орденов и множество медалей. На войне четыре раза ранен. Но, как видите, еще в строю. Занимаюсь спортом, вожу автомашину, бываю и в театре, и в кино, много читаю. Часто выступаю перед молодежью. Мечтаю побывать в Урюпинске, оттуда получаю массу писем от ветеранов 37-го полка, и, конечно, хочется побывать в Забайкалье. Оттуда же я ушел на фронт и сражался в рядах гвардейцев казаков нашего славного 5-го корпуса».

И все это в его семьдесят уже лет. Завидно!

Счастливой оказалась судьба Якова Синебока и его земляка и друга Якова Карапыша, или, как их звали батарейцы, Яшек-артиллеристов. Ни одна пуля, ни один осколок не задели ни того, ни другого. С фронта они вернулись в родную Кнышевку, что на Полтавщине, живыми и невредимыми. Синебок сразу стал работать в колхозе механизатором, а Карапыш, окончив Харьковский строительный институт, был направлен в Читу. Работал он здесь директором строительного техникума, затем в партийных органах. А сейчас работает на инженерной должности в одной из строительных организаций. В Чите я и встретился с этим своим однополчанином.

Многие батарейцы связали свою судьбу с сельским хозяйством. Изредка я получаю их «доклады-рапорты».

Докладывает Харченко А. М., ездовой взвода боепитания нашей батареи:

«Домой, в хутор Упорники Сталинградской области, я приехал сержантом в ноябре 1945 года. Сразу пошел работать в МТС. Для проверки знаний дали мне для ремонта старенький трактор СТЗ-НАТИ. Отремонтировал я его и, соскучившись по труду хлебороба, приступил к своему делу хлебопашца. Работы хватало — хоть сутками работай, не слезая с трактора. И только через четыре года дали мне новый трактор С-80, на нем работал еще 12 лет. Потом по состоянию здоровья перешел на электростанцию совхоза, созданного на базе МТС целого куста колхозов, мотористом. Работу моториста совмещал с работой машиниста на току. С 1970 года я пенсионер, но без дела жить не могу. Все время работаю, дел и для пенсионера много.

За ударный гвардейский труд хлебопашца меня наградили орденом Ленина и малой серебряной медалью ВДНХ. Ну, и другие, юбилейные медали, благодарности, премии, которых не счесть, и путевки на курорт. Член КПСС. Избирался делегатом на районные и областную партийные конференции. Много раз избирали депутатом Совета».

А вот «доклад-рапорт» командира миномета Виктора Маяцкого:

«После разгрома фашистской Германии я воевал с японцами на востоке и после этого еще пять лет служил на Курильских островах. Как только приехал домой в Ипатовский район Ставропольского края, сразу меня послали в школу механизаторов. Закончив ее, я стал механизатором широкого профиля и проработал в поле и на ферме двадцать лет. Потом стал шофером. Но летом садился на комбайн, работал как надо. Нам, гвардейцам, плохо трудиться нельзя. Мы обязаны всем показывать пример образцового труда. За свою работу я отмечен медалью „За доблестный труд“ и тремя медалями ВДНХ, многими грамотами и премиями.

Сейчас работаю чабаном, гвардейцы нужны и в овцеводстве. Работы у чабана много, днем и ночью без перерыва. Чувствую себя хорошо. В семье моей шестеро детей, все они работящие, как и их родители».

Антон Ковальчук. Он, как уже знает читатель, всегда был и остался для всех нас комиссаром — человеком высокого мужества, кристальной чистоты и душевности. Человеком с большой буквы. Всегда при деле, всегда среди людей. Самое удивительное было то, что и в свои 78 лет продолжал трудиться — заведовал хозяйством в Ростовском гидрометеорологическом техникуме. При этом он вел широкую переписку с однополчанами, с семьями погибших гвардейцев. За кого-то хлопотал, кому-то советовал, кого-то наставлял на путь. «Настоящий, с большой душой коммунист», «Добрейшей души человек», «Любимый комиссар», «Золотой наш человек». Это фразы из писем моих товарищей.

К нашему несчастью — был. В январе 1979 года на 80-м году жизни ветеран двух войн, гвардеец высшего класса Антон Яковлевич Ковальчук скоропостижно ушел из жизни.

Кто-то сказал — у жизни есть один недостаток — она коротка. 22 февраля ушел из жизни Алексей Рыбалкин, а немного раньше Александр Мамченко. Глаза у меня не на мокром месте, но, получив известие о смерти Рыбалкина, я не смог удержать слез. Ведь только перед этим он прислал свою фотокарточку, а в письме делился радостью, что его нашел второй орден Красной Звезды, и скорбел — умерла его жена и подруга Дарья Захаровна. Не хвастая, сообщал, что и в 70 свои лет очень нужен для людей и еще очень много помогает в работе партийных органов района.

О смерти командира взвода боепитания батареи Александра Мамченко мне написала его внучка Люда. Вот строки ее письма:

«…A теперь о нас, о семье нашего милого дедушки. Нас у него много, и мы все живы и здоровы. Живем в селе Вареновка Ростовской области.

Когда дедушка был жив, он много нам рассказывал о том, как он воевал в коннице Буденного в Гражданскую войну, а также и о том, как он прошел от начала до конца и эту последнюю войну, и мы все гордимся своим дедушкой. После войны дедушка работал председателем сельского совета. Потом, будучи пенсионером, работал бригадиром садоводческой бригады. Он очень много посадил садов, любил природу и детей. Был очень чутким и отзывчивым. Вот такой хороший был наш дедушка. У него три сына. Его сын и мой отец Николай после ранений, полученных на войне, долго болел и рано умер. Бабушка наша Александра еще жива. Мы, четверо ее внуков и две правнучки, ее храним и заботимся о ней… До свидания!»

У артиллеристов и минометчиков есть такая стрельба — по площадям и по квадратам. Она применяется, когда неизвестны точные координаты цели. Стрельба не прицельная и малоэффективная. А вот сейчас по нашему квадрату ветеранов войны ударила «косая». Бьет она безошибочно, вырывая из наших рядов все новых и новых бойцов. Как ни печально, но тут ничего не сделаешь. Процесс естественный. Подумав об этом, я всякий раз вспоминаю слова Антона Ковальчука, сказанные им при урюпинской встрече ветеранов полка в 1975 году:

— Дорогие друзья, помните — мы гвардейцы. Это значит, что мы с вами должны оставаться в строю до последнего вздоха.

Наш комиссар оставался в строю до своей смерти. Только так!

Еще один «доклад-рапорт» — от командира миномета гвардии старшего сержанта Федора Терещенко. Он живет в селе Кнышевка Гадячинского района Полтавской области.

«Докладываю вам, товарищ комбат, что я живу и работаю в колхозе. Сейчас на рядовых работах, а все лето и осень в поле, в тракторной бригаде. Колхоз наш передовой в районе, а по некоторым показателям и в области. Хозяин наш — Герой Социалистического труда и заслуженный человек. В этот год мы получили рекордный урожай и зерновых, и овощных культур. Вот с уборкой дело осложнилось — идут беспрерывные дожди, и на поле с машинами заехать нельзя, они тонут в грязи.

В своем хозяйстве держим скот и птицу, всего понемногу. Семья у меня большая — четыре сына и столько же дочерей. Один сын женился и одна дочь тоже замужем, оба подарили нам внуков. Второй сын после службы в армии работает где-то на БАМе плотником. Остальные живут с нами, ну и нам с бабкой отдыхать пока некогда. А здоровье стало неважное, особенно после полученной мною травмы. Прошлый год я упал в колодец, сломал ногу и руку, больше месяца лежал в больнице. Как будто отремонтировали порядочно, но погоду чувствую и часто стону и морщусь».

А вот письмо из станицы Мелиховской Ростовской области от помощника командира взвода гвардии старшего сержанта Никифора Комарова:

«Весною 1947 года, уволенный из армии, я пришел домой. Мама сидит в хате одна. Я на порог, а она в слезы и причитает: „Дорогой мой сынок вернулся, а чем же я угощать тебя буду? Ничего же нет, третий день ничего не ела…“ Мать я успокоил, так как у меня в вещмешке кое-что было из харчей, да и в кармане небольшие деньги, полученные за награды. Вот на это мы и зажили с матерью».

К концу войны его грудь украшало шестнадцать правительственных наград, и в их числе — Орден Славы двух степеней. Он был единственным из полка участником парада в Москве, на Красной площади. Но продолжу его письмо-рассказ:

«Шла в то время весна, полевые работы в разгаре. До войны я приобрел специальность тракториста, предлагали эту работу, но я на трактор не сел, боялся, что голод заставит залезть в сеялку за зерном. Поступил работать в рыбколхоз рыбаком. Здесь можно жить на своем „подножном корму“. К концу года женился. Поставили меня сначала кладовщиком на складе подсобного хозяйства, а скоро и заведующим складом всей машинно-рыболовной станции. Сейчас у меня под ответственностью находились все орудия лова и другие материалы. С объединением Мелиховского и Раздорского рыбколхозов склад МРС перевели в Раздорскую. Переезжать туда с житьем я отказался и поступил на работу в Госрыбинспекцию, участковым инспектором. Здесь главной работою была борьба с браконьерами, и совсем не безопасная. Хапуги шли на все, но я не из пугливых. Но с 1963 года у меня жизнь пошла на раскорячку, как у деда Щукаря. Из-за неосторожности моториста винтом мотора мне переломило ногу. Восемь месяцев я провалялся в больнице, да еще год дома в гипсе. Стал инвалидом. Через два года инвалидность сняли и снова та же работа. В 1970 году снова несчастье — упал в колодец. Снова больница и снова инвалидность. Но без дела сидеть не могу, не тот характер. Взялся за работу моториста на глиссере турбазы комбината Ростовуголь. На водных лыжах катал космонавта Германа Титова. Бывали у меня в гостях он с женою и чемпион мира по тяжелой атлетике Василий Алексеев.

С 1971 года и по сей день работаю в своем колхозе механизатором молочно-товарной фермы. Коллектив у нас небольшой, но дружный и крепкий. Планы по молоку и мясу даже перевыполняем. Все работы на ферме механизированные. Только электродвигателей на ферме 6, да силовой трансформатор, ну и все электросети, все под моим наблюдением. А я один, так что работы хватает каждый день до поту.

На днях отдал в станичный Музей боевой славы все благодарности от Сталина, комсомольский билет, обмытый кровью, и личный пистолет, подаренный мне комдивом как участнику Парада Победы. Переписываюсь со многими однополчанами и батарейцами, со многими виделся. Приезжали ко мне в гости, в том числе и командир полка Ниделевич. Очень рад был вашему ко мне приезду. Не забывают нас с женой и наши дети, пишут и часто приезжают. Ваша телеграмма участникам встречи однополчан корпуса в Ростове была зачитана под гром аплодисментов всего зала и стоя. Вот так мы уважаем своих заслуженных людей, а они взаимно платят нам тем же, теплом и любовью».

Бывший секретарь партбюро полка гвардии капитан В. Я. Быков пишет мне:

«После того тяжелого ранения в боях под Корсунем я лечился в госпитале два года, выписался инвалидом. До Саратова, домой к жене и матери я ехал с сопровождающим санитаром, а по прибытии меня снова положили в госпиталь, где валялся снова полгода. В это время умерла мать. А меня после излечения партийные органы направили на самый горячий в то время участок работы — заведующим хлебопекарней железнодорожного транспорта. Здесь я работал 25 лет, то есть до выхода на пенсию уже по старости. От железнодорожного начальства получил значок отличника транспорта и шесть благодарностей, а облисполком наградил медалями „За доблестный труд“ и „Ветеран труда“. С 1970 года я пенсионер Министерства обороны, но все еще веду большую работу по патриотическому воспитанию молодежи. Переписываюсь со многими однополчанами, помогаю советом и ходатайствами куда нужно, как бывший парторг. Имею двух сыновей и дочь. Все они хорошо живут и также трудятся. И я этим счастлив».

Подносчик мин огневого расчета Васо Надашвилли пишет мне из своей Грузии:

«Получив ваше письмо, мой комбат, остаюсь до конца дней своих благодарен вам за вашу отеческую заботу о нас, солдатах, и тогда, на фронте, и сейчас, в мирное время. Как бы мы с семьей были рады увидеть вас у нас, на грузинской земле?! Сижу ли я за столом с семьей или на работе, я всегда с большой любовью и уважением вспоминаю вас, человека, который сделал все, чтобы сохранить нам жизнь.

Живу я прилично, имею свой дом, этакие хоромы. На усадьбе хороший сад, в котором есть все фрукты и ягоды, которые выращиваются в Грузии. Уважаемый соседями и колхозниками и не только потому, что я фронтовик, а и потому, что я бригадир колхозного сада. Уважая сад, я уважаю больше людей, которые трудятся в нем — этому научили меня вы на фронте. А народ мне платит тем же. И наверное, потому наш сад, благоухая постоянно, дает обилие фруктов и ягод. Ах, как бы хотелось, чтобы вы увидели сами наш благоуханный край. Вы бы были почетным гостем всего нашего села. За это я ручаюсь, приезжайте же скорей к нам. Моя Мария Сосьевна что-то вяжет вам, трудится над этим ночью и, кажется, с любовью. Надеюсь, что тепло ее рук расплавит даже вечную мерзлоту вашего сурового края.

Вспоминаю, как командир полка дал мне трое суток ареста за то, что я в соревновании с Мишей Перегудовым поднял на своих плечах вашего коня и по неосторожности уронил его на спину. И другой случай, когда при стрельбе по противнику вы меня спрашивали: „Ну, сколько фрицев убили этой миной?“ Я быстро ответил: „Три!“ А вы: „Мало“. После же второго выстрела:

— А сейчас сколько?

— Семь!

— Ну, сейчас ничего.

А после третьего выстрела, когда я сказал, что еще шесть, вы с радостью сказали:

— Сейчас уже совсем хорошо, уже убавил противника на целый взвод, молодец! Всегда так стреляй, тогда и война скоро окончится.

Вот какой вы были».

Начальнику оружейной мастерской и заместителю начальника боепитания полка гвардии старшему лейтенанту Ивану Гудкову, проживающему в городе Новочеркасске Ростовской области, больше всего запомнилась Корсуньская битва.

«Вы сама знаете, — пишет он, — какая была тогда распутица и бездорожье. Дивизионные и корпусные склады тогда еще были за Днепром. Да и там часто не оказывалось никаких боеприпасов. Бывало, приедешь на склад, тебе отвечают: „Ничего нет, сиди и жди, когда прилетит кукурузник“. А он привезет 10–15 ящиков патронов, их и делят на всю дивизию. Командир полка всегда нас напутствовал: „В бога мать… вези двадцать-тридцать тысяч патронов, триста мин и по сто пятьдесят выстрелов на батарею“. У нас же их было две и всегда сидели на голодном пайке, то есть на НЗ.

Мы, работники боепитания, тогда кружились день и ночь. Из вновь пришедшего в полк пополнения организовали трофейную команду и собирали брошенные немцами боеприпасы и оружие. Вот это часто и выручало. Ожесточенные бои на Черкасчине шли ночь и день, за каждый хутор, за каждый дом. И били немцев из их же оружия и ихними же боеприпасами. Больших трудов и крови стоили каждые сто метров и нам, тыловикам. Оружие тоже часто выходило из строя. Но у нас в обозе всегда имелось отремонтированное, разного рода оружие, вплоть до пушек и минометов. За это благодарили воины наших боевых порядков. Зато наши оружейники не знали ни минуты отдыха. Добрым словом я вспоминаю их, своих верных товарищей. Это были мастера, отлично знающие свое дело, владеющие многими специальностями, закаленные фронтовыми трудностями, смелые и верные люди. Многие из них в отцы мне годились, но отличались удивительной дисциплиной и трудолюбием.

И сейчас до слез жаль начальника боепитания полка Ивана Хандусенко, который прошел всю войну от ее начала и до конца и погиб от руки пьяного офицера уже после войны в Румынии. А он страстно хотел жить и спешил домой на Дон.

После войны я долгое время работал мастером на инструментальном заводе в Новочеркасске. Не от хорошей жизни приобрел язву желудка, перенес операцию, стал инвалидом, но трудиться не перестал. Моя профессия ремонтника механизмов была нужна везде, и я шел туда, где был наиболее нужен. Так же тружусь и сейчас, хотя я уже имею пенсионный возраст.

Имею хорошую семью. Жена работает в лаборатории земледелия уже 20 лет. На сбережения приобрел автомашину, вот она-то стала причиною прекращения трудиться. В автоаварии получил травму спины. Машину продал. Сейчас я дачник и на своем участке сада помогаю решать продовольственную программу. Имеем свой домик на окраине города, экономически живем неплохо, да и общество от нас, наверное, не в обиде. Мы ему отдали все свои силы».

Получил скорбную телеграмму из Грузии от дочери командира миномета гвардии сержанта Сандро Джишкариани. Марина сообщает, что ее любимый папа скоропостижно скончался. Приглашает на похороны… Но я и сам очень болен, ехать не в силах, ограничился соболезнованием. Вспоминаю, как он, Сандро, взялся учить русскому языку своего земляка Васо Надашвилли, который по-русски долго ничего не понимал. И это для него, такого любознательного и по натуре общительного, а по силе и телосложению этакого «Ильи Муромца», было большим горем. Труд Сандро на фронтовых путях, на огневой и на марше, над таким прилежным учеником, каким был Васо Надашвилли, не пропал даром. Надашвилли неплохо и скоро овладел русской речью, а вот письмом не овладел. Для этого нужны были условия, а у нас их совсем не было. Даже сейчас Васо Надашвилли письма пишет не сам, а под его диктовку пишет его верный сосед. Дети Сандро Джишкариани — дочь Марина и сын Эдишер тоже не забыли, выполняя просьбу своего отца. Постоянно мне пишут теплые письма. А тепло юга посылают мне в своих посылках.

Бывший наводчик миномета, мой сверстник Кузьма Абезин пишет:

«Я узнал от своего земляка Харченко, что вы ему регулярно пишете письма, и мне стало даже обидно, что вы вычеркнули из своей памяти меня. А я вас запомнил на всю жизнь, и память эту я унесу с собою в небытие. Слезно прошу вас, сообщите мне о себе и семье хотя бы несколько слов. О себе же докладываю вам, что я хотя и на пенсии, но пока еще в строю и очень нужен в колхозе. А до пенсии я не один десяток лет работал механизатором — был неплохим трактористом и комбайнером и шофером, так что мы, гвардейцы, всегда и везде находимся в строю правофланговыми. Пишите и мне, мой любимый человек».

Вот такое теплое письмо. За то, что я ему не писал, я извинился и объяснил ему, что тут дело не в моей забывчивости, а просто я не знал его адреса.

Очень много мне помог в данных для этой книги бывший заведующий делопроизводством штаба полка гвардии капитан Лев Поляков, живущий на своей родине в городе Урюпинске Волгоградской области. Он и сейчас еще обладает завидной памятью, даже через сорок лет помнит фамилии и имена всех, кого бы я ни спросил. После войны и вплоть до выхода на пенсию он с такой же аккуратностью, как и в штабе полка, работал начальником первой части Урюпинского горвоенкомата.

Не так давно он сообщил мне, что скоропостижно и раньше времени ушли из жизни бывший командир комендантского взвода гвардии старшина Василий Овчинников и шофер автомашины командира полка Петр Рыбкин.

Это он рассказал во всех подробностях историю создания ополченской дивизии, что полки ее были организованы: в городе Урюпинске — 25-й, в станице Михайловской — 39-й и в хуторе Филонове — 41-й и объединились в 15-ю дивизию 23 декабря 1941 года, а боевое оружие получили перед выступлением на фронт в городе Сальске. Что самой тяжелой первой потерей в бою под Кущевской были гибель начальника штаба полка — ополченца Горкина и командира первого эскадрона Горшкова Василия.

В городе Каменске Ростовской области до сего времени живут и здравствуют и по-гвардейски трудятся по несколько десятков лет на одном месте бывший начальник артиллерии полка гвардии майор Харлампий Полуянов и бывший начальник продовольственного склада гвардии старшина Иван Тищенко. Первый беспрерывно трудится в городском обществе ОСВОД, а второй — заведующим сельхозотделом горисполкома. Оба уважаемые и авторитетные работники среди общественности города.

По-гвардейски трудился вплоть до выхода на пенсию командир взвода нашей батареи гвардии лейтенант Александр Мостовой. После увольнения из армии в 1949 году он недолго работал учителем школы, а потом переехал в Новосибирск и устроился на работу в одну из строительных организаций, сначала мастером-воспитателем, а потом прорабом и в последние десять лет перед выходом на пенсию — руководителем этой же строительной организации. Жена его работала также в той же строительной организации, возглавляя отдел кадров. Два их сына закончили оба авиационные училища и работают в гражданской авиации Новосибирского аэропорта, оба уже имеют свои семьи и живут отдельно.

Командир взвода первого эскадрона Павел Моисеев докладывает, что он все время работал там, где больше всего был нужен. Начал работу трактористом, а скоро и заместителем председателя колхоза по животноводству. После окончания школы руководящих кадров послали на пост председателя колхоза, а затем директора совхоза объединенных 11 колхозов:

«Здесь я и работал до выхода на пенсию. К фронтовым наградам прибавился орден Трудового Красного Знамени и медали „За доблестный труд“ и „Ветеран труда“. Семь раз избирался депутатом совета и несколько раз в районные парторганы. Сейчас по-стариковски тружусь на пасеке совхоза, фронтовая контузия сильно дает знать о себе. Жена тоже трудится в общественном питании. Сын имеет свою семью и живет отдельно и трудится добросовестно, отца и мать не подводит».

С бывшим помощником начальника штаба полка гвардии капитаном Константином Моргуновым после увольнения из армии мы вместе ездили в поисках «хорошей» работы аж в Белоруссию. Но ничего подходящего не нашли, и я остался в городе Каменске, а он уехал к себе на родину, в станицу Ремонтную Ростовской области, и до выхода на пенсию работал там, куда посылали партийные органы района. Пишет, что его бросали туда, где нужно было поправлять дело. Трудился и в торговле, и в общепите, и на предприятиях промышленности района, в связи с чем у него в трудовой книжке восемь записей о приеме на работу и ни одного увольнения по своему желанию. «Ушел на пенсию с работы директора вечернего ресторана. Расшатавшиеся нервы не позволяли работать не только здесь, но и вообще. И райком КПСС наконец-то оставил меня в покое. Жена продолжает трудиться в райисполкоме. Построил себе дом, посадил хороший сад, вот и ковыряюсь сейчас в нем и вспоминаю былые дни. Как бы хотелось встретиться с вами, мой друг, и обо всем-всем переговорить».

Пишу вот и думаю, не много ли я раз упомянул восхваление в свой адрес, скромно ли это? Если отвлечься от писем, то это будет явная нескромность, а я хочу, чтобы читатель увидел в этом другое. И не только как выдержки писем, идущих от глубины души, но и пример того, как нужно вести себя руководителю коллектива среди своих подчиненных, как завоевывать у них авторитет и уважение. Тогда уверен, что будет по плечу любая, даже самая трудная задача в ее выполнении.

Я очень рад, что все мои боевые друзья… Нет, остановлюсь.

Не все. Один из всех оказался не таким. Во время работы над книгой я вдруг получил письмо от бывшего ездового повозки взвода боепитания Александра Ляшенко, проживающего в Волгограде. Бывший батареец мне жалуется, что он часто болеет, что война подорвала его здоровье, что пенсии, которую он получает, ему не хватает…

Прочитав такие строки письма, меня охватил гнев. Я готов писать местным властям, в Москву, везде и куда следует, чтобы сказать о бюрократах, которые обижают фронтовика, чтобы защитить однополчанина.

Но читаю дальше. Ляшенко… требует и просит с меня долг или хотя бы часть долга из тех денег, которые я отобрал у него во время войны. Я в недоумении, более того, я ошарашен: какой долг, когда я отбирал у казака деньги? Ничего не понимаю.

Пишу в Волгоград, в городской совет ветеранов войны, и прошу разобраться, о каком долге идет речь. Пишу об этом своим батарейцам, прошу и их помочь мне разобраться в этом. А сам уже готов помочь человеку. Скоро получаю отовсюду ответы. Волгоградцы пишут, что Ляшенко действительно неважно себя чувствует и часто болеет. Но причиною этому служат его частые запои и злоупотребление алкоголем. Что же касается долга, то он еще страдает о тех фальшивых деньгах, изготовленных немцами, которые он подобрал в грязи села Городище под Корсунем и возил с собою в повозке более восьми месяцев, пока при проверке содержимого повозок я не отобрал их и не сжег.

В семье, говорят, не без урода. Приходится согласиться и с этой мудростью народа.

В последних письмах-рапортах мои батарейцы и многие однополчане с радостью сообщают, что все они получили еще ордена «Отечественной войны» и медали «40 лет Победы в Великой Отечественной войне», многие и прибавку к пенсии. На душе радостно и хочется долго, долго жить.

Прошло уже четыре десятилетия, как закончилась Великая Отечественная. Но сколько бы лет ни прошло — война не забывается. Видно, до последнего вздоха она будет с нами и в нас — в памяти и в сердцах тех, кто ее прошел. Война является к нам в тревожных снах. Она отдается болью старых ран. Она напоминает о себе то песней тех далеких лет, то увиденным обелиском на деревенской площади или где-то у дороги, то скрипом протеза старого человека.

Я переписываюсь с более чем сорока однополчанами. Как и военные треугольнички, сегодняшние письма несут на своих страницах радость, волнения, тревоги, боль.

И воспоминания. В одних — рассказы о своей фронтовой жизни, в других — отдельные эпизоды, в третьих — раздумья о товарищах, дошедших до края войны, о пережитом.

Письма, письма, письма.

У меня дрожат от волнения руки и спазмы перехватывают горло, а слезы застилают глаза, когда я читаю эти бесконечно дорогие для меня послания о пройденном и пережитом.

Мое сердце наполняется светлой радостью, когда узнаю о славной трудовой жизни моих фронтовых друзей.