«Сестра Толстого»
«Сестра Толстого»
Я получила письмо от тетеньки Татьяны Андреевны Кузминской. Она ездила в Петербург повидаться с сыновьями и теперь возвращалась в Ясную Поляну. В Москве я должна была ее встретить и посадить на поезд, который шел в Ясную Поляну.
Задача была нелегкая. Транспорт был совершенно разрушен. Поезда шли с большим опозданием, вагоны были переполнены людьми, едущими на юг, обменивая у крестьян в деревнях одежду, материю, башмаки, мыло, папиросы на муку и хлеб. Все железные дороги были реквизированы, но можно было доставать особые квитанции на проезд в комиссариате путей сообщения. Железнодорожные станции были забиты народом. Люди лежали на полу, сидели на мешках и чемоданах, охраняя свой багаж от жуликов и беспризорных, которые так и шныряли по вокзалу, ища добычи... Иногда люди ожидали поезда несколько дней, а когда поезд приходил, многие не могли на него попасть. На ходу вскакивали на подножки, занимали все места в вагонах, забивали тамбуры, крыши, висели на подножках. В воздухе висела площадная ругань; трещали разбитые коробки и чемоданы; разлетались, рассыпались вещи. Иногда ранили, до смерти раздавливали людей.
Я не раз попадала в такую давку, когда путешествовала из Москвы в Ясную Поляну. Один раз кто-то в суматохе схватил мой чемодан и старался вырвать его из моих рук, но я его крепко держала. Меня повалили, я упала навзничь, но чемодана не выпускала; в нем были важные бумаги. По мне ходили люди, кто-то проехался каблуком по моему лицу, я закричала, и меня подняли.
Милиционеры старались прикладами винтовок отогнать людей, но озверелая толпа все лезла и лезла. Ничего не помогало, женщины визжали, окна разбивались, мужчины ругались скверными словами. С ужасом я думала о старенькой, хрупкой тетеньке в этой ужасающей обстановке. Что делать? спрашивала я себя и не находила ответа. Мы доехали до Курского вокзала на извозчике.
Здоровый, широкоплечий, бородатый носильщик понес вещи на вокзал, который, как я и предполагала, был забит народом. Единственный отправляющийся на юг поезд «Максим Горький» действительно оказался настоящим «пролетарским» поездом с вагонами исключительно четвертого класса.
Мы усадили тетеньку около стены на одном из ее чемоданов, носильщик стал возле нее, заслоняя ее от толпы, а я помчалась к начальнику станции.
- Помогите, товарищ, я должна посадить на этот поезд старушку, сестру Льва Толстого. Она больная, хрупкая.
Начальник станции смотрел на меня тупыми бараньими глазами и молча пускал клубы дыма.
- Товарищ, пожалуйста! Ведь это же историческая личность. С нее, с моей тетушки, Толстой писал Наташу Ростову, вы, наверно, читали его знаменитый роман «Война и мир». - Но, продолжая болтать и упрашивать «товарища», я уже поняла, что он вообще ничего не читал, не хотел слушать и уговаривать его было совершенно бесполезно. Он молчал, курил и хлопал бесцветными глазами. А люди лезли к нему со всех сторон.
- Вот мое удостоверение. Я должен ехать в Курск, - басом рычал толстый человек в синих очках.
Начальник станции быстро взглянул на удостоверение и сделал какую-то пометку.
- Вы не можете мне отказать, вы обязаны, - визжала маленькая женщина в кожаной куртке, с коротко остриженными волосами, похожая на мужчину, - вы должны меня посадить, я командирована партией, я буду жаловаться...
- Подождите! - начальник быстро встал, схватил телефонную трубку, тотчас же положил ее на место и, не оборачиваясь, втянув голову в плечи, быстро вышел из комнаты.
- Не ждите, - сказал один из чиновников, - если он вышел на платформу, значит, теперь уже больше не вернется.
Делать было нечего. Мы двинулись к выходу вместе со всей толпой. Нас остановили.
- Это ваш багаж? Откройте!
- Ой, Саша, какой ужас, они рукописи мои все перемешают.
- Эй вы, буржуи, - кричали на нас позади, - двигайтесь, что ли, весь проход загородили!
- Аль не видишь, бабка-то эта, видно, с того света свалилась, знать, не всех еще буржуев поизничтожили! Черт бы их...
У тетеньки руки так тряслись, что она никак не могла достать ключи из сумки.
- Хлеб везете, муку? Признавайтесь, что ли! - кричал чиновник.
- Ничего у меня нет, - умоляюще шептала тетенька, - ничего, платья, белье...
- Драгоценности есть? Золото, драгоценные камни?
- Нет, нет, ничего такого нет, пустите, пожалуйста... товарищ...
- Какой ужас, Саша, ведь это же настоящие разбойники, - шептала тетенька.
- Шшшш, тише, тише, ради Бога...
Пошарив рукой по дну чемодана и встряхнув несколько тетенькиных поношенных платьев и шалей, «Ладно! - по-начальнически крикнул товарищ. - Можете закрывать!»
Облегченно вздохнув, мы вышли на платформу. Поезд еще не приходил, но народ уже стоял сплошной стеной, напирая друг на друга и стараясь продвинуться вперед. В конце платформы, где толпа была реже, я опять усадила тетеньку и побежала на разведку. Оглянувшись, я прокричала ей несколько ободряющих слов, хотя в душе у меня было очень неспокойно. Такая она была жалкая, напуганная, так резко выделялась из этой серой, грубой толпы в своей старомодной мантилье и фетровой маленькой шляпке с каким-то перышком на голове. А могучий старорежимный носильщик стоял перед ней, как изваяние, защищая ее от напора толпы.
Когда, наконец, поезд медленно подходил к вокзалу, люди точно взбесились, они били, толкали, топтали друг друга, на ходу взбирались на подножки поезда, падали и в несколько минут заполнили весь поезд, взбирались на крыши, повисали гроздьями на подножках. Несколько человек метались по платформе, тщетно стараясь где-то приткнуться, и я металась вместе с ними, как вдруг увидела знакомого кондуктора.
- Ох, как я рада, что увидела вас... Пожалуйста, приткните куда-нибудь мою старенькую тетеньку, помогите, она старенькая, едет в Ясную Поляну.
Кондуктор покачал головой.
- Я бы с моим удовольствием. Сколько раз графа покойного возил, теперь, сами посудите, яблоку упасть негде. Не могу... Рад бы...
- Может быть, в служебное отделение?
- Забито все, - он в отчаянии махнул рукой. По платформе еще бегали люди, надеясь каким-то чудом попасть на поезд. И я носилась вместе с ними, почти потеряв надежду посадить тетеньку. И вдруг я увидала пульмановский вагон.
- Кто в этом вагоне? - спрашиваю.
- Комиссары.
- Впустите меня, я должна поговорить с ними.
- Невозможно.
Я подошла к окну:
- Товарищи, товарищи!
Ответа не последовало.
- Товарищи, кто-нибудь подойдите к окну, срочное дело.
В окне появилась лохматая голова.
- Что такое, товарищ?
- Сестра писателя Льва Толстого, семидесятилетняя старушка, должна сегодня уехать в Ясную Поляну. Толпа ее чуть не задавила, пожалуйста, она немощная, хрупкая, возьмите ее в свой вагон.
Что я болтала, я и сама не знаю, в голове была только одна мысль тетеньку надо посадить и отправить.
- Пожалуйста, товарищи!
- А вы кто такая будете?
- Я дочь Толстого, Александра Львовна.
- Подождите минутку, - лохматая голова скрылась и через минуту снова появилась в окне.
- Ну, так и быть, возьмем вашу старуху, давайте-ка ее сюда!..
Я помчалась на другой конец платформы, где меня ждала тетенька.
- Скорей, скорей, тетенька, идем!
Добежали до пульмана. Тетенька задыхалась, я боялась, как бы у нее не сделался разрыв сердца. Носильщик втянул ее в вагон, я подпихивала ее сзади, едва успели втащить вещи. Третий звонок. Свисток. Тетенька, стоя на платформе, что-то говорила, но что - не было слышно.
А через несколько дней я получила от нее письмо. Она прекрасно доехала. Вагон был хорошо натоплен, чистый, и товарищи оказались приветливыми. «Они даже угощали меня жареным цыпленком, - писала она, - но были несколько разочарованы, что я оказалась не сестрой Толстого, а только его „бэль сёр“*. Но теперь, - заканчивала она письмо, - я уже никуда не поеду, только на тот свет».