II. МЕСТО ДРУИДА В ОБЩЕСТВЕ

II. МЕСТО ДРУИДА В ОБЩЕСТВЕ

В своей переряженной в мифологию истории Ирландия не сохранила для нас ни одного ясного примера, дающего представление о политическом влиянии друидов, однако известно, все же, что в Галлии главным собеседником Цезаря был друид,[173] которого Цицерон так и именует, обращаясь к своему брату Квинту: «И это искусство прорицания не находится в пренебрежении даже у варварских народов, так как имеются друиды в Галлии, из каковых я сам знал Дивитиака эдуя, твоего гостя и пангириста, который заявлял, что ему известна наука о природе, которую греки называют «физиологией», и что он предсказывал будущее частично с помощью гадания, частично путем догадок».[174]

По словам Цезаря[175], это был тот самый Дивитиак, который несколькими годами ранее явился просить помощи у римского сената в войне против германских союзников секванов. Этого еще недостаточно для того, чтобы утверждать, что Галльская война косвенным образом была спровоцирована друидами, однако, очевидно, что Цезарь исполнил желания Дивитиака и еще многое другое, сверх того, что эдуй мог ожидать… Такая концентрация политической и жреческой власти в одних руках указывает, тем не менее, на то, что ничто не совершалось здесь без участия друидов. Вдобавок, противоречие, видное в высказываниях Цезаря и Цицерона, очень полезно: обозначение «друид», должно быть, носило общий характер; кем бы ни был друид, у кельтов он занимался религиозными и учеными делами. Одним из таких дел было искусство прорицания, и если прорицатели ватес, чье ирландское наименование «faith» является синонимом названия «file», представляли собой сообщество чужеродное и в основе своей подчиненное друидам, то было бы трудно уяснить себе, как чрезвычайно влиятельный в политико-религиозном отношении персонаж, которого Цицерон прямо именует друидом, мог претендовать лишь на звание простого прорицателя (vates). Это противоречие разрешимо, если принять во внимание принцип разработанной в тонкостях ирландской иерархии, каковой ее описывает средневековый юридический трактат «Сенхус Мор». Оллам (ollamh), или ученый высшего разряда, равен по рангу королю и умеет рассказывать триста пятьдесят историй (двести пятьдесят длинных и сто коротких), тогда как для того, чтобы иметь достоинство облэра, филида второго ранга, который довольствуется худшими кусками на пиру и совсем небольшим эскортом, достаточно семи историй. Возможно, что и в Галлии были в ходу подобные классификации.

С приходом христианства значительная часть деталей оказалась для нас утраченной, но весьма показательно то, что Ирландия поставила в один ранг различные ветви жреческого сословия, признав за всеми ними без различия право на священный по преимуществу «цвет», каковым является белый.[176] Первое свидетельство этого хорошо известно, — это свидетельство Плиния,[177] другое происходит из одного очень часто цитируемого агиографического источника: друид, решивший убить святого Патрика, приходит к святому cum nouem magis indutis vestilus albis («вместе с девятью магами, одетыми в белые одежды»).[178] Но вот еще четыре новых свидетельства. Одно из них принадлежит друиду Мог Руитху, который обратился за помощью к жителям Мунстера и в перечне того, чем ему придется отплатить за их услугу, понял следующее: «пятьдесят хитонов, прекрасных, белых и мягких».[179] Второе касается одного фи-лида: «Это весьма благородные люди, — говорит Айлиль, — кто же они, о, Фергус? — Я и вправду знаю об этом, — отвечает Фергус, — тот человек в белом, богатый речами, кого ты видел, — это оллам уладов Ферхертне. Перед ним отступают озера и реки, когда он уязвляет их, насмехаясь над ними, и они вздувают перед ним свои воды, когда он их хвалит».[180]

Третье, свидетельство, также касающееся Ферхертне, замечательно своей ясностью: «Ферхертне, сын Коирпре, сына Илиага, — это блистательный муж в белом, который играет над ними в воинские игры. Это поэт-король среди королей поэтов уладов, и он охраняет аръергард Конхобара, когда тот идет на земли своих врагов. Если кто-то пожелает говорить с королем, это дозволяется ему лишь тогда, когда он обратится вначале к этому человеку».[181]

Наконец, четвертый пример так и сверкает жреческой белизной: «Перед ними, на востоке, снаружи, — говорит Кром Деройл, — видел я другое войско. Спокойный, почтенного возраста человек, седой до белизны, шел во главе него. Он облачен в ослепительные белые одежды с каймой из чистого серебра; на теле его прекрасный белейший хитон; под плащом видна светлая серебряная рукоять его меча, и он несет на плече бронзовый жезл. Его голос нежен, как музыка; речь его сильная и ясная…». Этот человек — друид-летописец Ульстера, «Сенха великий, сын Айлиля, сына Маелхлода из Кар-нмага Уладского, самый красноречивый на земле человек, тот, что усмиряет пыл войска уладов. Гнев всех мужей на свете, от восхода до заката, он смирил бы тремя добрыми словами…».[182]

Как уже можно было догадаться, судя по отношениям Ферхертне и Конхобара, когда-то филид пользовался правом заговорить прежде короля со всяким, кто пожелает подойти к последнему,[183] Ирландия временами даже упраздняет всякое внутреннее различие между друидом и филидом; в тексте «Войны Фергуса и Конхобара» (Cogadh Ferghusa agus choncubhair) сперва под названием филиды упоминаются послы, избранные уладами для того, чтобы вести переговоры о мире с верховным королем Ирландии: «трое поэтов пустились в путь»; в другой раз они выступают под именем друидов: «друиды прибыли с этой просьбой» (tangadar па draoithe leisan aitheasg sin).[184] Бригита, дочь бога-друида Дагда, называется также «поэтессой и друидессой» в «Реннских диндсенхас».[185]