V. ПРЕДСКАЗАНИЕ И САТИРА

V. ПРЕДСКАЗАНИЕ И САТИРА

Наука и предсказание

Обосновывая правомерность своего особого, выдающегося положения, кельтское жреческое сословие ссылалось на свои широкие политические возможности и широту своих познаний. Примечательно, что из четырнадцати «ручьев», которые, согласно «Книге Лейнстера» (30а, 30-37), насчитывала их наука, три представляли собой заклинания:

«Учтивость и достоинство,

работа сообща и генеалогия,

"озаряющая наука" и "заклятие кончиками костей",

anamain[371] и судопроизводство,

"озарение песни» и океан пения,

чистота руки и брака,

чистота губ и обучения…»

В I веке — веке тревог для Рима — друиды Галлии предсказали конец Римской империи во время пожара, который опустошил город в правление Нерона: «Одержимые нелепыми суевериями, друиды твердили им, что Рим некогда был взят галлами, но тогда престол Юпитера остался нетронутым, и лишь поэтому империя выстояла; теперь, говорили они, губительное пламя уничтожило Капитолий, а это ясно показывает, что боги разгневаны на Рим и господство над миром должно перейти к народам, живущим по ту сторону Альп».[372]

В Ирландии прорицание является общим обычаем, оно играет свою роль как в управлении провинциями, так и в бурно развивающихся отношениях между государствами; к тому же оно считается божественным даром. Особенно интересны бывали предсказания накануне войны; почему — понять нетрудно, и именно поэтому в начале «Похищения быка из Куальнге», королева Мэдб, правительница Коннахта неустанно выспрашивает у прорицательницы Фейдельм: «Поведай же, о Фейдельм-ведунья, что видишь ты, глядя на войско?

— Красное вижу на всех, алое вижу».[373] Она стала предсказывать и пророчить людям Ирландии о Кухулине, и запела:

«Вижу мужа, что битву вершит,

Многими ранами он покрыт,

Светятся брови его во мгле

Знак достоинства на челе».[374]

Но еще перед тем Мэдб отправилась к друиду: «Когда Мэдб пришла в то место, где пребывал друид, она просила его о знании и предсказании: "Многие оставляют сегодня своих друзей и близких, — сказала Мэдб, — родные края, отца и мать. На меня падет хула и проклятье, коли не все воротятся живыми. Все ж, хоть иные уйдут, а иным суждено оставаться, всех мне дороже сама я. Скажи мне, вернусь ли сюда? И отвечал ей друид: — Да ты вернешься, что б ни ждало остальных"».[375]

Поскольку предзнаменования были неблагоприятны, друиды, согласно одной из версий «Книги Бурой Коровы»,[376] еще более пятнадцати дней задерживали армию: «Тогда все четыре провинции Ирландии (Коннаэст, Мунстер, Мит и Лейнстер) были собраны в Круахане.[377] Их прорицатели и друиды не позволяли им выступить в течение пятнадцати дней, ожидая благоприятного знака. После того Мэдб сказала своему возничему, в какой день они выйдут в путь. "Каждый из тех, кто разлучится нынче с дорогими ему людьми и со своими друзьями, станет проклинать меня, ибо это я затеяла сей поход". — "Это непростое дело", — сказал возничий и повернул колесницу вправо, дабы возвращению их сопутствовала сила знамени».[378]

Друид Катбад предсказывает своей жене Несс, что ее сын Конхобар станет королем Ульстера, но при одном условии: «О женщина, если в твоей это власти, пусть лишь завтра, а не сегодня, принесет твое лоно то, что хранит оно. Будет тогда твой сын королем Глада и даже всей Ирландии, и слава о нем навеки сохранится в наших землях».[379]

Восхваление и хула, Сатира и ее последствия

Как отмечает Диодор Сицилийский,[380] поэт волен хвалить и порицать. Сатира — это магическое изречение, произносимое друидом или, чаще, филидом против человека, преступившего то или иное правило своей общины. Вот при каких обстоятельствах, согласно «битве при Маг Туиред» (§ 39-40), была произнесена первая сатира в Ирландии: «Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Корире, сын Этайп. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленькие черствые лепешки подали ему. Поднявшись наутро, недоволен он был. И, проходя по двору, молвил Корире:

Без пищи, что явится быстро на блюде,

Без молока коровы, в утробе которой теленок,

Без жилья человечьего в темени ночи.

Без платы за песни поэтов прибудет Брес. —

Нет отныне силы у Бреса.

И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы, не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии».[381]

Королю Бресу посчастливилось, что он так легко отделался, — без серьезного материального ущерба или телесного увечья. Король Коннахта Кайер оказался не столь везучим. Вследствие сатиры, произнесенной, его племянником Неде, он увидел у себя на лице три прыща, что вынудило его отречься от королевской власти: «Кайер усыновил Неде, сына своего брата Адне, поскольку у. него не было собственного сына. Но мысли жены Кайера обратились к Неде, и она дала ему серебряное яблоко в уплату за его дружбу. Неде не соглашался на то, о чем она просила. Тогда она посулила ему царскую власть после Кайера, если он пожелает прийти к ней. "Как же я смогу наследовать королю?" — спросил он. "Это нетрудно, — ответила женщина, — сотвори против него сатиру, его поразит недуг, а человек, страдающий недугом, не может оставаться королем". — "Мне трудно сделать так. Кайер никогда не даст мне повода к этому своим отказом, ведь нет ничего на свете, чего он не отдал бы мне". — "Я знаю, — отвечала женщина, — одну вещь, которую он тебе не подарит, — это щит, привезенный ему из Шотландии: он не оставит его тебе, потому что ему запрещено расставаться с ним".

Тогда Неде попросил у Кайера щит. "Горе мне, — сказал Кайер, — мне запрещено с ним расставаться". И Неде сотворил против него глам дицин, и три прыща выскочили у того на щеках. Вот какова была эта сатира: "Горе, смерть, краткую жизнь Кайеру, — да поразят Кайера боевые мечи… Кайер под землей, под стеками, под камнями…" На следующее утро Кайер пошел к источнику. Он поднес руку к своему лицу и обнаружил на нем три прыща, вызванные сатирой: Изъян, Хулу и Уродство, красный, зеленый и белый. Чтобы никто не видел его унижения, он бежал в Дун Кермнай к Кахеру, сыну Этарскеле.

Неде принял королевскую власть в Коннахте после Кайера и был королем один год… Неде въехал на колеснице в крепость (где укрылся король Кайер), и собаки шли по следу Кайера до камня позади крепости. Кайер умер от стыда, увидав Неде. Когда настала его смерть, скала раскололась (?) и вспыхнула пламенем; осколок скалы отскочил в глаз Неде и вошел ему в голову…».[382]

И в другой раз, согласно тексту, «Сватовство к Луайне и смерть Атирне», прыщи приводят к гибели и жертву, и виновных: «Когда прознали Атирне Айлдисах и два его сына, что была она обещана Конхобару, то явились к девушке и решили просить у нее даров. Когда же увидели они Луайне, то все трое полюбили ее и возжелали так, что лучше было им расстаться с жизнью, чем не быть вместе с девушкой. Один за другим принялись они умолять ее и говорили, что умрут и каждый из них сделает ей глам дицин, если не будет она им благоволить.

"Не подобает вам говорить так, — ответила девушка, — ибо должна я стать женой Конхобара".

"Не в силах мы остаться в живых, если не соединимся с тобой, — сказали они".

И все же отказалась девушка возлечь с ними. Тогда спели они ей три песни поношения, что оставили на ее лице три нарыва — Стыда, Упрека и Позора, что были черного, красного и белого цвета. Точас испустила Луайне дух от стыда и позора».[383]

После чего филид Атирне и оба его сына почли за лучшее бежать; тем не менее, им не удалось скрыться от гнева благородных людей Ульстера: Атирне кончил тем, что был убит вместе со всей семьей, а дом его был сожжен…

Однако прыщ, фурункул или язва могли возникнуть на лице дурного человека и сами по себе: «Сенха, сын Айлиля, не мог вынести неверного приговора, чтобы не выскочили у него за это три прыща»,[384] — говорится во введении к «Сенхус Мор». Когда злой гений уладов, Брикриу, «пытался скрыть свои мысли, на лбу у него выскочил багровый фурункул, размером с человеческий кулак. Он сказал Конхобару: "Она (то есть, скрытая им мысль) выйдет этой ночью из фурункула, о Конхобар"».[385]

Подобным же образом Даллан («маленький слепец»), филид, произнесший несправедливую сатриру на Аэда, короля Брейфне, в «Прогулке в дурной компании» (§ 2-32), был удивлен тем, что не нажил себе иных неприятностей, так как вместо возмездия к нему возвратилось зрение. Однако три дня спустя он умирает, и приходится искать ему замену, так как он стоял во главе филидов. Другой филид, Дубтах так защищает себя от обвинения в несправедливости: «Я свидетельствую моими щеками, чье белое достоинство не будет запятнано, что я принимаю здравое решение».[386]

В то время как прерогативой друида, «владыки жертвоприношения» и капеллана, было давать королю советы, филид — прорицатель, судья или врачеватель, — был обязан, главным образом, заботиться о здоровье короля, о его душевном равновесии и о. его исторических и научных познаниях. Филид Форголл, к примеру, должен был с первого дня ноября (Самайн) по первый день мая каждый вечер по воле короля Монгана рассказывать какую-нибудь историю. Когда этот последний оспорил однажды незначительную деталь повествования, то с великим трудом избежал угрозы сатиры, которая лишила бы его жены, королевства и собственной свободы, столь велико было могущество филида: «Филид сказал, что побьет его своими сатирами; он высмеет его отца, его мать и его деда; он споет такое заклинанье против всех вод страны, что не удастся больше поймать ни одной рыбы в ее заливах; он споет такое заклинанье против лесов, что они не принесут больше ни одного плода; и он споет такое заклинанье против равнин, что они не будут больше ничего родить».[387]

Воспоминание и толкование

В оправдание того уважения, которое оказывалось филиду, считалось, что он должен быть сведущ во всем. Если он не знал чего-либо, то ему самому следовало принять меры. Чтобы восстановить в полном виде великий эпос «Похищение быка из Куальнге», которого уже никто не мог рассказать целиком, преемник Даллана,[388] Сенхан Торпейст прибегает к серьезным средствам: «Собрались однажды поэты со всей Ирландии вокруг Сенхана Торпейста, дабы выяснить, знает ли кто-нибудь из них "Похищение Быка из Куальнге" целиком. Но сказал из них каждый, что ему известна лишь часть.

Тогда спросил Сенхан, кто из его учеников с его благословения отправится через страну лета,[389] чтобы найти целиком текст Похищения, за который один мудрец на востоке обещал книгу Кулмена[390] Эмин, внук Кинена, отправился тогда в путь вместе" с Муиргеном, сыном Сенхана. И случилось так, что путь их лежал мимо могилы Фергуса, сына Райга. Подошли они к могильному камню у Энлоха в Коннахте. Сел Муирген на тот могильный камень, а остальные оставили его и отправились искать дом для ночлега. Спел Муирген тогда песнь камню, будто к самому Фергусу он .обращался… Вдруг окутал Муиргена густой туман, и три дня и три ночи никто не видел его. И тогда явился перед ним Фергус во всем великолепии своем, с каштановыми кудрями, в зеленом плаще, в тунике с капюшоном, расшитой алым, с мечом с золотой рукоятью, в сандалиях с бронзовыми пряжками. Рассказал ему Фергус все Похищение целиком, от начала и до конца.[391]

Таким образом, можно понять, отчего кельты античности проводили ночи у могил, своих героев, чтобы получить пророчество.[392]

Друид испытывал меньше затруднений, когда речь шла только о том, чтобы растолковать сновидение. В начале своей жизни король Катхайр увидел во сне женщину замечательной красоты, которая родила сына на склоне холма, где дерево с чудесными плодами тянулось ввысь до самых облаков. С момента рожденья сын был сильнее своей матери, и ей с трудом удавалось уберечься от него: Катхайр «проснулся тогда, позвал своего друида Бри, сына Байркида, и сообщил ему это известие. "Я сейчас растолкую все это, — сказал Бри. — Девушка — это река, носящая название Слайнне… Хозяин постоялого двора, что был его отцом, — это земля, на которой живет сто человек всякого рода. Тот, что находился в утробе женщины в течение восьми сотен лет, — это озеро, рожденное рекою Слайнне, и оно возникнет на твоем веку. Сын, что сильнее своей матери, — это день, в который родится озеро: оно поглотит всю реку… Великий холм у них над головой, — это твоя власть над всем. Дерево цвета золота и с плодами, — это ты сам, властвующий над Банбой (другое название Ирландии). Музыка, что слышалась в ветвях дерева, — это твое красноречие, гарантирующее и исправляющее решения гойделов. Ветер, качающий плоды, — это щедрость твоя, с которой раздаешь ты драгоценности и сокровища"».[393]

Еще более оригинален сон Муйрхертаха, в котором друид распознает предвестье его смерти: «Проснулся король и велел передать о своем видении своему молочному брату, Дуб Да Ринду, сыну друида Сайгнена, и тот так истолковал видение:

"Это — корабль, на котором ты находишься, корабль царствования на море жизни; ты — кормчий власти. Гибель корабля — конец власти и жизни твоей. Гриф с когтями, унесший тебя в свое гнездо — это та женщина, которая с тобой и которая опьяняет тебя, влечет тебя на свое ложе и держит тебя в Клетехском доме для того, чтобы он сгорел над тобой. Гриф, погибший вместе с тобой, — это женщина, которая погибнет ради тебя. Вот — изъяснение твоего видения"».[394]

Филид должен быть мудрым и прозорливым панегиристом: уже в самом начале «Битвы при Маг Туиред», когда воины начинают биться, ясновидящие (fisig) и мудрецы (fireolaig) используют свою магию, а филиды получают знаки и включают в легенды будущие подвиги героев.[395]

История «Похищения быка из Куальнге» была «предсказана» при воспевании подвигов, которые предшествовали ей: «Конхобар удалился с триумфом и победой; он прибыл в Эмайн и рассказал свои истории (королеве) Мугаин, от начала до конца. Он велел своему филиду Ферхертне, сыну Дергердне, сына Гарба, сына Фер Росса Руайда, сына Рудраига, сочинить ему спешно поэму в память об этих приключениях. Тот запел, и его искусство открыло ему, каковым будет дальнейшее развитие Похищения…».[396]

Их проницательность проявлялась в самых неожиданных сферах: две женщины, в одну и ту же ночь произведшие на свет одна — двух девочек, а другая — двух мальчиков, решили устроить обмен с помощью денег и компенсации: мать двух мальчиков уступала одного из них той, что была удручена рождением двух девочек. Но в роковой момент крестин, «сперва окрестили мальчиков, а. затем девочек, и во время крестин друид сказал: "Не стыдитесь, женщины, ибо эти два мальчика — близнецы, и эти две девочки — близняшки…"».[397]

Ни один друид никогда не тревожится за действенность своих способностей, — как раз напротив. Вот как друид из «Битвы при Маг Туиред» обстоятельно и долго объясняет, чего можно ждать от него в битве с черными демонами,, каковыми являются фоморы: «Молвил тут друид Фигол, сын Мамоса:

"Напущу я три огненных ливня на войско фоморов, и отнимутся у них две трети храбрости, силы и доблести. Не дам я излиться моче из тел лошадей и людей. А каждый выдох ирландцев прибавит им храбрости, доблести, силы, и не истомятся они в битве, хотя бы продлилась она до исхода семи лет ».[398]

Если приходилось обратиться к зловещим предсказаниям, то друид с полным спокойствием сообщал их заинтересованному лицу, даже если тот был королем Ирландии: «Диармайду представили его друидов, и он спросил у них, как он умрет. "Из-за убийства, — ответил первый друид, — ив ночь твоей смерти на тебе будет рубаха, сотканная из одного семечка льна, и плащ, сделанный из шерсти одного барана". — "Мне легко будет избежать этого", — сказал Диармайд. — "Ты будешь утоплен, — добавил второй друид, — и захлебнешься ты в ту ночь в пиве, сваренном из одного зернышка". — "Ты. умрешь от ожога, — сказал третий друид, — от сала ни разу не опоросившейся свиньи, которое будет у тебя на блюде". — "Все это мало, правдоподобно", — ответил Диармайд…», что де помешало всему, что предсказали друиды, в точности исполниться:, король был смертельно ранен, утоплен и живым сожжен уладами.[399]

При необходимости короля просили подождать до тех пор, пока друид не будет в состоянии дать подходящее толкование: «Однажды, когда Конн (верховный король Ирландии), одолев всех королей, пребывал в Таре, он, по своему обыкновению, рано утром, перед восходом солнца вышел на королевскую крепостную стену Тары. Его сопровождали три друида: Маол, Блок и Блуикне, и три его филида: Этайн, Корб и Кезарн. Он каждое утро поднимался со своими людьми на крепостную стену по той причине, что хотел помешать обитателям сида без его ведома пройти в Ирландию. В том месте, куда он приходил обычно, ему случилось наступить ногой на камень, и камень вздрогнул. Он закричал под ногой короля, и крик его был слышен повсюду, и в Таре, и в Брегии. Конн спросил у своих друидов, что означали крики камня, как он называется, откуда он взялся, куда направляется и по какой причине оказался в Таре.

Друид ответил Конну, что сможет назвать имя камня только по истечении пятидесяти трех дней»…

Через пятьдесят три дня он действительно сообщил, что это был камень Фал, королевский камень, ибо, как он сказал: «Камень закричал сегодня под твоей ногой… и число криков, которые он испустил, — это число королей твоего рода, навсегда…».[400]

* * *

Все эти документы ясны. Забота о точности и, главным образом, национальная гордость побуждали летописцев-преемников филидов (чаще всего, в начале эпохи христианизации, эти монахи были принявшими обращение филидами) изображать в своих описаниях архаическое и анахроническое общество. Таким образом они сохранили для нас память о религиозной структуре, о которой наша эпоха с трудом может составить себе представление.

Надо ли добавлять, что индивидуальное воображение играло во всем этом ничтожную роль? Ирландия жила за счет бесконечно повторяющихся тем, в которых ничего не менялось за исключением имен персонажей и подробностей места и времени. Ирландский сказитель не изобретал чудес: его повествование было передано ему священной традицией, которую он воспринимал и передавал далее. В крайнем случае, он мог приукрасить ее, но сам не творил ничего. Последнее замечание, очень важно: Катбад, Мог Руитх, Даллан, Сенха — все это легендарные персонажи первостепенного значения, с которыми друиды, практически, и не пытались сравниться. Точно так же и воины: если герой Кухулин мог «повернуться внутри собственной кожи», заставить свой глаз выкатиться из орбиты или, напротив, запасть глубоко внутрь головы, все бойцы Ирландии отнюдь не претендовали на совершение подобных же подвигов… Тем не менее верно и то, что описанный в этих великих людях идеал отражает и раскрывает фундаментальные представления, которыми руководствовалось все «воинское» сословие или все сословие «друидов».