Глава XXV
Глава XXV
Весть из Астрахани. Персидская женщина уличена в прелюбодеянии. Отец открыто убивает своего сына палочными ударами. Еще один человек гибнет таким образом. Ян фан-Термунде уезжает в Исфаган. Град величиной с куриное яйцо. Прибыли в армянский монастырь. Рыбаки перебиты ужасным образом. Неслыханное и жестокое наказание, произведенное мужем над женой, с которой он при жизни сдирает кожу, бросает ее тело воронам и прибивает кожу к стене. Большая подозрительность персов. Придворных мальчиков оскопляют. Большой невольничий рынок в Шемахе. Грузины продают своих собственных детей. Послу опять приказывают отправиться в путь.
Мая 19-го была сильная буря с таким жестоким громом и молнией, подобных которым я не испытал и не видал в Нидерландах. Сегодня мы получили достоверное известие, что Астрахань взята его царским величеством, войска мятежников разбиты и Стенька взят в плен живым [168]. Великие чудеса храбрости проявили верхне- и нижненемецкие солдаты, небольшая кучка их перебила невероятно много казаков, вследствие чего они были награждены большим почетом и милостью от его царского величества, нежели русские.
20-го прибыли в Шемаху шесть борцов, которые с невероятной ловкостью боролись друг с другом, так что сотни людей смотрели на эту потеху. После представления они обошли народ с фарфоровой чашкой, чтобы собрать деньги.
21-го были схвачены персами двое дворян из посольства и закованы в цепи, ибо они имели связь с персидской женщиной. Прелюбодейку отвели к нашему господину и дали ему полное право поступить с ней по его усмотрению. Муж не только согласился бы, но был бы рад, если бы ее разрубили на тысячу кусков. Но наш господин, сам любивший предаваться блуду, почувствовал большое сожаление к этому венериному зверьку, избавил ее от наказания за измену и удовлетворил ее мужа, так что тот снова взял ее к себе, после чего заключенные дворяне были выпущены на свободу.
22-го здесь по всем улицам, на всех углах били ужаснейшим образом палками одного юношу до тех пор, пока он наконец не упал на землю. Это произошло по приказу принца и по просьбе и настоянию родного отца юноши, знатного человека в Шемахе. Причина заключалась в том, что юноша написал крайне оскорбительное письмо принцу в ответ на приказ, запрещавший на третий день шествия рубиться и резаться, тот особый способ рубиться саблями, о котором мы сообщали, описывая большое празднество в честь Али. А в письме спрашивал он принца весьма язвительно: как это он так скоро сделался новым святым? Кто дал ему такой своенравный совет изменить древний и похвальный персидский обычай? Разве он не знает, что навлекает тем позор, поругание я презрение на мухаммеданство и на все королевство? Не стал ли он христианином? и т. д. И много других язвительных слов, что побудило его отца подвергнуть своего сына помянутому наказанию, дабы доказать, что он непричастен к этому делу и выше всего ставит авторитет и положение принца, и тем самым стать известным шаху. Вот поистине образ безжалостного отца, который мог бы просить за жизнь своего сына, но из пустого тщеславия и жажды для себя славы дал ему погибнуть на улице от такого тяжкого наказания.
На другой день снова перед дворцом принца семь служителей ужасным образом забили одного человека палками до смерти.
26-го мы в третий раз получили известие, что Астрахань снова занята русскими и Стенька Разин отправлен в Москву. Тем временем Ян фан-Термунде приготовился к отъезду в Исфаган и очень старался собрать большое общество, чтобы обеспечить себе свободу и безопасность в пути. 28-го он отправился в путешествие с нашим товарищем Питером Арентсом из Схефенингена и одним польским евреем, который был пойман татарами и бежал от Шамхала.
30 мая была страшная гроза, ветер, гром, молния и град величиной с куриное яйцо, что причинило большой ущерб плодам, хлебам и скоту. Эта ужасная непогода продолжалась целых два дня, после чего стало так тихо и приятно, что нельзя было желать лучшего.
6 июня с одним венецианцем, который убежал от турок, я поехал миль на пятнадцать в глубь страны, и мы прибыли в христианский, армянский монастырь, где нас весьма приветливо встретили монахи, когда узнали, что мы христиане и живем в тяжкой турецкой, татарской и персидской неволе. Мы рассказали им все, что случилось с нами, и между прочим, что Астрахань снова занята русскими, чему они сильно изумились, и потчевали нас едой и питьем, и ласково просили, чтобы мы погостили у них несколько дней, что мы и сделали, пробыв еще два дня, в течение которых они с сердечной дружбой предлагали нам все, что могло, по их мнению, занять нас. Они жили в монастыре без забот и печалей, оказывая друг другу и посторонним христианское милосердие. По истечении срока мы попрощались с армянами, ибо нам нельзя было дольше отсутствовать, и отправились другой дорогой в Шемаху. Мы поднялись на высокую гору и нашли на ней глубокое озеро, судя на глаз, более трех миль в окружности. Мы увидали на дороге, не без большого страха и испуга, четырех убитых людей, у всех было перерезано горло. Насколько мы могли судить по удочкам и сетям, это были рыболовы. Это озеро богато рыбой, и рыба, пойманная в нем, считается весьма дорогой и вкусной и продается по высокой цене. У нас, правда, было желание наловить полную миску, но когда мы увидели, как рыбачили эти рыбаки, то вся душа ушла в пятки, мы забыли о рыбах и сочли за лучшее удрать без еды, нежели подвергнуться нападению висельников, благодаря чему мы гораздо скорее, чем предполагали, добрались до дома.
9 июня произошел в городе Шемахе из ряда вон выходящий, неслыханный и ужасный случай, так что у меня, хотя я накануне испытывал испуг и часто видел отвратительные убийства, волосы встали дыбом, а сердце замирает, когда я об этом вспоминаю. Один перс взял в жены польскую рабыню. Она сбежала от своего мужа из-за несогласия или отвращения и просила нашего господина схоронить ее и в подходящий момент взять ее с собой в Польшу, где у нее еще были мать, сестра и брат. Польские дворяне возымели сострадание к женщине и приняли ее в дом, и скрывали ее там в течение 14 дней, пока о том не узнал ее муж. Когда до него дошла весть, что она находится у нас, он пошел к принцу и принес жалобу, на что ему тотчас было дозволено взять обратно жену и поступить с нею по своему усмотрению. Но так как она находилась во дворе поела, откуда муж ее мог взять только с опасностью для жизни, то принц послал с ним своих слуг, чтобы ее выдали по его повелению. Когда дворяне увидали эту толпу, у них не хватило мужества отказать мужу, а еще меньше скрыть ее или помочь бежать, так что несчастную женщину передали в руки жестокого мужа или скорее палача. Злоупотребляя разрешением принца поступить с нею по своему усмотрению, он велел тем временем сколотить деревянный крест, крепко привязал к нему с помощью слуг раздетую донага жену и после жестоких упреков сам — ужасное, дьявольское зверство! — содрал с нее живой кожу. Я стоял с огромной толпой перед дверью; за которой мы слышали, как жалобно плакала и стонала женщина, но ни кому в голову не приходила мысль о таком ужасном к безбожном поступке, пока мы не увидали, как этот проклятый нее выбросил на улицу освежеванное тело, которое через несколько времени выволокли в поле и отдали ордам и другим хищным птицам. Он этим все еще не удовлетворился, прибил содранную кожу к стене в своем доме, как пример и зерцало остальным женам, которых у него было двенадцать, начинавших при малейшем недовольстве этого проклятого злодея трепетать от страха и ужаса, что было и со мной, как только я видел тот дом или проходил по улице. Здесь произошла ужасная трагедия, о которой еще никогда не слыхали. Подозрительность довела жестокого палача до безумия, и хотя они самые сладострастные и невоздержанные мужчины, но все-таки требуют, чтобы их жены были честными и верными. Эта подозрительность также является причиной, почему ни одна честная женщина не выходит на улицу, оставив непокрытой какую-либо часть тела, за исключением глаз; лицо окутано шелковым или тонким бумажным платком. Женщину с непокрытой головой считают открытой блудницей. Ежели кто стучится в двери, то жена запирается в каморку, чтобы ее нельзя было увидеть, однако ее видят все без исключения рабы, отчего иногда возникает более близкое знакомство, несмотря на угрюмые взгляды и лицо мужа. Шах, принц и князья избавляют себя от такого страха и подозрения тем, что не подпускают в своим женам иных рабов, кроме оскопленных, среди которых некоторых е тем, чтобы совсем отнять у них чувственность, помимо обычного лишают уда, что происходит еще в нежном возрасте. У них есть мастера, которые умеют лечить это необычным образом и вставляют внутрь серебряную трубочку, благодаря чему они могут мочиться несколько дальше. Я собственными глазами видел таких лиц. Помимо того, что они лишены мужественности, это обычно такие безобразные и отвратительные, быки, что женщина должна испытывать долгие лишения, прежде чем у нее появится желание или она влюбится. У простых горожан и купцов очень редко бывают оскопленные рабы, не только потому, что они гораздо дороже, чем другие, но и потому, что они вялы, ленивы и неспособны к работе. И ввиду недостатка рабынь их жены часто должны прибегать к услугам рабов, и те всегда имеют возможность видеть своих хозяек. Однажды случилось, что мой господин был спешно вызван к принцу и приказал мне оседлать золотым седлом его лучшую лошадь и тотчас же отвести ее к нему на рынок. По приказу своего хозяина я быстро вбежал в дом, отворил двери, чтобы взять седло из комнаты, где я к своему ужасу увидал хозяйку, стоящую голой в ванне, чтобы обмыть и очистить свое тело теплой водой. Я опасался, что она расскажет мужу и мне придется расплатиться за это зрелище, отчего я задрожал и затрясся. Но дело повернулось не так, ибо когда она увидела, что я хотел отступить, то сказала смеясь: «Войди и не огорчайся, только исполни приказание своего господина».
10-го отправился брат нашего господина в Исфаган, чтобы пожаловаться шаху на хана за данные взаймы деньги, за которые он не платил положенных процентов.
11 июля в Шемахе был большой невольничий рынок, и на базар вывели более 500 человек: мужчин, женщин, детей, христиан и язычников, поляков, русских, грузин и черкесов. Поляки и русские были похищены дагестанскими татарами. Они берут также язычников-черкесов (ибо если они мухаммедане, то по предписанию алькорана не могут быть обращены в рабство), что является хитрым способом распространения туречины. Наоборот, язычники-черкесы храбро нападают на дагестанцев и продают их большими толпами русским. Так один волк пожирает другого, без чего татары, если бы они были объединены, оказались бы слишком сильными для персов. Грузинских детей большей частью продают их безжалостные родители, навсегда отдавая под ярмо рабства. Они в этом отношении стоят гораздо ниже диких зверей, которые по крайней мере не расстаются добровольно со своими детенышами, а эти, напротив, отдают свою плоть и кровь за деньги в тяжкую неволю. Торговля рабами и краденым или награбленным добром ведет к тому, что Шемаха и Дербент процветают, развиваются и притягивают к себе множество различных купцов. У людей, отведенных на рынок, осматривают прежде всего, как у лошадей, рот, затем их раздевают донага и ощупывают со всех сторон; но о том, насколько они сильны, судят главным образом по их суставам. Их заставляют бегать из конца в конец, принимать различные положения и позы, судя каждого по его годам, здоровью и силе. Если кто-нибудь купит раба или рабыню и в течение трех дней найдет какой-нибудь изъян или ему станет жаль отданных денег, то может в означенное время вернуть их купцу, в торг не состоится. Так же обстоит и с другими товарами.
12-го явился к нашему двору калантар, ближайший человек хану, передать послу в серьезных выражениях приказ шаха, чтобы он без дальнейших отсрочек немедленно приготовился к отъезду в Польшу, на что наш господин ответил, что у него денег нет и что ему не с чем пуститься в путешествие, но как только он получит от хана деньги, принадлежащие ему по праву, то без промедления отправится в путь.