ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ХЕЙГ И ЛЛОЙД ДЖОРДЖ, АПРЕЛЬ 1917 — МАРТ 1918

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ХЕЙГ И ЛЛОЙД ДЖОРДЖ, АПРЕЛЬ 1917 — МАРТ 1918

«Я верю, что война намеренно затягивается теми, кто в силах ее остановить… Я протестую не против ведения войны, но против политических ошибок и лицемерия, в жертву которым приносятся жизни солдат; также я верю, что смогу поколебать ту косную успокоенность, с которой смотрят на родине на продолжающуюся агонию те, кто сам ее не ощущает и кому не хватает воображения ее представить».

Из письма капитана Зигфрида Сассуна в штаб батальона Королевских валлийских стрелков. Впоследствии письмо было зачитано в Палате общин 30 июля 1917 года и на следующий день опубликовано в «Таймс»

Читая книги о битвах на Западном фронте и о людях, воевавших там, легко забыть, что в Западной Европе между 1914 и 1918 годами существовал и совсем другой мир, который находился вне пределов того, что потом назвали «армейской зоной». Западный фронт растянулся примерно на 650 км, но в глубину имел всего несколько километров, и люди даже на небольшом расстоянии от передовой мало что знали о том, что там происходило. В прифронтовой зоне и на фронте разрушения были ужасными; годы постоянных артобстрелов и частых боев оставили багровый шрам на лице Западной Европы. Разрушенные строения и брошенная амуниция, траншеи, заполненные грудами обломков, оставшихся от огромных современных армий. Но разрушения и смерть были ограничены расстоянием орудийного выстрела.

Всего в 1,5 км за пределами зоны артиллерийского огня нормальная жизнь начинала брать свое. Еще несколько километров территории Франции и Бельгии представляли собой лоскутное одеяло из военных лагерей и полевых складов, стоянок машин, госпиталей и маленьких селений, занятых отдыхающими солдатами, пикетов кавалерии, аэродромов и железнодорожных развязок — все это было заполнено суетящимися солдатами. Сюда восточные ветры постоянно приносили раскаты орудийных залпов, но еще через 1,5 км к западу даже они затихали; открывался мир, который казался неожиданно и странно мирным.

Надо было потратить всего полдня, чтобы добраться от траншей на передовой до вокзала Ватерлоо, и нередко случалось, что солдаты завтракали в воронке от взрыва, а обедали в Ритце. Контраст между жизнью на фронте и жизнью вне его был столь силен, что солдатам казалось, будто гражданские жили не просто в другой стране, но в другом мире. Это отразилось в знаменитом письме Зигфрида Сассуна, горьком послании, которое, стоит заметить, направлено не против генералов, но против политиков и общества на родине, против людей, которые хотя и могли остановить войну, но не нашли в себе воли или, может быть, желания, сделать это… по крайней мере так это выглядело.

По мере того как 1917 год устало готовился передать эстафету следующему, перспективы окончания войны становились все более и более призрачными, хотя потери предыдущих двенадцати месяцев и усугубляющиеся страдания и лишения всех воюющих стран, особенно Германии, свидетельствовали, что война больше продолжаться не может. Проблема окончания военных действий оставалась главной, но вопрос состоял в том, как это сделать и на каких условиях.

Действия политиков были направлены скорее на оказание поддержки фронту, нежели на изменение собственно политической обстановки. Замечание, приписываемое Клемансо (который стал премьер-министром Франции в ноябре 1917 года), о том, что «война — это слишком серьезная вещь, чтобы оставлять ее на попечение военных», не более чем отражение простой истины, особенно по отношению к той войне, которая велась в 1914–1918 годах. Политики хотели влиять не только на отдаленные во времени цели войны и ее стратегию, но и на тактические действия, на передвижение отрядов и их отправку на передовую. В то время как британские генералы воевали с германской армией на Западном фронте, другая битва, менее кровавая, но не менее яростная и жизненно важная, происходила в Лондоне между генералами и политиками. Особенно яростные бои велись фельдмаршалом Хейгом и его союзником в Военном министерстве, начальником Генерального штаба Вилли Робертсоном с их заклятым врагом премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем. Конфликт разгорался вновь при начале наступления на Аррас 9 апреля 1917 года.

Два фактора определяли стратегическое сознание в 1917 году. Первым был надвигающийся коллапс России, который обозначился в марте, когда группа рабочих собралась в Государственной думе — русском парламенте — в Петрограде, бывшем тогда столицей страны, и возродила революционный Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов — иначе говоря, просто «совет».[64]15 марта император был вынужден отречься от престола, а 20-го он и его семья были арестованы. С этого момента решимость русских положить конец войне с Германией день ото дня только крепла. Более того, западные союзники уже никак не могли повлиять на ситуацию в России, поскольку страна неуклонно скатывалась к гражданской войне.

В мае 1917 года Александр Керенский, министр юстиции в составе Временного правительства, был назначен военным министром, но Германия, стараясь подтолкнуть Россию к выходу из войны, позволила большевистскому лидеру Владимиру Ленину, который был вынужден покинуть царскую Россию за несколько лет до этого, пересечь свою территорию и прибыть в Россию. Ленин выступал против продолжения войны, и его большевистская партия развернула пропаганду против политики Керенского. Однако до того, как большевики смогли перейти к активным действиям, Керенский приказал генералу Алексею Брусилову начать очередное наступление. Оно началось 1 июля 1917 года, но быстро выдохлось, и к концу августа русская армия уже отступала по всему фронту. Брусилов был смещен, и позиции Керенского, который 25 июля стал премьер-министром, сильно ослабли. Революция началась в октябре, и к 9 ноября 1917 года власть находилась в руках большевиков, а Керенский был вынужден покинуть страну.

Лидеры большевиков — Владимир Ленин, Лев Троцкий, Иосиф Сталин[65] — нуждались в передышке, чтобы упрочить большевистский режим в стране и преодолеть катастрофические социальные и экономические последствия войны, поэтому они быстро запросили мира у Тройственного союза. Перемирие было заключено 16 декабря 1917 года, а мирный договор, составленный на очень выгодных для Германии условиях, был подписан 29 марта 1918 года в Брест-Литовске, городке близ границы современной Польши. В перерыве между этими событиями германское командование перебросило множество дивизий и тысячи орудий на Западный фронт — к моменту подписания договора мощное наступление против 3-й и 5-й британских армий длилось уже неделю.

Вторым фактором, который уравновесил катастрофу, стало вступление в апреле 1917 года Соединенных Штатов в войну на стороне Антанты. Главнокомандующий Американскими экспедиционными силами (АЭС) генерал-майор Джон Дж. Першинг достиг берегов Франции 22 июня 1917 года, но прошло много месяцев — на самом деле почти год, — прежде чем полноценная американская армия была сформирована и подготовлена к боям на Западном фронте. Союзников ждали серьезные дискуссии о том, где и как вводить в бой эти новые американские дивизии. Першинг хотел сконцентрировать во Франции миллион солдат, но французские и британские генералы удовлетворились бы и четвертью этого, если бы свежие силы поступили в их непосредственное распоряжение.

Положение американской армии в 1917 году было намного хуже, чем положение БЭС в 1914 году, по крайней мере в отношении способности к ведению полномасштабной современной войны. Армия США была маленькой и полностью профессиональной. Ее роль практически целиком сводилась к защите мексиканской границы от бандитов и удерживанию остатков индейцев в резервациях.

У нее не было тяжелой артиллерии, почти не было авиации, не было лишней амуниции. Армия была недоукомплектована и плохо подготовлена и в общем и целом не готова в отношении личного состава или снаряжения принимать участие в европейской войне. Вся та значительная помощь, которую США предложили силам Антанты, представляла собой, по сути, неограниченный запас свежих людей, современные технологии и великий американский энтузиазм. Пример, иллюстрирующий страсть американцев к новым видам вооружений, дает история военно-воздушных сил. Соединенные Штаты вступили в войну всего с 55 самолетами, а концу войны в ВВС числилось 17 000 машин. Этот стремительный рост отразился на увеличении американской армии, которая быстро пополнялась по мере того, как лучшие представители нации записывались на службу или были призваны. В июне 1917 года около 175 000 американских солдат тренировались во Франции; к концу войны, спустя 17 месяцев, их было около 2 миллионов.

Генералы союзников, равно британцы и французы, очень озаботились тем, чтобы прибрать к рукам молодых американских солдат, и уже собирались включать их в состав собственных армий батальонами и полками, если не дивизиями. У генерала Першинга и правительства США были иные планы. В их намерения не входило позволять другим нациям использовать своих молодых солдат в качестве пушечного мяса, они намеревались сражаться во Франции как американская армия и под американским командованием — или не сражаться вообще. Со своей стороны, правительства союзников понимали, что высадка войск США может означать окончательную победу, но были озабочены тем, что пройдет как минимум год, прежде чем американская армия под командованием Першинга и правительства США сможет вступить в войну любыми силами.

Тем временем вся тяжесть войны на Западном фронте лежала на французской и британской армиях, и состояние первой из них внушало серьезные опасения. К тому моменту французская армия отчаянно сражалась уже три года и была на грани морального и физического истощения. Моральный дух безжалостных и галантных пуалю был подорван страшными потерями под Верденом и на Сомме, а также тем кавардаком, который устроил генерал Нивель во время своего наступления на перевале Шеми-де-Дам в апреле 1917 года.

Начиная с мая 1917 года во французской армии на протяжении многих месяцев полыхали мятежи. В одних случаях дивизии отказывались вернуться на фронт, в других батальоны заявляли, что выйдут на передовую, но будут только обороняться: будут драться, если на них нападут, но не пойдут в наступление. Солдаты, бывшие в отпуске, отказывались возвращаться в полки и нередко избивали военных полицейских, которых за ними посылали. К ноябрю в результате драконовских мер и одновременно разумных действий генерала Петэна французская армия по большей части оправилась от этой травмы, но ее генералы были далеки от мысли о том, чтобы послать ее в очередное наступление.

Основная идея французов, которую Дэвид Ллойд Джордж стал поддерживать после Пасшендэля и Камбре, заключалась в том, чтобы перейти к обороне и отложить наступление до того момента, когда американские войска будут полностью готовы. Это может показаться разумным, но у генерала Людендорфа не было намерения оставлять союзников в покое даже на то время, которое требовалось для вступления в борьбу американцев. Мысль Ллойд Джорджа о том, что армии союзников оставят в покое, если они перейдут к обороне, была заблуждением, и заблуждением опасным.

Тяжесть боев конца 1917 года и первых месяцев 1918 легла на плечи британских войск. В ситуации, когда надо было продолжать войну и удерживать германские войска, альтернативы не было, но большие потери германской армии и ее более чем сомнительные успехи в боях на Западном фронте около Пасшендэль были в полной мере оплачены настолько же ужасными потерями в войсках Британии и доминионов. К завершению 3-го сражения у Ипра британские войска испытывали сильный недостаток в живой силе и срочно нуждались в отдыхе и пополнении. На самом деле германцы тоже страдали, и комментарий генерала Бердвуда к событиям у Пасшендэль был совершенно правильным: «Наступление Хейга, хотя оно дорого нам обошлось и оказалось в результате безуспешным, сыграло важную роль в опрокидывании и изматывании противника». Проблема состояла в том, что если истощенные германские армии получали свежих солдат с востока, то Ллойд Джордж отказал Хейгу в каком бы то ни было подкреплении.

Зимой 1917/18 года Хейг почувствовал, что его армии необходимо пополнение из резерва на родине. К весне 1918 года в Британии было около 450 000 подготовленных боеспособных солдат, и Хейг хотел заполучить их во Францию, чтобы пополнить истощенные ряды своих дивизий. Ллойд Джордж, однако, мечтал о другом пути или о другом командующем, о ком-нибудь на место фельдмаршала Хейга, кто сможет найти короткую дорогу к победе в этой бесконечной войне, менее болезненную дорогу, вместо того чтобы и дальше жертвовать жизнями солдат.

Тяготы войны ощущались не только странами Антанты. Население Германии было на грани голода: его источники продовольствия оказались отрезаны блокадой союзников. Пайки для гражданского населения были недостаточными, потому что львиная доля продовольствия уходила на фронт; по всей Германии, особенно в городах, дети от голода не спали ночами. Германская армия, еще остававшаяся боеспособной, понесла за последние три года войны огромные потери, и на каждой улице в Германии встречались люди, носившие траур. Австрийцы сильно разочаровались в войне, для развязывания которой они сделали так много. Император Карл уже начал зондаж Антанты, пытаясь заключить с Великобританией и Францией сепаратный мир за спиной своего германского союзника.

Если Австрия сворачивала свою помощь Германии, то Италия активно демонстрировала верность своим обязательствам по отношению к Великобритании и Франции. В Великобритании потери при Аррасе и Пасшендэле, в целом составившие около 390 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, ужаснули премьер-министра, его Военный кабинет, парламент и всю страну в целом. Отчаянно пытаясь предотвратить в будущем столь же масштабные потери своих людей, Ллойд Джордж сначала решил активизировать военные действия в Италии, где потери несли бы уже итальянцы. Чтобы помочь итальянцам, Ллойд Джордж распорядился, как мы видели, отправить им сотни тяжелых орудий и затем несколько британских дивизий. Через некоторое время они достигли итальянского фронта, где генерал Кадорна планировал мощное наступление. Кадорна провел две операции в середине 1917 года — 10-е и 11-е сражения на Изонцо в мае и августе, — которые оказались не более успешны, чем предыдущие девять. Катастрофа разразилась в октябре, когда австро-германские войска под командованием генерала Отто фон Бюлова разгромили итальянские войска под Капоретто и за 10 дней оттеснили их на 130 км по фронту шириной 150 км. В плен было взято 275 000 человек, еще больше было убито, итальянцы потеряли более 2500 орудий. Зимняя кампания обернулась полным поражением, но в тот момент, когда итальянская армия уже не могла сражаться, англо-французские войска при поддержке пяти британских дивизий под командованием генерала Плюмера — генерала и дивизии с большой неохотой выделил Хейг — срочно приступили к укреплению оборонительной линии на реке Пьаве неподалеку от внутренней стороны северо-восточной границы Италии.

Секретные эмиссары с предложением мира от Австрии были в этой ситуации как нельзя более кстати, но переговоры ни к чему не привели, поскольку итальянцы выдвигали требования, с которыми Австро-Венгрия согласиться не могла. Еще одна попытка к примирению, предпринятая папой римским Бенедиктом XV, также провалилась, и стало ясно, что война будет продолжаться до тех пор, пока одна из сторон не потеряет способность дальше ее вести. В январе 1918 года президент США Вудро Вильсон попробовал выступить в качестве посредника, предложив мирное соглашение на основе «Четырнадцати пунктов» — списка уступок для обеих сторон и предложений, которые, как он надеялся, смогут установить прочный мир после того, как орудия перестанут стрелять. Успехом попытка не увенчалась: «Четырнадцать пунктов? — Le bon Dieu[66] обошелся десятью», — заметил Клемансо. По правде говоря, европейские нации еще не были готовы к миру, кроме того, в конце 1917 года, когда американцы готовились начать помощь Антанте, а коллапс России высвобождал большое количество германских войск для переброски на Западный фронт, появился хороший повод задуматься о том, кто же в конце концов одержит победу.

Кроме Западного фронта существовали и другие театры военных действий, и там успехи союзников разнились. На Балканах франко-британская армия оставалась в Салониках, не добившись больших успехов, зато генерал Алленби, направленный в Палестину, быстро сумел потеснить турок. Бер-Шева была окружена в конце октября, а 11 ноября Алленби взял Иерусалим, став первым христианским генералом, вошедшим в Священный город со времен крестоносцев. В Месопотамии британская и индийская армии, а также войска доминионов захватили 11 марта 1918 года Багдад. За пределами Франции и Италии — а также, хотя это было менее важно, Восточной Африки — военные действия шли успешно для Антанты. Зная это, Ллойд Джордж считал целесообразным направлять силы скорее на эти фронты, нежели во Францию или Бельгию.

Все это было прекрасно, но, как ни уставали напоминать Хейг и Робертсон, основным военным театром оставался все-таки Западный фронт. Любые успехи где бы то ни было еще, как бы хорошо они ни смотрелись в официальных сообщениях или на передовицах газет, мало что давали для завершения войны. Необходимо, настаивали они, отправлять на Западный фронт каждого лишнего человека, орудие или комплект боезапаса. Именно здесь была сосредоточена большая часть германских армий, именно здесь их можно и нужно было разгромить. Эту точку зрения активно поддерживала Франция и непримиримо отвергал Дэвид Ллойд Джордж.

Противостояние Ллойд Джорджа и Хейга имело много корней, но когда завершился кровавый 1917 год, премьер-министр пришел к выводу, который только усилил его враждебность к бравому шотландскому фельдмаршалу: он уверился, что и дальше посылать людей во Францию означает посылать их на убой. Многие были с ним согласны — многие согласны с ним до сих пор — и, таким образом, разделили его чувства относительно генералов Первой мировой. Пока же, хотя он и не верил в Хейга как в командующего по уже описанным причинам, он не мог от него избавиться.

Когда все другие способы оказались безуспешными, Ллойд Джордж понял, что единственная возможность остановить Хейга в его стремлении укладывать в землю десятки тысяч солдат в ходе безнадежных наступлений — это отказать ему в подкреплениях. Так как отправка солдат на военные театры находилась в ведении Военного кабинета, премьер-министр мог заставить штаб Хейга испытывать недостаток в подкреплениях. Без подкреплений главнокомандующий во Франции будет вынужден держать оборону и в любом случае не сможет организовать резерв, необходимый для наступления. Чтобы сделать эту невозможность еще более определенной, Ллойд Джордж согласился на запрос Франции о том, чтобы к британцам отошла большая часть линии фронта; таким образом, войска Хейга были рассредоточены еще сильнее.

Понимание вопросов, связанных с резервами, имеет ключевое значение для осознания одной из важнейших проблем, вставшей перед командующими на Западном фронте. В «нормальных» условиях, когда не велось никакого наступления, британские армии во Франции прекрасно обходились наличными корпусами и дивизиями. Последние прибывали на передовую и покидали ее, и не стоит думать, что в «нормальных» условиях бойцы находились на передовых позициях неделями, выстаивая в траншеях плечо к плечу. Генерал Монаш описал в письме, что происходило в его 3-й австралийской дивизии в 1917 году, и опыт австралийцев был перенят другими корпусами:

«Весь мой сектор, 8 из 150 км фронта, которые контролируются британцами, обороняется одним взводом из каждой роты каждого батальона каждой бригады, тогда как остальные батальоны — пехота и саперы — занимаются всем, чем угодно, причем они не только не проводят все время на передовой, но зачастую отправляются на много миль в тыл. „Передовая линия“ — это на самом деле никакая не линия, но сложная и тщательно разработанная система сооружений, которая имеет ширину в несколько тысяч ярдов… батальон проводит на передовой всего шесть дней, взводы постоянно меняются, так что даже в худшем случае солдат редко проводит в траншеях больше 48 часов за 12 дней, а каждые 48 дней бригада целиком сменяется следующей и отправляется на полноценный отдых… по крайней мере это моя система, предназначенная для максимально равномерного распределения нагрузки».

Участок фронта, предназначенный для дивизии, может обороняться всего четырьмя взводами, в то время как остальные подразделения бригады сосредоточены позади, в дополнительных траншеях, или пребывают в резерве, готовые оказать помощь в случае атаки. Солдаты перемещались сквозь фронт, дополнительные и резервные линии обороны и на самом деле очень мало времени проводили под огнем в окопах. Причина тому — кроме равномерного распределения нагрузки, как поясняет Монаш, желание создать резерв из свежих сил на случай необходимости.

Идея о том, что пехота все свое время проводила в траншеях, постоянно сходясь с «гансами» в рукопашную, — еще один миф Первой мировой войны. Чарлз Каррингтон, пехотный офицер и автор книги «Солдат, вернувшийся с войны», описал 1916 год, который он провел во Франции. Несмотря на то что за это время он успел поучаствовать в битве при Сомме, в ходе которой сражался у Овилльер и Лесар, он провел на передовой всего 65 дней, да и то не единовременно. 36 дней он находился на дополнительных линиях, 120 дней в резерве и 73 дня на отдыхе. Еще 73 дня он провел в армейских или дивизионных центрах по подготовке, 17 в отпуске и 10 в госпитале (по причине болезни, а не ранения). Также девять дней он был на базе и не меньше 14 дней в «путешествии по округе», каковое он мог позволить себе в тот год восемь раз. На передовой, куда Каррингтон отправлялся в 1916 году 12 раз, ему пришлось четыре раза принять участие в боевых действиях: однажды он участвовал в атаке, дважды попадал под бомбардировку и один раз его подразделению пришлось обороняться от атаки неприятеля.

Однако если брать армию в целом, то такое состояние дел не было повсеместным. Начать с того, что британская армия продолжала нести потери — до 2000 человек в неделю в «нормальные» периоды. Другие факторы, такие как заболевания, недостаток в рекрутах, нужды других военных театров — Палестины и Италии, — необходимость расширять свой участок фронта, занимая часть сектора французов, — все это истощало силы армии. Батальон, который в теории должен был состоять из 1000 человек, мог в лучшем случае выставить 700. У многих батальонов «огневая мощь» была и того меньше, поскольку из общего списка выпадали заболевшие (исключая несчастные случаи) бойцы, а также проходящие подготовку, прикрепленные к штабам бригад и дивизий и направленные на инженерные работы. Более того, огневая мощь была в любом случае меньше расчетной, поскольку некоторое количество солдат всегда направлялось на переноску раненых и на другие важные работы.

При начале наступления вся эта система меняется. Дивизии, которые должны идти в атаку, набирают полную силу — их «откармливают», если пользоваться этой ужасной расхожей формулировкой, — им дают отдохнуть и проводят с ними учения, в то время как не занятые в наступлении дивизии удерживают позиции. Кроме того, если есть надежда на успех наступления, необходимы дополнительные дивизии, чтобы этот успех развить. В ходе войны достаточно быстро обнаружилось, что солдаты, участвующие в наступлении, бывают столь утомлены и «отработаны» первой же атакой, что задача развития какого-либо успеха должна быть возложена на других. На практике атакующие дивизии все равно оставались на позициях сражаться дальше, но в идеале они должны быть отозваны после первого дня или около того и заменены свежими дивизиями из резерва. Короче говоря, резерв был важнейшей составляющей планирования и осуществления наступлений.

Каждое соединение британской армии старалось организовать себе резерв даже в гуще боя. Бригада из четырех батальонов шла в атаку двумя батальонами, один осуществлял поддержку, а последний оставался в резерве. Командир дивизии при малейшей возможности пытался оставить в резерве бригаду. Существовали резервы корпусов, резервы армий и резервы ставки командования, их составляли дивизии и артиллерийские полки, которые могли быть введены в бой по прямому приказу главнокомандующего. Без резервов армия не могла атаковать, так что, лишая войска пополнений, необходимых для создания резервов, Ллойд Джордж не давал Хейгу вести войну в наступательном ключе.

Однако в расчетах Ллойда Джорджа был существенный порок. Резервы важны не только для атак, они также жизненно необходимы для контратак в ходе наступлений противника, для пополнения рядов на ослабленных участках фронта, для усиления или замены «отработанных» дивизий, для пополнения отрядов, сражающихся на передовой, для поддержки отступающих соединений. Ллойд Джордж, судя по всему, так и не понял, что, придерживая солдат и пытаясь помешать Хейгу вести наступательные действия, он ослаблял способность последнего отразить германское наступление.

На первый взгляд, легко поддаться обаянию взглядов Ллойд Джорджа, которые исходили из гуманистических посылок и подпитывались сводками потерь, с которыми он каждый день знакомился в своем рабочем кабинете. Для премьер-министра, представляющего весь народ, решение отказать своим генералам в пушечном мясе для бесплодных атак должно выглядеть как правильный и нужный поступок.

К сожалению, Ллойд Джордж упустил один важный момент в своих выкладках — германцев. Он счел, что от атак нужно воздерживаться и перевести британскую армию в оборону, чтобы противники просто сидели в траншеях, посматривая друг на друга сквозь проволочные заграждения, а потери снизились бы до минимума. Германцы, однако, не имели намерений бездействовать на Западном фронте. В течение зимы 1917/18 года, по мере прибытия новых дивизий из России, они готовились к масштабному наступлению на западе, которое должно было привести их к победе над Францией и Британией. Планы Германии были быстро раскрыты разведкой союзников, о готовящемся к весне наступлении стало известно. Те войска, которые Ллойд Джордж удерживал в Британии, должны были быть посланы во Францию, чтобы организовать новые линии обороны в глубине фронта, натренировать солдат и разместить их на рубежах перед атакой. Ллойд Джордж имел другое видение ситуации. Фельдмаршал сэр Дуглас Хейг был, с его точки зрения, человеком, чье влияние стоит ограничивать, а не упрочивать. Для того чтобы сделать шаг в этом направлении, премьер-министр решил избавиться от верного союзника Хейга, начальника генерального штаба генерала сэра Уильяма Робертсона.

К проблемам, которые назревали у Хейга в Лондоне, в октябре прибавились более осязаемые во Франции. Премьер-министр и министр обороны Франции Поль Пенлеве (премьер-министром он стал в сентябре, но в ноябре был смещен Клемансо) выдвинул предложение в очередной раз расширить британский сектор фронта. Запрос был поддержан Ллойд Джорджем. В тот момент Хейг был занят наступлением на Пасшендэль и ответил в своем послании Робертсону от 8 октября, что поскольку французы не атакуют, то «они должны быть в состоянии удерживать свои позиции силами своих солдат и не ожидать избавления со стороны британской армии». Робертсон в тот момент находился под сильным давлением и был встревожен своим открытием, что Ллойд Джордж предпочитает обращаться за консультациями по военным вопросам к фельдмаршалу Френчу и генералу сэру Генри Вильсону, а не к нему, начальнику Генерального штаба, официальному советнику премьер-министра и правительства по вопросам ведения войны.

Френч и Вильсон подали Ллойд Джорджу официальные меморандумы на тему дальнейшего ведения войны, их копии были посланы Хейгу для рассмотрения. Он не нашел, что они заслуживают внимания. Френч полагал, что британская и французская армии должны находиться в обороне, пока американцы не сконцентрируют свои силы, а Вильсон выдвигал идею создания «межсоюзнического совета», который бы руководил ведением войны… «предположительно с ним в качестве главы британского представительства», как горько и точно отметил в дневнике Хейг 31 октября. Он всегда опасался весьма часто обсуждаемой идеи о «совмещенном командовании», резонно подозревая, что это была уловка Френча, чтобы взять командование в свои руки. Идея, однако, была далеко не бессмысленной и продолжала волновать умы.

Очевидно, что схема объединенного командования с одним главнокомандующим имела в обстановке Западного фронта свои преимущества, но в конце 1917 года Хейг так не думал. Его взгляд на этот вопрос был основан на горьком (и достаточно тесном) опыте работы с французами в течение последних двух лет и может быть понят в этом контексте, хотя очень похоже на то, что он отвергал саму идею в принципе. Хейг никогда не предлагал себя в качестве «генералиссимуса», командующего французской, британской (и, возможно, американской) армиями, хотя он вполне мог это сделать в середине 1917 года, когда войска Франции находились в катастрофическом положении.

Хейг не хотел иноземного генерала над своей головой и допускал, что любой французский генерал также этого не хочет. В этом он был абсолютно прав, но идея французов заключалась в том, что именно французский генерал должен взять на себя общее командование — они на самом деле не считали эту идею неосуществимой. Петэн прибыл в ставку Хейга 1 ноября и показал фельдмаршалу меморандум, который он написал французскому премьер-министру Полю Пенлеве. Меморандум гласил, что британская и французская армии теперь равны по мощи и располагают компетентным командованием. Учитывая, что он и Хейг должны отныне совещаться и координировать свои действия, в первую очередь поддерживая друг друга во время атак, объединенное командование не давало никаких дополнительных преимуществ.

Взгляды Петэна спорны, но его меморандум, что неудивительно, предвосхитил скрытый замысел Ллойд Джорджа. Как предполагал последний, смысл создания какого-либо объединенного командования заключался не только в координации борьбы с Тройственным союзом, но и в том, чтобы избавиться от Хейга и Робертсона или, на худой конец, подчинить их действия внешнему контролю.

Обсуждение вопроса продолжилось в Париже 4 ноября, на встрече Хейга, Ллойд Джорджа и Сматса. Ллойд Джордж начал с утверждения необходимости «межсоюзнического Высшего военного совета», а затем спросил мнение Хейга. Последний ответил, что идея регулярно всплывала с августа 1914 года и каждый раз отвергалась как невыполнимая; для полноты он добавил, что, по его мнению, она невыполнима и сейчас. Ллойд Джордж не согласился с этим заявлением, сказав, что два правительства на самом деле уже решили сформировать подобный совет, на что Хейг буднично ответил, что в таком случае и разговаривать не о чем.

Было бы честнее, если бы Ллойд Джордж просто проинформировал Хейга об этом решении вместо того, чтобы преподносить его в намеренно унизительном тоне, но честность никогда не была отличительной чертой премьер-министра. Кроме того, были новости и похуже. Высший военный совет должен был состоять из двух членов Военного кабинета плюс по генералу от командования каждой из союзнических армий. Представителем Франции должен был стать Фош или его заместитель, полковник Вейган, который был креатурой Фоша, а британским генералом должен был стать сэр Генри Вильсон. От США был выдвинут генерал Таскер Говард Блисс, начальник штаба Першинга, офицер, который до того времени по большей части занимался тем, что бил по загребущим рукам генерала Фоша, которые тянулись к четырем американским дивизиям, проходившим учения во Франции. Заседавшему в Версале Высшему военному совету для виду вменялась задача стратегического планирования, но на самом деле это был шаг по пути создания объединенного союзного командования.

Итак, встреча в Париже началась в безрадостной атмосфере, и обстановка только ухудшалась. Когда дошло до обсуждения ситуации в Италии, где союзники не так давно потерпели поражение под Капоретто, Хейг настоятельно предложил не посылать туда больше ни людей, ни оружия; Ллойд Джордж ответил, что сам решит, как поступить, когда обстановка прояснится. Потом он начал жаловаться на то, что «военщина» — Хейг и его сторонники — наносит ему удары в спину и распространяет лживые слухи в прессе; это голословное утверждение Хейг с негодованием отверг. Не успела встреча закончиться, как неделей позже Ллойд Джордж опять перешел в наступление, произнеся в Париже речь, в которой он открыто критиковал армейское командование. Эта речь, впрочем, сослужила ему плохую службу, вызвав негативные отклики в прессе и публичное отречение от него сэра Эдварда Карсона, губернатора Ольстера, главы Адмиралтейства и члена Военного комитета.

Четыре дня спустя, 16 ноября, пало французское правительство и было сформировано новое с Жоржем Клемансо в качестве премьер-министра и министра обороны. Клемансо, известный как «Тигр», должен был активизировать операции на фронтах и вдохнуть во французскую армию новые силы. 20 ноября, когда обозначилась видимость успеха британского наступления на Камбре, вторая задача перестала казаться невыполнимой, однако 30 ноября, когда наступление провалилось, Ллойд Джордж опять бросился в атаку.

«Вчера в совете была длинная дискуссия [пишет Робертсон Хейгу 6 декабря], и Ллойд Джордж уверенно шел по тропе войны… Его главный аргумент заключается в том, что вы в течение долгого времени утверждали, что у германцев очень низок моральный дух и что стоит их атаковать, хотя около 30 [германских] дивизий должны подойти из России; некоторые уже подходят, но вы упорно стоите на своем. Он говорит, что события у Камбре произошли из-за ошибок в оценке их [немцев] численности и боеготовности. Это, конечно, его способ закрыть вопрос о пополнениях [то есть направляемых во Францию]. В своем письменном обращении к Кабинету мы четко заявили, что мы проиграем войну, если армии не усилят и не будут поддерживать их в надлежащем состоянии до прихода американцев».

Теперь бой велся между Ллойд Джорджем с одной стороны и Робертсоном и Хейгом — с другой; между Генеральным штабом и главнокомандующим во Франции летали записки и письма. Хейг считал, что если он и вправду потерял доверие премьер-министра, то он должен быть отстранен. Если же дело не в этом, то придирки должны прекратиться, и ему должна быть оказана поддержка и даны необходимые подкрепления. Если бы Хейг предложил уйти в отставку, то Ллойд Джордж согласился бы с готовностью, но его отстранение даже не обсуждалось.

Даже после Пасшендэля и Камбре Хейга поддерживали армия, французы, король, большая часть Кабинета и общество. По правде говоря, Хейг был незаменим. Даже пресса активно его поддерживала, хотя и публиковала комментарии Ллойд Джорджа к потерям у Пасшендэля и Камбре в течение последних недель. В самом деле, если бы он ушел, кто бы мог его заменить? Репутация сэра Яна Гамильтона, когда-то одного из самых блестящих генералов британской армии, была уничтожена провалом в Дарданеллах, а катастрофа у Галлиполи привела к его отстранению от командования. Алленби, хотя он и продвигался вперед в Палестине, всего восемь месяцев назад был далеко не столь успешен на Западном фронте. Вильсон был непопулярен, ему не доверяли, а другие армейские командиры — Бинг, Плюмер и Горн — все как один поддерживали Хейга и разделяли его взгляды. Кандидатура Роулинсона, который, возможно, оказался бы на высоте, даже не рассматривалась.

Некоторые историки утверждали, что командиры австралийского (Монаш) и канадского (генерал Карри) корпусов были способны принять общее командование над британскими армиями во Франции. Если бы это произошло, то означало бы для обоих двойное продвижение по службе: от командиров корпусом к командующим армией, а потом и к званию главнокомандующего. Однако эта забавная версия не имеет фактического подтверждения и скорее всего основывается на некоторых записях из мемуаров Ллойд Джорджа. Был еще, конечно, приближенный к правительству генерал сэр Генри Вильсон, но мысль о непостоянном и склонном к интригам Вильсоне в качестве главнокомандующего казалась во Франции — по крайней мере тем, чей голос имел значение, — нелепой.

Ллойд Джордж точно так же относился к пребыванию на посту главнокомандующего Хейга. Но если он не мог отставить его, то мог хотя бы контролировать, избавляясь от его сторонников, людей вроде Робертсона, Киггела и Чартериса. Так, Военный кабинет решил, что информация, которую он получал от Робертсона и Хейга, была неверна, но вина за это была возложена не на них, а на бригадного генерала Чартериса. Чартерис, спору нет, не был гордостью разведки: 27 ноября, например, за три дня до германской контратаки у Камбре, он заявил Хейгу, что «германский фронт здесь очень непрочен, за исключением участка у Бурлона», из чего последний сделал вывод, отраженный в его дневнике, что ситуация была «крайне благоприятной». Таким образом Чартерис стал первым, кто покинул штаб Хейга 14 декабря. Следующим стал генерал-квартирмейстер Хейга, генерал-лейтенант Р. К. Максвелл, который, по-видимому, также лишился доверия Военного кабинета — его сместили 16 декабря. Потом наступил новый год, принеся с собой известия о том, что германские дивизии одна за другой покидают Россию и отправляются на Западный фронт, а также очередной запрос от французского командования о расширении британского сектора. Оба известия взволновали Хейга, но самая большая опасность таилась в Лондоне, где Ллойд Джордж собирался пойти в наступление на начальника Генерального штаба, генерала сэра Уильяма Робертсона.

В первый день нового года министр обороны лорд Дерби сообщил Хейгу, что Ллойд Джордж намеревается избавиться от Робертсона и заменить его Генри Вильсоном. Дерби заверял, что собирается отклонить это предложение, но добавлял, что сам он, со своей стороны, считает целесообразным, чтобы свой пост покинул генерал Киггел, начальник штаба главнокомандующего, поскольку тот «утомлен». Так как у Киггела действительно было плохо со здоровьем, Хейг неохотно, но согласился на его отставку, и генерал оставил свой пост 12 января. Это был третий из людей фельдмаршала, что лишились своих мест в течение четырех недель. Ллойд Джорджу потребовалось еще ровно четыре недели, чтобы избавиться от «Вилли» Робертсона.

После назначения генерала Вильсона в Высший военный совет в Версаль Ллойд Джордж обнаружил себя в окружении двух военных советников и понял, что ему гораздо больше нравятся советы Вильсона из Версаля, нежели Робертсона, его официального советчика, из Лондона. 26 января Вильсон посоветовал Ллойд Джорджу перевести войска на Западном фронте в оборону, между тем как основной удар должен быть нанесен Алленби в Палестине. Робертсон пригрозил отставкой в случае принятия этого решения. Тогда 31 января Хейг посетил совещание Высшего военного совета в Версале, на котором Ллойд Джордж представил цифры, которые доказывали, вопреки информации фельдмаршала, что британские армии во Франции и так располагают более чем достаточными силами для любой операции.

Это было просто-напросто неправдой. После Камбре Хейг оценивал свои потери в 75 000 человек, и без пополнений они могли возрасти до почти 250 000 человек в течение следующих 12 месяцев. Кроме того, если германцы атаковали бы весной, что выглядело весьма правдоподобно, то потери могли достигнуть четверти миллиона еще до конца сезона. В конце ноября Хейг заявил Военному министерству, что, если подкрепления не будут присланы, ему придется расформировать около 15 дивизий, чтобы пополнить ряды оставшихся соединений. В ответ на это ему было предложено воздержаться от этого шага, пока не будут подсчитаны резервы в Великобритании.

К 10 января, после присоединения части французского сектора, британская группировка во Франции в целом насчитывала 57 пехотных дивизий, из которых 47 были британскими, 5 австралийскими, 4 канадскими и одна из Новой Зеландии. Также было 5 кавалерийских дивизий, но огневая мощь каждой оценивалась не выше, чем мощь одной пехотной бригады. Военный кабинет решил, однако, что каждая дивизия теперь должна состоять из трех бригад вместо четырех и что во Францию не будет послано дополнительных подкреплений, за исключением тех, что необходимы для поддержания группировки на имеющемся уровне.

Министерство национальной службы, которое управляло всеми людскими контингентами живой силой Великобритании, подсчитало, что у него будет не больше 100 000 человек для британской группировки во Франции в течение всего 1918 года, чего едва хватало для возмещения урона от потерь и заболеваний. Министерство, по-видимому, не принимало во внимание возможность перебросить во Францию часть из тех 192 000 человек, что подлежали отправке на Ближний Восток, Средний Восток и на Балканы. Это решение об отказе в пополнениях сыграет роковую роль в судьбе армий, готовившихся к предугаданному весеннему наступлению немцев во Франции. Пока Германия копила за линией Гинденбурга силы, более чем адекватные силы Британии были заперты на островах.

По итогам заседания Высшего военного совета, состоявшегося 31 января, Хейгу было приказано держать оборону на Западном фронте по меньшей мере до весны. Ллойд Джордж настаивал на активизации наступления в Палестине, хотя Робертсон и был против, к большому раздражению премьер-министра. Потом дискуссия сдвинулась в сторону важнейшей проблемы резервов. Ллойд Джордж предложил создать «межсоюзнический резерв» на основе английской и французской армий и поставить во главе его Фоша. Хейг подозревал, что это еще один шаг в сторону назначения «генералиссимуса». Поскольку идея была одобрена политиками, он задал непростой вопрос о том, к кому нужно будет обращаться по вопросам своих собственных резервов: к своему Генеральному штабу в Лондоне или к французскому генералу. Это был хороший вопрос. Главнокомандующий должен иметь доступ к резервам, более того, единственный способ заставить предложенную систему работать — это передать человеку, заведующему резервами, верховное командование войсками союзников во Франции.

Несмотря на протесты Хейга, был учрежден Комитет по делам резервов с Фошем в качестве председателя. Хейгу заявили, что приказы относительно резервов будут издаваться его членами, назначенными Высшим военным советом. Точно неизвестно, но решение это, по-видимому, предложил Генри Вильсон, военный представитель Британии. Таким образом он, вероятно, надеялся уладить вопрос о резервах для Хейга. Совет также решил, проигнорировав несогласие фельдмаршала, в очередной раз увеличить британский сектор фронта, хотя сроки были оставлены на усмотрение Хейга и Петэна.

Начиная с этого момента, вопрос о пребывании Робертсона на посту начальника Имперского Генерального штаба можно было считать решенным. 9 февраля Хейга вызвали в Лондон, где лорд Дерби заявил ему, что Робертсон будет заменен, нравится это Хейгу или нет. Планировалось, что новый начальник Имперского Генштаба останется высшим военным советником правительства, в то время как военный представитель в Версале будет дублировать его функции. Последний — в то время это был Вильсон — будет отдавать Хейгу приказы в отношении межсоюзнического резерва. Хейг уже сталкивался на этой почве с Вильсоном и сказал Дерби, что Вильсон и Фош ведут себя так, будто они уже «генералиссимусы», командующие всеми войсками союзников во Франции.

Впрочем, некоторые из принятых решений потеряли свою силу после состоявшейся вскоре встречи Хейга с Ллойд Джорджем. Хейг указал премьер-министру на то, что Высший военный совет оказался наделен чрезвычайно большими полномочиями и что военный представитель теперь может принимать решения, которые обычно находятся в ведении правительства. Также он подчеркнул, что только британский Военный совет или британские же старшие командующие могут давать ему указания. Ллойд Джордж ответил на это, что он всегда хотел иметь более тесный контакт с Хейгом, но считал, что если тот будет связываться с ним напрямую, то может возникнуть впечатление, будто он делает это за спиной у Робертсона. Тогда фельдмаршал сказал, что разумнее позволить Робертсону и Фошу работать над проблемой резервов вместе, на что Ллойд Джордж ответил, что он пришел к такому же выводу и в результате решил послать Робертсона в Версаль в качестве Высшего военного представителя, а Вильсона отозвать обратно в Лондон и назначить начальником Имперского Генерального штаба.

Возможно, что на тот момент Ллойд Джордж находился в состоянии духа, близком к доброжелательности, поскольку затем он заявил, что это была бы неплохая идея, если бы Хейг стал главнокомандующим всеми британскими войсками на всех военных театрах. Более циничным объяснением может стать версия о том, что Ллойд Джордж просто пытался «продвинуть Хейга вверх». Вне зависимости от резонов Ллойд Джорджа, Хейг отклонил предложение на том основании, что в свете такого количества перестановок в структуре командования не стоит еще сильнее менять британское командование во Франции.