ГЛАВА СЕДЬМАЯ ВТОРОЕ СРАЖЕНИЕ ПРИ ИПРЕ, АПРЕЛЬ 1915

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ВТОРОЕ СРАЖЕНИЕ ПРИ ИПРЕ, АПРЕЛЬ 1915

«Основной принцип, на котором строится система обороны этой дивизии, — это решимость любой ценой удержать первую линию наших траншей на передовой».

Генерал-лейтенант Эдвин Олдерсон, командир 1-й канадской дивизии, 4 марта 1915 года

Боевые действия на Западном фронте в первые месяцы после начала войны оказались только частью разрастающегося военного конфликта. Подобно неизлечимой раковой опухоли, война ширилась, пожирая плоть и кровь европейского общества, она выплескивалась за границы первоначальных враждующих сторон, чтобы вовлечь в военные действия другие страны и территории. Избегая столкновения с военно-морским флотом Великобритании, два немецких военных корабля — «Гебен» и «Бреслау» — 11 августа 1914 года ушли под защиту еще нейтрального в ту пору порта Константинополь. Их присутствие в этом порту оказало решающее влияние на решение Турции вступить в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. Турция заключила союз с Германией за два дня до начала войны, но официально Оттоманская империя включилась в боевые действия только 31 октября 1914 года.

Италия, которая в момент начала войны никак не могла решить, к какой стороне присоединиться, предпочла игнорировать свой договор с Центральными державами и провозгласила нейтралитет. Однако ее решимость была поколеблена обещаниями союзников отдать ей часть территории Австрии после победоносного завершения войны. Дождавшись мая 1915 года, Италия объявила войну Австрии; в августе того же года она объявила войну Турции, и, наконец, в августе 1916 года ею была объявлена война Германии. В сентябре 1915 года Центральные державы приобретут еще одного союзника, когда вступит в войну Болгария — одно из наиболее мощных балканских государств. В случае своей победы Германия и Австро-Венгрия обещали отдать ей Сербскую Македонию. Военные действия шли в Восточной и Юго-Западной Африке, в Тихом и Индийском океанах шла охота за немецкими торговыми рейдерами, которые преследовали суда торгового флота союзников. Немецкие подводные лодки проявляли большую активность в Северной Атлантике и близ ее западного побережья. Приближалась зима 1914/15 годов, и Верховному военному командованию союзников предстояло решить массу проблем.

После того как окончились интенсивные наступательные бои, из которых в сущности и состояло 1-е сражение под Ипром, была проведена определенная корректировка англо-французской линии обороны. К 1 декабря позиции частей БЭС располагались вдоль непрерывной линии, начинавшейся у Живанши на юге и шедшей вдоль канала Ля-Бассэ на север до Сен-Элоя на южном крае Ипрского выступа, позиции на котором в основном были заняты французами. На этом участке фронта, который имел в длину около 33 км, был установлен следующий боевой порядок расположения соединений БЭС (начиная с юга): Индийский корпус, далее — IV корпус, а затем III и II корпуса соответственно. Что касается I корпуса Хейга, то он вместе с основными силами кавалерийского корпуса был назначен в резерв. Насущными задачами всех подразделений БЭС стали переоснащение частей и увеличение артиллерийского боезапаса. Дело в том, что БЭС были плохо подготовлены к боевым действиям в условиях позиционной войны, а также в зимних условиях, и когда зимние дожди начали заливать поля сражений, положение солдат, укрывшихся в своих неглубоких окопах, стало очень тяжелым.

В день Рождества 1914 года фельдмаршал сэр Джон Френч, полномочия которого за последние недели значительно возросли, приказал подчиненным ему командирам корпусов на следующий день приступить к формированию двух армий: 1-й армии под командованием генерала сэра Дугласа Хейга, в состав которой включались I, IV и Индийский корпуса, и 2-й армии, в которую входили II и III корпуса, а также 27-я дивизия и командование которой было поручено генералу сэру Орасу Смит-Дорриену. Позднее в состав этой армии был включен V корпус. Кавалерийский корпус Алленби, а также Индийский кавалерийский корпус остались в распоряжении Ставки под прямым командованием Френча.

Хотя с точки зрения хронологии событий это будет и неправильно, поскольку сражение при Неф-Шапелле на участке фронта 1-й армии произошло в марте 1915 года, данная глава будет посвящена действиям 2-й армии генерала Смит-Дорриена и в особенности канадской дивизии, которая прибыла на фронт в начале того же месяца, а также одному из выдающихся героев Первой мировой войны — Артуру Карри — канадскому бригадному генералу, человеку, имя которого стало известным во время 2-го сражения под Ипром в апреле 1915 года. Бои при Неф-Шапелле, при Оберс-Ридже и при Фестюбере, которые в 1915 году вели генерал сэр Дуглас Хейг и его 1-я армия на участке фронта южнее Ипрского выступа, будут рассмотрены в следующей главе.

БЭС вступили в новый год, испытывая ряд серьезных затруднений. Во-первых, хотя теперь экспедиционные силы имели в своем составе 11 пехотных и 5 кавалерийских дивизий (к концу января их численность достигла 350 000 человек), постоянные боевые действия, которые шли, начиная с августа, и в особенности 1-е сражение при Ипре, практически истощили весь людской резерв регулярной армии Великобритании. К концу 1914 года общие потери БЭС составили чуть менее 90 000 человек. В среднем в каждом из 64 батальонов, которые сошли на берег Франции в августе 1914 года, имея по 1000 штыков в каждом, осталось только по одному офицеру и по 30 солдат. В течение 1915 года БЭС все больше и больше придется рассчитывать на силы Территориальной армии, которая к марту 1915 года направила во Францию две полнокровные дивизии и в начале апреля готовилась направить третью, 48-ю (Южно-Мидлендскую) дивизию. Кроме того, с тем чтобы пополнить редеющие ряды дивизий регулярной армии, отдельно посылалось большое количество батальонов Территориальной армии. Здесь же оказались войсковые соединения из колоний и доминионов Британской империи, в особенности из Канады. Ее воинский контингент стал первой милиционной[31] дивизией в составе БЭС. К концу октября 1914 года на линии фронта действовали две дивизии армии Индии. Однако суровые зимние условия и нехватка соответствующей провизии оказались дополнительной и слишком тяжелой ношей для войск, привыкших действовать в более теплом климате.

Нехватка людских ресурсов не являлась единственной проблемой. Ни для кого не было секретом, что БЭС остро нуждается в инженерном и прочем специальном обеспечении, и потребность в нем гораздо больше, чем это предусматривалось ранее. Предвоенные планы исходили из того, что будущая война будет маневренной войной. На деле же британскому командованию пришлось иметь дело с осадными методами ведения боевых действий, и оно не располагало средствами для ведения такой войны.

БЭС испытывали большой недостаток в саперных войсках, а тот контингент саперов, которым они располагали, не был в достаточной степени вооружен шанцевым инструментом, колючей проволокой, лесоматериалами для обшивки стенок траншей, а также мешками с песком. На Ипрском выступе, где, окапываясь, солдаты натыкались на грунтовые воды, углубившись всего на полметра, эти последние были особенно необходимы для сооружения брустверов. Повсеместно не хватало лопат и киркомотыг, а дивизии, воевавшие на передовой, страдали от недостатка ручных гранат, минометов и — в наибольшей степени — от недостатка тяжелой артиллерии с необходимым количеством боеприпасов, в особенности фугасных и осколочно-фугасных снарядов, необходимых для разрушения траншей и полевых укреплений противника.

Недостаточное количество пушек и снарядов означало, что, отражая немецкие атаки, которые всегда проводились при поддержке большого количества орудий, наносивших удары большой разрушающей силы, британские генералы могли рассчитывать на пехоту, единственным вооружением которой были винтовки да очень небольшое количество пулеметов, а также на более чем скромный артиллерийский парк с его стремительно падающим запасом боепитания. Большая часть проблем, с которыми английские военачальники сталкивались в 1915 году, а также большая часть потерь, понесенных войсками, может быть объяснена недостаточным количеством артиллерии. Но вину за это также нельзя перекладывать на плечи генералов. Конечно, высший командный состав Великобритании должен был настаивать на увеличении объема производства артиллерийского боепитания с повышенной поражающей способностью, и это было вполне нетрудно сделать (за исключением 18-фунтовых полевых орудий). Однако по-настоящему вина за недостаточное количество орудий и снарядов к ним лежит, как это уже было сказано, на политиках, а также на народе Великобритании. Дело в том, что и те, и другие не позаботились о выделении необходимых фондов для создания мощной и хорошо оснащенной армии, которая потребовалась бы в случае возникновения военного конфликта на европейском континенте.

В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, политическое руководство Великобритании мало что делало, чтобы подготовиться к ней, хотя оно и знало, как высока вероятность войны в Европе. Все считали, что, когда, и если, начнется война, участие Великобритании в ней не будет значительным и что эта война будет недолгой. В силу этих обстоятельств промышленность, занятая производством военной техники и боеприпасов к ней, тоже не получала большого развития, хватало того, что она удовлетворяла потребности той армии, которая была тогда у страны. Когда началась войнам когда очень скоро всем стало ясно, что она будет крупномасштабной и всепоглощающей, не было простого способа быстро удовлетворить вопиющую нужду армии в пушках и в снарядах к ним. Заводы по производству пушек не построишь за одну ночь, а предприятия, имевшиеся в наличии, не могли справиться с возросшим спросом. Новые заводы еще нужно было построить, станки нужно было разработать, изготовить, заказать и установить, а рабочих обучить работе на них. К этому добавлялась чисто английская проблема: нужно было убедить профсоюзы менее жестко относиться к уровню квалификации, требуемому при выполнении рабочих операций, и к приему на работу не членов профсоюза. Помимо этого еще было нужно подготовить техническую документацию для нового оружия, необходимого для этой войны нового типа, такого как крупнокалиберные гаубицы, минометы и ручные гранаты.

Конечно же, существовавшие предприятия по производству оружия значительно увеличили объем выпускаемой ими продукции, однако требовалось сделать гораздо больше, и в немалой степени в части упразднения ограничительной практики профсоюзов, которая препятствовала немедленному увеличению объемов выпуска продукции. Как показала инспекция, проведенная в марте 1915 года, только пятая часть из всего оборудования по производству вооружения работала в ночную смену. Большая часть остального оборудования была загружена работой только восемь часов из двадцати четырех. Согласно правилам профсоюзов нельзя было использовать наполовину квалифицированных или вовсе неквалифицированных рабочих для выполнения операций, которые предусматривали применение квалифицированного труда; точно так же женщинам не разрешалось выполнять работу мужчин. Профсоюзы также настаивали на соблюдении правила «один станок — один рабочий», согласно которому другие лица не могли работать на станке, закрепленном за конкретным работником, они устанавливали предел на объем работы, производимой заводским рабочим, и жесткие разграничивающие правила в части совместной работы членов и не членов профсоюза… и все это тогда, когда другие рабочие вынуждены были, воюя на Западном фронте, гибнуть из-за отсутствия необходимой артиллерийской поддержки. В конце концов такое положение дел было должным образом откорректировано, но на это тоже потребовалось время.

Производство вооружения не так-то просто по частям отдать на откуп мелким производителям. Дело в том, что некоторые его элементы, например взрыватели артиллерийских снарядов, требуют для своего изготовления труда квалифицированных рабочих и специального оборудования. Не говоря уж об общей нехватке снарядов, большое количество артиллерийских боеприпасов не могло быть послано на фронт из-за отсутствия взрывателей к ним. Если пехота на передовой постоянно посылала просьбы об артиллерийской поддержке, это означало, что и без того малый наличный запас снарядов, оснащенных взрывателями, быстро истощается и не может быть пополнен. В августе 1915 года, спустя год после начала войны, в Великобритании накопилось 25 миллионов снарядов, которые нельзя было использовать из-за того, что у них нет взрывателей. Страна нуждалась в создании новой и широко разветвленной индустрии вооружений, и хотя развитие данного направления шло быстрыми шагами, на это тоже требовалось время.

Не удивительно, что «Официальная история» уделяет значительное внимание положению дел со снарядами, орудиями и ручными гранатами, и немного статистики покажет размеры проблемы, с которой приходилось справляться и солдатам на передовой, и генералам. Начиная с первых недель войны фронтовые умельцы придумали самые различные типы гранат, которые представляли собой жестяные банки из-под джема, начиненные пироксилином или динамитом. В ноябре 1914 года на весь личный состав БЭС приходилось не более 70 ручных и 630 винтовочных гранат в неделю. Первые «бомбы Миллса», которые более позднему поколению солдат известны как граната «36», были приняты на вооружение в марте 1915 года; годом позже заводы выпускали 800 000 таких гранат в неделю. Первые опытные минометы, оружие, стреляющее при больших углах возвышения и способное, послав снаряд по крутой навесной траектории, доставить его в траншею противника, появилось на фронте только в декабре 1914 года. Однако всего их было только двенадцать штук, и при испытаниях они не смогли обеспечить необходимую точность стрельбы. Высокоэффективное оружие этого типа — трехдюймовый миномет Стоукса — было взято на вооружение только в ноябре 1915 года.

Как об этом уже говорилось ранее, в предвоенное время пулеметы Виккерса, имеющие водяное охлаждение, ленточное питание патронами и являвшиеся эффективным средством борьбы с пехотой и кавалерией противника, состояли на вооружении из расчета две единицы на батальон, в таком же соотношении, как в большинстве европейских армий. Вскоре оказалось, что подобное соотношение явно недостаточно, однако производство пулеметов «Виккерс MMG» не превышало 200 единиц в неделю в силу того, что предприятия не обладали парком станков или квалифицированными рабочими, которые смогли бы выпускать больше. И отнюдь не все изготовленное оружие направлялось в БЭС. Батальоны Территориальных войск и Новой армии, которые в то время формировались и проходили подготовку в Великобритании, тоже нуждались в таком вооружении, и это приводило к тому, что спрос постоянно опережал предложение. Пулеметных лент тоже не хватало, и боепитание, производимое компанией «Виккерс», еще не поставлялось в виде снаряженных лент; снаряжение пулеметных лент емкостью в 250 патронов было постоянной и самой нелюбимой работой в пехотных войсках. Другое очень удобное оружие, которому суждено было значительно повысить огневую мощь пехотного отделения, — портативный и легкий ручной пулемет Льюиса, имеющий воздушное охлаждение и магазин барабанного типа, — все еще находилось в состоянии разработки, и оно поступило в армию только в конце 1915 года. Однако общим достоинством и пулемета Виккерса, и пулемета Льюиса было то, что, имея калибр 0,303 дюйма, они стреляли теми же патронами, что и винтовка Ли-Энфилда, состоявшая на вооружении пехоты.

Больше всего была потребность в боеприпасах для артиллерии, однако и здесь картину иначе как унылой не назовешь. В ноябре 1914 года 3-я дивизия II корпуса на каждую пушку своей полевой артиллерии имела всего 363 снаряда, а в среднем по всему артиллерийскому парку БЭС запас боепитания был равен количеству, обычно выстреливаемому в течение одного дня. Чтобы сохранить боезапас и накопить снаряды для предстоящей атаки, какое-то время полевой артиллерии БЭС разрешалось делать не более четырех выстрелов в день. Фактический расход боепитания на Западном фронте превзошел все предварительные расчеты, но вскоре стало более чем просто очевидным то обстоятельство, что, если не будет обилия крупнокалиберных орудий, если не будет сверхобилия боепитания, БЭС в лучшем случае сможет только оборонять свои позиции, оставив всякие мысли о проведении наступательных действий.

Кроме того, не хватало опытных и обстрелянных бойцов, в особенности среди лиц унтер-офицерского и младшего офицерского состава. В боях 1914 года особенно тяжелые потери пришлись на долю капралов, сержантов и молодых лейтенантов. Новый контингент офицеров набирался по университетам, а также среди адвокатов и учителей, но прежде чем они смогли бы приступить к своим обязанностям в полевых условиях или же, оставаясь на родине, были бы готовы руководить подготовкой добровольцев, которые теперь хлынули в армию, их нужно было к этому подготовить… Но более всего ощущался недостаток подготовленных штабных офицеров. Через некоторое время все эти проблемы будут решены, но это случится не в 1915 году, который окажется трудным годом для солдат БЭС в траншеях на передовой.

К концу декабря 1914 года линия фронта британских сил от Куинси, где находился стык 1-й армии БЭС с 10-й французской армией, тянулась на север до Сен-Элоя на Ипрском выступе, где 2-я армия БЭС имела общий стык с французскими войсками, которыми командовал генерал Путц, руководивший D?tachement de l’Arm?e de Belgique, (Сводным отрядом бельгийской армии), представлявшим собой соединение из пяти дивизий, в составе которых были в основном французские колониальные войска или части французской Национальной гвардии. Общее командование французскими силами на северном участке фронта принадлежало генералу Фошу, и британские войска испытывали постоянное давление со стороны ставки французского главного командования и по вопросу увеличения протяженности позиций БЭС, и по организации наступления на противника.

Фельдмаршал Френч не имел в своем распоряжении сил, необходимых для выполнения обеих задач. Однако, постоянно помня о данных ему приказах, которые требовали тесного взаимодействия с французами, в течение декабря он несколько раз посылал свои войска в атаку, прикладывая особые усилия к тому, чтобы отбить у немцев рубеж на линии Мессине — хребет Витшэте, который имел большое значение. Задача казалась выполнимой, поскольку немцы снимали часть войск с Западного фронта, чтобы поддержать свои армии на востоке. Теперь 10 британским дивизиям во Фландрии противостояло только 6,5 немецких дивизий; еще 9 дивизий германской армии воевали против 10 французских дивизий. Но, с другой стороны, немцы упорно работали над укреплением своих рубежей обороны, используя для строительства и укрепления системы своих фортификационных сооружений принудительный труд мирных граждан Бельгии и русских военнопленных.

В соответствующий момент перед II и III корпусами БЭС была поставлена задача выбить противника с Мессинского хребта, и для достижения этой цели 14 декабря была проведена атака в данном направлении при поддержке французов на левом фланге. Эта атака оказалась безуспешной, поскольку германская артиллерия подвергла позиции англичан и французов сильному обстрелу; дополнительные атаки, проведенные в следующие два дня, также не дали никакого результата. За ними последовало еще несколько атак, но они тоже оказались безуспешными. Единственным результатом этой неудачи стало то, что французы остались с убеждением, что армия Великобритании воевать не любит и пригодна только для того, чтобы обороняться в траншеях. На то обстоятельство, что сами французы добились не лучших результатов и даже потеряли большее количество солдат, никто не обратил внимания. Суть же дела заключалась в том, что до тех пор, пока войска на передовой не будут должным образом усилены, пока они не обучатся соответствующей тактике боя и не получат крупнокалиберную артиллерию, немецкая оборона останется для них непреодолимой. До того времени и в течение всей своей первой зимы на передовой БЭС будут продолжать обороняться, утопать в грязи, терпеть лишения и нести постоянные потери от артиллерийского обстрела, действий снайперов и от болезни, получившей название «траншейная стопа».

А в тылу за передовой шла подготовка планов военных действий на следующий год. Уже стали появляться серьезные опасения, что Россия может рухнуть под ударами противника и что это освободит огромное количество немецких войск для решающего наступления на западе. Возможно ли такое или нет, военачальники союзных войск, в особенности генерал Жоффр, были убеждены, что судьба победы или поражения в этой войне будет решаться на Западном фронте. Фельдмаршал Китченер не разделял этого убеждения и под давлением Уинстона Черчилля рассматривал несколько иных вариантов развития событий. 2 января 1915 года военный министр писал Френчу:

«Теперь нам приходится признать, что французская армия не способна нанести такой удар по германской линии обороны, который привел бы к отступлению немцев из Бельгии. Если это так, то тогда немецкие рубежи обороны можно считать крепостью, которую нельзя взять штурмом и которая не может быть полностью блокирована в кольце осады. Следствием этого должна стать позиционная война перед осаждаемой крепостью при одновременных активных боевых действиях на других участках».

И снова Китченер продемонстрировал здравый смысл и способность заглянуть вперед. Он признал, что мощная германская оборона, которая каждый день становилась еще прочнее, не может быть взята штурмом без неприемлемых потерь для атакующей стороны. «Позиционная», или «окопная», война — этот широко распространенный термин, характеризующий ведение боевых действий на Западном фронте, в сущности, оказался неточным, и как это тогда признал Китченер, на самом деле ее было правильнее назвать «осадной войной». Таковой она и останется до самого 1918 года, когда в конце концов германская «крепость», как это случается со всеми крепостями на протяжении истории, падет в результате голода, сочетающегося с неудачными вылазками. В случае Германии подобную роль сыграли трудности и лишения, испытываемые населением этой страны вследствие морской блокады союзников, и провал немецкого широкомасштабного наступления под кодовым названием «Михель» в марте 1918 года и их последующих наступательных боев, продолжавшихся до июля. Следовательно, как и указывал Китченер, если не удается взломать немецкий фронт лобовым ударом, его следует обойти с флангов. Данное заключение, правильное по своей сущности, привело к провалу Дарданелльской операции и к безрезультатным боевым действиям в Салониках.

Оба этих рискованных предприятия находятся вне темы этой книги. Однако, поскольку они пользовались определенной поддержкой как в военных, так и в политических кругах Лондона (так называемых восточников), будет уместным вкратце коснуться результатов, ожидавшихся в случае успеха этих операций. Попытки нанести удар из Салоников с целью помочь сербам и вывести из войны Болгарию продолжались не один год, и их неудачи говорят сами за себя. Успех Дарданелльской операции мог бы принести великолепные плоды, если бы не то обстоятельство, что англичане и французы, а также австралийцы и новозеландцы, которые сегодня все настойчивее заявляют о своем участии в той кампании, имели так мало знаний о десантно-штурмовых действиях, что вся операция была обречена с самого ее начала.

Ретроспективный анализ не всегда бесполезен, ну и конечно же, без него не обойтись историкам. Последующим поколениям взгляд в прошлое может предоставить возможность понять, в чем ошибались их предшественники. Таким образом, с учетом большего опыта, полученного благодаря знакомству с многочисленными десантно-штурмовыми операциями Второй мировой войны, нетрудно понять, что явилось причиной Дарданелльской операции 1915 года. Целью операции было овладеть проливом Дарданеллы, захватить Константинополь и получить в свои руки контроль над выходом в Черное море. Все это были важные и достойные цели, поскольку, если бы операция удалась, Турция, возможно, вышла бы из войны; более того, если бы была обеспечена безопасная и постоянная доставка товаров по Черному морю, благодаря этому Россия могла бы продолжить войну с Германией и даже, может быть, избежать революции.

Однако все дело заключалось в том, что операция с самого начала проводилась неумело. В ней не было эффекта внезапности, важнейшего условия всех атак. Предварительный обстрел турецких береговых батарей, что прикрывали самую узкую северо-восточную оконечность пролива, который обеспечивал проход из Эгейского моря в Мраморное и, таким образом, к самому Константинополю, проведенный кораблями военно-морских сил Великобритании и Франции, предупредил турков о возможности десантно-штурмовой операции. После того как в попытке пройти через пролив было потеряно несколько кораблей главным образом благодаря минам, все попытки атаки с моря были прекращены. Поэтому, когда некоторое время спустя войска сошли на берег, все преимущества внезапности были утеряны, и турки смогли доставить достаточное количество солдат и артиллерии, чтобы сдерживать союзные войска в местах высадки. Оказавшись на берегу, эти войска не смогли «застолбить участок», развив плацдарм в глубину побережья, так чтобы обеспечить защиту участка высадки от огня турецкой артиллерии. В Дарданелльской операции потери англичан составили 20 000 человек, французов — 10 000 человек, а австралийцев и новозеландцев — 7000 человек, и все это впустую, поскольку операцию пришлось свернуть, и в начале января 1916 года войска были выведены оттуда. (К счастью, эвакуация войск была образцом планирования военных операций. При ее проведении не был потерян ни один человек.)

В свете опыта гораздо более широкомасштабной Второй мировой войны возникает сомнение: а могла ли вообще завершиться успехом высадка десанта в Дарданеллах, проведенная в апреле 1915 года? За месяцы, прошедшие с начала этой операции, обстановка здесь стала меняться в лучшую сторону, однако подготовка, опыт ведения боевых действий, вспомогательные средства и техника, необходимая, чтобы закрепиться на берегу, которые оказались столь важными в 1943–1944 годах и которые с переменным успехом использовались при высадке десанта в Сицилии, при Салерно, при Анцио, а также в Нормандии, — все это было недоступно в 1915 году. В том году солдаты Первой мировой и их командиры не имели ни снаряжения, ни подготовки для проведения десантно-штурмовой операции против упорного и храброго противника, которым командовали умелые военачальники.

Но каким бы точным ни было предвидение Китченера, какой бы настойчивостью ни обладали «восточники» в своем стремлении открыть второй фронт на Балканах или в Средиземноморье, они не нашли поддержки у фельдмаршала Френча, а отношение к ним Жоффра и французского политического руководства было еще более отрицательным. На совещании Военного совета, состоявшемся в Лондоне в январе 1915 года, Френч заявил: «Коренное улучшение обстановки на Западном фронте зависит только от увеличения объема поставки боепитания, в особенности осколочно-фугасных снарядов, и до тех пор, пока не будет приведено конкретных доказательств невозможности прорыва немецкой обороны на Западном фронте, нет оснований вести речь о каких-то иных направлениях» («Официальная история», 1914, т. I, с. 65).

Доводы французов были одновременно столь же рациональными, сколь и прагматичными. Немецкие войска вступили на священную землю Франции, и они должны быть изгнаны любой ценой. Кроме того, поскольку именно здесь они сосредоточились в наибольшем количестве, значит, это и есть то место, где можно и должно истреблять немецких солдат в таком количестве и до тех пор, пока у их вождей пропадет всякая охота главенствовать в Европе, и стало быть, именно к этой цели и должны быть направлены все усилия. Поэтому, как только подсохнет почва, первым шагом в этом направлении должно стать англо-французское наступление на Неф-Шапелль. Для этого и для последующих за ним наступлений будет необходимо иметь больше солдат, орудий и снарядов. А пока, зарывшись в землю, солдаты БЭС изо всех сил старались выдержать испытание дождем и грязью. I-я армия Хейга обороняла участок фронта, расположив свои позиции по обе стороны от канала Ля-Бассэ у Куинси и продолжив их до Буа-Гренье в пойме реки Лис. 2-я армия продолжила линию обороны БЭС в северном направлении через Арментьер и далее вдоль контура выступа на восток, где ее позиции просматривались с немецких позиций на хребте Витшэте — Мессине.

15 февраля 1915 года к БЭС поступило хоть и небольшое, но весьма важное пополнение. В этот день в порту Сен-Назар высадилась 1-я канадская дивизия. Некоторое время эта дивизия находилась в составе 1-й армии, и до того как ее перевели на Ипрский выступ во 2-ю армию Смит-Дорриена, она в марте участвовала на вторых ролях в сражении при Неф-Шапелле. Благодаря этому переводу Западный фронт узнал об одной из самых знаменитых и доблестных своих боевых частей.

Канадцы вполне справедливо гордились и гордятся поныне подвигами 1-й канадской дивизии, и британцы вправе разделить с ними эту гордость. По данным канадского историка Дэниэла Дэнкока, из тех 30 617 человек, что в октябре 1914 года отплыли из Канады, почти 20 000 являлись уроженцами Великобритании; кроме того, в составе этого первого канадского контингента было также 762 американца. В одном вновь сформированном Принцессы Патриции полку канадской легкой пехоты, который стал самой знаменитой частью БЭС, не менее 87 процентов солдат — 950 человек добровольцев первого призыва — родились в Великобритании, и большинство его новобранцев, а именно, 1049 из 1089, в прошлом служили в армии Великобритании и имели в общей сложности 771 награду за храбрость или медаль за участие в кампании.

Канадцам суждено было стать одним из самых лучших боевых соединений той войны, которое завоевало уважение солдат по обе стороны линии фронта. Однако при этом они сохранили свой особый стиль и способ несения воинской службы в сочетании с каким-то laissez-faire, или попустительством в отношении требований устава, что нашло свое отражение в следующей известной шутке:

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: Шотландские гвардейцы!

Британский часовой: Проходите, шотландские гвардейцы!

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: Королевские фузилеры!

Британский часовой: Проходите, королевские фузилеры!

Британский часовой: Стой, кто идет?

Ответ: А твое, черт возьми, какое дело?

Британский часовой: Проходите, канадцы!

Командовать такими войсками было делом весьма непростым, но и тот и другой их британские командиры обожали своих несгибаемых и честных солдат и с огромным сожалением покидали командира этой дивизии (Бинг не скрывал слез, прощаясь с ними). Первым, кто командовал канадцами во Франции и во Фландрии, был генерал-лейтенант Эдвин Алдерсон (позднее сэр Эдвин), опытный, не лишенный чувства юмора британский офицер, которому тогда было 55 лет. Не добившись особых успехов как боевой командир, Алдерсон тем не менее был умелым специалистом в области военной подготовки, во время англо-бурской войны он командовал подразделениями канадцев, и солдаты любили его. Все командиры бригад в дивизии были канадцами, и среди них был некто Артур Карри, которому суждено было стать выдающимся военачальником.

Артур Карри не был профессиональным солдатом. Перед войной он был офицером милиции в городе Виктория (провинция Британская Колумбия), где он служил риелтором — агентом по продаже недвижимости. В конце концов он стал командующим Канадским корпусом и одним из наиболее успешных генералов Первой мировой войны. Но в 1914 года Карри был подполковником, командиром милиционного батальона — 50-го канадского хайленского Гордона, — которому приходилось скрывать постыдный секрет.

Карри торговал недвижимостью, и однажды, когда у него сорвалась какая-то сделка и перед ним встала угроза банкротства, он исправил свое финансовое положение, взяв деньги — 11 000 долларов, по тем временам значительную сумму, — из кассы своего полка. Деньги эти предназначались на приобретение новой военной формы. Карри не смог возвратить эти деньги, и когда началась война, он надеялся, что командование оставит его в Канаде и у него будет время возвратить деньги в кассу. Однако его воинские способности, а также факт хищения денег из полковой кассы были известны одному из его офицеров, майору Гарнету Хью, который был сыном Сэма Хью — министра по делам милиционной армии Канады.

Майор Хью написал своему отцу письмо, в котором положительно отзывался о своем полковнике. Следствием этого письма стало то, что Сэм Хью предложил заблудшему риелтору командование 2-й пехотной бригадой 1-й канадской дивизии. Отказаться от подобного предложения было невозможно, но Карри отплыл в Европу, имея невозвращенный долг, и страх разоблачения терзал его душу. «Мысль об этом, — говорил он, — была первой мыслью, с которой я просыпался по утрам, и последней мыслью, с которой я засыпал ночью».

Фактически же хищение Карри уже давно было раскрыто. Перед тем как отплыть в Великобританию, он написал письмо своему другу Артуру Мэтсону, в котором рассказал о своем проступке и одновременно попросил последнего сделать так, чтобы ему, Карри то есть, были предоставлены время и возможность вернуть деньги. Вместо этого Мэтсон написал письмо премьер-министру Канады сэру Роберту Бордену и вложил в него письмо Карри. В своем письме Мэтсон умолял премьера отложить неминуемое расследование и предоставить Карри время, в течение которого он сможет вернуть свой долг. К счастью для Карри, Борден уже встречался с ним и составил хорошее мнение о его способностях. Поэтому он сделал так, как его просили, и это несмотря на то, что другие письма, посланные из Виктории в адрес премьер-министра, требовали, чтобы Карри был арестован и осужден за кражу.

Хотя дело это было закончено только после войны, в сентябре 1917 года Карри занял соответствующую сумму у двух своих подчиненных и возвратил деньги, взятые им из кассы. Этой краже суждено было преследовать Карри в течение всей его жизни, но в те дни, когда Канадская дивизия готовилась к отправке на войну, его ум и воинские способности создали ему блестящую репутацию. Все те обвинения в бездушии и безграмотности, которые выдвигались в отношении других генералов Первой мировой войны, никогда не произносились в адрес Артура Карри.

По правде говоря, облик у Карри был далеко не воинственный. Имея рост 6 футов 4 дюйма (примерно 193 см), вес 250 фунтов (примерно 113 кг), он был крупным мужчиной и по внешнему виду напоминал грушу. В 1914 году, когда ему было 38 лет, Карри имел объемный живот, отвислый зад, тяжелый двойной подбородок, и он носил форму, сидевшую на нем отнюдь не по-военному. Однако отличало его не это, а здравый смысл, быстрый ум и способность произвести мгновенную оценку любой ситуации, складывающейся на войне. То, что он мог украсть деньги, свидетельствует также и о том, что если Карри представится легкий выход из критического положения, он воспользуется им, оставив на потом все беспокойство о последствиях. И тем не менее люди любили и уважали его, и у них были на то основания. «Искренность и обаяние Карри знали все, он был доброжелательным, простым в общении, веселым и никогда не терял присутствия духа», — писал полковник Бэрчол Вуд, офицер британских вооруженных сил при ставке канадского командования. Подобные черты характера очень полезны в солдате, а поскольку два его коллеги, которые командовали другими бригадами, не были отмечены блеском ума, Артур Карри вскоре зарекомендовал себя как многообещающий офицер в Канадской дивизии.

«Среди канадцев он с самого начала был самым заметным офицером», — сказал премьер-министр Канады Борден. «Я был убежден, что это идеальный командир бригады, и пришел в восторг, когда узнал, что его назначили на эту должность», — заявил генерал-губернатор Канады фельдмаршал Его Королевское Высочество герцог Коннаутский. Когда Карри приехал в Англию, здесь мнение о нем было не менее высоким, чем в Канаде. «Карри является лучшим из лучших командиров бригады», — так сказал его новый начальник генерал Олдерсон, и когда Канадская дивизия прибыла во Францию, от Карри ждали великих дел.

Канадцев вводили в бой не сразу, а по частям, придавая отдельные подразделения соединениям британской армии, и флегматичные собратья с Британских островов произвели на них большое впечатление. 1 мая 1915 года Канадская дивизия заняла свое место на линии обороны в составе IV корпуса Роулинсона из 1-й армии Хейга. На второстепенных ролях канадцы участвовали в сражении при Неф-Шапелле, они вели обстрел немецких позиций и обеспечивали огневое прикрытие на своем участке фронта. Во время этой операции канадцы обнаружили, что при ведении беглого огня у их винтовок модели «Канадский Росс» калибра 0,303 дюйма происходит заклинивание патрона. Несмотря на то что по своему качеству винтовки системы Росс и так значительно уступали британским винтовкам Ли-Энфилд, этот дефект не был исправлен и тогда, когда канадцы были переброшены на север и приданы V корпусу Палмера из 2-й армии. Винтовки Росса были у них на вооружении и тогда, когда своей газовой атакой немцы начали 2-е Ипрское сражение и создали огромную брешь в системе обороны союзников.

В апреле 1915 года Ипрский выступ представлял собой изгиб, который от Изерского канала выступал к востоку от Ипра на глубину 13 км. Длина фронтовой линии, другими словами, периметр ломаной линии, охватывающей выступ, составляла 27 км, от Стеенстраата на севере до Сен-Элоя на юге. Местность в районе выступа была настолько равнинной, что борьба велась даже за самые незначительные возвышенности. Подобная борьба за захват и удержание возвышенных участков была основным содержанием боевых действий практически всего 1915 года, и благодаря ей V корпус генерала Палмера оказался вовлеченным в свирепые бои за высоту 60 — насыпной холм высотой чуть ниже 200 футов, или 60 м (отсюда и его название — «высота 60»), к югу от Хооге. Холм был образован в результате отсыпки грунта из выемки железнодорожного пути на линии Ипр — Комин. После нескольких недель прокладки сап, подкопов и минирования 17 апреля «высота 60» была захвачена английской 13-й пехотной бригадой. Немецкие войска нанесли контрудар и обстреляли высоту из крупнокалиберных орудий. За три дня боев за удержание позиций на высоте 60 англичане потеряли 3000 человек, главным образом из 13-й бригады.

К этому времени британский V корпус, которым командовал генерал-лейтенант сэр Герберт Плюмер, занимал позиции вдоль большей части Ипрского выступа, и приданная ему Канадская дивизия имела общий стык с частями генерала Путца к юго-востоку от Пёлькапелле, где две французские дивизии, 45-я алжирская и 87-я Национальной гвардии, продолжили линию обороны к северу. Свой северо-восточный участок выступа от Гравенштафеля до Пёлькапелле Канадская дивизия взяла под контроль в ночь на 15 апреля, и она находилась на этих позициях, когда в теплый полдень четверга 22 апреля немцы направили облако ядовитого газа — хлора на позиции французских войск и на левый фланг Канадской дивизии, вынудив бежать в панике солдат, кашляющих и задыхающихся, с обожженными ядовитым газом легкими.

Ядовитые газы относились к категории оружия, которое было запрещено к применению в военных действиях Гаагской декларацией 1899 года и Гаагской конвенцией 1907 года. Германия подписала оба этих документа, однако начиная с 1902 года она проводила эксперименты с боевыми отравляющими веществами. К началу Первой мировой войны немцы были полностью готовы к применению ядовитых газов. Великобритания и Франция хотя и были далеки от мысли, что какая-либо цивилизованная нация может нарушить международное соглашение и применить подобное дьявольское оружие, тем не менее руководство этих стран получило массу предупреждений о том, что газовая атака под Ипром не только не невозможна, но и неизбежна.

В конце марта пленные немецкие солдаты сообщили, что на передовую в районе Циллебеке доставляются баллоны с газом. Захваченный 13 апреля немецкий дезертир Август Ягер сообщил задержавшим его французским солдатам, что «при условии благоприятного ветра по сигналу атаки — три красных ракеты — на позиции французских войск будет направлен удушающий газ». Будучи всего лишь рядовым, Ягер сообщил столько важных данных, что французы решили, что он специально заслан к ним в целях дезинформации, и поэтому решили не обращать внимания на все, что он сообщил. В то же время генералу Эдмону Фери, который передал сведения Ягера британскому командованию, генерал Путц сделал выговор «за вступление в непосредственную связь с нашими союзниками, а не через ставки командования обеих сторон». 17 апреля германская пресса сделала насквозь лживое сообщение о том, что под Ипром британские войска якобы использовали снаряды с ядовитым газом. Поскольку немцы всегда любили обвинять противников в своих собственных нарушениях, это сообщение должно было служить еще одним предупреждающим сигналом. А вскоре еще два человека — немецкий дезертир и французский разведчик — сообщили сведения о готовящейся газовой атаке.

Неоднократно подтверждаемые данные о подготовке газовой атаки не были приняты во внимание ни французами, ни англичанами. Правда, генерал Палмер передал эти сведения своим командирам дивизий, но при этом добавил, что за достоверность их он не ручается, мол «за что купил, за то и продаю». Так же как и генерал Палмер, командиры дивизий не придали значения полученным сведениям. Никто не позаботился о таких мерах защиты, как противогазы, и когда на третьей неделе апреля облако газа стало растекаться над окопами, солдаты оказались совершенно беззащитными перед ним.

В полдень 22 апреля генерал Олдерсон находился на позициях своих артиллерийских батарей, и в это время он заметил, что со стороны французских дивизий слева от него доносятся звуки частой и сильной стрельбы. Затем он увидел «два облака желто-зеленого дыма, которые стремительно распространялись в сторону линии обороны союзников и вроде бы как сливались в одно целое». Это облако несло ядовитый газ — хлор, и когда оно достигло позиций французских войск, действие его было опустошающим. Французские и алжирские стрелки, лишенные возможности дышать и кашляющие кровью, бросили свои позиции и бежали в поисках спасения. В бой вступила французская артиллерия, она поливала огнем и собственную первую линию траншей, и наступающие немецкие войска. Когда волна газа докатилась и до пушек, они тоже замолчали, оставив без всякого прикрытия семикилометровый участок линии фронта союзников и полностью обнажив левый фланг 1-й Канадской дивизии, в направлении которой шло облако газа.

Два канадских офицера медицинской службы, полковник Нэсмит и капитан Скримджер, выехавшие позади позиций 1-й Канадской дивизии, были первыми, кому пришлось столкнуться с этой проблемой. Нэсмит был химиком, и, присмотревшись к облаку газа, а также принюхавшись к нему, офицеры пришли к заключению, что, судя по всему, это — хлор. Не теряя присутствия духа, они придумали выход из этой критической ситуации и поторопились передать в траншеи, чтобы каждый солдат помочился на платок или ту тряпку, которая имеется в его распоряжении, а затем закрыл ею нос и рот. Необходимость — мать изобретений, и она не признает условностей. Чего-чего, а мочи было достаточно, и в войсках поспешили исполнить данное предписание. Содержащаяся в моче кислота заставляет хлор кристаллизоваться на ткани; защищенная подобным способом канадская пехота своим беглым огнем стала сеять смерть и опустошение в немецкой пехоте, проклиная при этом винтовки Росса, которые вскоре начали заедать.

В тот полдень позиции союзников были спасены благодаря трем факторам: благодаря тому, что Нэсмиту и Скримджеру удалось быстро найти эффективное средство защиты от газа, благодаря дисциплине и стойкости канадских солдат и благодаря тому обстоятельству, что немецкая пехота тоже боялась газового облака. Не имея желания передвигаться вплотную за ним, солдаты отказывались идти вперед. Более того, передовая немецкая дивизия, а именно 52-я дивизия, получила приказ не выдвигаться за пределы южного ската хребта Пилкем, и поэтому они остановились на этом рубеже, тогда как другие немецкие части продвинулись на юг, захватили лес Китченера, такой уж был найден удачный перевод французского названия Bois des Cuisiniers,[32] а также хребет Маузер и окопались там, чтобы отразить неизбежную контратаку войск Великобритании. Немецкие солдаты медлили слишком долго, весть о катастрофе и прорыве обороны успела распространиться, и постепенно все большее и большее число пехотных подразделений и артиллерии стали вступать в бой, поддерживая сопротивление, оказываемое канадцами на левом фланге британской линии обороны.