ДАМОКЛОВ МЕЧ

ДАМОКЛОВ МЕЧ

А о чем писали те командиры РККА, которые хотя и не подверглись аресту, но над которыми после увольнения их из армии по политическому недоверию постоянно висел «дамоклов меч» — угроза этого ареста и следствия? И таких было немало в армии и на флоте, ибо, как правило, после увольнения в запас или отставку по этому пункту 58-й статьи вскоре следовал арест. Конечно, в своих письмах и заявлениях они в первую очередь отвергали всяческие наветы на себя и настойчиво просили вернуть их в строй, в родную армейскую среду. О чем писали эти первые кандидаты в зэки, у которых до неволи оставался один шаг (сегодня на воле, завтра за решеткой)? Покажем это на примере уволенного из РККА в запас командира 1-го тяжелого авиационного корпуса комбрига Скробука Иосифа Васильевича. Письмо на имя Наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова, где он описывает свои мытарства, датировано 29 декабря 1938 г.

«Хотя многие лакомы до вздора, но в моих 3-х письмах я Вам излагал не вздор, а некоторые факты из моей служебной деятельности на протяжении 20 лет, которые характеризуют мня не случайным человеком в рядах ВВС РККА и в рядах ВКП(б) с 1918 г. К сожалению, эти мои письма, (письма) живого человека Скробука, до сих пор не удостоились доклада Вашему вниманию на предмет восстановления меня в кадрах ВВВС РККА, а следовательно, клеветники моего позорного увольнения из ВВС с последующим уже 6 месячным позорным пребыванием без работы, безнаказанно торжествуют легкую свою победу. Как ни странно, но это теперь факт, что разоблаченные враги меня били в прошлом под грифом «секретно», теперь этим же методом продолжают незаслуженно бить меня перестраховщики с помощью клеветников.

Все это вынуждает меня 4-м письмом обратиться к Вам, Климент Ефремович, с просьбой положить конец этому, по меньшей мере, вопиющему моральному и материальному издевательству.

Протестуя против действующей, но до сих пор мне неизвестной клеветы, я не имею права даже думать, чтобы мне верили на слово, поэтому я излагал и буду излагать то, что соответствует действительности.

1. Так, например:

а) в 1931 г. бывший нач(альник) ВВС Белорусского военного округа (В.А.) Кушаков за мое решительное сопротивление его авантюристическим требованиям летать без соответствующих приборов в облаках и темной ночью, что вело к авариям и гибели личного состава, пытался отстранить меня от должности командира 2-й авиабригады. По устному приказу я отказался сдавать бригаду помполиту бригады, ныне арестованному врагу Краузе, письменного же приказа не последовало. Но с прибытием в БВО Уборевича, Кушаков не без согласия Алксниса в конце 1931 г. добился моего перевода в Москву командиром авиабригады НИИ ВВС;

б) дабы устроить своего любимчика Залевского командиром бригады НИИ, Алкснис через восемь месяцев моего командования авиабригадой НИИ переводит меня во 2-ю школу летчиков. Обещанную учебу в 1931 г. получил (только) в декабре 1933 г. благодаря личной настойчивости;

в) враги из отдела кадров ВВС, в частности Гайдукевич, после окончания мной академии им. Фрунзе в 1935 г., не давали мне работать в продолжение около 3-х месяцев;

г) в 1936 г., после одного или двухмесячного командования 1 -м авиакорпусом, компания врагов: Березкин, Озол, Лившиц и Тантлевский атаковали меня за то, что я своим конкретным руководством и контролем заставлял Тантлевского немедленно устранять обнаруженные в 23-й авиабригаде вопиющие безобразия. Эта компания врагов пыталась мои законные деловые командирские требования свести к личным ненормальным взаимоотношениям и к «опеке», а Березкин прямо угрожал мне снятием меня с должности командира и военкома 1-го авиакорпуса. В ответ этой компании я тогда заявил, что свои обязанности знаю и не буду терпеть безобразий в бригаде, входящей в состав корпуса, а меня назначил, и если будет необходимо, то и снимет товарищ Народный комиссар обороны;

д) в конце 1936 г., оценивая 10-месячную неудовлетворительную работу Тантлевского, недооценивавшего роли политаппарата бригады, о чем я неоднократно докладывал командованию АОН, но, несмотря на это, мне с большим трудом удалось добиться увольнения его из 23-й авиабригады с предупреждением о неполном служебном соответствии в аттестационном порядке.

Хрипин и Гринберг этот перевод пытались расценивать как поддержку лично меня, а с арестом Тантлевского, как врага, они охотно приписывали себе геройство бдительности.

2. а) Враги из АОН распространяли непартийное отношение и недоверие ко мне, ибо не случайно заявление бывшего секретаря БПК Сарепина на партактиве 23-й авиабригады: «Скробуком занимаемся давно, надо поставить о нем вопрос» (чье задание?), для чего он давал соответствующие задания партийцам писать на меня заявления. Не случайно выступление в 1937 г. Сурина, этого разоблаченного врага, за мой нажим, за дисциплину в 1932 г. в Борисоглебской школе летчиков.

Не случайно, что мне ни по одной иностранной экскурсии в подчиненную мне 23-ю авиабригаду не давалось никаких указаний, а следовательно, к моему удовольствию, я не присутствовал в обществе этих официальных шпионов. Одновременно такое игнорирование командования корпуса со стороны врагов из АОН создавало недоверие ко мне людей;

б) враги в начале 1937 г. подбирали командиром 1-го авиакорпуса врага Карелина, о чем он сам говорил полковнику Смирнову.

Турчанович, бывший начальник снабжения и вооружения 23-й авиабригады, в присутствии парторга Ищенко говорил о расстреле в начале войны вверенного мне корабля.

Гринберг в присутствии начальника связи корпуса осенью 1937 г. клеветал Алкснису о том, что «Скробук жить не дает, опять разбил самолет». Оставленный ящик с материалом на аэродроме Монино, якобы для ремонта летной полосы, случайно не окончился для меня гробом при посадке в сумерки на самолете Р-5 после возвращения из г. Орла.

3. В сентябре 1937 г. меня послали расследовать причину катастрофы ТБ-3, но, несмотря на мой запрос о необходимости вылететь комиссии на место катастрофы, куда летали мои подчиненные, бывший начальник ГУПВО НКВД Кручинкин не без согласия Хрипина, Гринберга, Алксниса дипломатично ответил отказом. В то же время Крафт на месте пытался меня провоцировать, говоря: «Лететь нужно, летите под мою личную ответственность».

На мой вопрос уже в Москве, почему не последовало разрешение на полет, мне эта компания врагов ответила: «Большим начальникам там быть опасно». Это ложь.

4. В октябре 1937 г., после прибытия из командировки, ко мне зашел уполномоченный особого отдела 23-й авиабригады

Колпашников с требованием, чтобы я написал ему все, что я знаю о сов(ершено) секретной командировке, из которой я прибыл. Зная, как хранить государственную тайну, я вынужден был ответить, что те, кому положено, об этом знают, а если Вашему начальству это надо, то пусть оно заслушает меня или затребует установленным порядком интересующие его данные. Одновременно, не разглашая секретности, я поднял вопрос и предложил на основе личного опыта изменить неудовлетворительную систему упаковки моторов для перевозки их вне железных дорог.

5. а) Характерно, что после ареста бывшего начальника вооружения и снабжения 23-й авиабригады Турчановича тот же уполномоченный особого отдела Колпашников допрашивал меня по делу Турчановича в качестве свидетеля. Мне странно было быть в роли свидетеля, ибо те недочеты, которые я обнаруживал (а видел я их больше, чем его непосредственньЙі начальник — полковник Смирнов), буквально заставляли Смирнова, Турчановича и других командировать руководителей немедленно устранять их с последующей проверкой исполнения.

б) В 1937 г. заставил полковника Смирнова изменить его хвалебную на действительную аттестацию Турчановича с предупреждением о неполном его служебном соответствии. Правда, эта аттестация по распоряжению врид начальника политотдела Зинченко или Никулина была преждевременно объявлена Турчановичу, что вооружило его для жалобы, поданной в Управление ВВС.

в) Особый отдел 23-й авиабригады на деле и по моей информации знал, как мне приходилось бороться за постоянную боеготовность и боеспособность, в частности и 23-й авиабригады, используя для этого все силы и средства бригад и корпуса, как-то: восстановление автотранспорта; ремонт самолетов и моторов; восстановление боеготовности 45-й авиаэскадрильи (Бибиков), в которой в октябре оказалось только 138 часов моторесурсов; приведения к бою оружия НЗ; ликвидация, по существу, подготовленного пожара в ангаре склада перед праздником 1 Мая 1937 г. (все авто(машины) НЗ полные горючего с открытыми пробками, между деревянными ящиками пропитанные маслом и бензином тряпки, у входа сухие стружки, смешанные с пропитанной горючим ветошью). Я вытащил туда весь руководящий начсостав 23-й авиабригады, где на месте показал, как ликвидировать свою слепоту и огнеопасное положение.

г) Всестороннее наблюдение и вмешательство имело целью помочь командованию, а там, где надо, заставить его. Так, например, мое своевременное вмешательство о доливке горючего в корабли, по существу, спасло 23-ю авиабригаду от тяжелых последствий после ночного полета Тула—Киев— Тула, ибо в Туле из-за тумана нельзя было садиться и пришлось лететь на посадку в Воронеж.

Несмотря на такой благоприятный выход бригады из тяжелого положения за счет долитого горючего, это, к моему удивлению, не помешало полковнику Смирнову, не сказав мне ни слова, за это вмешательство жаловаться на меня Хри-пину и Гринбергу.

После этой явно нелепой жалобы я спросил полковника Смирнова, почему он забыл, что мы оба члены партии и можем обходиться без жалоб. На это Смирнов ответил, что «так лучше». Если Смирнову было лучше не доливать горючего и летать с безрассудным, ничем не вызываемым и не оправданным риском для людей и машин, то, по-моему, было лучше долить горючего и этим увеличить гарантию спокойной, уверенной работы летного состава, а следовательно, увеличить гарантию успеха бригады, тем более в неустойчивой погоде осенью, особенно ночью.

д) Летом 1937 г. Алкснис на Монинском аэродроме незаслуженно унижал боеспособность 23-й авиабригады, что могло внушать неверие в наши силы у присутствующего начсостава. На это я доложил, что личный состава работает много, но в работе есть недочеты, которые устраняем и будем устранять. Однако, несмотря на это, мы всегда готовы и когда будет надо, крепко двинем фашистам. Конечно, я этим честным, открытым заявлением закрыл незаслуженно оскорбляемый, молчавший начсостав и принял унижение (ведь говорил заместитель Наркома!) на себя.

е) В конце лета 1937 г. на совещании начсостава 23-й авиабригады, когда во время разбора аварии командира 45-й авиаэскадрильи Бибикова, Хрипин и Гринберг смазывали вопрос о воспитании инициативы начсостава и незаслуженно грязнили корпусное звено, я репликой Гринбергу сказал, что «Ваши установки противоречат установкам Народного комиссара обороны». На это Хрипин разразился угрозами, заявив, что «наши пути расходятся». Я тоже репликой ответил: «Возможно».

6. Политическое недоверие было инспирировано из АОН в мое отсутствие в Монинском гарнизоне (был в секретной командировке).

Главную работу по политическому ошельмованию меня выполняли некоторые работники политотдела 23-й авиабригады: Сережин, Мательский, Выволокин, а также некоторые информаторы особого отдела 23-й авиабригады, которые клеветническими и демагогическими выступлениями ввели в заблуждение актив, которым, по существу, никто не руководил. Открыто политическим клеветникам не удалось меня ошельмовать, ибо партийная конференция 23-й авиабригады отменила политическое недоверие, вынесенное партийным активом, как не соответствующее действительности. Несмотря на полную реабилитацию, отдельные клеветники вроде Сережина продолжали твердить и врать не за двух, как говорил Пушкин, а за целый коллектив. Против этой дикой антипартийной травли, продолжавшейся уже без прежнего шума «бей начальство!» и после партконференции, видимо, не возражали новые руководители АОН, ибо это соответствовало их эгоистическим интересам и предвзятому решению меня, так называемого «авиационного старика», скорей сдать в архив, т.е. из АОН перевести в распоряжение.

7. Из этого ясно видно, как враги и их подручные старались вйеми способами опорочить меня в открытой атаке, но эти атаки, основанные на сплошной лжи и клевете, постоянно разбивались о факты моей партийной стойкости и беззаветной преданности делу нашей великой партии Ленина-Сталина, великому Сталину и о факты знания и любви к порученному служебному делу.

Из этого также для меня ясно, что, не достигнув цели в открытой атаке, эта компания подручных врагов перешла к более сильной атаке, скрытой от партийного и общественного мнения грифом «секретно», чем, естественно, было обеспечено соответствующее мнение настороженности ко мне, а следовательно, достигнута легкость перевода меня в распоряжение с последующим увольнением из ВВС РККА.

8. Подходя абстрактно к рассмотрению перевода в распоряжение и увольнение меня из ВВС, можно сказать, что в этом нет ничего ненормального или противозаконного.

Все выполнено в пределах закона, регулирующего жизнь и деятельность всякого командира, но рассуждать отвлеченно — значит ошибаться даже в тех случаях, когда исходишь из совершенно правильного принципа.

Имея в виду, что истина всегда конкретна, я настойчиво добивался сообщения мне причин перевода в распоряжение, увольнения и шестимесячной позорной безработицы от руководства АОН и руководства ВВС РККА, на что я получил нижеследующие ответы.

А) По поводу перевода меня в распоряжение:

Командующий АОН комдив Хользунов 15 февраля 1938 г. ответил, что я пойду на укрепление Гражданского воздушного флота, а когда я ему доложил, что в его же предписании указано только о переводе меня в распоряжение, он ответил: «Таково решение Наркома».

Бывший член Военного совета АОН дивизионный комиссар Гальцев сказал, что командиры корпусов плохо работали и они об этом доложили Наркому. Работая совместно не более полутора месяцев, я просил его уточнить, в чем выразилась конкретно моя лично плохая работа. Я получил ответ — таково решение Наркома с добавлением, что на меня ничего компрометирующего нет.

Бывший начальник политуправления АОН тов. Степанов сказал, что на меня ничего компрометирующего члена ВКП(б) нет, поэтому он не знает причин перевода в распоряжение.

Бывший начальник отдела кадров ВВС Поляев ответил: «Чего ты беспокоишься, тебя ведь не демобилизовали, а перевели в распоряжение. Я только оформлял этот перевод и больше ничего не знаю».

Начальник ВВС РККА тов. Локтионов ответил, что это проделали аоновцы без него непосредственным докладом Наркому обороны и добавил: «Тебе, старому опытному командиру, беспокоиться нечего, скоро получишь соответствующее назначение».

Член Военного совета ВВС тов. Овчинкин сказал: «Скробук, ты не волнуйся, получишь скоро назначение, и тогда будет пересмотрен вопрос о твоем воинском звании. Я ведь был полковым комиссаром, а теперь дивизионный (комиссар)».

9. Эти абстрактные дипломатические «ответы», по существу, не отвечали на мой вопрос о причине снятия, а посему и не могли меня удовлетворить, ибо я думал и работал конкретно, поэтому убежден, что за срок менее полтора месяца совместной работы нельзя составить объективную оценку на командира корпуса, которого изгоняли из АОН не в интересах большевистского дела, а из каких-то ложных, предвзятых побуждений.

Это, видимо, чувствовали и понимали и сами руководители АОН и ВВС, потому что не решались прямо, честно, открыто сказать мне о причинах перевода в распоряжение и о готовящемся увольнении меня из ВВС РККА.

Из этого видно, что у людей, которые хотели и добились моего увольнения из ВВС, и грана не имелось сталинского и ворошиловского отношения к живому человеку — Скробуку. В самом деле, если были реальными данные на снятие или увольнение, то почему же в служебном или партийном порядке не заслушано мое устное или письменное объяснение по имеющимся данным; после чего, учтя все реальное — за и против — решать вопрос с индивидуальным подходом, как учит великий Сталин, об увольнении — предании суду или настоящей реабилитации от клеветы. К сожалению, наделе была одна тенденция скорей выбросить меня из ВВС, как лишнего, чужого человека (член ВКП(б)) без сообщения причин, тем самым прикрывая клеветников, а меня лишая возможности конкретно бороться за большевистскую справедливость.

Б) По поводу увольнения из ВВС на мои вопросы получил нижеследующие ответы:

На мой вопрос, почему я уволен, мне ответили командарм тов. Локтионов и член Военного совета тов. Овчинкин, а также начальник отдела кадров ВВС комбриг тов. Котов: «Для накопления кадров запаса». Я это рассматриваю в условиях ВВС как ликвидацию их.

Начальник отдела кадров ВВС комбриг тов. Котов сказал «В отделе материала на увольнение Вас из ВВС нет» и, держа в руках мое личное дело с документами о прохождении службы за 20 лет, добавил: «По этому делу любой командующий с удовольствием взял бы Вас командующим ВВС, но обратно не пытайтесь восстанавливаться, из этого ничего не выйдет, устраивайтесь на работу».

Начальник ВВС командарм тов. Локтионов месяца 3—4 тому назад ответил: «В связи с врагами мы перестраховались. Если можете терпеть, через шесть месяцев приму обратно на службу». На это я доложил, что я здоров и не нуждаюсь в таком длительном карантине, я хочу работать, на это был ответ: «Можешь ждать — жди».

Член Военного совета тов. Овчинкин на мое обращение об увольнении меня, члена ВКП(б), по пункту «б», ответил: «Пункты определяет Нарком». Когда я доложил, что не Нарком, а ВВС и что «Вы никогда не сделаете из меня врага, он сказал: «Врагам пункт «б» не даем». На мое заявление, что я таким увольнением опозорен, и на просьбу помочь мне устроиться на работу ответил: «Не маленький, устраивайся сам». На мой вопрос, за что уволен 4 октября 1938 г., ответил: «Мы обновляем кадры, ты был на руководящей работе, потому уволен».

10. Из этого нетрудно понять то, что когда из-за многочисленных гробов и пустого желудка охотников летать и служить в ВВС было мало, тогда мне служить было можно, а когда страна победившего социализма предоставила своей любимой сталинской и ворошиловской авиации технику, исключающую гробы, и великолепные материальные условия для творческой работы личного состава, когда, к нашей радости, вся молодежь мечтает о полетах, то мне, выросшему в ВВС физически, политически, в военном отношении, члену ВКП(б), почему-то служить нельзя?

Выходит как будто так, что Скробука не коснулся диалектический процесс развития на протяжении всего периода строительства социализма. Выходит, что он не человек сталинской эпохи, а окаменелый в своей неподвижности предмет.

Так всерьез могут рассуждать самые невежественные люди (целого века), ничего не понявшие в большевизме. Я развиваюсь и расту в великом коллективе, в этой великой ленинскосталинской школе научного коммунизма — в ВКП(б). У меня есть не только непорочное прошлое, у меня есть непорочное настоящее, у меня есть, как у большевика и гражданина СССР, прогрессивное революционное будущее. Рано, очень рано хотят сдать меня в архив, а я хочу и крепко готовлюсь, чтобы еще сильней громить врагов партии и советского народа.

11. Проходит уже шестой месяц, однако я не вижу большевистского к себе отношения, не вижу и исправления допущенной перестраховки. Я думаю, что не исправление перестраховки на современном этапе есть антипартийное и антигосударственное дело, поэтому хочу напомнить товарищам из ВВС великие указания Ленина: «Умен не тот, кто не делает ошибок. Таких людей нет и быть не может. Умен тот, кто делает ошибки не очень существенные и кто умеет легко и быстро исправлять их».

12. Я хочу и могу работать, но в действительности шестимесячные мытарства в поисках работы, даже с помощью бумажек из ВВС РККА и Комиссии по устройству демобилизованного начсостава при Мособлисполкоме, оказались безрезультатными, перестраховщики буквально под разными пред логами не дают работать, и это почему-то проходит безнаказанно, как например:

а) 13 сентября 1938 г., после предварительного согласования с руководством ЦАГИ, начальник 11-го отдела 1-го Главного управления НКОП (народного комиссариата оборонной промышленности. — Н. Ч.) направляет меня в ЦАГИ с нижеследующей путевкой: «Согласно Вашего запроса направляем на работу начальника 8-го отдела тов. Скробук И.В.». Посде 72-дневной волокиты с оформлением (за которым по моей просьбе обещал проследить из ЦК ВКП(б) тов. Смирнов), 22 ноября с.г. начальник ЦАГИ тов. Шульженко пишет начальнику отдела кадров 1-го Главного управления НКОП тов. Орлову: «Ввиду того, что на должность начальника 8-го отдела ЦАГИ выдвинул тов. Качанова, прошутов. Скробук направить на другой завод». Орлов признал это безобразием и издевательским отношением ко мне, а на работу на другое место не направил: «У нас везде все переполнено».

б) С путевкой комиссии при Мособлисполкоме прибыл в отдел кадров в НКМП (народный комиссариат местной промышленности. — Н.Ч.) РСФСР, где после соответствующего изучения, получаю от начальника отдела кадров тов. Куликовой путевку в трест теплоизоляции к управляющему тов. Лозовскому, где, также после соответствующего изучения, меня начали оформлять на должность диспетчера, но из наркомата Лозовского поправили, указав ему, что демобилизованным надо давать работу в определенных районах, поэтому Лозовский, в свою очередь, направляет меня в комбинат. Заместитель директора комбината в присутствии парторга сообщил мне, что у них вакансия есть только на 300 руб. и что эта работа меня не устроит ни по объему, ни по содержанию. После этого и моего ей крепкого скандала, Куликова направляет меня в трест снабжения. Руководство треста «просило» тов. Куликову зачислить меня начальником планового отдела и убрать от них не соответствующего начальника планового отдела, на что также Куликова не согласилась.

Так с «благими намерениями» горе-руководители прогоняли меня месяц с лишним, а работать все-таки не дали.

в) На обращение в ГУГВФ (Главное управление Гражданского воздушного флота. — Н.Ч.) начальник отдела кадров ответил: «Командные должности все заняты, а летчиков своих не знаем, куда девать».

г) На обращение в ЦС Осоавиахима тов. Горшенин ответил: «Мы готовим кадры, гражданских на службу не берем. Нам дают военных». А при повторном обращении в ноябре с.г. комбриг Златоцветов (за председателя) через секретаря удостоил ответом: «Если у тов. Скробук нет бумажки-направления, то я не буду с ним разговаривать».

13. Таким образом, самым фактом увольнения меня из ВВС РККА я оказался опозоренным до основания и, по существу, превращен в ненужного, лишнего человека не только для ВВС РККА, но и для социалистической армии труда.

Так незаслуженно и без основания меня опозорили руководители ВВС РККА, которые хотя и признают ошибку перестраховки, но по-большевистски не исправляют ее с тем, что-бы реабилитировать меня перед партийным и общественным мнением, несмотря на то, что я честно, открыто многократно заявлял руководству ВВС, в частности, тов. Локтионову, что никто и никогда, в том числе и продолжительность времени моего позора от увольнения и безработицы, не сделают меня пасынком нашей социалистической родины. И что я буду бороться со всей страстью большевика против превращения в мой позор мою честную, активную, безгранично преданную службу члена ВКП(б) и командира-летчика ВВС РККА великой партии Ленина-Сталина, великим вождям мира Ленину и Сталину, Советскому правительству и великому советскому народу. Говорю так потому, что так служил, служу и хочу служить великому делу Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и никакие личные моральные и материальные опустошительные бури не сломят во мне воли большевика — члена ВКП(б).

Дорогой Климент Ефремович! Обращаясь за Вашей помощью, говорю Вам честно, что люблю авиационное дело и хочу продолжать службу в ВВС РККА под Вашим знаменем, но, как видите, сие ст меня не зависит. Клеветой фактически у меня отнято не только это право, но и право на труд.

Поэтому, ввиду того, что увольнение меня из ВВС РККА не вытекало из деловой и политической необходимости и революционной целесообразности, а по неизвестной мне клевете, прошу Вас, члена Политбюро ЦК ВКП(б) и Наркома обороны, о восстановлении меня в кадрах ВВС РККА с привлечением к ответственности людей, оклеветавших меня.

Комбриг запаса ВВС Скробук.

29.XII.1938 г.»[132]

В январе 1939 г. приказ об увольнении И.В. Скробука в запас был отменен и он восстановлен в кадрах РККА, получив назначение преподавателем кафедры оперативного искусства Военной академии командно-штурманского состава ВВС РККА. В ноябре 1940 г. назначен начальником Чкаловскою (Оренбургского) военного училища летчиков, которым руководил до мая 1946 г. В 1940 г. ему было присвоено звание генерал-майора авиации. В годы Великой Отечественной войны Иосиф Васильевич неоднократно подавал рапорты об отправке его в действующую армию, но согласия не получил. По своей летной подготовке, организаторским качествам и накопленному опыту он вполне мог успешно командовать авиационным корпусом и воздушной армией, заслуженно стать генерал-полковником авиации, Героем (а то и дважды Героем) Советского Союза.

По содержанию письма И.В. Скробука необходимо сделать некоторые пояснения. В нем упоминаются некоторые фамилии из руководства ВВС РККА, командования АОН.

АОН (армия особого назначения) — авиационная армия резерва Главного командования. Первая АОН сформирована в 1936 г. Накануне Великой Отечественной войны в СССР было три АОН. В 1940 г. управления АОН были расформированы, а их соединения и части вошли в созданную дальнебомбардировочную авиацию Главного командования Красной Армии.

Алкснис Яков Иванович, командарм 2-го ранга, начальник ВВС РККА. Арестован 23 ноября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 28 июля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 29 июля 1938 г. Определением Военной коллегии от 1 февраля 1956 г. реабилитирован.

Хрипин Василий Владимирович, комкор, с 1936 г. командующий АОН (1-й АОН). Арестован 26 ноября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 29 июля 1938 г. по обвинению в шпионаже и участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 14 июля 1956 г. реабилитирован.

Гринберг Исаак Моисеевич, корпусной Комиссар, с апреля 1936 г. — помощник командующего по политической части и начальник политотдела АОН, с мая 1937 г. — военный комиссар 1-й АОН. Арестован 26 ноября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 29 июля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 28 марта 1957 г. реабилитирован.

Локтионов Александр Дмитриевич, командарм 2-го ранга (с 1940 г. — генерал-полковник), с ноября 1937 г. начальник ВВС РККА. В 1940—1941 гг. — командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа. Арестован 19 июня 1941 г. Обвинялся во вредительстве и участии в военном заговоре. Расстрелян без суда по распоряжению Л.П. Берии 28 октября 1941 г. Постановлением Главной военной прокуратуры реабилитирован в октябре 1955 г.

Березкин Марк Федорович, корпусной комиссар, в 1935—1937 гг. — помощник начальника ВВС РККА по политической части. В 1937 г. назначен помощником командующего войсками Северо-Кавказского военного округа по авиации. Арестован 15 декабря 1937 г. Под следствием находился до 15 февраля 1941 г. Обвинялся в участии в военном заговоре. По суду оправдан, освобожден из-под стражи, восстановлен в партии. До декабря 1943 г. работал в Москве директором трикотажной фабрики «Красная Звезда». С декабря 1943 г. на руководящих должностях в системе ГВФ. Последняя должность — начальник Красноярского управления ГВФ. Умер полковник М.Ф. Березкин в мае 1951 г.

Тантлевский Евсей Борисович, комбриг, командир 23-й авиабригады (с января 1935 г.). С декабря 1936 г. — командир 18-й тяжелой авиабригады. Арестован в 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 28 ноября 1937 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Определением Военной коллегии от 20 июня 1957 г. реабилитирован.

Краузе Людвиг Августович, бригадный комиссар. В 1930— 1931 гг. — помощник по политической части командира и начальник политотдела 2-й авиабригады (Белорусский военный округ). С августа 1933 г. — военный комиссар и начальник политотдела 11-й тяжелобомбардировочной авиабригады. С февраля 1937 г. — помощник по политической части командира 1-го тяжелого авиационного корпуса. Арестован 5 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 2 апреля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 30 мая 1956 г. реабилитирован.

Залевский Адам Иосифович, комбриг, командир бригады НИИ ВВС РККА (с декабря 1936 г.). В июле 1938 г. уволен в запас, а в марте 1939 г. восстановлен в кадрах РККА. В 1939—1941 гг. — начальник летно-испытательной станции авиационного завода, начальник отдела и помощник начальника НИИ ВВС РККА. Арестован 18 мая 1941 г. Особым совещанием при НКВД СССР 9 мая 1942 г. по обвинению во вредительстве и принадлежности к контрреволюционной организации приговорен к пяти годам ИТЛ. Умер в заключении 28 сентября 1945 г. Определением Военной коллегии от 17 сентября 1955 г. реабилитирован.

Гайдукевич Леонтий Филиппович, бригадный комиссар, начальник отдела кадров Управления ВВС РККА (с 1934 г.). Арестован 28 ноября 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 7 мая 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 21 января 1956 г. реабилитирован.

Хользунов Виктор Степанович, комдив, командующий АОН (с ноября 1937 г.). Погиб в авиакатастрофе в июле 1939 г.

Котов Павел Александрович, комбриг, затем комдив (с 1940 г. — генерал-майор авиации). В 1938 г. занимал должность помощника начальника ВВС РККА по кадрам. В годы Великой Отечественной войны — начальник кафедры оперативно-тактической подготовки Военно-воздушной академии, заместитель начальника Ленинградской военно-инженерной академии имени А.Ф. Можайского. Умер в мае 1966 г.

Горшенин Павел Сидорович, комбриг, председатель Центрального совета Осоавиахима СССР (с мая 1937 г.). Арестован 28 октября 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 25 февраля 1939 г. по обвинению в участии в контрреволюционной организации приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 26 мая 1956 г. реабилитирован.

Златоцветов Авраам Ефимович — комбриг, помощник председателя Центрального совета Осоавиахима СССР по авиации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.