Раздел III Военная, экономическая и политическая обстановка в ноябре-декабре 1941 года

Раздел III

Военная, экономическая и политическая обстановка в ноябре-декабре 1941 года

1. Обстановка на Восточном фронте

В связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всем фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 295 человек, а общие ее потери достигли примерно 350 тыс. человек[205]. Гальдер, сознававший, что такой сухопутной армии, какая была к началу восточной кампании, больше уже не будет и что вооруженные силы до предела исчерпали свои людские резервы и резервы техники, высказал 1 декабря беспокойство по поводу этих потерь. Вместе с тем он считал возможным путем напряжения всех своих сил нанести противнику поражение. Однако при более трезвой оценке обстановки Гальдер должен был бы прийти к совершенно иному выводу. Потери в танках на Восточном фронте за период с 15 ноября по конец ноября возросли на 300 машин. Общие потери в танках на Восточном фронте составили 3290 машин. Потери авиации за этот же период возросли на 533 самолета. Общие потери ВВС на Восточном фронте увеличились до 5585 самолетов, из которых 3189 составили безвозвратные потери. Общие потери в конском составе достигли 151 250 лошадей. Автопарк с 11 ноября уменьшился на 12 тыс. автомашин[206].

Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность в успехе. В одном докладе отдела цензуры полевой почты 2-й армии отмечалось:

«Моральный подъем, который войска испытывали в связи с громадными успехами в предыдущие месяцы, в ноябре не наблюдается».

Более наглядно выразил эту мысль представитель министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти:

«Солдат на фронте видит только, что каждый день перед ним появляются все новые и новые части противника, что дивизии и полки, которые считались давно погибшими, снова вступают в бой, пополненные и окрепшие, и что, кроме того, эти русские войска превосходят нас не только числом, но и умением, так как они очень хорошо изучили немецкую тактику. Немецкий солдат на фронте видит, что ряды армии настолько поредели, что при всей храбрости вряд ли удастся противопоставить противнику сколько-нибудь значительные силы… И вот, оказавшись в таком положении на далеком Востоке, потеряв фронтовых друзей, он чувствует себя одиноким, ощущает пронизывающий холод русской зимы, которая, обрушившись столь внезапно и столь сурово, причинила такие потери, что за одну ночь в дивизиях недосчитывались по 800 человек, а в двух полках по 1200 человек…[207]

При этом у солдата складывается мнение, что противник сумеет воспользоваться этой зимой для того, чтобы планомерно и систематически наносить внезапные удары по слишком слабой немецкой обороне… Активные действия русской авиации усиливают впечатление того, что русские долго еще не откажутся от борьбы…[208]

Солдат видит и чувствует каждодневно, какие тяготы на него все еще взваливает война на Восточном фронте. Он ждет замены, а ее нет… Солдат на фронте сегодня говорит совершенно открыто, что эта кампания кончится еще нескоро».

Немецкое командование, пытавшееся пресечь эти настроения, вело соответствующую пропаганду, однако доверие к нему у солдат уже было подорвано. В письмах на родину они в резких словах описывали положение на фронте, жаловались, что у них нет зимнего обмундирования и снаряжения, в то время как противник значительно лучше и практичнее экипирован и снаряжен для зимы. Солдаты полагали, что войска в связи с неподготовленностью к зимним условиям будут отведены с фронта в глубокий тыл на отдых и пополнение.

По свидетельству майора фон Шлеебрюгге, такое мнение высказывали солдаты и офицеры.

«Все офицеры считали как само собой разумеющееся, что их дивизии будут сняты с фронта… Солдаты, чрезвычайно напуганные зимой, также рассчитывали на это».

Эти надежды оказались, однако, совершенно нереальными. Ослабленные потерями, без надлежащего обмундирования и оснащения, а главное, лишенные нормального снабжения, соединения были вынуждены обороняться против окрепшего и увеличившего свои боевые силы противника.

Старший ефрейтор Г. Бернхард писал 16 ноября своей жене:

«У вас там в тылу ходят разговоры, что солдаты получили здесь, в России, меховые куртки, но я пока еще такой и в глаза не видел. У нас даже нет перчаток и шлемов».

Как видно из отчетов о фронтовых командировках, большая часть войск в начале декабря не имела еще зимнего обмундирования.

Вследствие сильно растянувшихся коммуникаций часто было невозможно обеспечить войска продовольствием. Несмотря на то что тыловым службам продовольственные нормы были урезаны в пользу войск, находящихся на передовой, частично до 50 %, продовольствия все же не хватало. В результате этого люди стали восприимчивы к болезням, распространились вши, что грозило эпидемией сыпного тифа. В донесении от 5 декабря 1941 года отмечалось:

«На передовой личный состав войск сильно заражен вшами. Появились единичные случаи сыпного тифа, в основном, на участке фронта группы армий „Центр“. Участились заболевания от простуды и случаи обморожения».

Люди были настолько измотаны физически, что даже самое легкое ранение не обходилось без последствий. Да к тому же еще санитарная служба и транспортировка раненых из дивизий были полностью нарушены. Даже если раненому удавалось сравнительно быстро попасть в теплый медицинский пункт батальона, то врач в случае необходимости операции становился перед дилеммой — отправлять ли раненого на санитарной машине в тыл, заведомо обрекая его на многочасовой путь по ужаснейшим дорогам, сопряженный с опасностью замерзания, или же оставлять раненого на месте, но без операции, которая была ему столь необходима. Санитарные машины не отапливались, едва ли они вообще годились для использования. В этой области также ничего не было подготовлено к зимним условиям.

Не только в прифронтовой полосе ввиду больших потерь и растянутой линии фронта было нарушено снабжение войск, но и глубокий тыл был не в состоянии больше обеспечивать снабжение группы армий. Когда начались морозы, то выяснилось, что железные дороги не подготовлены для эксплуатации в зимних условиям и что расчеты их пропускной способности базировались на «успешных» показателях, которые сообщались соответствующими инстанциями во время перешивки русской железнодорожной колеи и ремонта русского железнодорожного оборудования. Но этим расчетам, как и многим другим, в дальнейшем не суждено было оправдаться. Непонимание инстанциями ОКВ запросов и требований железной дороги, неспособность управления железной дороги «Ост» разумно организовать на своей территории железнодорожные перевозки[209], а самое главное, хроническая нехватка вагонов и пригодных для зимы паровозов — все это, вместе взятое, привело к нарушению нормального порядка снабжения, а порой и к полному прекращению подвоза. В начале декабря временами выходило из строя до 70 % немецких паровозов, не выдерживавших низких температур.

В некоторые дни с начала наступления в ноябре в группу армий «Центр» прибывало до 36 эшелонов, однако затем поступление их снова резко сократилось. Поэтому нормальное, то есть регулярное, снабжение войск было невозможно. В связи с этим обер-квартирмейстер 3-й танковой группы писал 29 ноября:

«К сожалению, железнодорожный транспорт ни в отношении обеспечения обслуживающим персоналом, ни с точки зрения технической оснащенности не соответствует тем требованиям, которые к нему предъявляют операции на Восточном фронте. Поэтому в настоящий момент обеспечить нормальное снабжение не представляется возможным».

5 декабря он же отмечал:

«Много паровозов замерзло, в связи с чем отправка груженых составов не может быть осуществлена… Майор Экштейн сообщает, что подвоз… почти совсем прекратился. Когда эти условия улучшатся, сказать трудно… Не исключено, что продовольственные нормы придется сократить».

Положение усугублялось еще тем, что часто железнодорожные пути и мосты подрывались партизанами, и тем, что допускались ошибки в отправке составов. Так, 27 ноября 3-я танковая группа получила вместо ожидаемого состава с горючим целый состав со спиртными напитками из Франции. Бутылки на морозе полопались, так что выгружать пришлось ледяные сосульки и осколки стекла.

Отвечавший за снабжение группы армий майор Экштейн непрерывно подвергался нападкам со стороны обер-квартирмейстеров армий и группы армий, требовавших что-нибудь сделать для налаживания подвоза снабжения. С горьким чувством он писал по этому поводу, что тоже ничего не может сделать, потому что паровозы в пути выходят из строя либо от мороза, либо от каких-то повреждений[210]. Так как снабжение воздушным путем в больших масштабах было невозможно, хотя командование группы армий просило об этом, то к началу декабря войска остались без самого необходимого — без провианта и зимнего обмундирования, без боеприпасов и горючего.

2 ноября командование группы армий запросило о выделении транспортной авиации, «чтобы в зимнее время обеспечить нормальное снабжение войск и быструю эвакуацию раненых». ОКВ на запрос ответило отрицательно: сухопутные соединения «должны для обеспечения снабжения обходиться своими силами даже во время сильных снегопадов».

В заключение можно сказать, что 5 декабря положение группы армий сложилось такое, что необходимо было приостановить наступление, а условия для перехода к обороне еще не были подготовлены. Кульминационный пункт был достигнут.

Кульминационным пунктом Клаузевиц называет момент, когда наступающие, вклинившиеся в глубину территории противника, в связи с недостатком сил должны перейти к обороне. Этот кульминационный пункт таит в себе большую опасность:

«По ту сторону кульминационного пункта в обстановке наступает перелом, следует контрудар; сила такого контрудара бывает обычно значительно больше, чем был сам наносимый удар»[211].

Обстановка на участке фронта группы армий «Север» была тоже не намного лучше. Начатые русскими 20 ноября наступательные действия против 16-й армии развивались с такой силой, что находившийся в районе Тихвина 39-й танковый корпус попал в исключительно тяжелое, критическое положение. 3 декабря командир корпуса доносил командованию 16-й армии, что «удерживать Тихвин в течение продолжительного времени наличными силами невозможно».

Тремя днями позже он так обрисовал то безвыходное положение, в которое попали его соединения:

«Психическое перенапряжение достигло крайнего предела… Солдаты и даже отдельные командиры рот и батальонов становятся апатичными и безучастными… Возникает угроза паники… Вывод: дальнейшее боевое использование корпуса будет связано с потерей четырех подвижных дивизий».

Поэтому командир корпуса предложил немедленно сдать Тихвин и 7 декабря получил согласие командующего армией[212]. По мнению командующего 16-й армией, операция закончилась провалом по следующим причинам: недостаток сил, отсутствие пополнения, большие потери и непрерывное участие в боях с самого начала восточной кампании. Отвод войск из Тихвина потребовал отвода всей 11-й армии за Волхов, так как удерживать длительное время отсечную позицию западнее Тихвина даже при использовании всех имеющихся в распоряжении сил оказалось невозможно. Об этом Гитлер предупреждал Лееба еще 26 октября, но командующий группой армий «Север» не захотел тогда прислушаться к предостережениям фюрера.

Продвижение войск по обе стороны Волхова в последние дни ноября также застопорилось. Таким образом, группа армий «Север» была вынуждена почти одновременно с группой армий «Центр» прекратить свои наступательные операции.

30 ноября Гальдер записал в своем дневнике, что «наступление в направлении на Шум является ошибкой». Штаб 1-го армейского корпуса, осуществлявшего это наступление, 29 ноября сообщил в штаб 16-й армии:

«Боевой состав дивизий вследствие больших потерь и условий погоды настолько сократился, что корпус не может быть использован для развития ранее достигнутого успеха».

Группа армий «Юг» к этому времени уже перешагнула через кульминационный пункт. Несмотря на предупреждения Рундштедта об опасности, связанной с дальнейшим продвижением на восток, Браухич во время своего визита в ставку группы армий «Юг» 3 ноября заявил:

«Верховное главнокомандование, так же как и главнокомандование сухопутных войск, настоятельно требует любой ценой еще этой зимой овладеть районом Майкопа (1-я танковая армия) и Сталинградом (17-я армия)… Нужно изыскать все возможные средства для достижения этой оперативной цели. Что касается Майкопа, то главным здесь является захват нефтяных месторождений, овладение же Сталинградом диктуется настоятельной необходимостью лишить русское командование последнего крупного связующего звена между севером и югом».

Командование группы армий «Юг» вынуждено было поэтому вопреки своей воле осуществлять эти операции.

21 ноября, несмотря на обозначившиеся признаки русского контрнаступления в направлении Ростова, Гитлер отдал группе армий «Юг» приказ силами 1-й танковой и 11-й армий вести наступление через Ростов и даже через Крым, чтобы перерезать английские и русские коммуникации в районе Кавказа, овладев при этом в первую очередь Майкопским нефтеносным районом. 17-й армии надлежало овладеть Сталинградом и промышленным районом около него с целью перерезать волжскую артерию, связывающую север страны с югом, 6-й армии ставилась задача подойти к району Слободы на Дону. В связи с этим командование группы армий «Юг» в докладе Йодлю сообщило:

«По-видимому, ОКВ плохо информировано о положении со снабжением и о состоянии войск группы армий… Это глубокое заблуждение полагать, что в ближайшее время можно начать операцию подвижными соединениями».

В тот же день, 21 ноября, когда передовые отряды группы армий «Юг» подошли к Ростову и Гитлер отдал приказ о захвате Майкопа, Тимошенко, который уже несколько дней вел наступательные бои местного значения, предпринял первое крупное контрнаступление, ставившее своей целью отбросить 1-ю танковую армию из Ростова.

В первом донесении о советском контрнаступлении штаб 1-й танковой армии сообщал, что видит опасность не только для самой армии, но и для всей группы армий «Юг»[213].

Несмотря на то что к Ростову были стянуты все имеющиеся в распоряжении группы армий «Юг» резервы, Клейст был вынужден 28 ноября сдать Ростов[214]. Так как удары противника становились все более интенсивными и создавалась угроза его прорыва на стыке между 17-й армией и соединениями генерал-полковника Эвальда фон Клейста, Рундштедт принял решение отвести 1-ю танковую армию за реку Миус. 29 ноября командование группы армий «Юг» сообщило, что «рубеж, который должен быть занят группой армий на зиму, останется примерно тот же, что и занимаемый теперь. Возможные с течением времени изменения будут незначительными. Идея очистить от противника излучину Донца или подойти к Майкопу останется пока не осуществимой».

Когда Гитлер стал все же настаивать на своем плане, Рундштедт детально изложил в памятной записке, что ввиду больших потерь в людях и технике, ввиду наличия у противника крупных резервов и все еще несгибаемой воли и упорства, а также ввиду наступления зимы группа армий «Юг» прекратила все оперативные передвижения и переходит к обороне, заняв сравнительно выгодный в тактическом отношении рубеж.

Так как Гитлер не одобрил этого решения командования группы армий, Рундштедт оставил свой пост. 1 декабря командующим группой армий был назначен генерал-фельдмаршал фон Рейхенау, который оставался одновременно и командующим 6-й армией. В связи со сложившейся обстановкой ему пришлось сразу согласиться на отход танковой группы Клейста.

В журнале боевых действий группы армий «Юг» отмечалось:

«Следует сказать, что в связи со сложившейся обстановкой 1-я танковая армия была вынуждена 1 декабря отойти на срочно подготовленный рубеж Самбек — Миус и что положенная в основу приказа генерал-фельдмаршала фон Рундштедта от 30 ноября оценка обстановки подтвердилась. Смена руководства группы армий и твердая воля нового командующего группой армий выполнить приказ фюрера также не могли ничего изменить в обстановке, которая в решающей степени зависела от боевых действий противника и от состояния наших войск».

Гитлер, прилетевший 2 декабря в штаб 1-й танковой армии, чтобы на месте сориентироваться в обстановке, был вынужден признать, что действия командования группы армий были правильными. Во время своего визита в группу армий 3 декабря в Полтаве он сказал Рундштедту, как бывшему командующему группой армий «Юг», что принятые им решения он одобряет. Тем не менее фюрер не предложил Рундштедту занять прежний пост, а посоветовал ему взять отпуск, чтобы в дальнейшем снова вернуться в строй.

Таким образом, немецкая армия была вынуждена прекратить наступление на всем Восточном фронте и вести тяжелые оборонительные бои на флангах в районе Ростова и под Тихвином, неся при этом значительные потери. Итак, цели, поставленные еще в октябре — на севере соединиться с финнами и отрезать пути подвоза из Архангельска, в центре окружить Москву и разбить главные силы русской сухопутной армии, на юге перерезать коммуникацию, связывающую север с югом, и овладеть нефтеносным районом Майкопа, — оказались нереальными. Наступление зашло в тупик.

2. Выводы Гитлера в связи с провалом операции «Барбаросса»

Начав в ноябре наступление силами группы армий «Центр», Гитлер поставил перед Восточной армией на 1941 год далеко идущие цели. Однако после совещания в Орше и после неожиданных трудностей, с которыми столкнулся Бок при наступлении на Москву, Гитлер вынужден был согласиться, что осуществление намеченных после русской кампании планов должно быть пока отложено. Он признал, что выход на рубеж Вологда — Горький — Кавказ возможен только в 1942 году. И хотя достигнутые успехи Гитлер расценивал очень высоко с точки зрения политической и придерживался мнения, что русские не так скоро снова поднимутся на ноги в военно-экономическом отношении, все же он ясно осознал, что добиться полного разгрома России не удастся. В беседе с Гальдером он высказал даже мысль о возможности мирных переговоров, поскольку обе враждебные группировки не в состоянии уничтожить друг друга. Несмотря на эти выводы, он все же отдал приказ о продолжении наступления в направлении на Москву и на Кавказ, считая, что группа армий «Север» уже к середине ноября, в общем, достигла рубежа, намеченного на 1941 год.

Складывающаяся военная обстановка и становившиеся все более очевидными неудачи группы армий «Центр», которой предстояло еще разрубить своего рода гордиев узел этого злополучного русского похода, дали Гитлеру понять, что исход войны будет не тот, на который он рассчитывал. И хотя 25 ноября министр иностранных дел Германии Риббентроп хвастался в беседе с Чиано, что война на Востоке уже выиграна и что Германия высвободит с Восточного фронта большое количество соединений для других театров военных действий. Гитлеру сложившаяся ситуация представлялась в менее радужных тонах.

На вопрос испанского министра иностранных дел Серрано Суньеры, приглашенного на беседу Риббентропа с Чиано, почему Москва до сих пор не взята, Риббентроп ответил, что ему самому это не совсем ясно, но несомненно, что Москва будет захвачена, так как немецкая армия подготавливает каждую операцию на научной основе и сейчас она медленно и методично продвигается по направлению к цели.

27 ноября в беседе с датским министром иностранных дел Скавениусом Риббентроп высказал мысль о сложности обстановки на Восточном фронте и на Средиземном море, что может быть истолковано как признание невозможности достижения победы в конечном итоге.

«Если же немецкий народ не будет больше достаточно сильным и самоотверженным, чтобы жертвовать собственной кровью для своего существования, то он должен сгинуть и быть уничтожен другой, более сильной державой, ибо он не заслуживает больше того места, которого добился».

Несмотря на все принятые Гитлером меры, положение в районе Средиземного моря в ноябре настолько ухудшилось, что транспортные переброски в Северную Африку почти совершенно прекратились. Немецкий Африканский корпус под командованием Роммеля, подвергавшийся с 18 ноября на ливийско-египетской границе ударам 8-й британской армии под командованием Каннингхэма и понесший большие потери (они не могли быть восполнены ввиду транспортных затруднений на море), был вынужден 7 декабря 1941 года прекратить боевые действия в районе Тобрука и отойти на рубеж Айз-эль-Газала.

И хотя 29 ноября Гитлер говорил Чиано, что операции развертываются планомерно, сам-то он хорошо знал, что это не соответствует действительности. Он вынужден был также признаться Чиано, что «ликвидация Востока» не удалась и продолжает оставаться основной задачей на 1942 год. Его оптимистические цифровые выкладки и замечания в отношении оценки сил Советского Союза не могли скрыть того факта, что он со всей очевидностью признал нереальность осуществления своей программы.

Вину за провал операций, и в первую очередь операции «Тайфун», на которую Гитлер возлагал такие большие надежды, он отнес на счет неземных сил. «Атмосферные условия» задержали успешно начатое продвижение вперед.

«Шесть недель хорошей погоды — и Россия была бы уничтожена Германией».

Этими утверждениями Гитлер положил начало пропагандистской кампании, призванной доказать, что немецкая армия была вынуждена прекратить наступление на Восточном фронте только из-за тяжелого периода распутицы и «необычайно сильных морозов, которых не было в России за последние 150 лет»[215].

Однако совершенно ясно, что немецкая армия на Восточном фронте была остановлена не морозами, а еще до них, вследствие того катастрофического положения, в котором оказались ее соединения, лишенные материального обеспечения и, что самое главное, встретившие неослабное сопротивление русских войск на участках фронта всех трех групп армий[216].

3. Вступление США в войну

В тот период, когда наблюдалось существенное ухудшение военного положения германского рейха, Гитлер получил удручающие сведения о том, что война с США, которую, по его расчетам, можно было начать только после успешного завершения второго этапа войны в Европе, должна неминуемо начаться в ближайшем будущем[217]. Первоначально Гитлер после захвата «континентальной империи» в Европе хотел создать дополнительно колониальные владения в Африке, но эти планы уже в конце августа он вынужден был отодвинуть на более поздний срок. Такие территориальные приобретения наряду со строительством сильного военно-воздушного флота и военно-морских сил должны были выдвинуть Германию в число мировых держав. Тем самым она должна была занять равноправное место в ряду с Британской империей, «великой» Японией и США. Этим были бы созданы предпосылки для будущих поколений, которые, используя это территориально и экономически усиленное положение Германии, могли бы в будущей борьбе за мировое господство выдержать войну с Соединенными Штатами Америки. Однако Гитлер сразу же отказался от этих планов, основываясь на неожиданно быстрых и явно переоцененных успехах на Востоке в июле, так как он понял, что в состоянии сразу же после окончания кампании в России выступить вместе с Японией против Соединенных Штатов. Уже в конце июля развитие обстановки на фронте вынудило его снова отказаться от этих далеко идущих планов, вследствие чего Гитлер снова возвратился к своим прежним взглядам, что только «следующее поколение должно будет решить проблему спора между Европой и Америкой»[218].

Но в середине ноября Гитлер должен был признать, что война с Соединенными Штатами Америки начнется в самое ближайшее время. Его прежние надежды на то, что стремительное продвижение Японии до Сингапура в обход Филиппин нанесет тяжелый удар по Британской империи, но позволит избежать столкновения с США, так как последние побоятся вести войну на двух океанах, основывались на неверных предпосылках. Они не учитывали самобытности японского руководства, которое считало, что в случае войны с Великобританией будет неизбежна также и война с Соединенными Штатами и в нее следует втянуть и Германию. В начале ноября немецкий военно-морской атташе в Токио докладывал, что «многонедельные усилия Японии убедить Америку быть благоразумной и войти в положение Японии полностью провалились… Японское правительство почти решилось на войну с Америкой. Начало операций на юге возможно уже в этом году».

После смены кабинета Коноэ правительством Тодзио 16 октября 1941 года следовало считаться с усилившимися осложнениями в отношениях между Японией и США. 18 октября германский посол в Токио Отт сообщал в министерство иностранных дел, что японский генеральный штаб больше не верит в мирное решение конфликта с США. Вскоре после этого он сообщил подробности планов и целей японского нападения. Тем самым Гитлер, хотя он и пытался отсрочить вооруженный конфликт с США, под влиянием позиции Японии и руководствуясь необходимостью придерживаться условий «пакта трех держав», был вынужден вступить в новую войну, не закончив кампании на Востоке, не имея достаточно вооружения и не будучи подготовленным к такой войне. Он стал утверждать, что вступление в войну США «не будет больше означать опасности для… Германии», и предавался надеждам, что еще сможет перетянуть Англию на свою сторону в борьбе с Соединенными Штатами, так как Великобритания должна была понять, что только Европа может защитить интересы Англии и империи. Под понятием «Европа» Гитлер имел в виду великогерманский рейх, простирающийся от Бискайского залива до Волги, от Нордкапа до Кавказа. Он не видел другого подходящего пути избежать приближающейся войны на два фронта — против Советского Союза и объединенных англосакских держав. Иллюзии заключения мира с Англией, если он откажется от британских владений на Ближнем Востоке и в Северной Африке, были лишены какой-либо реальной основы. Беседы Гитлера с начальником штаба военно-морского флота 26 октября и с Гальдером 19 ноября с полной ясностью показали, как Гитлер, с одной стороны, цеплялся за эту соломинку и как он, с другой стороны, сознавал нереальность своих мечтаний. В итоге Германия оказалась в войне с США, не имея необходимых для этого средств. Но Гитлер начал войну, провозгласив:

«Или Германия будет мировой державой, или ее не будет вообще».

Как видно из его беседы со Скавениусом, он придерживался и дальше той же точки зрения и сейчас не видел пути для решения этой дилеммы, даже когда стало понятно, что добиться победы нельзя. Из всего этого становится ясно, что Гитлер, не желая войны с США в это неблагоприятное для него время, был вынужден согласиться с планами Японии. При этом, конечно, сыграли свою роль соображения о том, что Америка будет вынуждена дробить свои силы вследствие ведения войны на двух океанах и поэтому не сразу будет в состоянии обрушить стремительно все свои силы на Германию и прийти на помощь Великобритании. Итак, Гитлер надеялся за счет вступления в войну Японии задержать появление американских войск на европейском континенте, а в СССР, который он считал уже разбитым, удержать инициативу в своих руках. Уже 19 ноября он должен был признаться в том, что все планы на 1942 год, которые выходили за пределы России, откладывались, а это значило, что все силы придется снова использовать для борьбы против Советского Союза.

Гитлер примирился с войной против США, но никаких планов не изменил, хотя на практике неизбежность таких изменений была очевидна. Он знал, что его военные планы провалились и что война против Америки еще до объявления была уже проиграна. Поэтому при полной безнадежности новой общестратегической концепции, не могло последовать и новых планов войны, которые не базировались бы на теории «молниеносной войны». Прежние взгляды, предусматривающие смену «молниеносных кампаний» стратегическими паузами, окончательно потерпели крах. Гитлер не находил больше никакой возможности противопоставить превосходящему экономическому потенциалу объединившихся против Германии стран что-либо равноценное или противопоставить неблагоприятному соотношению сил нанесение внезапных ударов по противнику в будущем. Примирившись со своей судьбой, вечером 4 декабря Гитлер дал согласие на участие Германии в войне против Америки[219]. Чиано назвал планы японцев театральным представлением. 3 декабря Муссолини дал свое принципиальное согласие на участие в войне с Америкой. Чиано метко заметил по этому поводу:

«Теперь, когда все меньше шансов на мир, легко, очень легко предсказывать длительную войну. У кого больше хватит духу? Это единственный путь для решения этой проблемы…»

4. Растущие трудности в военной промышленности

Гитлер намеревался начать борьбу за мировое господство тогда, когда германский рейх будет обладать необходимыми территориями и запасами сырья. Для этого, по его мнению и по мнению его ближайших советников, было необходимо захватить русские сырьевые запасы. Продолжительную войну можно было вести, только поставив на службу Германии экономику и сырье СССР. В конце ноября сложилась обстановка, когда положение на Восточном фронте не позволяло осуществлять такого рода эксплуатацию сырьевых запасов. Кейтель вынужден был проинформировать вермахт о том, что следует рассчитывать на ведение затяжной войны. Командующий армией резерва генерал-полковник Фром, учитывая катастрофическое положение в военной промышленности, заметил 25 ноября, что необходимо как можно быстрее заключить мир. Фром, который имел полное представление о наличных людских резервах и о фактическом положении в военной промышленности, должен был признать, что, продолжая эту войну, вермахт приближается к катастрофе. Министр по делам вооружений и боеприпасов доктор Фриц Тодт докладывал фюреру 29 ноября, что окончание войны в пользу Германии возможно только на основе политического урегулирования.

«В военном и военно-экономическом отношении война уже проиграна».

Однако Тодт не знал ответа на вопрос Гитлера, какими путями закончить войну.

Учитывая быстро возрастающие трудности в промышленности, особенно в предоставлении сырья и рабочей силы для военной промышленности, взгляды Тодта были чрезвычайно справедливы. Первые недели ноября показали, что в связи с острой нехваткой сырья невозможно обеспечить хотя бы приблизительное выполнение важнейших программ в планируемом объеме. Потребовалось внести в них весьма существенные коррективы, но, несмотря на это, в ноябре наряду с четко вырисовывающейся нехваткой сырья и рабочей силы впервые узким местом явилось обеспечение промышленности углем и электроэнергией. Дальнейшие трудности испытывал железнодорожный транспорт. Методы «молниеносной войны» и широкого вооружения, следствием которых явилась нехватка самого необходимого, начали давать свои горькие плоды.

Нехватка рабочей силы. Недостаток солдат на фронте и рабочих в промышленности вынудил Гитлера вопреки своим идейным принципам согласиться на все более широкое использование русских военнопленных. Немецкое руководство надеялось путем «большой акции по использованию 3 млн русских военнопленных» решить насущную проблему рабочей силы[220]. Но осуществлению этих планов препятствовали два фактора, существенно сокращавшие возможное использование русских военнопленных.

Одним из них являлось тяжелое положение с транспортом на Востоке, не справлявшимся с переброской в Германию 5–6 тыс. горняков из Кривого Рога, не говоря уже о большом количестве военнопленных. Так как военнопленные, в основном, находились на территории России или генерал-губернаторства (Польши), их предстояло также перевезти по железной дороге. Нехватка вагонов и паровозов, а также перегрузка немецких железных дорог не позволяли осуществить в ноябре перевозку большого количества пленных с Востока в Германию без ущерба для боевых операций. Предложения об отправке пленных в Германию пешим порядком не могли быть приняты вследствие плохого состояния здоровья этих людей. Другой причиной была эпидемия брюшного тифа, распространившаяся среди военнопленных почти во всех лагерях. Болезни и физическое истощение пленных не позволяли использовать их на работах.

Возвращаясь с совещания в Орше, Гальдер посетил Молодечно, где находился один из лагерей русских военнопленных. Он писал по этому поводу:

«Молодечно: тифозный лагерь русских военнопленных (20 тыс. человек) приговорен к вымиранию. Многие немецкие врачи смертельно больны. В других лагерях, хотя и нет тифа, многие пленные умирают от голода. Все это чудовищно, но помочь этим людям в настоящее время не представляется возможным»[221].

Поэтому в конце ноября из 450 тыс. русских военнопленных[222], находившихся уже в Германии, на сельскохозяйственных работах могли быть использованы только 200 тыс., остальные 250 тыс. человек вследствие заболеваний сыпным тифом и истощения работать не могли. Это задерживало высвобождение из сельского хозяйства французских военнопленных, в которых очень нуждалась военная промышленность.

Немецкая Восточная армия хорошо знала о тех страшных условиях, в которых находились русские пленные. Граф Босси-Федриготти писал в своем докладе министерству иностранных дел, что солдат на фронте «мало представляет себе бедственное состояние военнопленных. Проявления каннибальства, являющиеся следствием голода в лагерях, вызвали всеобщее порицание. Но это к стыду вермахта, когда на его глазах пленные мрут как мухи. Поскольку факты массовой гибели русских военнопленных в лагерях становятся широко известными, наша пропаганда не прельстит красноармейцев сдаваться в плен».

В донесении штаба группы армий «Центр», подготовленном майором Герсдорфом после его поездки на фронт, совершенно ясно говорится, «что расстрелы евреев, пленных и комиссаров почти везде вызывают отрицательную реакцию офицерского корпуса… Следует констатировать, что факты гибели военнопленных стали известны в полном объеме и что в разговорах офицеров на фронте они приобретают гиперболическую форму».

И хотя именно поэтому представители военных кругов на фронте требовали изменения бедственного положения пленных, «которое наносило удар по нашей пропаганде», и указывали на плохое «состояние здоровья пленных» и растущую смертность военнопленных в лагерях, положение не менялось. Более поздние протесты имперского министра по делам оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга и начальника абвера адмирала Вильгельма Канариса не могли убедить ОКВ, в распоряжении которого находились русские военнопленные, изменить к ним отношение. Кейтель следующим образом обосновал свой отказ:

«Сомнения в отношении бесчеловечного обращения с русскими военнопленными соответствуют солдатскому представлению о рыцарской войне. Здесь же речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю эти меры и санкционирую их».

Даже ответственный за четырехлетний план Геринг, который, казалось бы, должен был быть заинтересован в том, чтобы максимальное количество военнопленных поступало в немецкую военную промышленность, ничего не предпринял для изменения отчаянного положения русских в немецких лагерях. Напротив, во время своего визита к Чиано Геринг с полным равнодушием заметил, «что голод среди советских военнопленных настолько силен, что для их конвоирования уже не нужны вооруженные солдаты. Достаточно во главе колонны пленных пустить полевую кухню, и за этим запахом пищи тысячи пленных пойдут, как голодные звери».

Эти зловещие слова имперского маршала говорят сами за себя. Гитлер вторил Герингу в своих высказываниях о русских. Пытаясь доказать низменность чувств советских солдат, он говорил о том, что они, будучи окружены немецкими войсками, «сотнями пожирали друг друга».

Гитлер отклонил все попытки Советского Союза побудить Германию признать Гаагскую конвенцию о ведении войны. Свой отказ Гитлер мотивировал тем, что якобы «не хочет вести переговоры с русским правительством и не верит, что русское правительство будет придерживаться договоренности».

В связи с этой отрицательной позицией Гитлера Международный Комитет Красного Креста предпринял попытку сыграть роль посредника. В декабре он предложил доставлять как немецким, так и русским военнопленным одежду и продовольствие из Америки и хранить в Женеве списки немецких и русских военнопленных численностью от 30 до 380 тыс. человек[223]. Все военнопленные могли быть обеспечены прививками от сыпного тифа. Хотя ОКВ и министерство иностранных дел согласились с этим предложением, Гитлер снова отклонил его. Он обосновывал свою точку зрения тем, что немецкий солдат может на основании этого соглашения прийти к неверному мнению, что будто и к нему в случае пленения будут относиться в соответствии с договором. По его взглядам, немецкий солдат из страха перед пленом, где «красные бестии» непременно убьют его, должен сражаться до конца. Решающим же моментом в том, что немецкое руководство отказалось от заключения соглашения, было то, что фамилии русских военнопленных позволят русскому правительству установить, что не все русские солдаты, попавшие в руки немцев, живы. Гитлер, который тем самым признавал факт гибели многих русских пленных, хотел воспрепятствовать тому, чтобы преступления, за которые он несет ответственность, стали известны миру.

В феврале 1942 года доктор Мансфельд, ответственный за обеспечение страны рабочей силой в рамках четырехлетнего плана, утверждал, что из первоначально имевшихся 3900 тыс. русских военнопленных остались только 1100 тыс., а из них, в свою очередь, могли быть использованы на работах в германском рейхе только 400 тыс. человек. Он возражал против перевозки русских военнопленных в товарных вагонах, так как считал «сумасшествием перевозить этих рабочих в открытых или плотно закрытых, неотапливаемых товарных вагонах, чтобы на конечной станции выгружать трупы».

И вновь назначенный генеральный уполномоченный по использованию иностранной рабочей силы гауляйтер Фриц Заукель высказывался за то, чтобы русских военнопленных относительно прилично размещать и кормить, чтобы они по возможности с большей пользой работали на Германию. В связи с этим удалось наконец переубедить Гитлера отказаться от его парадоксальной точки зрения по поводу использования русских пленных в немецкой военной промышленности и сельском хозяйстве, с одной стороны, и изменить подход к вопросу об отношении к ним, с другой стороны. В середине марта 1942 года фюрер сказал, что «питание русских военнопленных и русских рабочих абсолютно недостаточно и нужно принять меры к исправлению положения».

Наряду с неспособностью организовать использование военнопленных в качестве рабочей силы в Германии пагубную роль сыграл и тот факт, что в ноябре многие военные предприятия лишились значительного числа рабочих в связи с проведенной «эвакуацией» рабочих-евреев. За период с 16 октября по 13 ноября из Германии были вывезены 20 тыс. немецких евреев и отправлены в гетто под городом Лодзь. Кроме того, 30 тыс. евреев были отправлены в середине ноября в Россию. Против этого, ссылаясь на перегрузку транспорта, резко возражал Бок. Когда он узнал, что многочисленные составы с евреями из Германии должны быть отправлены в тыловые районы группы армий, он пожаловался Гальдеру, так как отправка эшелонов с евреями срывала доставку соответствующего числа эшелонов с жизненно необходимыми грузами для обеспечения боевых действий. Не оправдались также и надежды на то, чтобы, уволив 20 тыс. рабочих с предприятий военной промышленности, добиться их поступления на предприятия, остро нуждавшиеся в рабочей силе. Таким образом, к началу декабря на «трудовой бирже» сложилось почти нетерпимое положение. В «Донесении о положении в военной промышленности» за ноябрь оно характеризовалось очень метко:

«Борьба за людей с каждым днем нарастала и приводила во время проведения инспектирования к борьбе за каждого отдельного человека. Так как людских резервов больше не было, призыв в армию в большом количестве оказывал непосредственное воздействие на военное производство».

Но поскольку сухопутные войска по своей численности в декабре достигли высшей точки в ходе Восточной кампании и боевые действия продолжались, этих призывов нельзя было избежать. Настроение среди рабочих падало. Отмечался быстрый рост случаев заболеваемости среди рабочих, число которых в военной промышленности составляло до 20 % общего числа рабочих. В связи с обострением военной обстановки на Востоке трудности в сфере людских ресурсов возросли.

Ограничения в военной промышленности вследствие недостатка сырья. В связи с нехваткой горняков в ноябре было отмечено дальнейшее снижение добычи угля (каменного угля на 700 тыс. т меньше, чем в октябре, а бурого угля почти на 1 млн т). Вследствие этого пришлось в конце ноября приостановить работу на ряде предприятий, в том числе и на военных предприятиях, выполнявших важные заказы. Действенное улучшение в обеспечении углем могло быть достигнуто только в том случае, если бы вермахт как можно скорее высвободил призванных в армию горняков, но на это нельзя было надеяться в связи с поражениями на Восточном фронте. Трудности снабжения электроэнергией также обострились, и это вызвало сокращение снабжения энергией на 7 % для всех предприятий, в том числе и для военных. Причиной сокращения производства электроэнергии являлось снижение добычи угля, а также уменьшение подачи воды вследствие морозов. Вместе с тем потребности промышленности в электроэнергии в связи с расширением производства возрастали. В ноябре еще хватало железа и стали для текущего производства, но уже не было запасов других металлов, в том числе благородных. Рост потребностей в цветных и легких металлах, на которые шли заявки от всех видов вооруженных сил, вынудил Гитлера в конце концов к тому, чтобы эти металлы строго распределялись и отпускались только для производства таких видов вооружения, боеприпасов и оборудования, которые имели исключительно важное, решающее значение для войны. Одновременно ОКВ сообщило командованию видов вооруженных сил, что они должны обходиться только запланированным количеством сырья и что его распределение будет производиться в зависимости от важности отдельных отраслей производства. Гитлер знал, что поставки сырья будут по меньшей мере очень ограничены, и поэтому 3 декабря он отдал распоряжение об «упрощении и увеличении нашего военного производства» на существующей базе. Этот приказ Гитлера, который должен был привести ко всеобщей рационализации производства, не означал, однако, отхода от его прежней концепции вооружения. Было приказано перепроверить обычные методы производства вооружения и установить, как посредством упрощения и широкой рационализации производства, а также путем концентрации заказов в зависимости от их характера на более оборудованных предприятиях сэкономить сырье, подготовленные кадры и время. Гитлер приказал также снизить требования к вооружению в техническом отношении, а требования к «внешнему виду, долговечности вооружения и укомплектованности им привести в соответствие с требованиями войны». Все эти меры явились отражением принципа широкого вооружения.

Кроме того, Гитлер исходил в своем приказе от 3 декабря из того, что предстояла относительно спокойная зимняя пауза, во время которой немецкая Восточная армия могла отдохнуть, получить новое вооружение и оснащение и снова повысить свою боевую мощь. Поражения, понесенные в конце декабря, и связанные с этим большие материальные потери, вытекающая из этого необходимость «существенно усилить вооружение сухопутных войск почти во всех областях, а также начать производство боеприпасов различных новых видов» ставили и без того перегруженную германскую военную промышленность перед очень большими трудностями.

Трудности в области продовольствия. Сельское хозяйство лишилось большого числа рабочих рук, и это оказало неблагоприятное воздействие на положение с продовольствием в Германии. Недостаток в машинах, грузовых автомобилях и тракторах, а также нехватка угля, удобрений и прежде всего горючего еще более усугубили дело. Оказали свое отрицательное влияние и неблагоприятные погодные условия 1941 года. Следствием всех этих факторов явилось непрерывное снижение уровня сельскохозяйственного производства. Неблагоприятным по урожайности был 1940 год, что вынудило прибегнуть к использованию резервов зерна, но и 1941 год не позволил пополнить эти резервы. Те 500 тыс. тонн зерна, которые объявлялись национальным резервом, нельзя, конечно, было считать за действительно достаточный резерв. Объем поставок зерна из Юго-Восточной Европы «далеко не соответствовал тому, что от них ожидалось». Надежды ощутимо улучшить положение немецкого населения за счет сбора урожая в Советском Союзе не оправдались. Именно этот пункт программы по использованию материальных ресурсов СССР был самым важным. Поэтому в качестве главной ставилась задача как можно скорее достичь такого положения, чтобы снабжение немецких войск продовольствием полностью осуществлялось за счет оккупированных территорий, чтобы можно было облегчить продовольственное положение Европы и разгрузить дорожную сеть. При этом следовало считаться с тем, что эти меры лишили бы русское население необходимой продовольственной базы и поэтому «миллионы людей стали бы голодать, если изымать в стране все, что необходимо Германии».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.