Раздел II Возобновление немецкого наступления во второй половине ноября

Раздел II

Возобновление немецкого наступления во второй половине ноября

1. Подготовка немецких войск

Замысел операции. После того как в Орше было решено продолжать наступательную операцию по планам, разработанным командованием группы армий «Центр», и отложить выполнение далеко идущих планов армиям было приказано сделать все возможное, чтобы как можно скорее возобновить наступление[149]. Не только угроза наступающей зимы заставляла Бока спешить, но и то, что намечался вывод части сил 2-го воздушного флота, который Гитлер обещал Муссолини перебросить для поддержки боевых действий в районе Средиземного моря. В письме к Муссолини от 29 октября 1941 года, в котором выражалась уверенность, что война уже выиграна и восточная кампания в целом идет к победному завершению, Гитлер обещал направить в район Средиземного моря дополнительные силы авиации. В основе этого обещания лежали забота Гитлера о внутриполитическом положении Италии, а также трудная обстановка в районе Средиземного моря. Гитлер боялся «внутриполитического переворота в Италии» и поэтому считал, что следовало «как можно скорее воспрепятствовать такому развитию событий всеми имеющимися средствами». Кроме того, обстановка в Северной Африке вследствие транспортных затруднений была тревожная. Поэтому Гитлер требовал немедленной концентрации усилий в районе Средиземного моря. Он опасался того, что Германия и Италия утратят свои позиции в этом районе, а это, по его мнению, «создало бы огромную опасность для континента». Для усиления военно-воздушных сил предусматривалась переброска в этот район 12 групп бомбардировщиков, девяти групп пикирующих бомбардировщиков, шести групп истребителей и шести групп истребителей-бомбардировщиков. Для усиления военно-морского флота в район Средиземного моря предполагалось направить дополнительно 24 подводные лодки. 5 ноября первые части 2-го воздушного флота были уже сняты с русского фронта. И хотя Бок немедленно выразил Гальдеру резкий протест, указывая прежде всего на моральные последствия этого факта и на ослабление вследствие этих мер боевых возможностей войск, командующий 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг сообщил 11 ноября, что он со штабом и названными частями не позднее 18 ноября должен убыть. Для поддержки действий войск группы армий «Центр» на Восточном фронте оставался только 8-й воздушный корпус под командованием генерала авиации Вольфрама фон Рихтгофена. Бок принял решение начать наступление 18 ноября, чтобы можно было рассчитывать на максимальную поддержку военно-воздушных сил.

В связи с тем, что окружение Москвы рассматривалось как едва ли осуществимая идея, перед группой армий была поставлена задача выйти на канал Москва — Волга и продвигаться дальше по руслу Москвы-реки до Коломны. Последнее было выполнимо только в том случае, если наступят благоприятные погодные условия и будет обеспечен подвоз предметов снабжения в достаточном количестве. Таким образом, речь шла только о фронтальном прорыве в направлении Москвы. Для этого 9-я армия вместе с 3-й танковой группой, осуществляя операцию «Волжское водохранилище», должна была отбросить противника к Ламе, захватить переправы в западной части Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении на канал Москва — Волга. В дальнейшем предусматривалось продвижение на север или вдоль канала на юг. Наступление на северо-восток в связи с принятым в Орше решением было отложено. Вступало в силу устное указание после занятия переправ через Волжское водохранилище выйти на шоссе Теряево — Клин — Завидово. Левофланговые соединения 9-й армии после захвата Селижарова должны были перейти к обороне для обеспечения левого фланга группы армий. При успешном завершении этой операции 9-я армия получала ряд преимуществ — создавалась выгодная конфигурация линии фронта между Волжским водохранилищем и Волоколамском, обеспечивались важнейшие пути снабжения (Лотошино, Калинин) и предоставлялась возможность использовать железнодорожную станцию Селижарово и дорогу Селижарово — Старица. Вместе с ударными силами 9-й армии в направлении на Теряево должны были наступать соединения 5-го армейского корпуса 4-й танковой группы, которым предстояло начать активные боевые действия 16 ноября. В связи с трудностями снабжения главные силы 4-й танковой группы должны были начать наступление только 18 ноября, хотя Клюге все еще сомневался в возможности наступать своим правым флангом. Когда Клюге характеризовал положение своей армии как особенно тяжелое, Бок ответил, что 4-я армия в некотором отношении снабжается даже лучше, чем ее соседи, которые не могут наступать вследствие отставания правого фланга армии Клюге.

2-я танковая армия должна была 18 ноября возобновить наступление через Тулу на северо-восток, в направлении на Коломну. Однако с самого начала продвижение 2-й танковой армии было затруднено в связи с задержкой правого фланга 4-й армии.

Командование 2-й танковой армии уже в Орше докладывало, что не сможет выйти к Коломне из-за нехватки горючего и в лучшем случае продвинется до Венева. В «Оценке обстановки на продолжение операций 2-й танковой армии» от 17 ноября говорилось:

«Сложились благоприятные условия для наступления армии с точки зрения обстановки на фронте и состояния дорог. Но она не может использовать благоприятную обстановку, так как, несмотря на частые напоминания руководящим инстанциям, ответственным за снабжение и работу железнодорожного транспорта, не удалось создать за последние 16 дней нужных запасов горючего для дивизий. С 1 ноября ежедневно поступало по 317 куб. м горючего, в то время как для создания необходимого запаса нужно было получать в четыре раза больше. Сообщения о идущих на фронт из Германии эшелонах с горючим не улучшают положения. Сегодня горючего хватает только на 2–3 заправки машин танковых дивизий, выделенных для участия в наступлении, три моторизованные дивизии уже несколько дней вообще не получают горючего и в связи с этим остаются на занимаемых позициях, не имея возможности двигаться».

Задача 2-й армии состояла в обеспечении южного фланга всей группы армий. После восстановления необходимой боеготовности она должна была с зимних исходных позиций выйти к Дону, чтобы воспрепятствовать противнику в использовании района между Курском и Воронежем, с одной стороны, и между Орлом и Богородицком — с другой, для наступления на фланги 6-й общевойсковой и 2-й танковой армий. Кроме того, 2-я армия должна была силами одного корпуса захватить Воронеж, тем самым нарушить рокадные железнодорожные коммуникации противника и передовыми отрядами перерезать линию Елец — Ефремов. В то время как передовые подразделения должны были выступить 20 ноября, главные силы войск армии были готовы начать активные боевые действия не раньше 28 ноября. Большинство соединений 2-го воздушного флота пока еще не могли участвовать в операции, предполагалось их использовать массированно перед фронтом наступающих войск[150].

Этот замысел наступления, строившийся на идее охвата противника силами двух наступающих на флангах армий при одновременном фронтальном ударе силами одной армии и одной танковой группы, был с самого начала неверен потому, что ударные фланговые армии были слишком слабы, чтобы осуществить маневр на окружение, а наступающие с фронта соединения не имели возможности выполнить поставленные перед ними задачи. Чтобы достичь успеха в этой операции, нужно было наступать одновременно повсюду, сковать силы русских на всех участках фронта и не позволить им снимать войска с менее опасных направлений и бросать их против наступающих ударных соединений. Тот факт, что главные силы 4-й армии не могли вести наступательные действия, со всей очевидностью показывает ошибочность оценки сил и возможностей противника перед возобновлением наступления. А ведь противник оказался достаточно силен, чтобы вынудить армию Клюге перейти к обороне. С 6 ноября 4-я армия вынуждена была считаться с возможностью новых атак противника на ее правом фланге, как фактически и случилось 14–21 ноября[151].

Состояние немецких войск. К началу нового наступления группы армий «Центр» материальные трудности, которые уже в конце октября испытывали на себе войска, не были устранены. Дивизии имели некомплект в вооружении, особенно в танках. Потери в личном составе с начала операции «Тайфун» составляли в общей сложности 316 596 человек, то есть почти 50 % всех потерь Восточной армии. И хотя была сделана попытка путем проведения целого ряда мероприятий пополнить личным составом войска в России, нужного воздействия на положение на фронте это не оказало. Переброска пяти дивизий с Запада, которым предстояло еще приспособиться к условиям войны на Востоке, началась только в октябре, и лишь отдельные части этих соединений смогли до конца ноября принять участие в боевых действиях. Формирование новых соединений из резерва сухопутных войск началось в октябре. Эти соединения попали на Восточный фронт в феврале 1942 года и еще позднее. С первых чисел октября группа армий осталась без какого-либо пополнения и должна была к тому же передать четыре дивизии. Таким образом, из 78 дивизий, с которыми она начала наступление на Москву, к 11 ноября в наличии осталось только 73 измотанные в боях дивизии. На 11 ноября 1941 года группа армий «Центр» имела в своем составе 21 штаб корпуса, 51 пехотную (включая охранные и гарнизонные), 14 танковых и восемь моторизованных дивизий[152]. На просьбы командующих армиями о доукомплектовании войск Бок мог ответить только следующее:

«Группа армий растянулась в настоящее время на более чем 900 км фронта и имеет в резерве всего одну-единственную дивизию, возможности использования которой уже ограничены. Армии в течение продолжительного времени не могут рассчитывать на поступление каких-либо пополнений. Это следует принимать во внимание при оценке обстановки».

2. Подготовка русских войск

Значительно ослабленным, недостаточно оснащенным немецким войскам, снабжение которых не соответствовало их нуждам[153], противостоял противник, который был в состоянии подтягивать свежие силы из глубины своей страны и не проявлял никаких признаков того, что начатое сражение им будет проиграно. В связи с тем, что немецкое наступление под Москвой «завязло», русские немедленно перешли к дальнейшему укреплению Можайской линии обороны на уже известных основных ее участках. Они возводили новые оборонительные позиции, осуществляли широкое минирование местности. Для минирования шоссейных и других дорог Ставка сформировала 10 специально подготовленных подразделений[154]. Главным намерением русских было сдержать и замедлить всеми средствами новое немецкое наступление. Войска группы армий «Центр» были вынуждены прорывать все новые оборонительные позиции, чтобы в конечном счете застрять в этой системе оборонительных сооружений под Москвой[155]. Мероприятия советского командования по укреплению всеми имеющимися в его распоряжении средствами района западнее Москвы полностью окупились для Красной Армии во время ноябрьских боев. Из своих резервов Ставка сформировала инженерную армию в составе трех инженерных бригад (всего 19 инженерных батальонов), которая производила инженерно-саперные работы на главных танкоопасных направлениях[156]. Кроме того, в строительстве оборонительных сооружений принимали участие рабочие батальоны, состоявшие из москвичей и жителей подмосковных районов. Не последнюю роль в этом деле играли и боевые части. Этими силами были созданы многие сотни километров противотанковых рвов, окопов и траншей, тысячи долговременных оборонительных сооружений (ДОСов), блиндажей, артиллерийских позиций, а также различного рода противотанковых и противопехотных препятствий[157]. Если оценивать местность, на которой должны были наступать войска Бока, то преимущества были на стороне обороняющихся. Высоты, а также лесные массивы создавали хорошие возможности для ведения обороны и сковывали возможности наступающих[158]. Близость базы снабжения — Москвы и безупречное рокадное железнодорожное сообщение позволяли русским быстро осуществлять снабжение своих войск, а также оперативно перебрасывать нужные силы на особо опасные направления. Русское командование было в состоянии ежедневно направлять непосредственно на фронт под Москву 100–120 железнодорожных составов. В период битвы под Москвой три фронта западнее города получили более чем 332 тыс. вагонов с грузом боеприпасов и с пополнениями[159]. Удачно расположенные и хорошо оборудованные аэродромы вокруг русской столицы позволяли оказывать авиационную поддержку соединениям и частям Красной Армии даже в то время, когда немецкие летчики вследствие катастрофического положения на немецких полевых аэродромах, которые то раскисали, то замерзали и покрывались льдом, совсем не могли взлетать. В ноябре в адрес немецкого командования непрерывно поступали жалобы из войск на усиливающуюся активность советской авиации и наносимые ею потери. Бросалось в глаза, что противник «планомерно подвергал бомбовым ударам (зажигательными бомбами) и обстрелам из тяжелого оружия населенные пункты непосредственно у переднего края», вынуждая тем самым немцев покидать дома, ночевать в поле, что увеличивало потери от обморожения.

Еще более важным, чем оборонительные укрепления всех видов на местности, было пополнение в живой силе и технике, которое в первой половине ноября получили войска Западного и Калининского фронтов. В то время как войска группы армий «Центр» вообще не получали пополнений и день ото дня становились все слабее, Ставка направила только на Западный фронт в период с 1 по 15 ноября 1941 года 100 тыс. человек, 300 танков и 2000 орудий. На укрепление передовых рубежей был брошен ряд дивизий, прибывших из Сибири, Средней Азии и с Дальнего Востока, а также с соседних фронтов, в том числе солдаты, прошедшие ускоренную военную подготовку. Данные о количестве войск, приводимые в советской литературе, противоречивы. С уверенностью можно сказать о переброске под Москву следующих соединений: 12, 78, 331, 363, 387, 413 и 415-й стрелковых дивизий, 5, 9, 17, 20, 24 и 44-й кавалерийских дивизий и 112-й танковой дивизии, а также 8, 21, 23, 31, 32, 33, 108 и 145-й танковых бригад[160]. Кроме того, следует отметить, что советское командование делало все для того, чтобы легкораненые солдаты как можно скорее возвращались в свои части, чтобы солдаты, имеющие боевой опыт, по возможности скорее снова могли участвовать в боевых действиях. Несмотря на большие потери, которые Красная Армия понесла до середины ноября, Ставке удалось противопоставить наступающим немецким войскам 15 ноября 84 дивизии и 20 бригад, боевая численность которых частично была, правда, ниже штатной. Речь шла о 61 стрелковой, 3 мотострелковых, 3 танковых, 17 кавалерийских дивизиях, 1 мотострелковой и 19 танковых бригадах[161]. Средняя численность дивизии на 15 ноября составляла на Калининском фронте — 5600 человек, на Западном фронте — 6500 человек, на правом фланге Юго-Западного фронта — 2500 человек[162]. И все же русским удалось почти удвоить число танков, значительно усилить противотанковые части, зенитные подразделения и подразделения реактивной артиллерии, а также военно-воздушные силы. Основную массу советской авиации Сталин сосредоточил вокруг Москвы, чтобы добиться на этом участке фронта полного превосходства в воздухе[163]. За период с 1 октября по 15 ноября 1941 года число боевых самолетов, несмотря на понесенные потери (с 1 октября по 15 ноября — 187 машин), возросло до 1138, причем большую часть из них составляли истребители[164]. По советским данным, только в период с 1 по 14 ноября было произведено 9400 боевых самолето-вылетов западнее Москвы, в то время как в тот же период немецкие военно-воздушные силы иногда целыми днями бездействовали[165].

Говоря об использовании немецкой авиации, Гальдер лаконично заметил:

«Наши военно-воздушные силы медленно сокращаются»[166].

Имеющиеся слабые места в своих войсках Жуков хотел усилить за счет тактики ведения маневренного боя и глубоко эшелонированной, не везде одинаково занятой войсками обороны. Так как русские практически были «прижаты к стене», они пытались по возможности избежать возможных прорывов немецких войск. «Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва» — так звучал лозунг тех дней. Поэтому принималось решение использовать имеющиеся силы на тех главных направлениях, где можно было ожидать удары немецких танков, то есть на правом фланге Западного фронта, прежде всего в полосе 16-й армии и в районе Тулы. Армия Рокоссовского до середины октября была усилена четырьмя кавалерийскими, одной стрелковой и одной танковой дивизиями, а также двумя танковыми бригадами, так что только на танкоопасном направлении у Волоколамска и Истры можно было ввести в бой пять танковых бригад. Общая численность 16-й армии составляла на 16 ноября 80 тыс. человек, 150 танков и 810 орудий и минометов[167]. В соседней с севера 50-й армии сосредоточивались еще три танковые бригады. Для отражения возможных прорывов немцев вдоль шоссейной дороги в район Подольска Жуков перебросил 2-й кавалерийский корпус и 112-ю танковую дивизию. Корпус, прибывший с Дальнего Востока, состоял из 5-й и 9-й кавалерийских дивизий. В его состав были введены 112-я танковая и 415-я стрелковая дивизии. Командовал корпусом генерал П.А. Белов. Основная масса русских танковых сил находилась на правом фланге Западного фронта. Общее количество русских танков, противостоящих группе армий «Центр», составляло 890 машин, из которых 90 % были легкими танками и танками устаревших типов[168]. В то время как на центральном участке фронта перед 4-й немецкой армией, по мнению командования Западного фронта, не существовало особой опасности прорыва немецких войск, штаб Жукова уделял большое внимание флангам[169]. В середине ноября наступление немцев ожидалось на стыке 30-й и 16-й армий. Централизованное управление соединениями в этом районе было, безусловно, необходимо, но это стало возможно только 17 ноября, после подчинения 30-й армии снова Жукову, однако время было потеряно. Командование Западного фронта 11 ноября докладывало о сложившемся опасном положении на стыке с 30-й армией, но она была подчинена ему только 17 ноября[170].

Таким же критическим было положение на южном фланге фронта. Брянский фронт 10 ноября был упразднен, а его соединения переданы другим фронтам. 50-я армия была подчинена Западному фронту, 3-я и 13-я армии — Юго-Западному фронту под командованием С.К. Тимошенко. Но так как оба командующих фронтами стремились установить более прочную связь со вновь подчиненными армиями, они подтягивали войска по возможности поближе к себе. Результатом этого смещения 50-й армии к северо-востоку, а 3-й и 13-й армий к юго-востоку явилось образование широкой бреши между двумя фронтами, которую нельзя было закрыть. Хотя Жуков и Соколовский энергично добивались от Ставки немедленного заполнения этого разрыва, так как именно в этом районе ожидался удар 2-й танковой армии немцев, Ставка ничего не предприняла, лишь 17 ноября отдала приказ войскам Западного и Юго-Западного фронтов «концентрическим ударом» закрыть эту брешь шириной в 50 км и «уничтожить группировку противника в районе Богородицка»[171]. Соответственно, и Тимошенко выступал за скорейшую ликвидацию бреши, поскольку он, со своей стороны, опасался удара Гудериана через эту брешь на юго-восток при одновременном ударе Клейста через Ростов на северо-восток, что могло привести к окружению войск Юго-Западного фронта, подобно тому как это имело место в сражении под Киевом.

Эти мероприятия упредили наступление войск Гудериана, начавшееся 18 ноября. В результате этого рухнул левый фланг Западного фронта, причем, помимо всего прочего, сказалась нехватка танков и противотанковых средств. Командованию Западного фронта стало после этого ясно, что немецкое наступление через Тулу на восток, если оно будет вестись энергично, вызовет определенные трудности[172].

50-я армия, которая должна была противостоять наступлению Гудериана, состояла из семи стрелковых, двух кавалерийских, одной танковой дивизий и одной танковой бригады. Дивизии, за исключением переброшенной из Сибири 413-й стрелковой дивизии, насчитывали от 600 до 2000 человек и имели в своем составе по 2–3 артиллерийские батареи. Этими небольшими силами нужно было оборонять фронт шириной 70 км, не имея к тому же на левом фланге армии непосредственного соприкосновения с войсками Юго-Западного фронта. Кроме того, армия должна была еще оборонять Тулу.

Советское командование ожидало возобновления немецкого наступления во второй половине ноября. Русская радиотехническая разведка выявила нумерацию большинства немецких соединений на этом участке фронта. Сталин попытался упредить наступление Бока. После того как Рокоссовский с 11 по 14 ноября частью сил своей армии осуществил контрнаступление с плацдарма под Скирманово и тем самым выполнил задачу на плацдарме, Сталин приказал Жукову 13 ноября силами 16-й и 49-й армий, а также 2-го кавалерийского корпуса под Волоколамском и Серпуховом нанести короткие контрудары по немецким исходным позициям. Жуков, ссылаясь на то, что войска подготовились к обороне и скоро предстоит наступление немцев, а также на нехватку сил, возразил против этого плана Сталина, но получил ответ, что решение уже принято и что остается только выполнять этот план. Чтобы не спорить дальше с Жуковым, Сталин положил трубку и, несмотря на повторные звонки командующего Западным фронтом, не подходил больше к аппарату[173]. Командование Западного фронта отдало приказ 16-й и 49-й армиям нанести контрудары, согласно полученным указаниям. В обеих армиях это вызвало недоумение. Хотя Рокоссовский знал, что противостоящий противник уже изготовился к наступлению и что у него самого для нанесения контрудара не хватит сил, но вынужден был подчиниться. Соединения 4-й танковой группы отразили удары 16-й армии, нанеся ей чувствительные потери. В этих боях чуть не попал в окружение кавалерийский корпус Доватора. Более успешными были контрудары против 12-го и прежде всего 13-го корпусов 4-й танковой армии и против 43-го армейского корпуса 2-й танковой армии. На этом участке фронта русским удалось нанести немцам тяжелые потери и тем самым предотвратить новое наступление правофланговых соединений 4-й армии[174].

3. Начало и провал наступления

Обстановка. Контрудары русских имели ограниченную цель, однако они явились причиной того, что Клюге счел пока невозможным перейти в наступление силами всей армии и был вынужден на ближайшее время оставить войска своего южного фланга в обороне.

Хотя наступление 49-й армии и 2-го кавалерийского корпуса привело к нежелательным огромным потерям и с русской стороны[175], но все же оно оказало на 4-ю армию, в особенности на Клюге и на его штаб, такое психологическое воздействие, значение которого нельзя недооценивать. И наконец, наступление русских повлияло на оценку обстановки командованием группы армий «Центр», которое теперь полагало, что не сможет большей частью своих сил, предусмотренных для фронтального удара на Москву, в ближайшее время перейти в наступление. А это, в свою очередь, ставило также под вопрос успех 2-й танковой армии и 4-й танковой группы.

15 ноября при температуре от -6 до -8° 27-й армейский корпус 9-й армии начал планомерное наступление с целью осуществить операцию «Волжское водохранилище». К успешно развивающемуся наступлению присоединились на следующий день 56-й танковый корпус 3-й танковой группы и части 5-го и 46-го армейских корпусов 4-й танковой группы. В тот же день удалось достигнуть верхнего течения Волги. 3-я танковая группа, преодолевая неожиданно сильное сопротивление противника, стремительно наносила удары на стыке между Калининским и Западным фронтами, перерезала коммуникации между обоими фронтами и 17 ноября расчленила оперативное построение русской 30-й армии[176]. Так как одновременно 16-я армия Рокоссовского на центральном участке подвергалась атакам 4-й танковой группы и на ее участке также возникла опасность прорыва немцев, Сталин был вынужден в целях обеспечения единого руководства в этом районе передать 30-ю армию Жукову, который суровыми мерами пытался предотвратить расчленение и отход своего правого фланга. Несмотря на концентрированные удары советской авиации и на то, что главные магистрали и прилегающая к ним с обеих сторон местность, а также населенные пункты были русскими сильно заминированы, немецким войскам удалось 18 ноября прорваться южнее Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении на Солнечногорск и Клин. Так как в распоряжении Западного фронта, а также 30-й и 16-й армий авиации оказалось недостаточно, на правый фланг Западного фронта из района Москвы были переброшены 6-й истребительный авиакорпус (18 ноября) и дивизия бомбардировщиков дальнего действия (20 ноября). Но советские войска еще до сосредоточения авиации на этом участке фронта имели явное превосходство в воздухе. В журнале боевых действий 9-й немецкой армии отмечалось:

«Вражеская авиация снова бомбит и обстреливает наши наступающие войска, немецкая истребительная авиация до сего времени не может обеспечить прикрытие их с воздуха…»

3-й танковой группе, несомненно, удалось отыскать слабое место в советской обороне, и благодаря этому она смогла сравнительно быстро осуществить прорыв линии фронта. Бывший в то время командующим 3-й танковой группой генерал Рейнгардт впоследствии высказал мнение, что командующему группой армий следовало бы наносить главный удар на этом участке фронта.

Когда 19 ноября в наступление перешли 7, 9 и 40-й корпуса, обстановка складывалась таким образом, что правый фланг войск Жукова оказывался под угрозой разгрома. Советские соединения, понесшие огромные потери, не видели больше никакой возможности противостоять немецким войскам[177]. В целях сокращения линии фронта потрепанной 16-й армии и высвобождения за счет этого какого-то количества сил Рокоссовский предложил отвести свои соединения к Истринскому водохранилищу и к реке Истра. Жуков категорически отверг это предложение и потребовал обороняться до последнего человека. Рокоссовский посчитал этот приказ бессмысленным и обратился непосредственно к начальнику Генерального штаба, который и санкционировал ему отход. Когда 16-я армия только что начала готовиться к отходу, в штаб пришла телеграмма Жукова следующего содержания:

«Приказ об отходе войск к Истринскому водохранилищу отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».

Он верил, что сможет помешать отходу 16-й армии, так как иначе северный фланг 5-й русской армии, еще удерживавшей свои позиции, оказался бы под угрозой и командный пункт штаба Западного фронта остался бы неприкрытым[178]. Но быстро использовать первые успехи немецким войскам не удалось, так как подвоз горючего ввиду недостатка железнодорожных составов был настолько ограничен, что сковал на время весь маневр немецких войск.

В дневнике обер-квартирмейстера 3-й танковой группы 18 ноября говорилось:

«Имеющиеся в распоряжении группы армий „Центр“ различного рода запасы для снабжения войск быстро убывают… Сегодня группе армий предоставлено только 2 железнодорожных состава… Снабжение недостаточное… Новое наступление в ближайшем будущем невозможно».

Хотя обстановка в районе Калинина нормализовалась и были нанесены сильные удары по правому флангу Западного фронта, 18 ноября можно было уже заключить, что перспективы выхода к Москве все больше повисали в воздухе. Наряду с трудностями снабжения причина заключалась также в том, что на правом фланге и на центральном участке фронта группы армий сложилась тяжелая обстановка.

18 ноября 2-я танковая армия перешла в наступление в северо-восточном направлении на Коломну, минуя Тулу. Гудериан не ожидал больших успехов от своих войск, которые имели в распоряжении всего 150 танков и могли выступить лишь в составе трех корпусов. 18 ноября он информировал особую комиссию по вопросам использования танков управления вооружений сухопутных войск о том, что его армия, насчитывавшая в начале восточной кампании около тысячи танков и получившая в качестве пополнения в ходе боевых действий еще 150 танков, в настоящее время располагает всего лишь 150 танками. 43-й армейский корпус уже 16 ноября вынужден был перейти к обороне, так как непрекращающиеся атаки противника сделали невозможным его продвижение вперед по шоссе Тула — Алексин. Но вследствие этого сама Тула создавала на левом фланге опасность для наступающих войск Гудериана, в то время как их правый фланг все больше вытягивался на восток и требовал крупных сил для прикрытия. 47-й танковый корпус, имея цель установить связь со 2-й армией, наступавшей южнее, и обеспечить восточный фланг 2-й танковой армии, начал наступление в направлении Ефремов — Епифань, в то время как 53-й армейский корпус должен был пробиваться в направлении Узловая — Сталиногорск. Поэтому удар в северо-восточном направлении мог наноситься лишь небольшими силами, что, однако, сказалось не сразу, так как противник — русская 50-я армия — был здесь особенно слаб и частично его можно было обойти с открытого левого фланга.

Численность войск русской 13-й армии, против которой были брошены главные силы 53-го и 47-го армейских корпусов, была еще меньше, чем численность 50-й армии. 13-я армия должна была удерживать фронт протяженностью около 100 км, от Епифани до Узловой, силами четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, а также трех танковых бригад. Средний численный состав стрелковой дивизии равнялся примерно 3000 человек. 2-й танковой армии удалось уже в первый день наступления прорвать оборону русских. Несмотря на попытки русских введением в бой новой дивизии, прибывшей из Сибири, остановить немецкое наступление на стыке между Западным и Юго-Западным фронтами, оно было только задержано, но не остановлено.

Прорыв, совершенный войсками 4-й танковой дивизии в полосах обороны 299-й и 413-й стрелковых дивизий, вынудил Ставку немедленно передать в подчинение 50-й армии 239-ю Сибирскую стрелковую дивизию, которая ранее предназначалась для 3-й армии. Эта дивизия, выгрузившаяся 17 ноября на станции Узловая и немедленно введенная в бой против 112-й немецкой пехотной дивизии, вызвала в немецких войсках временное замешательство и панику. Так как она была полностью укомплектована людьми и техникой, то, несомненно, оказала большое влияние на ход боевых действий 2-й танковой армии. Даже в окружении ей удалось сковать силы 167-й и 29-й немецких дивизий под Сталиногорском и тем самым значительно задержать наступление войск Гудериана. В советской литературе нет больше никаких сведений о том, перебрасывались ли из глубокого тыла на этот участок фронта еще какие-либо соединения, кроме 239-й стрелковой дивизии. На левый фланг, однако, подкрепления подтягивались, так как новому командующему 50-й армией генералу Болдину при его вступлении в должность было обещано, что 50-я армия сразу же получит новые подкрепления, в том числе и сибирские соединения[179].

Русское командование опасалось прорыва на юге. Сталин пытался в неоднократных в течение дня переговорах по телефону лично воздействовать на Жукова и его войска, чтобы вселить в них силу и бодрость духа. В разговоре по телефону 19 ноября Жуков на вопрос Сталина, можно ли удержать Москву, ответил, что это не подлежит сомнению, но для этого ему нужны две новые армии и танки. Сталин обещал перебросить несколько новых армий в район Москвы[180].

Усиление разногласий в немецком руководстве. Угроза немецкого прорыва уже 20 ноября стала нереальной[181]. Гудериан доложил в этот день в штаб группы армий, что ввиду сильной опасности, угрожающей восточному флангу, где была скована большая часть его войск, а также ввиду понесенных потерь и недостатка горючего, неблагоприятных условий местности для действий танков, которые без специальных зимних приспособлений скользят по обледенелым скатам, следует прекратить наступление 24-го танкового корпуса в северо-восточном направлении через р. Шат. Однако Бок настаивал на том, чтобы Гудериан продолжал наступление. Он был не склонен, не проверив еще раз обстановки на участке 2-й танковой армии, перейти к обороне и отказаться от оперативной цели достигнуть Оки на рубеже Рязань — Коломна — Кашира. Хотя в последующие дни снова отмечались успехи на северном и восточном направлениях и 22 ноября был взят Сталиногорск, Гудериан потребовал встречи с Боком, чтобы без прикрас охарактеризовать ему обстановку. В этой беседе, происходившей 23 ноября, Гудериан констатировал, что если он и сумеет частью сил достигнуть поставленных оперативных целей и перерезать железную дорогу между Коломной и Рязанью, то он со своей армией, фланги которой вытянуты и не прикрыты, окажется повисшим в воздухе. Он предполагал оттянуть свои войска, чтобы занять укрепленный рубеж вдоль рек Дон, Шат, Уна. Гудериан убедил Бока, и тот, поняв, насколько опасно дальнейшее продвижение 2-й танковой армии в связи с потерей ее боеспособности и невозможностью противостоять натиску противника, в присутствии Гудериана позвонил по телефону Браухичу и Гальдеру и доложил о сложившейся обстановке. Однако главнокомандующий сухопутными силами и начальник штаба ОКХ высказались за наступление 2-й танковой армии, даже если впоследствии ее придется оттянуть. Оба они подчеркивали, что задача сводится к тому, чтобы нанести противнику по возможности больший ущерб. Но при этом не было учтено, что немецкие соединения также должны были понести большие потери, а так как пополнения отсутствовали, то не исключена была возможность провала наступления.

Несмотря на все свои сомнения, Бок все еще надеялся ударом армии Гудериана в северо-восточном направлении отбросить противника перед правым флангом 4-й армии, чтобы на этом участке фронта обеспечить наконец-то предпосылки для начала наступления.

Ввиду предпринятых русскими контратак на правом фланге 4-й армии Клюге 17 ноября принял решение перейти в наступление только левым флангом своей армии и начать его не в один день, а 18 и 19 ноября. Бок, сразу же высказавшийся против этих «частичных» выступлений, за то, чтобы войска начали наступление одновременно в направлении на Истру, не мог вмешаться в ход наступательных действий, так как приказы были уже отданы. Истра была первой целью наступления 4-й танковой группы, которая, осуществив двусторонний охват, должна была разгромить противника перед Истрой и Истринским водохранилищем. Положение на правом фланге 4-й армии было, по мнению Бока, очень серьезным и напряженным. Поэтому он отклонил предложение Гальдера, не желавшего больше терпеть бездеятельность этих соединений Клюге, о том, чтобы Браухич отдал непосредственно командующему 4-й армией приказ о переходе в наступление. Однако Бок сам считал обстановку на участке фронта 13-го корпуса настолько угрожающей, что отход расположенных там дивизий за Протву был, по его мнению, вполне оправданным. Так как 12-й корпус был сильно измотан в боях, а 20-й корпус тоже был небоеспособен, Бок решил, что сможет отдать приказ на наступление на этом участке фронта только в том случае, если русские прекратят здесь свои контрудары. В результате наступление 4-й танковой группы с целью выйти к каналу Москва — Волга и западным окраинам Москвы[182], несмотря на первоначальные успехи 5-го и 46-го корпусов, прорвавших русские позиции на стыке между 5-й и 16-й армиями, застопорилось из-за ожесточенного сопротивления Красной Армии и недостатка сил и средств. В донесении штаба дивизии СС «Рейх» отмечалось:

«Бои в последние дни были самыми тяжелыми и кровопролитными за все время восточной кампании».

Речь шла главным образом о боях против 78-й Сибирской дивизии, которая пыталась контрударами локализовать прорывы немецких войск в своей полосе действий. Гальдер отмечал 21 ноября, что Бок также был сильно потрясен этими ожесточенными боями.

Южный фланг 4-й танковой армии еще более растянулся, так как 20-й корпус не присоединился к наступающим. Гёпнер[183] попытался воздействовать на Клюге и склонить его начать наступление, но, когда его попытки остались безуспешными, он обвинил командующего 4-й армией в том, что тот бросил его на произвол судьбы. Упреки Гёпнера свидетельствуют о том, как различного рода трудности на фронте, неудачи, неблагоприятные условия, не позволившие быстро использовать достигнутые успехи, вместе взятые, создавали среди армейского командования атмосферу нервозности. Гёпнер и Гудериан упрекали Клюге, что они лишились успеха из-за того, что правофланговые соединения 4-й армии не перешли в наступление. Командование 3-й танковой группы обвиняло командование 9-й армии в излишней опеке и неправильном руководстве. Гудериан, протестовавший с самого начала наступления против пассивности соседних с его армией соединений 4-й армии, в конце концов сообщил 27 ноября, что продолжать операции в направлении Оки имеющимися силами невозможно, если 4-я армия немедленно не перейдет в наступление своим правым флангом, где, по данным немецкой разведки, противник не располагал резервами.

Рейнгардт[184] жаловался, что направление главного удара ноябрьского наступления находилось не на участке фронта 3-й танковой труппы, а на участке фронта Гёпнера. Командование 2-й танковой армии также считало, что главный удар должен был наноситься не в северном, а в южном направлении, то есть на ее участке фронта. С точки зрения командования 2-й танковой армии, наступление с направлением главного удара на южном фланге 4-й армии имело бы большее оперативное значение, чем проводимое теперь наступление на северном фланге, так как можно было бы организовать взаимодействие наступающих войск со 2-й танковой армией. Клюге пытался отвести от себя обвинения в том, что он не начинает наступления, и взвалить их на Гудериана, в то время как Бок жаловался Гальдеру на ошибки Клюге в управлении армией. Вину за тяжелую обстановку, сложившуюся на его южном фланге, Клюге пытался переложить на командование 2-й танковой армии, которая не продвигалась вперед.

Командование 9-й армии обвиняло командование группы армий в нерешительности и с сожалением отмечало, что Бок не принял четкого решения о продолжении операций на участке фронта 9-й армии и 3-й танковой группы после окончания операции «Волжское водохранилище». Командование 2-й армии высказало недовольство тем, что ввиду задержки продвижения 6-й армии дальнейшее наступление 2-й армии находится под угрозой. В донесении штаба 2-й армии отмечалось:

«Продвижение через Тим невозможно до тех пор, пока 6-я армия не выдвинет вперед достаточного количества сил для прикрытия правого фланга 2-й армии».

Браухич тоже был зол на 6-ю армию, так как она не продвигалась вперед.

Бок упрекал командование группы армий «Юг», особенно генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау (командующего 6-й армией), а также командование группы армий «Север» в том, что они не поддержали наступления войск группы армий «Центр», вследствие чего ее фланги становились все более растянутыми и угрожаемыми. Все эти постоянные раздоры и взаимные обвинения показывают, насколько напряженной была обстановка, насколько неуверенным стало немецкое руководство на фронте и насколько оно потеряло веру в свои собственные возможности. Почти каждый командир начинал отыскивать в своем соседе или в вышестоящей инстанции козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за собственные ошибки и трудности. Чем сложнее становилась обстановка, чем нужнее были ясные и четкие решения, тем сильнее проявлялись признаки взаимной вражды и нападок.

Боку приходилось не только воевать со своими командующими армиями, у которых не было согласия ни между собой, ни с ним, но и вступать еще также в споры с ОКХ и Гитлером, которые не отказались от своих далеко идущих планов. Несмотря на донесения командования группы армий «Центр» об угрожающей обстановке, Гитлер пришел к убеждению, что Бок должен окружить и уничтожить стоящие перед ним дивизии противника, проведя несколько охватывающих маневров[185]. Он был против фронтального натиска на войска противника, ибо ему нужна была быстрота в проведении операций. Он не упускал еще из виду далеко идущие цели — Ярославль и Рыбинск, а также Вологду на севере и Воронеж на юге. Когда в одной из директив ОКХ потребовало, чтобы Бок разгромил противника перед Москвой в двух операциях — сначала севернее, а затем южнее шоссейной дороги — с целью дальнейшего наступление на Ярославль, Бок занял резко отрицательную позицию. Высказавшись за операцию по охвату противника на северном фланге, которая уже началась, он возражал против планируемого наступления в направлении на Ярославль, так как это было бы сопряжено с трудностями подвоза. Затем он изложил свои соображения в письменном виде:

«Директива… исходит из неверных предпосылок в отношении состояния сил группы армий. Командование группы армий снова должно доложить, что правофланговые соединения 4-й армии в ближайшее время не в состоянии будут вести активные наступательные действия… Возможно, удастся ударом с севера в сочетании с фронтальным ударом… на тактически выгодном участке оттеснить войска противника, находящиеся перед правым флангом армии. Об уничтожении их не может быть и речи после того, как группа армий отдала четыре дивизии и к тому же ожидает, что противник перебросит через Москву новые резервы».

Развивая мысль о наступлении на Ярославль, Бок писал далее:

«Совершенно неизвестно, когда удастся создать необходимые для наступления на Ярославль запасы горючего. При нынешнем темпе подвоза горючего может потребоваться по меньшей мере несколько недель. Погодные условия и состояние войск группы армий не позволяют осуществить такое наступление».

И если Гальдер все еще надеялся захватить Москву, то Бок уже 21 ноября выразил сомнение в том, сможет ли он вообще вести наступление через Истринское водохранилище и Истру в восточном направлении.

В своих дневниковых записях за 21 ноября Бок пытался дать объяснение тому, почему его взгляды на оценку обстановки так сильно разошлись с мнением ОКХ, с одной стороны, и мнением Гитлера — с другой. Он пришел к выводу, что «по числу дивизий, если судить об этом за зеленым столом, соотношение сил не хуже, чем обычно. Но снижение боеспособности — в отдельных ротах осталось от 20 до 30 человек, — большие потери в командном составе и перенапряжение людей в сочетании с холодами дают практически совершенно иную картину».

Боку было ясно, что он не смог бы больше противостоять русскому контрнаступлению, но такового пока не ожидали ни он, ни ОКХ. Он сравнивал эти бои с битвой на Марне во время Первой мировой войны и полагал, что ему придется бросить в бой последние имеющиеся под рукой резервы, чтобы иметь возможность повлиять на исход боя. Бок перебросил из тылового района группы армий на фронт 255-ю пехотную дивизию, так как других резервов у него не было, а фронт нуждался в подкреплении. Тем самым, однако, он сознательно оголил тыловой район, в котором едва удавалось бороться против партизан.

23 ноября Бок пришел к выводу, что на успех он рассчитывать не может. В связи с этим он запросил Гальдера, «как мыслятся дальнейшие действия после прекращения операций» и «собирается ли руководство ОКХ дать соответствующие указания о рубежах, которые должны быть удержаны, а также о начертании и оборудовании тыловой позиции».

Ему ответили, что этот вопрос изучается. Таким образом, немецкое командование, казалось, внутренне все еще было настроено на наступление и уверено в том, что, несмотря на известные трудности, ему не придется прибегать к каким-то особым мерам на случай, если наступление застопорится или вовсе окончится неудачей. В это время ОКХ планировало продолжать наступательные операции в 1941 году до тех пор, пока «не будет обеспечена выгодная позиция для наступления в следующем году. Если войска противника в 1941 году полностью парализовать не удастся, необходимо нанести им максимально большой урон и держать их под неослабным нажимом».

На основании этого можно сделать вывод, что четких целей на 1941 год больше не ставилось, и что только делались еще попытки по возможности дальше пробиться на восток, чтобы разгромить силы русских или по крайней мере сковать их.

Бок, сообщивший 29 ноября Гальдеру о том, что наступление должно быть приостановлено и предупредивший об опасности повторения Вердена на его северном фланге, что «приведет к беспощадной фронтальной схватке с противником, располагающим, по-видимому, еще огромными резервами в людях и технике», стал в последние дни ноября проявлять беспокойство по поводу того, что ОКХ отдавало приказы и высказывало мнения, не соответствовавшие фактической обстановке на фронте. Когда 30 ноября Хойзингер снова передал пожелания Гитлера об окружении войск противника на южном фланге 4-й армии и вопреки всем контрдоводам командования группы армий дал указание продолжать наступление на Ярославль и Воронеж, Бок почувствовал необходимость предпринять решительные шаги. Он позвонил по телефону Браухичу и сообщил ему, что потрясен переданными Хойзингером указаниями. Ведь он уже сообщал и в устной и в письменной форме о том, что силы его группы армий на исходе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.