Дьяволы и антихристы

Дьяволы и антихристы

В современной истории русского православия поиски образа Антихриста начались в XVII веке, со времени знаменитого церковного раскола, который в свою очередь восходит к 1652 году, когда новгородский митрополит Никон, в миру Никита Минов, становится московским патриархом. Никон начинает церковные реформы, которые далеко не всем на Руси пришлись по вкусу. В результате часть православных верующих отделяется от официальной церкви. На Руси появляются так называемые старообрядцы, или раскольники, не признающие никоновских нововведений. И хотя очередной Церковный Собор 1666 года осудил Никона и лишил его патриаршества, формально русская церковь все-таки приняла преобразования, начатые им. С тех пор православие в России раскололось на две неравные части. Возникло мощное церковное движение, вошедшее в историю под названием «Раскол». Одна церковь получила официальное признание государства и стала господствующей, или никонианской, другая ушла в подполье и осталась в истории под названием старообрядческой. Она жестоко преследовалась как церковной, так и государственной властью. Для верующих в этом не было ничего неожиданного. Еще Иисус Христос в Нагорной проповеди предостерегал: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».

И действительно, раскол надолго стал знаменем антиреформаторских сил, противостоящих стремлению Петра I повернуть Россию лицом к Европе. При этом надо не забывать о личном отношении самого Петра к церкви вообще и к ее служителям, или, как он говорил, «племени монахов», в частности. Эти отношения складывались не всегда просто. Известно, что Петр I был крайне нетерпим к суевериям и боролся с ними всеми доступными ему средствами. Частенько это приводило к открытым конфликтам с духовенством. Однажды во время его отсутствия в Петербурге разнесся слух, что в одной церкви на Петербургской стороне большой образ Богородицы проливает слезы. В великом множестве туда начал собираться народ. Говорили, что Матерь Божия недовольна и что ее слезы предвещают великое несчастье новому городу, а может быть, и всему государству. О том, что произошло далее, мы знаем из записок Якоба Штелина: «Петр Великий, немедленно прибывши в Петербург, тотчас пошел в упомянутую церковь. Государь, рассматривая некоторое время образ весьма пристально, приметил нечто подозрительное. И скоро нашел в глазах у образа весьма малые и почти неприметные дырочки. Оборотивши доску и отодрав оклад, открыл обман и источник слез: а именно в доске против глаз у образа сделаны ямки, в которые положено было несколько густого деревянного масла. „Вот источник чудесных слез!“ – сказал государь. Каждый из присутствующих должен был подойти, видеть своими глазами сей хитрый обман».

Штелин литературно обработал услышанное им, видимо, от какого-то рассказчика. Изустная же легенда, дошедшая до наших дней, более откровенна. Согласно ей, гнев императора, раскрывшего тайну плачущего образа, был неописуем. Он размахивал иконой Богородицы перед носом испуганного не на шутку настоятеля, приговаривая: «Если иконы еще раз заплачут маслом, жопы попов заплачут кровью».

Но не только борьба за людские души влияла на отношения церкви и государства. Эти отношения часто зависели от государственных нужд. Так, во время Северной войны многие церковные колокола по требованию Петра I были перелиты на пушки. Сохранился исторический анекдот о том, как монахи по окончании войны обратились к царю с петицией вернуть металл для восстановления колоколов. Петр на петиции будто бы написал: «Получите х…». Между прочим, едва Петр скончался, церковники, надеясь на то, что новая императрица к церкви будет более благосклонна, бросились с той же петицией к Екатерине I. Но та прочитала резолюцию Петра, усмехнулась и, если верить фольклору, с милой улыбкой проговорила: «А я и этого дать не могу».

Широко известна в фольклоре и история знаменитого излома Невского проспекта в районе современной площади Восстания. Проспект начали прокладывать одновременно с двух сторон: пленные шведы – со стороны Адмиралтейства и монахи – со стороны Александро-Невского монастыря. Предполагалось, что они встретятся у Большой Новгородской дороги – будущего Лиговского проспекта. Согласно известному старинному преданию, при прокладке трассы ошиблись как те, так и другие, и Невский проспект, вопреки логике петербургского строительства, оказался не прямым, а получил нежелательный излом. Говорят, узнав об этой ошибке, Петр был так разгневан, что велел уложить всех монахов (а в их, и только в их вине он ни чуточки не сомневался) на месте образовавшегося излома и примерно высечь. Если верить легенде, царь лично присутствовал при этой экзекуции и старательно следил за правильным исполнением своего приговора.

Столь же много следов осталось в городском фольклоре и о взаимоотношениях Петра с раскольниками. Якоб Штелин рассказывает следующий исторический анекдот. Однажды, когда Петр, проводив гостей, возвращался через переднюю Летнего дворца в свои покои, незнакомец с мешком, сшитым из разноцветных лоскутков, преградил ему дорогу. Из мешка выпал длинный нож, завернутый в рогожу. Когда незнакомца схватили, Петр спросил у него, кто он такой и что собирался делать. «Убить тебя», – ответил тот. «За что? Разве я чем-нибудь тебя обидел?» – спросил Петр. «Нет, ты ничего худого мне не сделал, но сделал много зла моим единоверцам и нашей вере», – ответил злоумышленник, который оказался раскольником. «Хорошо, – сказал царь. – Отведите его теперь под караул и не делайте ему ничего худого, а завтра сам я расспрошу его обо всем». О дальнейшей судьбе злоумышленника анекдот умалчивает, а в других источниках нет вообще никаких упоминаний о попытке покушения раскольника на царя, однако действительно по указу Петра I все раскольники обязаны были носить на одежде особую мету: лоскут красного сукна с желтой нашивкой. Их стали называть на Руси «козырями». Они прочно вошли в петербургский фольклор, и не только в легенды. В XIX веке Владимир Даль записывает пословицу: «Лоскут на ворот, а кнут на спину».

Преследуемые царем раскольники уходили в леса, образуя там свои сообщества. До сих пор отголоски этого великого переселения можно отыскать в местном фольклоре. Так, в деревне Лампово Гатчинского района славятся дома, украшенные филигранно тонким кружевом деревянной резьбы. Если верить ламповским преданиям, то искусство такой резьбы завезли сюда еще при Петре I питерские раскольники.

Известно, что преобразования, начатые Петром, коснулись всех сторон жизни человека, в том числе его одежды и внешнего вида. Укорачивались на европейский лад не только длиннополые кафтаны, но изменялись и лица русских людей. Под угрозой наказания царь приказывал резать бороды, традиционно считавшиеся на Руси не только вторым признаком пола, но и признаком свято верующего православного человека. В старопечатном требнике о брадобритии так и пишут: «в отрицание приходящим в православную веру». За ношение бороды вводился штраф, сумма которого чаще всего была непосильной для простых мужиков. В фольклоре сохранились поговорки того времени. И хотя одни говорили, что «Борода – лишняя тягота», а другие: «Без рубля бороды не отрастишь», была третья, самая непримиримая сторона, представители которой – раскольники – на дыбе могли крикнуть в лицо палачу: «Режь наши головы, не тронь наши бороды».

Так в лице Петра I был найден конкретный образ Антихриста, пришедшего, чтобы погубить веру Христову, то есть православие. Этому свидетельствовали многие факты из жизни и деятельности Петра, в том числе и его имя. Из так называемой старинной «Кирилловой книги» было известно давнее пророчество о том, что «во имя Симона Петра имеет быти гордый князь мира сего антихрист». Там же сказано, что «Антихрист ложно Христом прозовется», а в «Уставе о наследии престола», изданном царем, ясно говорится: «имети-бы яко главы своя и отца Отечества, и Христа Господня!» В XVIII веке «Петра называли окаянным, лютым, змееподобным, зверем, гордым князем мира сего». А когда он стал одновременно главой и церкви, и государства, его стали называть «двоеглавым зверем», и из чисел, связанных с его жизнью и деятельностью, вывели «звериное число» 666. В дьявольское происхождение Петра многим верилось и в следующем XIX веке, веке просвещения. Например, один и лидеров русских славянофилов Иван Аксаков призывал к «торжественному отречению от Петра I как от сатаны».

Преследование раскольников со стороны государства продолжалось вплоть до 1909 года. Первые признаки облегчения, почувствованные старообрядцами, появились в 1905 году. И хотя все еще существовал запрет на раскольничьи храмы, введенный при Николае I, среди петербургского старообрядчества уже поговаривали, что «Николай опечатал, Николай и распечатает». И действительно, ко всеобщему удивлению, в Петербурге, на Тверской улице, впервые открыто начали возводить старообрядческий храм.

Между тем до сих пор строго соблюдается одна из старообрядческих традиций: не жить ни в Петербурге, ни поблизости от него, поскольку среди раскольников он считается проклятым городом Антихриста. Известна легенда о нескольких раскольничьих семьях, которые невесть почему во время наводнения 1924 года оказались на братских могилах Марсова поля. «Очевидцы» рассказывают, что, стоя по пояс в воде, они громко молились, не скрывая радость, что «пришло, наконец, время исполниться предсказанию о гибели города, построенного Антихристом на болотных пучинах».

История русского отступничества, или сектантства, теснейшим образом связана с бесконечными пророчествами скорой и неминуемой гибели Петербурга. Впервые об этом заговорили еще в начале XVIII века раскольники. Именно они объявили Петербург столицей Антихриста, основанной Антихристом Петром I. Формирование этого образа продолжалось едва ли не целое столетие и завершилось с появлением на берегах Невы бронзового монумента основателю Петербурга, или «Медного всадника», как его с легкой руки А. С. Пушкина прозвали в народе. Уже говорилось, что в среде раскольников родилась апокалипсическая легенда о том, что бронзовый всадник, вздыбивший коня на краю дикой скалы и указующий в бездонную пропасть, – есть всадник Апокалипсиса. Одно слово, Антихрист, который грозит Петербургу смертью и разорением. Нельзя забывать, что величественная державная метафора, заложенная в образ бронзового исполина, преодолевающего препятствия на пути к лучезарному будущему, не всегда прочитывалась однозначно. Еще в XIX веке были живы легенды о том, что Фальконе вложил в композицию монумента «тайную мысль, что когда-нибудь императорской России придется низвергнуться в бездну с высоты своей безрассудной скачки».

И вправду, нет города в России, а может быть, и во всем мире, которому не было бы адресовано такое количество проклятий, предсказаний и пророчеств о гибели, как Петербург. Легенды о конце Петербурга появились одновременно с первыми земляными работами на Заячьем острове. В одной из них рассказывается о древней ольхе, росшей у будущей Троицкой пристани задолго до основания города. Финны, жившие в этих местах, рассказывали, что еще в 1701 году, за два года до основания Петербурга, произошло чудо: в сочельник на ольхе зажглось множество свечей, а когда люди стали рубить дерево, чтобы достать свечи, они погасли, а на стволе остался рубец. Девятнадцать лет спустя, в 1720 году, на Петербургском острове явился некий пророк и стал уверять народ, что скоро на Петербург хлынет вода. Она затопит весь город до метки, оставленной топором на чудесном дереве. Многие поверили этой выдумке и стали переселяться с низменных мест на более высокие. Петр I, как всегда, действовал энергично: вывел на берег Невы роту гвардейского Преображенского полка, «волшебное» дерево велел срубить, а «пророка» наказать кнутом у оставшегося пня.

По другому старинному преданию, в парке около Петропавловской крепости, ближе к кронверку, стояла древняя ива, под которой в первые годы существования невской столицы какой-то старец, босой, с голой грудью, с громадной седой бородой и всклокоченными волосами, проповедовал первым обывателям Петербурга, что Господь разгневается и потопит столицу Антихриста. Разверзнутся хляби небесные, вспять побежит Нева и подымутся воды морские выше этой старой ивы. Старец предсказывал день и час грядущего наводнения. Про эти речи узнал Петр. По его приказанию старца приковали железной цепью к той самой иве, под которой он проповедовал и которую, по его словам, должно было затопить при наводнении. Наступил предсказанный день, но наводнения не случилось. На другой день неудачливого пророка наказали батогами под той же ивой.

Одним из наиболее ранних документов, зафиксировавших легенду о грядущем исчезновении Петербурга, было собственноручное показание опального царевича Алексея во время следствия по его делу. Однажды, писал царевич, он встретился с царевной Марьей Алексеевной, которая рассказала ему о видении, посетившем будто бы его мать, заточенную Петром I в монастырь. Евдокии Федоровне Лопухиной, старице Авдотье, как ее звали в монастыре, привиделось, что Петр вернулся к ней, оставив дела по преобразованию, и они теперь будут вместе. И еще передавала Марья слова монахини: «Петербург не устоит. Быть ему пусту».

«Быть Петербургу пусту!» На самом деле она ли подарила этот знаменный клич противникам Петра, или он пробился к ней в заточение сквозь толщу монастырских стен, значения в данном случае не имеет. Тем более что, например, М. И. Семевский на основании документов Тайной канцелярии рассказывает другую легенду, свидетельствующую о фольклорном происхождении знаменитого пророчества. Она связана с кикиморой, призрак которой увидел бедный дьячок на колокольне Троицкой церкви. Мы об этой легенде уже знаем.

Мысль о неминуемом конце Петербурга еще очень долго владела сознанием обывателя. В 1764 году в Петербурге появился некий «сумасброд», на полном серьезе утверждавший, что сразу после Рождества Христова этого года «произойдет потоп», в результате которого город погибнет.

Особенно остро ожидание конца света охватывало обывателей на рубеже крупных календарных дат: окончание старого и начало нового года; переход от одного столетия в другое; начало очередного тысячелетия; круглые юбилейные даты. Эту особенность человеческой психики широко и умело использовали различные предсказатели и пророки. Не было недостатка в предсказаниях и на рубеже XIX и XX столетий. От Москвы до Ла-Манша пророки и пророчицы всех мастей и уровней сулили неизбежную гибель Санкт-Петербургу. Одна итальянская предсказательница была наиболее категорична. В районе Петербурга, утверждала она, произойдет мощное землетрясение, во время которого дно Ладожского озера подымется и вся вода колоссальной волной хлынет на Шлиссельбург, а затем, все сокрушая и сметая на своем пути, достигнет Петербурга. Город будет стерт с лица земли и сброшен в воды залива. Другая пророчица – некая, как ее аттестовали русские газеты, «добрая волшебница» с берегов Сены Анна-Виктория Совари, или госпожа Тэб, заклинала: «Бойтесь огня и воды! Грядет крупная стихийная катастрофа. Петербург постигнет участь Мессины». По словам госпожи Тэб, вот-вот должно было произойти сильное вулканическое извержение и перемещение больших масс воды, поэтому «Петербургу грозит смыв грандиозной волной в Финский залив или, наоборот, в Ладожское озеро, смотря по тому, с какой стороны хлынет вода».

«Знающие» люди говорили, что в Петербурге есть и «точный показатель той глубины, на которую опустится столица». Это Адмиралтейская игла, ее кораблик, который наконец-то сможет коснуться балтийских волн. А пока он едва держится в воздухе на острие шпица, одни только сфинксы во время наводнений «оставляют свои пьедесталы и плавают по Неве, причиняя немалые беды судам».

Тема катастрофического наводнения оставалась особенно популярной и накануне 300-летия Петербурга. Из богатого арсенала петербургского городского фольклора были извлечены самые невероятные предсказания о том, что «граду сему три века». По одним легендам, об этом предупреждал небезызвестный монах Авель, по другим – сам Петр I. Начались соревнования отечественных астрологов. Одни из них поспешили предсказать, что в 1989 году произойдет взрыв на Ленинградской атомной электростанции, отчего городу грозят всяческие катаклизмы. В апреле 1992 года по городу ходил некий Юрий Плеханов, на груди которого висел плакатик с коротким, но категоричным пророчеством: «13 апреля – наводнение!» В редакцию газеты «Смена» Плеханов принес «две странички текста, в которых на основании Священного писания предсказывалось наводнение в Санкт-Петербурге 13 апреля». Как ни странно, но прогноз Гидрометеоцентра на этот день был весьма схож с расчетами «христианина» Юрия Плеханова. Однако, как и все прошедшие 300 лет, и на этот раз в понедельник 13 апреля 1992 года Бог оказался на стороне Петербурга. В марте 1997 года катастрофу от взрыва на неком складе отравляющих веществ обещал Петербургу небезызвестный и хитроумный авторитет в области астрологии Павел Глоба. Доживет ли Петербург до своего 300-летия, пытались выяснить все петербургские газеты самого различного толка и направления. Период с 1997 по 2003 год был объявлен ими наиболее «грозным и опасным». Пророчества начали приобретать законченную литературную форму: близится «час пик», наступает «девятый вал», запущен «часовой механизм» катастрофы и так далее, и так далее.

Между тем в фольклоре складывалось надежное противоядие, основанное на древней мистической вере в число «три». Если, утверждает фольклор, Петербургу грозят три жестоких испытания: вода, огонь и глад, – то должна появиться спасительная сила в виде некой белой всадницы, которая трижды проскачет по всему городу, и тогда окончательно потеряют силу все предсказания о его гибели. По одной из версий этой легенды, спасительная всадница должна появиться на белом коне, с распущенными волосами и обязательно в самый канун трехсотлетнего юбилея города. На худой конец, согласно городскому фольклору, Петербург может спасти строительство окружной дороги, если будут выполнены три непременные условия: дорогу надо сложить из трех местных пород – белого бута, синей глины и красного песчаника.

Как мы знаем, 300-летний юбилей города прошел, а он все еще твердо стоит, несмотря ни на какие предсказания и пророчества. Однако «ведуны» и «пророки» не унимаются. Уже после окончания празднования 300-летия в интернете появился прогноз, согласно которому «Санкт-Петербургу угрожает большая катастрофа». Те, у кого «много денег и амбиций разрушат город». Оказывается, новые застройки в старом городе «создадут неправильное давление на разные слои почвы. А если эти слои придут в движение, серьезных разрушений не миновать». Ну что ж, нам при этом остается только, соблюдая пресловутую политкорректность, опустить первую половину известной пословицы и повторить ее заключительную часть: «…а караван идет дальше».

Что же хранит Санкт-Петербург от дьявольских, сатанинских и других потусторонних сил?