Югославское «дело»
Югославское «дело»
После фактического разрыва межпартийных отношений между Москвой и Белградом наступила зловещая пауза. Сталин некоторое время решил выждать. После изгнания СКЮ из Информбюро он рассчитывал на неизбежное падение авторитета самого Тито на внутриполитической арене. Сталин был слишком уверен в своей непогрешимости. По словам Н. Хрущева, заявил: «Мне достаточно шевельнуть мизинцем, и Тито исчезнет».
Однако он сильно преувеличил свои возможности по контролю над ситуацией в Югославии.
Тито, которого кремлевский вождь не случайно назвал когда-то своим «преемником» в социалистическом лагере, оказался достойным учеником «отца народов». Югославский лидер планомерно укреплял свою личную власть в партии и стране. Благодаря этому он не только уцелел сам, но и стал в социалистическом мире своеобразным центром оппозиции Сталину, который с удивлением и раздражением обнаружил, что его личная власть не безгранична.
В отношениях с Югославией Советский Союз занимал все более жесткую позицию.
После разрыва межпартийных связей с середины 1948 г. началось крупномасштабное свертывание межгосударственного сотрудничества СССР и других народно-демократических государств с Югославией. По инициативе советской стороны объем товарооборота между двумя странами на 1949 г. был сокращен по сравнению с предыдущим годом в восемь раз.
1 февраля 1949 г. правительство Югославии выразило удивление по поводу того, что Югославия не была приглашена участвовать в состоявшемся в январе 1949 г. в Москве экономическом совещании представителей СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии и Чехословакии. На этом совещании был создан орган экономического сотрудничества социалистических государств – Совет Экономической Взаимопомощи. В отношении Югославии был осуществлен акт дискриминации, противоречивший договорам, заключенным Югославией с этими странами.
Сигналом к дальнейшей эскалации антиюгославской пропаганды послужила опубликованная 8 сентября 1948 г. в «Правде» статья «Куда ведет национализм группы Тито в Югославии». Подписью под этой статьей – «Цека», а также грубым безапелляционным тоном она выдавала авторство И. Сталина.
Статья говорила о так называемой «фракции Тито», которая объявлялась меньшинством в КПЮ, якобы находящимся в состоянии войны со своей партией. В центральном партийном печатном органе советских коммунистов Тито и его сторонников обвинили в переходе на «путь пособничества империализму» и назвали «вырождающимися в клику политических убийц».
Эта статья стала провозвестником второй резолюции по югославскому вопросу, принятой Информбюро на заседании в Венгрии в ноябре 1949 г. Документ под названием «Югославская компартия во власти убийц и шпионов» содержал поистине дикое утверждение о том, будто КПЮ попала в руки «пробравшихся к власти под маской друзей СССР врагов народа, убийц и шпионов», «наймитов империализма», которые «полностью сомкнулись с империалистическими кругами» и скатились «от буржуазного национализма к фашизму». В этих условиях «борьба против клики Тито» объявлялась «интернациональным долгом всех коммунистических и рабочих партий».
Принятию этой резолюции предшествовал ряд событий, резко обостривших конфликт. 1 мая 1949 г. «Правда» сообщила о выходе в свет первого номера газеты «За социалистическую Югославию», издаваемой, как подчеркивалось в информации, на сербском языке югославскими коммунистами-политэмигрантами, находящимися в СССР. В действительности эта газета стала органом учрежденного в СССР «Союза югославских патриотов за освобождение Югославии от фашистского ига клики Тито – Ранковича и империалистического рабства».
28 сентября 1949 г., обвинив правительство Югославии в «фактическом попрании и разрыве» советско-югославского Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве, советское правительство уведомило югославское руководство о том, что считает себя свободным «от обязательств, вытекающих из этого договора».
25 октября 1949 г. МИД СССР объявил, что считает «невозможным дальнейшее пребывание в СССР посла Югославии К. Мразовича», а в ноябре потребовал выезда и поверенного в делах. С конца 1949 г. при формальном сохранении дипломатических отношений связи между СССР и Югославией оказались прерванными. Примеру Советского Союза последовали все страны народной демократии. На югославских границах с Венгрией, Румынией и Болгарией резко обострилась обстановка, участились пограничные инциденты.
Этот процесс сопровождался «войной нервов», в ходе которой в Коминформе открыто обсуждалась возможность партизанской войны против «клики Тито»[48]. Из-за множества пограничных инцидентов, которые стали происходить на югославской границе, угроза развязывания партизанской войны приобрела зримые черты. Нередко эти инциденты возникали из-за стремления югославских пограничников воспрепятствовать оттоку из страны просоветски настроенных беженцев, но были и провокации, особенно со стороны Албании и Болгарии. По утверждению Белграда, за 14 месяцев, прошедших после исключения Югославии из Коминформа, произошло 219 пограничных столкновений и 60 нарушений ее воздушного пространства.
К осени 1949 г., когда стало ясно, что конфликт приобретает затяжной характер, югославская сторона в свою очередь перешла к широкому политико-пропагандистскому наступлению. Она обвинила ВКП(б) в перерождении социализма в СССР в государственно-капиталистическую систему, в догматической ревизии марксизма-ленинизма, в бюрократизации партии и страны, в великодержавной, гегемонистской внешней политике, в агрессивном давлении на Югославию.
Москва вновь попыталась, теперь уже на территории Румынии, создать югославское правительство в изгнании. Однако эта попытка закончилась неудачей после того, как его предполагаемый глава был убит при невыясненных обстоятельствах на югославско-румынской границе. Методы расправы Тито со своими политическими противниками – и явными, и тайными – в немалой степени напоминали сталинские.
«Отлучение» Тито от социалистического лагеря Сталин посчитал недостаточным. Югославскую «крамолу» он решил использовать как повод для окончательного утверждения советской модели в восточноевропейских странах.
А политическая ситуация там была далеко не однозначной и почти повсюду отражала наличие двух тенденций. Одна была представлена так называемыми «москвичами», старой когортой сторонников СССР, а вторая – «националистами», выразителями интересов и стремлений тех кругов, которые отстаивали необходимость самостоятельного, независимого пути развития.
Политические противоречия существовали в руководстве болгарской и румынской партий. В Венгрии речь шла прежде всего о личном соперничестве.
Еще более открыто и остро обозначился после осуждения Тито политический конфликт в польской партии. Ее генеральный секретарь Гомулка проявил колебания в отношении сталинской модели социализма. Он исходил из того, что в ходе социалистического строительства необходимо полнее учитывать национальные особенности страны, и фактически отказался от проведения коллективизации в польской деревне. Такая позиция не была одобрена в Москве, ее не разделяло и большинство деятелей в верхах польской партии.
В конечном счете Гомулка пришел в столкновение с большинством других партийных руководителей, которые увидели в его позиции «явное сходство» с тезисами югославских лидеров. Гомулка, как и вся группа его сторонников, был снят с основных политических постов.
На фоне конфликта с Югославией в различных партиях развернулась острая внутриполитическая борьба, которая привела к трагическим судебным процессам, состоявшимся по команде из Москвы в период между июнем и декабрем 1949 г. В качестве обвиняемых на них фигурировали деятели коммунистического движения, занимавшие ранее самое видное положение в своих партиях. Помимо албанского деятеля Дзодзе, в этом положении оказались мадьяр Райк и болгарин Костов, вместе с каждым из которых на скамье подсудимых находились более или менее многочисленные группы предполагаемых сообщников. Эти процессы почти в точности копировали судебные процессы в СССР в 30-е гг. Организаторами и руководителями так называемых расследований нередко были советские советники, которые отвечали за свои действия не перед местными правительствами, а лично перед Л. Берией.
Центральным персонажем в некоторых политических процессах стал некий Ноел Филд, бывший американский дипломат, а одновременно – советский агент и участник Движения Сопротивления. Его объявили шпионом США. Возведение обвинений на Филда было нужно для того, чтобы бросить тень на все международные связи, которые в ходе антифашистской борьбы установились между Востоком и Западом Европы, а затем и для полного разрыва этих связей, включая и контакты между прогрессивными движениями. Следствием «дела Райка» во многих восточноевропейских странах стали массовые аресты коммунистов, которые в период нелегальной работы в Движении Сопротивления приобрели опыт борьбы в Западной Европе в составе единого антифашистского фронта. В обвинениях против Райка проект федерации, выдвинутый Димитровым, был представлен как план создания вокруг Югославии военного блока буржуазных государств, который бы «пользовался поддержкой Америки и был бы направлен против СССР». Идея приписывалась уже не Димитрову, который к этому времени умер, а Тито.
В конечном счете во всех восточноевропейских странах народной демократии утвердилась единая и единственная государственная идеология, официально; называвшаяся марксизмом-ленинизмом.
Зеркальная ситуация в отношении инакомыслия сложилась внутри самой Югославии.
Многие югославы, учившиеся или работавшие в Советском Союзе, автоматически приобрели ярлык «информбюровцев» или, другими словами, врагов Тито. Репрессиям подверглись даже те из югославских коммунистов, кто был женат на русских женщинах. Многих из них отправили в тюрьмы. По признанию Джиласа, министру внутренних дел Ранковичу неоднократно в 1949 г. приходилось выслушивать восклицания Тито: «В тюрьму его! Отправить в лагерь! Что же можно от него ожидать, если он выступает против своей партии?» Советских агентов нашли якобы даже в личной охране Тито. На допросах они «сознались», что существовал заговор МГБ «с целью уничтожения всех членов Политбюро из автоматов, когда они играли на бильярде на вилле Тито»[49]. Позднее Ранкович признал, что около 12 тысяч подозреваемых, причем во многих случаях безосновательно, были отправлены в специальный концлагерь на Голи Оток (Пустой остров).
Югославское руководство рассматривало в то время СССР в качестве серьезного источника опасности если не для самой Югославии, то уж по крайней мере персонально для Тито. И для этого были основания. В Москве всерьез приступили к подготовке физического устранения Тито. Готовилось сразу несколько операций по его ликвидации, в том числе и с участием советского агента-террориста Григулевича. Этот агент, принимавший участие в ликвидации Троцкого, выдвинулся на дипломатическом поприще в одной из латиноамериканских стран, стал ее послом в Ватикане и по совместительству – в Белграде. Благодаря своему положению Григулевич получил прямой доступ к Тито.
Рассматривая различные варианты покушения, в Москве остановились на довольно экзотическом: советский посол вручает Тито коробку с бриллиантовым перстнем. Как только Тито попытается вынуть перстень, сработает механизм с быстродействующим смертоносным газом. Расчет делался на то, что Тито примерит перстень уже после ухода гостя.
Проведение этой операции отменила только смерть Сталина[50].
Во внешней политике Югославия постепенно дрейфовала в сторону Запада. В западных столицах не строили иллюзий в отношении того, что Тито вдруг стал приверженцем западной демократии, однако, будучи сталинистом во внутренней политике, в международной сфере Тито продемонстрировал значительную гибкость. К концу 1949 г. Югославия стала получать со стороны США не только широкую экономическую помощь, но и определенные заверения в том, что теперь ее безопасность не оставит Запад равнодушным. А опасность вторжения на протяжении всего 1949 г. оставалась достаточно серьезной. 13 февраля 1957 г. в «Правде» была опубликована заметка о том, что в середине 1949 г. в Москве обсуждались планы военного вторжения в Югославию, но в последний момент от них отказались. Несмотря на это, в полной мере завоевать доверие Запада Тито так и не удалось: к нему не могли не относиться с большой долей подозрительности. В этом смысле показательна книга историка-эмигранта А. Драгнича, ставшая популярной в те годы и называвшаяся очень метко – «Тито: Троянский конь Москвы».
На случай чрезвычайной обстановки Тито готовился сам и готовил югославский народ к широкой партизанской войне – испытанному средству национальной обороны в годы Второй мировой войны.
Особую нервозность в Белграде Вызвало начало войны в Корее летом 1950 г. В Югославии усилились военные приготовления. В феврале 1951 г., выступая перед командным составом дивизии партизанской гвардии, Тито заявил, что югославы должны быть готовы отразить любую агрессию, исходящую из любой части Европы, утверждая при этом, что в Европе локальная война более чем вероятна[51]. А чуть позже, в июле того же года, ближайший помощник югославского вождя Кардель выразился еще более категорично: «Мы не позволим кому-либо организовать новую Корею в Югославии; так сказать, бросить на нее того или иного сателлита или нескольких из них против Югославии, в то время как он сам будет якобы отстаивать мир»[52].
Весной 1951 г. Югославия подписала с США соглашение об оказании ей американской военной помощи. В конце декабря 1951 г. в связи с возрастанием возможности начала «общей войны» в Европе американский 6-й флот вошел в Средиземное море. На американском авианосце Тито совершил осмотр своих портовых сооружений. В тот момент Тито, более чем когда-либо, был обеспокоен возможностью советских военных действий против Югославии. В результате, если на момент разрыва со Сталиным в вооруженных силах Югославии было 23 дивизии то в 1952 г. – уже 42. В течение весны – лета 1952 г. 6-й флот ВМС США неоднократно усиливался, и в наибольшей степени после того, как Тито провозгласил свою решимость сражаться до конца в случае какой-либо военной провокации, намекая прежде всего на Советский Союз.
Фактический разрыв отношений между Советским Союзом и Югославией длился вплоть до смерти Сталина в марте 1953 г.
После этого Л. Берия предложил послать своего представителя полковника Федосеева для установления контакта с югославским руководством. Он должен был сообщить югославскому руководству о намерении Москвы открыть новую главу в отношениях с Белградом.
Однако тень Сталина еще долгое время продолжала лежать на советско-югославских отношениях. Ситуацию в какой-то мере удалось переломить только Н. Хрущеву в ходе его личных переговоров с Тито в 1957 г.
Этому предшествовал забавный эпизод. Когда Хрущев прилетел в Белград на переговоры с Тито, тот в сопровождении свиты встречал гостя. Один из высокопоставленных югославских чиновников некстати обронил Хрущеву: «Россия и Сталин сделали нам так много плохого, что нам сегодня трудно доверять русским». Воцарилась напряженная тишина. Хрущев подошел к говорившему, хлопнул его по плечу и сказал, обращаясь скорее не к нему, а к Тито: «Товарищ Тито, когда тебе понадобится провалить какие-нибудь переговоры, назначь главой делегации этого человека».
Последовавший смех снял напряжение.
В тот момент ситуация была спасена. Но взаимная настороженность в двусторонних отношениях и независимость Белграда от советской внешней политики сохранились.