4. Воздействие ислама на христианский мир

4. Воздействие ислама на христианский мир

Чтобы завершить эту часть нашего исследования, давайте посмотрим, не будет ли воздействие ислама на христианский мир представлять собой еще одно похожее «сравнение по трем элементам», с которым читатель к этому времени уже познакомился. Мы уже упоминали в другой связи о вызове ислама, породившем оптимальный ответ. Вызов, брошенный франкам в VIII в. христианской эры, пробудил продолжавшееся в течение нескольких столетий контрнаступление, которое не только вытеснило сторонников ислама с Иберийского полуострова, но, выйдя за пределы первоначально поставленной цели, привело испанцев и португальцев через море на все мировые континенты. В этом случае мы также можем отметить явление, которое уже наблюдали, рассматривая поражение дальнезападной и скандинавской цивилизаций. Перед тем как вырвать с корнем и уничтожить иберийскую мусульманскую культуру, победоносный противник использовал ее с выгодой для себя. Ученые мусульманской Испании неумышленно внесли свой вклад в философское здание, возводимое средневековыми западно-христианскими схоластами, и некоторые из трудов эллинского философа Аристотеля впервые дошли до западно-христианского мира именно в арабских переводах. Истиной является также и то, что многие «восточные» влияния на западную культуру, приписываемые проникновению через государства крестоносцев в Сирии, на самом деле пришли из мусульманской Иберии.

Мусульманское нападение на западно-христианский мир через Иберию и Пиренеи в действительности было не таким страшным, как кажется, по причине большой растянутости путей сообщения между этим фронтом и источником исламской энергии в Юго-Западной Азии, и нетрудно найти ту часть света, где пути сообщения были короче и мусульманское нападение оказалось впоследствии действительно сильным. Этим регионом была Анатолия, к тому времени — цитадель православно-христианской цивилизации. В первой фазе своего нападения арабские агрессоры попытались вывести из игры «Rum» (как они называли эту цивилизацию, то есть «Рим») и полностью сокрушить православное христианство, ударив справа через Анатолию в саму столицу Империи. Константинополь безуспешно осаждался мусульманами в 673-677 гг., а затем в 717-718 гг. Даже после провала второй осады, когда граница между двумя державами установилась вдоль линии Таврских гор, то, что осталось от анатолийских владений православного христианства, регулярно, дважды в год, подвергалось набегам мусульман.

Православные христиане ответили на это давление политической уловкой, и их ответ, на первый взгляд, оказался успешным, так как помог не подпустить арабов. С другой стороны, при более внимательном рассмотрении выяснилось, что ответ был неудачным ввиду его пагубного воздействия на духовную жизнь и рост православно-христианского общества. Этой политической уловкой явилась эвокация «призрака» Римской империи в православно-христианском мире Львом Исавром примерно за два поколения до того, как идентичная попытка была безуспешно (и, следовательно, более или менее безобидно) предпринята Карлом Великим на Западе. Наиболее гибельными последствиями поступка Льва Исавра были возвышение Византийского государства в ущерб Православной церкви и последующая междоусобная столетняя война между Восточной Римской империей и Патриархатом, с одной стороны, и Патриархатом и Болгарским царством — с другой[366]. Эта нанесенная самому себе рана привела православно-христианское общество к смерти в его первоначальной форме на его первоначальной родине. Данных фактов достаточно для демонстрации того, что вызов, брошенный исламским воздействием на православное христианство, в отличие от вызова, брошенного западному христианству, оказался чрезмерным.

Можем ли мы найти случай, когда исламскому удару не удалось оказать стимулирующего воздействия по причине его недостаточной суровости? Можем. Результаты этого можно наблюдать и по сей день в Абиссинии[367]. Община христиан-монофизитов, сохранившаяся в этой африканской цитадели, стала одним из социальных курьезов в мире. Во-первых, вследствие своего абсолютного выживания в условиях почти полной изоляции от других христианских общин с тех пор, как мусульманские арабы завоевали Египет тринадцать веков назад. А во-вторых — вследствие своего крайне низкого культурного уровня. Хотя христианская Абиссиния и была принята после некоторых колебаний в Лигу наций, она осталась символом беспорядка и варварства — беспорядка феодально-племенной анархии и варварства работорговли. Фактически зрелище, которое представляет эта одна африканская страна (не считая Либерии, сохранившей свою полную независимость), возможно, послужит наилучшим оправданием, которое только можно найти для раздела остальных частей Африки между европейскими державами.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что характерные особенности Абиссинии — сохранение ею независимости и застой в ее культуре — происходят от одной причины: фактической неприступности той высокогорной цитадели, в которой это «ископаемое» укрывается. Волна ислама и более мощная волна современной западной цивилизации омыли лишь подножие эскарпа и немедленно разбили об него свои гребни волн, даже на время не затопив вершины.

Случаев, когда эти враждебные волны обрушивались на высокогорье, было немного, и все они кратковременно Абиссиния оказалась перед угрозой мусульманского завоевания в первой половине XVI столетия, когда мусульманские обитатели низменностей на побережье Красного моря опередили абиссинцев в приобретении огнестрельного оружия. Но новомодное вооружение, которое сомалийцы приобрели у османов, пришло к абиссинцам от португальцев как раз вовремя, чтобы спасти их от уничтожения. Впоследствии, когда португальцы уже оказали свою услугу и начали надоедать своими попытками обратить абиссинцев из монофизитства в католичество, западная версия христианства была запрещена, а все западные гости изгонялись из страны в 1630-е гг. — в то же самое время, когда подобная политика проводилась в Японии.

Британская абиссинская экспедиция 1868 г. обернулась полным успехом, однако без дальнейших последствий, — в отличие от «открытия Японии» американским флотом пятнадцатью годами ранее. Тем не менее во время «борьбы за Африку» в последние годы XIX столетия одна европейская держава вынуждена была взяться за Абиссинию, и эту попытку предприняли итальянцы. На этот раз роль, сыгранную португальцами два с половиной столетия назад, сыграли французы, снабдившие императора Менелика[368] нарезными винтовками, давшими ему возможность нанести сокрушающее поражение итальянским захватчикам при Адуа в 1896 г. Когда итальянцы, озлобленные сознательным культивированием в себе неоварварства, вернулись, чтобы атаковать с еще большей решительностью в 1935 г., на время показалось, будто им удастся положить конец издревле неприступной Абиссинии, так же как и новорожденным перспективам коллективной безопасности для измученного западного мира. Но через четыре года после того, как была провозглашена итальянская Империя Эфиопия, муссолиниевская интервенция во время всеобщей войны 1939-1945 гг. побудила британцев, воздержавшихся от помощи Абиссинии в 1935-1936 гг. ради сохранения Лиги наций, спасать собственные шкуры в 1941-1942 гг., оказав в конце концов Абиссинии ту же самую любезную услугу, которую в предшествующих критических ситуациях оказывали французы и португальцы.

Эти четыре иностранные атаки — все, с чем пришлось столкнуться Абиссинии в течение шестнадцати столетий со времен принятия христианства, и, по меньшей мере, первые три были отражены слишком быстро, чтобы оказать стимулирующее воздействие. В других отношениях ее опыт был белым листом бумаги и мог бы послужить опровержением поговорки: счастлива та нация, которая не имеет истории. Ее летопись содержит в себе немного, за исключением однообразных и бессмысленных жестокостей на фоне апатии — слова, которое первоначально по-гречески[369] означало неуязвимость к испытываемым страданиям, или, другими словами, невосприимчивость к стимулу. В 1946 г., несмотря на героические попытки реформ, которые были предприняты императором Хайле Селассие[370] и группой либерально мыслящих лейтенантов, оставалось предполагать, что и четвертая иностранная атака на Абиссинию будет иметь не в большей степени стимулирующее воздействие, чем предыдущие.