Глава 2 ИРОД — ЦАРЬ

Глава 2

ИРОД — ЦАРЬ

Ироду еще предстояло стать царем Иудеи; но пока он уже княжил в Галилее.

Это была небольшая территория площадью примерно 25 на 35 миль, размером с графство Хартфордшир или штат Род-Айленд. Но Галилея имела важнейшее значение, потому что, будучи отделенной от метрополии, она образовывала пограничную зону по всей периферии. Она также была жизненно важной составной частью иудейской территории. И все же, подобно Идумее на другом краю Иудеи, она была по-настоящему иудейской сравнительно недолго. Хотя частичная иудаизация, возможно, наблюдалась в более ранний период, полное завоевание и обращение в веру относится лишь к временам Иоанна Гиркана I (134 — 104 до н.э.) или, менее вероятно, его преемника Иуды Аристобула I (104 — 103 до н.э.). Это поглощение Иудеей и иудаизмом было пророческим, ибо означало, что столетие спустя, возможно незадолго до кончины Ирода, в галилейском Назарете в иудейской среде родился Иисус.

Из-за чрезвычайно плодородной земли Галилея играла важную роль в палестинской экономике, а жители отличались живым, веселым и упрямым нравом. За ними даже закрепилась репутация непокорных, не подчиняющихся властям туземцев, или, во всяком случае, так считали в Иудее, где косо смотрели на все периферийные области.

"Назарет! — сказал ученику Иисуса Филиппу Нафанаил. — Из Назарета может ли быть что доброе? " (Ин. 1, 46).

Данное Иосифом описание правления Ирода в Галилее не внушает большого доверия. Его молодость, пишет историк, не была для него помехой. «Ирод, как деятельная натура, скоро нашел случай выказать свои дарования. Атамана разбойников Иезекию, опустошавшего окраины Сирии, он поймал и казнил, а также истребил многих из его шайки — подвиг, который снискал ему великую признательность сирийцев. В селах и городах прославлено было имя Ирода, как спасителя страны и водворителя мира и порядка» (Иосиф Флавий. Иудейская война. СПб.

1900. С. 49. Репринтное издание: Орел, 1991). Но действительно ли они были «разбойниками», не могло ли у них быть других целей? Верно, что разбойники без труда передвигались между Галилеей и горами Ливана. Верно также, что во всей Иудее малейшие климатические колебания влекли за собой засуху и в результате разбой, бандитизм. Но также вполне возможно, что Иезекия (Хизкия) — националистически настроенный нелегальный политический агитатор — в некоторых кругах считался национальным героем в традициях самого Иуды Маккавея. Таким полвека спустя стал родной сын Иезекии (Иуда Галилеянин). Кроме того, жители Галилеи восхищались хасмонейским режимом, освободившим их от чужеземного господства, и, соответственно, были склонны с неприязнью относиться к проримскому выскочке идумею Антипатру, чьего сына теперь им насильственно навязали.

Это, по-видимому, послужило причиной того, что принятые Иродом репрессивные меры привели к самому большому кризису в его жизни, почти положившему конец его карьере еще до того, как она началась. Ибо они вызвали яростный протест в центральном иудейском совете в Иерусалиме. Этот орган на хасмонейских монетах называется «Сообщество иудеев», а на одной из них один монарх, очевидно сам Гиркан II, называет себя главой этого «Сообщества». Должно быть, это происходило примерно в то время, когда совет также стал известен как синедрион, от которого позднее произошло ивритское название «санхедрин». 71 член совета, собиравшегося в Газите рядом с Двором Израиля в Иерусалимском храме, одновременно составлял государственный совет и верховный суд, единственный орган, который мог теоретически и практически проводить в жизнь на всей иудейской территории унаследованные от предков законы Священного Писания.

Теперь же члены совета, все до одного представлявшие либо священнические круги, либо мирские состоятельные семьи с безупречной расовой чистотой, враждебно относившиеся к влиянию идумеянина Антипатра, были готовы отыскать любой промах у его сыновей, поставленных им на высокие должности. Правивший Иерусалимом брат Ирода Фасаил, правда, не давал им повода для критики. А вот действия Ирода, чему не приходится удивляться, вызвавшие скорбь матерей убитых им бойцов сопротивления, подняли в совете бурю возмущения из-за незаконной казни мятежников. Расправившись с ними без суда, он посягнул на самую важную прерогативу совета.

Поэтому члены совета потребовали, чтобы Ирод предстал перед ними, и оказавшийся между двумя огнями Гиркан приказал ему явиться и ответить на обвинения. Антипатра также вынудили посоветовать сыну подчиниться. Однако он посоветовал ему взять с собой личную охрану — небольшую, чтобы не создавать впечатления запугивания, но достаточную, чтобы уберечь его от неприятностей и в случае осуждения советом помочь ему бежать. Ирод прибыл в Иерусалим, но даже самое тщательное изучение противоречивых повествований Иосифа не вносит полной ясности — то ли Ирода судили и оправдали, то ли ему позволили уехать без суда. Не совсем ясна роль Гиркана. Нам по-разному говорят, что он «любил» Ирода, но «был сердит»: видимо, он помог молодому человеку бежать из Иерусалима, но не слишком старался сохранить за ним его место в Галилее. Во всяком случае, Ирод бежал в Дамаск. Дальше, как говорят, он собрался пойти походом на Иерусалим, но отказался от своего намерения только после увещеваний отца и брата. Но в их обращениях, в том виде, как о них сообщается, похоже, слышатся отзвуки схожих патриотических призывов к легендарному римскому герою Кориолану, так что они могут не совпадать с тем, как было на самом деле. Вполне возможно, Антипатр и Фасаил опасались осквернения святынь в случае вторжения в Иерусалим солдат Ирода. Но чтобы определить подлинную силу, направлявшую эти события, надо обратить взор на самую важную фигуру на Ближнем Востоке — на римского правителя Сирии.

В то время им был Секст Цезарь, молодой двоюродный брат Гая Юлия Цезаря. Этот высокопоставленный родственник как раз собирался окончательно истребить последних врагов из стана Помпея и установить безраздельную диктатуру. Секст Цезарь хорошо знал о дружелюбном отношении Гая к идумейскому семейству, и сам он разделял восхищение своей провинции решительным обращением Ирода с галилейскими мятежниками. Секст сделал все возможное, чтобы надавить на Гиркана, а тот умерил гнев иудейского совета против молодого человека, но не желал ответного государственного переворота со стороны Ирода, который подорвал бы равновесие между Хасмонеями (Гиркан) и идумеянами (Антипатр), которое римляне поддерживали, чтобы избежать беспорядков среди иудеев. Так что вполне вероятно, что это Секст Цезарь отговорил Ирода или поручил Антипатру отговорить его от похода на Иерусалим. Однако Ирод был слишком полезным, чтобы его терять или оставить не у дел; поэтому, когда того вынудили покинуть Иудею, Секст назначил его в военный округ на сирийско-иудейской границе, вероятно включавший Гауланитиду (Голанские высоты) и прилегающую территорию. Таким образом Ирод стал римским государственным служащим. Более того, похоже, что Секст в то же время неофициально доверил ему правление Самарией, которая, как вы помните, была частью территории римской Сирии, образующей коридор между Иудеей и отдаленными северными территориями Галилеей и Изреэлем. Самария все еще оставалась римской, но римляне явно задумали личное правление там Ирода, чтобы создать ему благоприятные условия для давления при удобном случае на Иерусалим.

* * *

Убийство Гая Цезаря в 44 году до н.э. потрясло иудеев, испытывавших к нему благодарность. В их части мира оно означало крупные политические перемены, поскольку после периода беспорядков правителем Сирии стал один из убийц Цезаря, Кассий. Однако Антипатр и на сей раз приспособился к изменившимся обстоятельствам и стал преданным сторонником Кассия. Кассий, как и его сообщник Брут, в районе Эгейского моря занимался сбором средств для неизбежного сведения счетов со сторонниками покойного диктатора, и Ироду было приказано вернуться в Галилею, покинутую им три года назад, для сбора средств, которые Кассий надеялся там получить. Ирод и с этим поручением справился настолько успешно, что подтвердил свое назначение в римской Сирии (включая Самарию). Ему также доверили собирать в провинции упомянутые выше средства и, кроме того, поручили надзирать над крепостями и складами оружия в самой Иудее.

Эти неопровержимые свидетельства доверия Кассия нарушали, однако, равновесие интересов между Хасмонеями и идумеянами, которое стремились поддерживать его предшественники. Поэтому скоро еще одна партия в Иудее, возглавлявшаяся неким Малихом, стала проявлять упрямство в отношении сбора особых податей; его имя (Малик) наводит на мысль, что он был арабом, но, во всяком случае, явно настроенным против идумеев и к тому же против римлян. Правда, от мести римлян его спасло заступничество Гиркана II, чья позиция во время кризиса представляется такой двусмысленной, что можно подозревать его в желании стравить Малиха с Антипатром. Последний тоже оставался странно пассивным перед лицом враждебных действий Малиха, позволив инсценировать формальное примирение и даже отговаривая посланца Кассия от казни Малиха; поговаривали, что жена Антипатра Кипра, арабка, возможно, была инициатором этих примирительных шагов. Но если так, то они совершили ошибку. Ибо Малих, заручившись услугами правителя двора Гиркана, стал теперь травить ядом Антипатра.

Так закончилась эпоха чрезвычайно прозорливого человека. Отец Ирода правильно усвоил урок: великая западная держава пришла сюда надолго, и никакое движение сопротивления положения не изменит. Чтобы не выглядеть открытым коллаборационистом Рима, он предпочитал действовать, прикрываясь Гирканом; к счастью для него, по крайней мере до самого последнего времени, Гиркан был достаточно податливым патроном. Антипатр имел много ненавистников — он стал жертвой ненависти со стороны иудейской знати. Но он являлся опытным финансистом и администратором, способным военачальником и обладал безграничным терпением и упорством. Эти последние качества позволяли ему быть необычно милосердным; в наших источниках, хотя представленные в них предания не все можно назвать благожелательными к его семье, не найти обычных для тех времен фактов жестокостей, которые можно бы приписать ему.

После смерти Антипатра его убийца Малих захватил Иерусалим, утверждая, что действует от имени Гиркана. Ирод хотел пойти на него походом, но его отговорил брат Фасаил, утверждая, что, поскольку никто из них не имел для такого шага официальных полномочий, римляне могут истолковать его как мятеж. Посему последовало еще одно показное примирение, и оба, Малих и Ирод, сопровождали Гиркана во время его визита к Кассию в Лаодикею (Латтакию) в Сирии. На обратном пути у древнего финикийского города Тира один из сопровождавших римских воинов напал на Малиха и заколол его. Предположительно, к этому "склонил Кассия Ирод. Гиркан, ставший свидетелем свершившегося, расстроился, но, когда ему сказали, что за этим стоит Кассий, он смирился и, как требовалось, объявил убитого заговорщиком.

Фасаил вернулся на пост правителя Иерусалима, а Ирод к своим обязанностям в сирийской провинции. Там он заболел. Однако как только поправился, поспешил в Иудею помочь брату подавить беспорядки, которые учинил брат Малиха поддержанный военным начальником в Иерусалиме. К тому же в страну возвратился при поддержке из-за рубежа уцелевшего племянника Гиркан Антигон — глашатай традиционного хасмонейсксго национализма. В начале 42 года до н.э. Ирод отразил прорыв Антигона в Иудею и с триумфом вернулся в Иерусалим, где его приветствовал Гиркан. На сей раз в искренности горячего приема не приходилось сомневаться, поскольку, если бы верх взял Антигон, у того было много причин для отмщения.

Так что тогда же Гиркан — возможно, он зад мал это чуть раньше, когда еще существовала у роза со стороны Антигона — подкрепил свое ос бое отношение к Ироду, обручив с ним свою внучку Мариамну. Она обладала чертами характера, свойственными обеим сторонам семьи: с одной стороны, агрессивностью, напористостью, с другой — инертностью Гиркана, так как являлась дочерью покойного брата Антигона — Александра II. Ее обручению с Иродом препятствовало лишь то, что он уже был женат. Его жена Дорис была спорного происхождения; вполне вероятно, она, как и сам Ирод, происходила из знатной идумейской семьи. Дорис родила ему сына. Отдельные представители иудейской мысли того времени к разводу относились отрицательно, но, согласно Второзаконию, мужчине разрешалось расторгать брак. Дорис с сыном выслали из Иерусалима. Отныне, что вполне естественно, они были крайне озлоблены. Им разрешалось появляться в городе только по большим праздникам.

Обручение с хасмонейкой давало Ироду на ближайшие годы огромные политические выгоды. Оно умеряло недоверие важных слоев иудейской знати и показывало, что Гиркан II, не имевший сына, считал Ирода своим наследником. К тому же Мариамна не только принадлежала к царскому роду, но и была красавицей, и Ирод, неравнодушный к женской красоте, влюбился в нее по уши. Правда, подстрекаемая своей матерью Александрой, она не отказывалась от рискованного удовольствия высказывать, когда считала нужным, неприятные истины. Но глубокие последствия этого обнаружились только после конца супружества, а до него оставалось еще пять лет.

А в то время кризис возник по причине новых потрясений в большом римском мире. В октябре 42 года Кассий и Брут в Филиппах в Македонии уступили сторонникам покойного Юлия Цезаря, молодому Октавиану и Марку Антонию. Во втором триумвирате, который они разделили с Лепидом, правление Востоком предоставили Антонию, и Фасаилу с Иродом снова пришлось переходить на другую сторону. Излишне говорить, что их иудейские противники посылали к Антонию делегацию за делегацией с целью их дискредитировать. Но Антоний разделял расположение своего бывшего хозяина Цезаря к семье Антипатра, своевременной помощью и гостеприимством которого он воспользовался за десять лет до того, когда служил здесь под началом Габиния. Тогда же он, несомненно, познакомился с сыновьями Антипатра. Во всяком случае, Гиркан тоже замолвил за них слово, и Фасаил с Иродом должным образом получили подтверждение своих назначений соответственно в Иерусалиме и Галилее с добавлением титула «тетрарх» (первоначально, но не позднее означавшего «правитель четвертой части»), дававшего им официальный княжеский статус под началом этнарха Гиркана, Некоторые усмотрели в этом решении замысел лишить в дальнейшем Ирода верховной власти, поскольку он был так предан врагу Антония Кассию. Трудно сказать, сыграло ли это обстоятельство какую-то роль в решении Антония, но все-таки он считал, что будет лучше держать братьев в равном положении. Его решение, однако, не помешало другой иудейской фракции послать к нему еще одну делегацию. Она включала не меньше 1000 человек и ждала его в Тире, политически взрывоопасном городе, потому что Антоний только что избавился от его правителя, ставленника Кассия, попавшего в немилость после вторжения в Галилею. Антоний отказался встречаться с этой огромной делегацией, и ее разгон кончился жертвами и смертными приговорами.

Однако обстановка в целом снова изменилась с появлением на сцене главного восточного врага, Парфии, против которой строилась вся оборонительная система Рима вдоль сирийской границы. За 13 лет до того престиж парфян в этом районе сильно возрос после разгрома большой римской армии под предводительством Красса, который в этой битве нашел свою смерть. Теперь же, весной 40 года, в Сирию вторгся сын парфянского царя Пакор. Политическим советником у него был изменник-римлянин. Местные князьки поспешили покориться, и Пакор оккупировал почти всю провинцию. В этом ему помогли не только ореол победы парфян над Крассом, но и собственная добрая слава умеренного и справедливого правителя.

Теперь вторгшаяся армия повернула в сторону Иудеи. Парфия имела давние связи с иудеями, главным образом с их древними поселениями к востоку от Евфрата; историк Иосиф, поместив эти восточные общины в начало списка тех, к кому обращена его «Иудейская война», тем самым подчеркивает их важность. Государство Хасмонеев при Александре Яннае тоже воздавало почести парфянской делегации. И более поздние иудейские источники свидетельствуют, как страстно в некоторых кругах надеялись, что, победив Рим, парфяне окажутся ниспосланным свыше орудием, которое расчистит путь ожидаемому Мессии.

Продвигаясь в глубь Иудеи, парфяне, естественно, поддерживали антиримски настроенного Антигона. Верно, они не заявили об этом сразу. Однако Антигон не замедлил появиться в Галилее, и к нему присоединились иудейские разбойники из дубовых лесов, покрывавших в то время большие пространства приморской равнины. Затем он, не теряя времени, двинулся на Иерусалим. Спешное прибытие Фасаила и Ирода вынудило его укрыться на территории храма, но скоро поддержать его прибыли парфянские войска. Их командир предложил Гиркану, Фасаилу и Ироду лично предстать перед местным военачальником парфян, где и выступить в свою защиту. Гиркан с Фасаилом быстро подчинились и поехали. Но исполненный подозрений Ирод остался. Не поколебали его и дальнейшие приглашения явиться в штаб-квартиру парфян, ибо один состоятельный сириец, Сарамалла, еще раньше предупредил его о недружественных намерениях парфян, а теперь Ирод знал, что эти сведения были точными, потому что Гиркана и Фасаила под конвоем доставили в Екдиппу (Хазив, Ез-Зиб) на финикийском (ливанском) побережье и держали под арестом. Таким образом, теперь не оставалось сомнений, что претендовать на иудейский трон должен был ставленник парфян Антигон. Известно, что обещанная им цена включала не только большую сумму денег, но и 500 женщин, жен его политических противников.

* * *

Так что Ирод решил бежать из Иерусалима, забрав с собой своих женщин. Деньги он уже переправил на юг, в свою родную Идумею. Теперь с невестой, ее и своей матерью, младшим братом и 10 000 воинов он покинул город. Как он улизнул от карауливших его десяти парфянских офицеров и 200 конников, остается тайной. Однако везение продолжалось недолго. В семи милях к югу от Иерусалима он отбился от крупного отряда своих иудейских противников; впоследствии, чтобы отметить это важное место, он построит там большую крепость, Геродиум. Они упорно продолжали путь, часто преследуемые по пятам парфянской конницей. Женщины ехали верхом, но его мать пересадили в повозку, ибо сообщается, что последняя перевернулась и Ирод, в отчаянии от случившегося с матерью несчастья и от задержки, подумывал о самоубийстве — но, возможно, эта история была придворной легендой, дабы показать его добрым семьянином. Однако беглецам удалось, как было условлено, в Оресе (Кефар Арисса или Хоршах) на идумейской территории в пяти милях к югу от Хеврона встретиться с младшим братом Ирода Иосифом И. Решили распустить большую часть войск, которые привели с собой братья, а семьи под охраной 900 воинов во главе с Иосифом поместить в господствующей над пустыней у Мертвого моря крепости Масада.

Ирод подумал, что пришло время воспользоваться тесными семейными связями с арабами. Сам он был по крайней мере наполовину арабом, его семья владела там крупными поместьями, а отец дружил с царями и ссужал их деньгами. Теперь Ирод хотел вернуть часть денег, надеясь выкупить брата и убедить парфян отказаться от поддержки Антигона, и он поехал в столицу арабов Петру, взяв с собой в качестве возможного залога семилетнего сына своего брата Фасаила. В то время у арабов царствовал Малх (47 — 30 до н.э.); его арабское имя, Малик, такое же, как и у внутреннего врага Ирода, Малиха, но для различия лучше называть его Малхом. Ссылаясь на приказ парфян, он отказался пустить Ирода в Петру — хотя есть основания подозревать, что он решил воспользоваться возможностью и уклониться от уплаты долгов Ироду и другим видным иудеям и завладеть их средствами и имуществом у себя в стране.

Во всяком случае, Ироду пришлось повернуть на запад через пустыню Негев. Набрав сопровождение в одном из святых мест Идумеи, он добрался до средиземноморского побережья у Риноколуры (Эль-Ариш), бывшего владения Иудеи, отторгнутого от нее Помпеем и теперь являвшегося пограничным постом правящей царицы Египта Клеопатры VII.

Ирод бежал как раз вовремя, потому что парфяне теперь обрушились на Идумею, захватив и разрушив древнюю крепость Мариссу (Марешу), важный опорный пункт на южной границе Иудеи. Они, несомненно, выбрали ее из-за родовых связей с семейством Ирода. Более того, достигнув побережья, беглец узнал еще одну ужасную новость. Его брат Фасаил погиб, но, очевидно, в действительности он покончил с собой в темнице, куда бросили его парфяне. С Гирканом обошлись еще более жестоко. Пленившие его парфяне отрезали ему уши. Это означало, что он больше не мог быть первосвященником, поскольку закон гласил, что ни одно лицо с физическими недостатками не могло занимать эту должность. Согласно антихасмонейской версии, уши Гиркану отрезал сам Антигон этот же злодей погубил и Фасаила, отравив его под видом лечения раны.

Теперь Гиркан был обязан снять с себя сан первосвященника, и парфяне сослали его в Вавилонию. Поскольку любовь к идумейской семье была одним из самых сильных чувств Ирода, он действительно искренне горевал, узнав о смерти брата. Однако было верно и то, что потенциально неудобный соперник, обладавший даром завоевывать популярность, больше не стоял на пути. К тому же трагедия неожиданно обернулась еще одним благом: из-за жестокостей парфян в истинном свете предстала репутация Пакора как справедливого правителя и он утратил популярность у множества иудеев, а римляне утвердились во мнении, что если на кого ставить, так это на Ирода.

Эту мысль следовало довести до римлян лично. Другими словами, нужно ехать в Рим, где в тот момент находились Антоний и Октавиан, которые, заключив договор, временно подлатали свои разногласия. Самым быстрым, если не единственным, путем добраться туда — было отправиться морем из Египта. Так что Ирод двинулся на запад через египетские пограничные зоны, разминувшись с посланной царем Малхом арабской делегацией, которой поручили передать молодому человеку, что царь, подумав, берет обратно свой отказ. Когда Ирод добрался до Пелузия в северо-восточной части Дельты, находившийся там командующий флотом Клеопатры (после некоторых колебаний) переправил его в египетскую столицу Александрию, где его и приняла царица.

После того как 23 годами раньше Помпей упразднил царство Селевкидов, превратив его в римскую провинцию Сирию, Египет Птолемеев остался единственным царством, уцелевшим после распада империи Александра Великого. Хотя уже не такая, как прежде, страна оставалась очень богатой, однако утратила обширные имперские территории в Палестине, Сирии и Малой Азии, и само ее существование как «независимого царства» унизительным образом зависело от милости Рима. Царица Клеопатра VII, подобно Ироду в Иудее, всеми силами стремилась вернуть царству прежнюю славу, так как она ясно понимала, что единственный путь лежал через сотрудничество с главными римскими вождями. Но поскольку она была женщиной, ее способы отличались разнообразием. Она не только сотрудничала с Цезарем, но и стала его любовницей, а в последнее время получила в любовники и Антония. Она намеревалась склонить последнего к расширению Египта до его прежних размеров.

Это означало, что, обращаясь за содействием к Клеопатре, Ирод многим рисковал, потому что ее намерение восстановить старое царство Птолемеев неизбежно предполагало урезывание, если не уничтожение, его собственного маленького государства. Однако Клеопатра оказала ему радушный прием. Возможно, она рассуждала, что оба они — политические друзья Антония и что способный молодой человек, в данный момент не представлявший никакой опасности, может оказаться полезным — особенно если она сможет подчинить его своему влиянию. Говорили даже, что она предлагала ему командную должность в египетской армии, предположительно командовать контингентом, который она мобилизовала в помощь Антонию в войне с парфянами. Птолемеи не впервые брали на службу иудейского военачальника. Однако предание могло не соответствовать действительности: такую историю Ирод мог включить в воспоминания, чтобы показать, как ловко он уклонился от ее хорошо известных хитростей.

Во всяком случае, если Ирод действительно получил такое предложение, то он его отклонил. Он сказал царице, что хочет добраться до Рима, хотя уже наступила осень, когда моряки обычно избегают выходить в море. Клеопатра пошла ему навстречу и предоставила корабль для поездки. После трудного плавания по бурному морю Ирод добрался до Родоса, где построил еще один большой корабль. Он, конечно, мог и зафрахтовать, но ему нужен был предлог потянуть время, чтобы выведать обстановку через римских друзей. Тем временем он пожелал оказать щедрую помощь Родосу — дружественному Антонию и пострадавшему от врагов — и в то же время собрать побольше денег, которые потребуются по прибытии в столицу. Эти средства он, надо думать, мог собрать в разбросанных по побережью Малой Азии обширных иудейских поселениях.

Итак, Ирод, несмотря на глубокую зиму, поплыл в Брундузий (Бриндизи), а оттуда отправился в Рим. Здесь он незамедлительно рассказал Антонию, другу своей семьи, обо всем, что происходило на Ближнем Востоке. Антоний познакомил его с Октавианом. Этот, хотя и бездушный, молодой человек не мог не знать о дружеском, благодарном отношении своего приемного отца Юлия Цезаря к дому Ирода. Кроме того, в отличие от своего врага и врага римлян, Ирод был на стороне римлян. К тому же великие мира никогда не могли устоять перед чарами Ирода.

Очень быстро представили его римскому сенату. Поручителями выступили оратор и покровитель искусств Мессала и администратор и адмирал Атратин. Судя по их дальнейшим карьерам, оба отчасти были движимы недоверием к царству Клеопатры, а это убеждало их в пользе палестинского противовеса. К тому же Мессала не впервые выступал в поддержку Ирода — двумя годами раньше он защищал его с братом перед Антонием от иудейских противников. Теперь оба сенатора выступали в его пользу и обвиняли Антигона в сотрудничестве с враждебной Риму Парфией. Потом встал Антоний, доказывая, насколько важной будет помощь Ирода с фланга в планируемой им, Антонием, кампании по изгнанию парфян из Сирии. И Антоний предложил восстановить Иудейское царство, временно прекратившее существование после понижения Гиркана в 63 году до звания этнарха, и высказался за то, что царем быть Ироду. Сенат единогласно проголосовал за предложение.

«По окончании заседания, — рассказывал Иосиф, — Ирод вышел из сената, с одной стороны с ним шел Антоний, а с другой — Октавиан. Консулы и другие государственные сановники провожали их для приношения жертвы богам и возложения сенатского решения на Капитолий. В первый же день назначения Ирода царем Антоний дал в честь его торжественный обед» {Иосиф Флавий. Иудейская война. С 66). То был самый значительный день в жизни Ирода. И пир отличался великолепием — только вот участие в жертвоприношении капитолийскому Юпитеру было несколько рискованным, так как затрагивались религиозные чувства иудеев. Не знаем, обеспокоился ли этим Ирод, но еще одно обстоятельство наверняка вызвало его озабоченность. Многие иудеи, для которых царский дом Хасмонеев, освободивший иудеев от чужеземного ига, был чем-то священным, явно будут шокированы демонстративным пожалованием царского титула «полукровке» идумею, и к тому же из рук чужеземного покровителя. По этой причине и чтобы отвести обвинения в достойном осуждения честолюбии, Ирод постарался создать впечатление, будто он совершенно не ожидал решения римлян. По его словам, возвести на царство должны были Аристобула III, десятилетнего брата своей суженой Мариамны, на которое тот, будучи внуком Гиркана и племянником Антигона, мог претендовать по праву рождения. А он сам, утверждал Ирод, не желал ничего большего, кроме как быть советником при мальчике. Вряд ли это было правдой. Ибо через неделю после приезда в Италию Ирод уже отправился домой. Совершенно ясно, что все дело было подготовлено в ходе обстоятельных консультаций с представителями римской знати в течение тех месяцев, которые Ирод провел на острове Родос по пути в Рим.

Другой важной стороной римского решения, с точки зрения общественного мнения в Иудее, было то обстоятельство, что царская власть отныне должна отделяться от первосвященства. Ирод вполне определенно не мог стать первосвященником, поскольку не вел свою родословную от дома Аарона, ранее обладавшего монополией на это место, и не происходил из хасмонейской семьи, впоследствии перенявшей сей пост. Хасмонеи выдумали тому объяснение, что-де у них в роду когда-то были какие-то младшие священники. Идумей Ирод на это и не надеялся; даже слухи, что и у него в роду были священники, которые он позволял распространять своему окружению, были не слишком убедительными, чтобы им можно было поверить.

А доводы римлян сомнений не вызывали. Причины, по которым назначили Ирода, следующие. Во-первых, хасмоней Антигон был противником римлян (поддерживал восточную великую державу против западной) и поэтому не подходил для этой роли. Во-вторых, хасмонейский племянник Антигона Аристобул не годился из-за принадлежности к тому же антиримскому крылу семейства, и, во всяком случае, ему было всего десять лет. В-третьих, только Ирод обладал необходимыми способностями и энергией — и, быть может, благодаря идумейскому происхождению, необходимой бепристрастностью, — чтобы сдерживать вечно беспокойных иудеев. Но если ставить во главе Ирода, он должен быть царем, потому что если он не мог быть первосвященником, то должен получить титул, равный по престижу. Кроме того, монеты Антигона, чье иудейское имя было Маттафия, служат свидетельством, что он, в свою очередь, претендовал на царский титул; так что Ироду, преследовавшему цель сменить его, не оставалось ничего другого. Таковы были обстоятельства, которые в 40 году до н.э. привели к восстановлению для Ирода царского титула. Выпущенные впоследствии монеты с выбитыми датами свидетельствовали, что он ведет свое царствование с этого года.

Однако решение римлян было необычным, исключительным, потому что, когда в зависимом царстве-клиенте появлялась вакансия, обычно искали нового наследника среди продолжателей прежней линии. Решение также влекло за собой отделение иудейской монархии от первосвященства. Это означало отход от традиции, установленной поздними Хасмонеями (нарушенной лишь когда на троне восседала женщина, Александра Саломея, а первосвященником был Гиркан II). Для Рима, возможно, было бы удобнее сохранить объединенным пост монарха и первосвященника, но на такую объединенную должность не находилось подходящего кандидата. Так что царем должен был стать Ирод, а кто-нибудь другой первосвященником. Но эта проблема на время была отложена, ибо сначала Ирод должен завладеть своим царством, все еще находившимся в руках его соперника, человека, который в глазах большинства иудеев был законным царем, — хасмонея Антигона.

В качестве поощрения римляне обещали Ироду значительное увеличение территории. Лежащая к северу от Иерусалима Самария, до парфянского вторжения находившаяся под его личной властью внутри провинции Сирия, возвращалась в Иудейское царство, тем самым удаляя довольно неудачный римский коридор между ядром государства и Галилеей. Несколько расширялась территория на крайнем юго-западе, западнее его родной Идумеи. Она включала прибрежную полосу, в дополнение к Иоппии. Это приобретение почти наверняка включало важный древний недавно перестроенный порт и эллинизированный город-государство Газу, конечный пункт пути пряностей из Аравии.