Глава CIX

Глава CIX

Мы, как следует, до рассвета уже держали путь по следам машин Стирлинга, готовые соединиться с ним прежде чем они начнут бой. К несчастью, дорога была нелегкой. Сначала у нас был трудный спуск, а затем — местность из зазубренного долерита, через которую мы мучительно ползли. Затем мы шли по распаханным склонам. Земля была трудной для машин, так как от летней жары красная почва потрескалась на ярд в глубину и на два-три дюйма в ширину. Пятитонные бронемашины сбавили скорость до первой передачи и чуть не прилипали к земле.

Мы нагнали Арабскую армию около восьми утра на гребне склона перед железной дорогой, когда она разворачивалась, чтобы атаковать небольшой редут, охраняющий мост, между нами и курганом Телль-Арар, с вершины которого открывался вид до Дераа.

Конники руалла, ведомые Традом, ринулись вниз с длинного склона, через дно долины, заросшее лакрицей, к водоразделу рядом с рельсами. Джойс выскочил за ними на своем «форде». С гребня мы рассчитывали взять железную дорогу без единого выстрела, но, пока мы смотрели, турецкий пост, который мы не принимали в расчет, вдруг стал плеваться в нас яростным огнем, и наши храбрецы, стоявшие в великолепных позах на рельсах (и ломавшие голову, что же делать дальше) исчезли.

Нури Саид двинул вниз пушки Пизани и произвел несколько выстрелов. После этого руалла и войска мигом налетели на редут, убит был только один. Итак, десять миль железной дороги к югу от Дамаска в девять утра были в нашем полном распоряжении. Это была единственная железная дорога на Палестину и Хиджаз, и я никак не мог опомниться от нашей удачи, не в силах поверить, что мы так легко и так скоро сдержали слово, данное Алленби.

Арабы потоком обрушились вниз с хребта и обступили круглую вершину Телль Арар, чтобы оглядеть свою равнину, лежащую, как в оправе, которую обманчиво оживляло утреннее солнце, и было еще больше тени, чем света. Наши солдаты невооруженным глазом видели Дераа, Мезериб и Газале, три ключевые станции.

Я же видел дальше: турецкую базу к северу от Дамаска, единственное связующее звено с Константинополем и Германией, которое теперь было сломано: Амман, Маан и Медину на юге, теперь отрезанные: Лимана фон Сандерса[125] на западе, запертого в Назарете: Наблюс: долину Иордана. Было шестнадцатое сентября, условленный день; через сорок восемь часов Алленби бросит вперед свои главные силы. За сорок восемь часов турки еще могли принять решение изменить диспозицию, чтобы встретить нашу новую угрозу: но они не могли ее изменить до самого удара Алленби. Бартоломью говорил: «Скажите мне, будет ли он на линии Ауджи за день до того, как мы начнем, и я скажу, победим ли мы». И вот он здесь, значит, мы победим. Вопрос был, какой ценой.

Я хотел разрушить всю линию тотчас же: но, казалось, все вокруг застыло. Армия сделала свое дело: Нури Саид размещал пулеметы вокруг холма Арар, чтобы удерживать любую вылазку из Дераа: но почему не шли подрывные работы? Я бросился вниз и обнаружил египтян Пика за приготовлением завтрака. Это напомнило мне Дрейка и его игру в шары[126], и я потерял дар речи от восхищения.

Однако через час они были готовы и начали методичные разрушения; а французские артиллеристы, которые тоже везли пироксилин, уже спустились, имея виды на следующий мост. Они были не слишком удачливы, но со второй попытки все-таки его повредили.

С вершины Телль Арар, прежде чем перед глазами заплясала дымка, мы тщательно изучили Дераа через мой сильный бинокль, высматривая, что приготовили нам сегодня турки. Первое открытие было тревожным. На аэродроме было оживление — отряды выкатывали машину за машиной. Я насчитал восемь или девять, выстроенных в ряд. В остальном все было, как мы и ожидали. Несколько пехотинцев ходили беглым шагом по оборонительной позиции, и пушки палили в нашу сторону, но мы были от них за четыре мили. Локомотивы набирали пар: но поезда не были бронированными. Позади нас до самого Дамаска местность была гладкой, как карта. От Мезериба, справа, движения не было. Инициативой владели мы.

Мы собирались заложить снаряды по методу «тюльпан» и вывести из строя шесть километров рельсов. Этот метод был придуман Пиком и мной именно для таких случаев. Тридцать унций пироксилина помещались под центр средней шпалы через каждые десять метров путей. Шпалы были стальные и квадратной формы, так что оставалось воздушное пространство, которое заполнял взорвавшийся газ, чтобы вырвать середину шпалы наверх. Если заряд был заложен правильно, металл не лопался, а вставал горбом на два фута в воздухе, как бутон. Он поднимал за собой рельсы на три дюйма вверх; а они сходились вместе на шесть дюймов, и, поскольку рельсовые подушки охватывали нижние фланцы, это серьезно искривляло их внутрь. Тройное искривление делало их не подлежащими ремонту. Три-четыре шпалы разрушались таким же образом, а в насыпи появлялась брешь, и все это — одним зарядом, с таким коротким запалом, что первый взрывался, когда зажигали третий, и он отбрасывал обломки вверх, над головой, исключая опасность.

Шестьсот таких зарядов, и туркам понадобится добрая неделя, чтобы все это поправить. Это было щедрое прочтение фразы Алленби о «трех мужчинах и мальчишке с пистолетами». Я повернул назад, к войскам, и в эту минуту произошло два события. Пик поджег свой первый заряд, черный дым поднялся, как тополь, затем последовал низкий звук взрыва; и первый турецкий аэроплан вылетел по направлению к нам. Нури Саид и я прекрасно устроились под выступом скалы, в щели глубоких природных траншей на южной стороне холма. Там мы спокойно ждали бомбы; но это была всего лишь разведывательная машина, «пфальц», которая оглядев нас, вернулась в Дераа с новостями.

Должно быть, новости эти были не лучшими, потому что вскоре по очереди вылетели двухместный самолет, четыре разведывательных и старый желтобрюхий «альбатрос», и все закружили над нами, бросая бомбы или накрывая нас пулеметным огнем. Нури поставил своих пулеметчиков с «хочкисами» в расщелины скал, и они строчили без умолку. Пизани поднял четыре своих орудия, и полетела бодрая шрапнель. Это привело врагов в замешательство, они сделали круг и взяли несколько выше. Теперь цель была для них неверной.

Мы рассредоточили войска и верблюдов, иррегулярные же войска рассредоточились сами. Превратиться в мельчайшую цель — было нашим единственным шансом, так как на равнине негде было укрыться даже кролику; и сердца наши дрогнули, когда мы увидели, сколько тысяч людей у нас, рассыпавшихся внизу. Странно это было — стоять на вершине горы, глядя на эти две квадратные мили, плотно заполненные людьми и животными, где постоянно взрывались ленивые, неслышные столбы дыма, когда падали бомбы (очевидно, далеко от источника шума), или брызги пыли, когда вниз лупили пулеметы.

Было жарко, но египтяне продолжали трудиться так же методично, как раньше завтракали. Четыре отряда закапывали «тюльпаны», а тем временем Пик и один из его офицеров зажигали каждый заложенный заряд. Два куска пироксилина в заряде не могли произвести эффектный взрыв, и с самолетов, видимо, не замечали, что происходит: по крайней мере, их не слишком осыпали бомбами, и, пока продолжались подрывные работы, отряд постепенно удалялся из зоны обстрела к северу, теряясь среди пейзажа. Мы следили их путь по падению телеграфных столбов. В нетронутых местах они стояли аккуратно, и проволока была туго натянута, но там, где прошел Пик, они гнулись и кривились, или же падали.

Нури Саид, Джойс и я держали совет, прикидывая, как попасть в ярмукскую часть палестинской дороги, чтобы завершить обрыв Дамасской и Хиджазской железных дорог. Учитывая, что там, по донесениям, следует ждать противостояния, мы должны взять почти всех наших людей, но вряд ли это будет мудро при таком обзоре с воздуха. С одной стороны, бомбы могут нанести нам большой ущерб, если мы пойдем по открытой равнине; с другой — подрывной отряд Пика окажется предоставленным на милость турок в Дераа, если те наберутся мужества выйти. Сейчас они напуганы, но время может вернуть им храбрость.

Пока мы медлили, все чудесным образом разрешилось само собой. Джунор, пилот В.Е.-12, теперь один в Азраке, услышал от Мерфи, стоящего на ремонте, о вражеских машинах вокруг Дераа и сам решил занять место истребителя «бристоль», выполнив воздушную программу. И когда дела наши были плохи, он внезапно вступил в игру.

Мы глядели на него со смешанными чувствами, ведь на своей безнадежно устаревшей машине он был легкой добычей для любого из вражеских самолетов; но для начала он привел их в изумление, открыв по ним огонь из двух пулеметов. Они рассредоточились, чтобы как следует осмотреть нежданного противника. Он полетел к западу от железной дороги, и они пустились в погоню; симпатичная слабость летчиков к погоне за враждебной машиной, как бы ни была важна наземная цель.

Нас совершенно оставили в покое. Нури воспользовался тишиной, чтобы собрать триста пятьдесят солдат регулярной армии с двумя пушками Пизани, и спешно отвел их за седловину, позади Телль Арара, на первом переходе пути до Мезериба. Если бы аэропланы дали нам полчаса, они, наверное, не заметили бы ни уменьшения людей у холма, ни рассредоточенных групп, продвигающихся по каждому уступу и лощине к западу, где лежали уже скошенные поля. Эта вспаханная земля с воздуха казалась лоскутным одеялом: к тому же она заросла высокими стеблями кукурузы, а колючки росли вокруг на высоте седла.

Мы послали крестьян вслед за солдатами, и через полчаса я собирал свою охрану, чтобы попасть в Мезериб раньше других, когда мы снова услышали рев моторов, и, к нашему изумлению, вернулся Джунор, еще живой, хотя обстреливаемый пулями вражеских машин с трех сторон. Он великолепно уворачивался и ускользал, стреляя в ответ. Сама их численность мешала им, но, конечно, исход дела казался предрешенным.

В слабой надежде, что он уйдет невредимым, мы кинулись к железной дороге, полосе земли, где было меньше валунов. Все в спешке помогали ее расчистить, пока Джунор снижался. Он сбросил записку, что у него кончился бензин. Мы лихорадочно работали пять минут, и затем выбросили сигнал к приземлению. Он нырнул туда, но в это самое время ветер переменился и задул под острым углом. Расчищенная полоса в любом случае была слишком мала. Он приземлился прекрасно, но от следующего порыва ветра его шасси сломались, и самолет перевернулся.

Мы бросились на помощь, но Джунор уже выбирался, не задетый, только порезав подбородок. Он вытащил свой «льюис» и «виккерс», и барабаны трассирующих снарядов к ним. Мы побросали все в «форд» Юнга и скрылись, а в это время один из турецких двухместных самолетов злобно нырнул вниз и сбросил бомбу на обломки.

Через пять минут Джунор уже просил новой работы. Джойс дал ему в распоряжение «форд», и он дерзко выехал к путям под самым Дераа и проделал брешь среди рельсов, прежде чем турки его увидели. Они нашли такое рвение чрезмерным и открыли по Джунору огонь из пушек: но он со скрежетом ушел на «форде», уцелев в третий раз.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.