Глава СХ

Глава СХ

Моя охрана ждала, выстроившись в две длинные шеренги у холмов. Джойс оставался в Телль Арар в качестве прикрытия с сотней людей Нури Саида, руалла, гуркхами и машинами; а мы тем временем проскользнули, чтобы разрушить Палестинскую железную дорогу. Мой отряд выглядел бедуинами, поэтому я решил открыто двинуться в Мезериб кратчайшим путем, ведь мы и так сильно запаздывали.

К несчастью, мы привлекли внимание врага. Над нами выполз аэроплан, разбрасывая бомбы: одна, две, три, все мимо: четвертая прямо в середину. Двое из моих людей упали. Их верблюды, окровавленные, бились на земле. Люди не получили ни царапины и вскочили на верблюдов позади своих товарищей. Другая машина проплыла над нами с выключенным двигателем. Еще две бомбы, и мой верблюд завертелся на месте, я наполовину сполз из седла, правый локоть обожгло, и он начал неметь. Я подумал, что тяжело ранен, и заплакал от досады: выйти из строя, когда еще день может принести верный успех! По руке стекала кровь: наверное, если бы я не взглянул на нее, то мог бы и не заметить эту рану.

Мой верблюд увернулся от града пулеметных пуль. Я вцепился в луку седла и обнаружил, что поврежденная рука на месте и может действовать, а я думал, что ее уже оторвало. Левой рукой я отбросил покрывало, чтобы осмотреть руку — это был всего лишь маленький осколок металла, очень горячий, слишком легкий, чтобы причинить серьезный вред, проникнув сквозь складки покрывала. Этот пустяк показал, на каком пределе было сейчас мое мужество. Любопытно, что это был первый раз, когда меня ранило с воздуха.

Мы, развернувшись, величественно ехали, зная местность, как свои пять пальцев, и останавливаясь, только чтобы рассказывать встречным молодым крестьянам, что теперь дело начнется в Мезерибе. Поля были полны людьми, которые стекались пешком изо всех деревень нам на помощь. Они все горели жаждой деятельности, но наши глаза так привыкли к смуглым, худощавым жителям пустыни, что эти веселые деревенские парни с румяными лицами, пышными волосами, незагорелыми и пухлыми руками и ногами казались похожими на девушек. Чтобы двигаться быстрее, они подоткнули свои халаты выше колен: и самые активные бежали по полю рядом с нами, подшучивая над моими ветеранами.

Когда мы достигли Мезериба, нас встретил Дарзи ибн Дагми с новостью, что солдаты Нури Саида всего в двух милях отсюда. Мы напоили верблюдов и сами напились до отвала, потому что день был долгим, жарким, и до вечера было еще далеко. Затем из-за старой крепости мы оглядели озеро и увидели движение на французской железнодорожной станции.

Некоторые из белоногих парней рассказали нам, что турки держат там отряд. Однако подступы к станции чересчур искушали нас. Абдулла вел нашу атаку, потому что моим приключениям подходил конец — под вялым предлогом, что мне следует поберечь свою шкуру для оправданной опасности. Другими словами, я хотел вступить в Дамаск. Эта же работа была слишком простой. Абдулла нашел зерно, муку, а также кое-какую поживу — оружие, лошадей, украшения. Это пробудило интерес моих приближенных. Новообращенные выбежали по траве, привлеченные сюда, как мухи на мед. Прибыл Талал, как всегда, галопом. Мы перешли ручей и вместе пошли до дальнего берега, по колено в траве, пока не увидели турецкую станцию в трехстах ярдах впереди. Мы могли занять ее, прежде чем пойти в атаку на крупный мост под Телль эль Шехабом. Талал беспечно шел вперед. Справа и слева показались турки. «Ничего, — сказал он, — я знаком с начальником станции», — но когда мы подошли на двести ярдов, двадцать винтовок разразились выстрелами в нашу сторону. Мы невредимыми скрылись в траве (большей частью колючей) и осторожно поползли назад, Талал чертыхался.

Мои люди услышали его брань, а может быть, выстрелы, и хлынули к нам от реки: но мы повернули их обратно, опасаясь пулемета в здании станции. Здесь нужен был Нури Саид. Он прибыл вместе с Насиром, и мы обсудили дела. Нури отметил, что задержка с Мезерибом может стоить нам моста, то есть мы потеряем более крупную цель. Я согласился, но счел, что нам может хватить и синицы в руках, ведь разрушения Пика на главной линии будут чинить неделю, а за неделю может измениться все.

И вот Пизани расчехлил свои приготовленные пушки и произвел несколько взрывов наудачу. Под этим прикрытием, с нашими двадцатью пулеметами, Нури пошел вперед, в перчатках и при мече, и сорок оставшихся в живых солдат сдались ему в плен.

Сотни хауранских крестьян в неистовстве бросились к этой богатейшей станции, чтобы грабить. Мужчины, женщины и дети грызлись, как собаки, за каждый кусок. Двери, окна, дверные и оконные рамы, даже лестничные ступеньки — все было сметено. Один оптимист дорвался до сейфа и нашел внутри почтовые марки. Другие распотрошили длинную цепочку вагонов, стоящих на запасном пути, и нашли там все, что душе угодно. Добычу уносили тоннами. Но еще больше добра осталось на земле поломанным.

Мы с Янгом обрывали телеграфные провода — здесь была важная сеть сообщений и местных линий, основная связь палестинской армии с родиной. Приятно было представлять, как Лиман фон Сандерс в Назарете разражается проклятиями всякий раз, когда провод распадается под кусачками. Мы делали это медленно и с удовольствием, чтобы как следует его побесить. Безнадежный недостаток инициативы у турок делал их армию «управляемой», и, разрушая телеграф, мы делали шаг к тому, чтобы превратить их в стадо без вожака. После телеграфа мы взорвали стрелочный перевод и посадили «тюльпаны»: немного, но достаточно, чтобы вывести их из себя. Пока мы работали, со стороны Дераа подошел патрульный легкий паровоз. Взрыв и облака пыли от наших «тюльпанов» насторожили его. Он тихо исчез. Затем нас посетил аэроплан.

Среди захваченного подвижного состава на платформах для перевозки стояли два грузовика, набитые деликатесами для какой-нибудь немецкой столовой. Арабы, не доверяющие банкам и бутылкам, перепортили почти все; но нам досталось немного супов и мяса, а потом Нури Саид раздобыл нам консервированную спаржу. Он увидел араба, который открывал ящик, и, когда его содержимое показалось на свет, с ужасом воскликнул: «Свиные кости!» Крестьянин плюнул и бросил ящик, а Нури поскорее набил свои седельные сумки до отказа.

В грузовиках были полные баки бензина. Рядом — платформа, наполненная дровами. На закате мы все это подожгли, когда закончилось разграбление, и солдаты вместе с кочевниками разлеглись у озера на мягкой траве.

Великолепное пламя от вагонов освещало наш ужин. Дерево горело ровным светом, а огненные языки взрывающегося бензина высились башнями над резервуарами для воды. Мы отпустили людей готовить хлеб, ужинать и отдыхать, прежде чем ночью пойти на мост Шехаб, лежащий в трех милях к западу. Мы собирались атаковать в темноте, но голод останавливал нас, а потом, к нам толпой шли посетители, потому что наши огни привлекли, как маяк, половину Хаурана.

Эти люди были нашими глазами, и их надлежало встретить хорошо. Моим делом было отслеживать каждого, кто приносил новости, и выуживать из него все, что можно, а затем собрать и разложить по полочкам то, что в их словах было правдой, создавая целостную картину. Целостную, насколько она давала мне уверенность в суждениях, но это не значило — продуманную и логичную, потому что источников информации было слишком много, их сведения сбивали меня с толку, и мой ум просто захлебывался в потоке всех этих заявлений.

Люди приходили с севера толпами, на лошадях, на верблюдах, пешком, сотнями и сотнями, в ужасающем величии энтузиазма, думая, что наконец-то мы займем всю местность, а Насир утвердит свою победу, ночью захватив Дераа. К нам пришел даже магистрат Дераа, чтобы открыть нам свой город. Согласившись на это, мы должны были перекрыть водоснабжение на станции, которая неизбежно после этого сдастся: но позже, если турецкую армию будут добивать медленно, на нас могут снова напасть, и мы потеряем жителей равнин между Дераа и Дамаском, в чьих руках находится наша решающая победа. Хороший расчет, если и не первой свежести, но в целом все еще говорило против взятия Дераа. И снова нам приходилось отделываться от наших друзей под предлогами, доступными их пониманию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.