Глава ХХIХ

Глава ХХIХ

Жизнь в Веджхе была интересной. Теперь мы держали наш лагерь в порядке. Фейсал разбил свои палатки пышной группой: жилые палатки, приемные палатки, штабные палатки, палатки для гостей, для слуг — около мили от моря, на краю кораллового шельфа, который мягко сбегал по берегу, пока не заканчивался крутым обрывом, направленным на восток и ни юг над широкими долинами, сверкающими, как звезды, при взгляде из гавани, замкнутой среди суши. Палатки солдат и племен были сгруппированы в этих песчаных долинах, оставив нам прохладные высоты; и мы, северяне, вечером нашли это просто восхитительным, когда бриз с моря принес нам шепот волн, слабый и отдаленный, как эхо уличного шума в лондонском переулке.

Сразу за нами стояли аджейли, беспорядочная тесная группа палаток. На юге это были артиллеристы Расима; и в компании с ними пулеметчики Абдуллы, ровными линиями, со своими животными, расставленные в пикеты теми правильными рядами, которым всегда курили фимиам профессиональные офицеры и которые были удобны, если пространство было ценно. Дальше прямо на земле был оборудован рынок, волна людей всегда клубилась вокруг товаров. Разрозненные палатки и шалаши племен заполняли каждый овраг или безветренное место. За последними палатками лежала открытая местность, где вокруг разбросанных пальм ближайшего колодца, слишком соленого, ходили туда-сюда отряды верблюдов. Задником сцены служили подножия гор, рифы и группы скал, как разрушенные замки, разбросанные к горизонту от побережья.

Так как в Веджхе было обычаем разбивать лагерь широко, и очень широко, я проводил жизнь в движении то туда, то сюда, к палаткам Фейсала, к палаткам англичан, к палаткам египетской армии, в город, в порт, на радиостанцию, весь день в скитаниях вдоль по этим коралловым тропам, в сандалиях или босиком, укрепляя свои ноги, мало-помалу приобретая способность ходить почти безболезненно по каменистой и горячей земле, закаляя свое уже тренированное тело для еще больших усилий.

Бедные арабы удивлялись, почему у меня не было лошади; и я воздерживался от того, чтобы озадачивать их непонятными разговорами о закалке или признаваться, что я скорее буду ходить, чем ездить, чтобы щадить животных: но первое было правдой и второе тоже. Что-то, задевающее мою гордость, неприятное, поднималось во мне при виде этих низших форм жизни. Их существование бросало отражение рабства на наш человеческий род: на то, как Бог видит нас самих, и использовать их, быть в долгу перед ними, когда можно было этого избежать, казалось мне постыдным. Это было как с неграми, каждую ночь доводившими себя до исступления игрой в тамтамы на обрыве. Их лица, явно отличавшиеся от наших, можно было терпеть; но мучительно было видеть у них в точности такие же тела, как и у нас.

Фейсал внутри день и ночь трудился над своей политикой, в которой мало кто из нас мог ему помочь. Снаружи толпа занимала и развлекала нас парадами, пальбой в воздух и победными маршами. Были и происшествия. Однажды компания, которая развлекалась за нашими палатками, подорвала авиабомбу, реликвию, не разорвавшуюся при захвате города Бойлем. При взрыве части их тел разбросало по лагерю, отметив полотно палаток красными брызгами, которые скоро стали тускло-коричневыми и затем поблекли. Фейсалу заменили палатки, а окровавленные он приказал выбросить; бережливые рабы их отстирали. В другой день загорелась палатка, и трое из наших гостей чуть не изжарились. Весь лагерь столпился вокруг и ревел от смеха, пока огонь не угас, а потом, довольно пристыженные, мы позаботились об их ранах. На третий день лошадь была ранена шальной пулей, и многие палатки были пробиты.

Однажды ночью аджейли подняли мятеж против своего коменданта, ибн Дахиля, за то, что он штрафовал их слишком часто и порол слишком сурово. Они снесли его палатку, с воем и стрельбой, вышвырнули его вещи и избили его слуг. Этого было недостаточно, чтобы притупить их ярость, они вспомнили Йенбо и отправились убивать атейба. Фейсал с нашего обрыва увидел их факелы и прибежал к ним босиком, раздавая удары мечом плашмя за четверых. Его ярость задержала их, пока рабы и верховые, призывая на помощь, не кинулись с криками в атаку вниз по горам, размахивая мечами в ножнах. Кто-то дал Фейсалу лошадь, на которой он преследовал зачинщиков, пока мы рассеивали толпу, стреляя по их одежде сигнальными ракетами. Только двое были убиты и тридцать ранены. Ибн Дахиль подал в отставку на следующий день.

Мюррей дал нам две бронемашины, «роллс-ройсы», высвобожденные из кампании в Восточной Африке. Командирами были Гилман и Уэйд, а команды были британские, водители из вспомогательного корпуса и стрелки из пулеметного. Размещение их в Веджхе создавало нам неудобства, потому что пища, которую мы ели и вода, которую мы пили, сразу же были забракованы с санитарной точки зрения; но общение с англичанами стало за это наградой, а носиться на машинах и мотоциклах через безнадежные пески Веджха было великолепным занятием. От вождения машин по пересеченной местности у людей развивались руки, как у боксеров, так что они профессионально двигали плечами при ходьбе. Со временем они приобретали умение, развивая стиль и искусство езды по пескам, когда продвигались осторожно по более подходящей земле и носились на полной скорости по мягким участкам. Один из таких участков занимал последние двадцать миль равнины перед Джебель-Раалом. Машины обычно пересекали ее за полчаса с небольшим, скача по дюнам с гребня на гребень, рискованно виляя между их изгибами. Арабы полюбили новые игрушки. Мотоциклы они звали лошадьми дьявола, детьми автомашин, которые сами были сыновьями и дочерьми поездов. Так что вместе это составляло три поколения механического транспорта.

Флот много содействовал нашим интересам в Веджхе. «Эспигль» был послан Бойлем в качестве военно-морской базы с восхитительным приказом «делать все возможное к сотрудничеству со всеми планами, которые будут предложены полковником Ньюкомбом, явно давая понять, что корабль оказывает им милость». Его командир Фицморис (уже сделавший себе имя в Турции) был гостеприимной душой и получал тайное удовольствие от нашей работы на берегу. Он находил тысячу способов помогать нам; прежде всего с сигналами, так как он был экспертом по радио, а однажды в полдень пришел «Нортбрук» и на легком грузовике выгрузил для нас армейскую радиостанцию. Так как некому было объяснить нам ее устройство, мы были растеряны; но Фицморис сбежал на берег с половиной своей команды, отвел машину на подходящее место, профессионально оборудовал антенну, завел двигатель и соединил нас так удачно, что еще до заката вызвал на связь удивленный «Нортбрук» и имел долгую беседу с его радистом. Станция увеличила эффективность базы в Веджхе и была занята днем и ночью. Через Красное море летели послания на трех языках, зашифрованные двадцатью разными армейскими шифрами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.