Глава 4

Глава 4

Кончался «месяц веников» — очпанистли.[42] В честь богини спелого кукурузного зерна в Теночтитлане уже была принесена в жертву молодая женщина. Прошел привычный для этого времени года смотр воинов и раздача наград. Окончились маневры, были разыграны шуточные сражения между «кавалерами» орденов Орла и Оцелота, а между тем боги по-прежнему хранили молчание.

Ни вещего сна, ни очевидного знамения, ни ясного ответа — что делать? Почему наглые чужеземцы так свободно топчут землю Мехико? Как им удалось смирить дикий нрав тласкальцев, как они смогли одолеть их? Даже сделать своими союзниками! Никому из правителей Мехико это было не под силу. Мотекухсома терялся в догадках. Он сам дважды ходил на ослушников и оба раза терпел поражения. Потерял в боях любимого сына… В те дни тлатоани внял голосу свыше и, положившись на время и на Уицилопочтли, отступил от Тласкалы.

Последние месяцы во время праздничных и ритуальных церемоний правитель Теночтитлана постоянно испытывал раздражение. Все получалось как-то небрежно, без души и ощущения неземного восторга от возможности по общаться с богами — то жрец обронит ритуальный нож, то в момент почитания и пения хвалебных песен в честь богини спелой кукурузы Тоси вдруг хлынул проливной дождь. Это в разгар уборки урожая!.. Складывалось впечатление, что и на небесах, на всех его ярусах, занимаемых небожителями, творилась неразбериха. К своим обязанностям они тоже начали относиться спустя рукава. Не раз его посещала кощунственная догадка — не опустел ли этот голубой, исполненный величия купол? Как могли великие, сотворившие твердь и хлябь, кукурузную лепешку и дурманящий октли, покинуть отведенные им Тонакатекутли[43] покои и оставить его, Мотекухсому, хранителя видимого мира, в одиночестве? Лицом к лицу с этими необузданными, непредсказуемыми варварами.

Дело дошло до анекдота! Они возомнили себя потомками и последователями Кецалькоатля!.. Того, кто когда-то именовался Топильцин. Это был государь народа строителей-тольтеков. В результате дворцового заговора Топильцин был лишен власти и вместе со своими последователями ушел в сторону восхода. Там исчез… Вполне возможно, что этот исторический человек и в самом деле покинул родную землю и отправился за море. Более того, он, Мотекухсома Младший, не станет отрицать, что пришельцы могут являться его потомками. Однако утверждать, что Топильцин, оказывается, обладал божественной ипостасью, пристало только невежественным низам, верящим в любую чепуху. Здравомыслящим и образованным людям просто не к лицу распускать слухи, будто вождь тольтеков под именем некоего «Фомы» пришел в Мехико с востока, где и начал проповедовать учение креста, женщины с ребенком и распятого раба.

Это же бред! Наглый обман!..

И боги терпят!

Вот же книги, хроники, которые хранятся в его личной библиотеке. В них все сказано, мудрые предки подробно записали, где, когда, в какой земле родился Топильцин-Кецалькоатль. В священном городе Туле… Вот все его деяния — он сделал много доброго для людей. Но какое отношение этот человек имеет к божественной сущности самого ветра, к силе урагана, святым тайнам, которые доверены жрецам. К самому грозному Кецалькоатлю Уэмаку?..

Никакого!

Бог воплотился в вожде тольтеков? Где об этом сказано? Ни в одной рукописи и слова о подобном событии нет…

Тлатоани на мгновение оторвал взгляд от манускрипта, посмотрел на встрепенувшееся пламя факела, при свете которого он до рези в глазах вглядывался в древние страницы, повествующие о том, что было издавна, год за годом. Записи были сделаны ещё до того, как племя теночков появилось на берегах Тескоко и после долгой борьбы сумело, наконец, установить порядок, обеспечивающий сохранность мира. Смена дня и ночи, правильное чередование месяцев и лет, своевременный приход весны и сезона дождей, появление звезд, а также священной звезды Пернатого змея,[44] точное хождение по небосводу Солнца и Луны — вот за что он, Мотекухсома, был теперь ответствен перед богами. Поддержание мирового распорядка — источника существования вселенной, вменялось ему в обязанность. Это было трудно, но почетно… Подобная тяжесть была по силам только ему, Мотекухсоме. С ранних лет боги испытывали к нему благосклонность.

Неужели теперь он лишен их милости?! За что? Так быть не может, это противоестественно. Это грозит гибелью всему живому на земле. Любого, кто осмелится нарушить заложенное изначала мировое устройство, ждет неминуемая гибель — это же проще простого! Тогда, согласно совершенно ясным на этот счет пророчествам, нагрянет потоп, громы и молнии сокрушат твердь. В конце концов погибнут не только люди науа, но и сами чужеземцы! Как это согласовать — появление так называемых потомков Кецалькоатля и гибель вселенной? Это невозможно понять или совместить. От подобной мысли сразу становилось зябко, страшно, кровь — священная жидкость, пища богов, — стыла в жилах.

…За тростниковой завесью мелькнул силуэт нижнего советника. Тлатоани взял себя в руки, приказал.

— Докладывай.

Чиновник, склонившись, не глядя на повелителя, коротко ответил.

— Гонец из Чолулы. Новые вести.

Мотекухсома вздрогнул. Ничего хорошего он не ждал, на гнев богов, способных испепелить этих варваров, уже не надеялся. В то же время нельзя было давать послабления окружавшим его слугам. Во дворце вопреки всему должен сохраняться порядок, соблюдаться приличия.

Ох, как трудно было сдерживать ярость и досаду, не повышая голос, требовать соблюдения благочиния и покорности, когда руки сами собой начинали подрагивать. Что там еще? Пополокас договорились с Тласкалой? Идут по дороге на Чолулу?

— Гонца после дневного принятия пищи доставить в зал для приемов. На вечер созвать совет. Сейчас приготовить свежую одежду.

Система приемов и доступа во дворец тлатоани были окончательно разработаны ещё в эпоху царствования отца Мотекухсомы Ашайякатла и всегда строго соблюдались. Никто не смел переступить порог государственного дома, не выждав положенный срок. Разве что члены совета и ближайшие родственники тлатоани обычно проходили без задержки, да и то, согласно традиции, на мгновение замирали перед главными, распахнутыми в дневное время воротами. Те, кто попроще, высиживали часами. В последние месяцы Мотекухсома распорядился, чтобы скороходов приравняли к средним чиновникам, которым полагалось не менее часа ожидать доступа во дворец. За это время сообщение заносилось в особый манускрипт, изучалось. Специальный советник заучивал его наизусть, кроме того, ему полагалось знать ответы на любые, касавшиеся существа дела, вопросы. Но и в этом ритуале великий тлатоани вынужден был пойти на уступки. Прежде Мотекухсома ни с кем из чиновников, тем более со слугами, запросто не разговаривал. Отдавал приказы, выслушивал донесения, которые должны были излагаться кратко, в нескольких словах. Разве могло божество, живущее в земном дворце, вступать в беседу с мелкими людишками? Кто они в сравнении с ним? Церемониал общения с живым богом разрабатывался лично Мотекухсомой, внедрялся неукоснительно, долгие годы. В первые же месяцы после избрания его главой союза трех городов из дворца были удалены все, кто не имел благородных предков. Каждый должен был знать свое место. Крестьянин — сеять и собирать урожай, купец — торговать и доставлять в Теночтитлан секретные сведения, воин — сражаться, советник — следить за слугами и давать советы, государь — хранить порядок. В начале своего правления Мотекухсома взялся за мздоимцев и нарушителей закона среди судейских. Теперь решения в судах выносятся быстро, по существу и в пользу справедливости. Потом приструнил благородных. К лицу ли представителю самой известной фамилии являться во дворец в роскошных одеждах? Прежде, чем предстать пред светлыми очами тлатоани, смири гордыню, разуйся, накинь простенький плащ и запомни, что ни в коем случае нельзя бросать взгляды на живое солнце!

Как было приятно видеть плоды просвещения подданных. Скоро в государстве вновь с благоговением начали относиться к установленному богами порядку.

Теперь Мотекухсома сердцем чувствовал — все устройство повседневной жизни висело на волоске. Чужеземцам было ясно сказано — не сметь являться в Теночтитлан! И что же — они уже на пороге. Покровители Мехико Уицилопочтли и Тлалок позволили одарить их богатствами — пришельцам этого оказалось мало. Они хотят забрать все! Вот где таится движущая сила их поступков. Но это же глупо! Это же прямой путь к всемирной катастрофе!..

После омовения и переодевания в свежие одежды, что он регулярно проделывал четыре раза в день, Мотекухсома направился в дворцовый зверинец покормить любимого оцелота. Тот в последнее время начал вести себя совершенно недопустимо, и его пришлось посадить в клетку.

Большой, полутора метровой длины, полосатый кот, завидев хозяина, истошно заорал. Начал ластиться к прутьям. Свежее мясо уже лежало в стоявшей рядом с клеткой глиняном горшке. Кот с ходу проглотил первый, брошенный ему кусок, при этом жутко заурчал. Тлатоани глянул в горшок решил выбрать любимцу что-нибудь повкуснее. Так, мясо, мясо — ага, вот детская ручонка, отрубленная до локтя. По-видимому, останки принесенного в жертву малыша.

На, ешь, негодник!

Не поворачиваясь к слуге, Тлатоани приказал.

— К вечеру выпустить из клетки.

Тут же невольно загадал про себя — если кот явится сегодня в спальню, свернется на постели в ногах, значит, все будет хорошо. Маленьким котенком, потом и взрослым самцом, он неизменно приходил к повелителю и охранял его сон. В последние дни почему-то позволяет себе шастать где-то по ночам. Нарушает дисциплину. Приходится спать с какой-нибудь наложницей.

Обида было глупой, какой-то детской. Если бы все невзгоды и нарушения дворцового устава были связаны только с поведением молодого оцелота, взращенного собственными руками!..

Что ж, чолульский касик, как ему было предписано, пригласил Малинцина в свой город. Удивляло другое — в случае неповиновения чужеземный вождь грозил объявить чолульцев мятежниками! Как это понять? С каких это пор Чолула входит в состав державы чужеземного повелителя? И никто не спросил, что думает по этому поводу сам Мотекухсома. Чудовищное разгильдяйство! Оно никому не может быть спущено с рук.

На вечернем заседании совета сразу разгорелся спор. Первым повысил голос правитель Истапалапана, родной брат тлатоани, благородный Куитлауак. Сразу начал доказывать, что пришельцев нельзя выпускать из Тласкалы. Их следует бить в горных проходах.

— Бить неустанно! И днем, и ночью! — Куитлауак решительно рубанул воздух ребром ладони. — Молодой Шикотенкатль уже доказал, что этих варваров можно и нужно добыть. Никакие они не посланцы Кецалькоатля. Наши жертвенные камни давно плачут по их сердцам. Уицилопочтли жаждет отведать крови четырехногих и этих, изрыгающих гром и молнии чудовищ.

Мотекухсома холодно глянул на брата.

— Как ты себе это представляешь? Наше войско строится в боевой порядок и раз за разом атакует варваров?

Повелитель Истапалапана кивнул.

— Точно так. На смену погибшим или уставшим придут новые бойцы.

— Ты считал, сколько потребуется таких смен? Сколько готовить припасов? Откуда снимать войска? Какими провинциями жертвовать? У тебя есть ответы на эти вопросы?

Куитлауак притих.

— Трудно отказать Шикотенкатлю, — продолжил тлатоани, — в храбрости и решительности, а его воинам в отваге. Они наглядно показали, что в поле Малинцина не взять. Тем более теперь, когда с ними до двух тысяч этих тласкальских собак и отряд тотонакских предателей. Ты внимательно разглядывал рисунки битвы? Тогда должен был заметить, что пришельцы действуют в строю, отлично исполняют команды, удерживают врага на расстоянии длинными дротиками, затем насылают громы и молнии и опять сдерживают напор. В это время четырехногие чудища терзают отступающих, мешают их ряды. Ты знаешь, как бороться с этой тактикой? Догадался, чем занимаются в эти моменты огнедышащие змеи?

Куитлауак не ответил, тогда тлатоани продолжил.

— Я внимательно присмотрелся к рисункам. В этот момент они кормят зверей какими-то мешками и затем суют им в пасти тяжелые шары.

— Какая разница, чем кормят этих чудовищ! — наконец не выдержал Куитлауак. — Мы возьмем их храбростью, исступлением!..

— Э-э, храбрость, — усмехнулся Мотекухсома. — Стоит мне последовать твоему совету, и я лишусь армии. Что потом делать с мятежниками в Пуэбло и Оахаке? Все покорившиеся Мехико псы тут же поднимут головы. Хорошо, если мы победим, тогда Уицилопочтли не оставит нас своими милостями. А вдруг мы потерпим поражение? Имеем ли мы право на поражение? Ты об этом задумывался? Ты хочешь, чтобы небеса обрушились, а воды затопили земную твердь?

Куитлауак побледнел.

— О, могучий! — воскликнул Какамацин, правитель Тескоко. — Я ещё раз призываю прислушаться к моему совету. Пусть Малинцин вступит в Теночтитлан. Здесь, в городе, рядом с водой, мы стесним его и раздавим.

— Ага, и погубим половину столицы, — усмехнулся Мотекухсома, потом продолжил. Голос его окреп, зазвенел. — В твоих словах, Какамацин, есть доля истины, но вся она, единая и неделимая, хранится здесь. — Тлатоани указал на свое сердце. — Мы обрушимся на Малинцина, имея на своей стороне трех союзников. Прежде всего — это трезвый расчет и благоразумие. Да, их следует заманить на городские улицы, в этом Какамацин прав. В городе они вытянутся в длинную колонну, которую легко разрезать и отделить одну часть от другой. Их громовые звери не смогут разить в тот момент, когда их тащат носильщики. Четырехногим в тесноте тоже будет трудно развернуться. Второе внезапность. Мы должны ошеломить чужаков. И третье — нам помогут боги и прежде всего сам великий Кецалькоатль, чьим именем так кощунственно прикрываются варвары. Он обрушит на них свой гнев. И не в Теночтитлане, а в посвященной ему Чолуле. Вы меня поняли? В Чолуле! Там свершится справедливость, там явит свой гнев могучий Тескатлипока. Там, наконец, будет восстановлен мировой порядок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.