XVI. Безумцы в кованых сапогах

XVI. Безумцы в кованых сапогах

Более, чем какой-либо другой исторический период, двадцатое столетие было веком диктаторов, которые спровоцировали взрыв человеческого страдания и разрушительную войну, несравнимую ни с чем в анналах прошлого, даже с нашествиями Аттилы и Чингисхана. Такое явление требует не только исторического объяснения.

Мы не утверждаем, что историческое развитие не сыграло существенной роли в возвышении диктаторов и в удержании ими власти. Именно исторические обстоятельства дали диктаторам возможность завоевать власть: бури русской революции дали возможность прийти к власти Ленину и создали условия для зверской диктатуры Сталина; безответственная политика Италии в 1920-х гг. проложила дорогу фашистской гегемонии Муссолини; унизительные условия после поражения, которые вызвали ужасную депрессию и гиперинфляцию в Германии после первой мировой войны, подготовили сцену для захвата верховной власти Гитлером. И всё же чисто исторического объяснения недостаточно для понимания того, как случилось, что они получили власть и, когда получили, то использовали её так бесчеловечно.

Часто цитируемое изречение лорда Эктона, что власть всегда развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, вероятно, не аксиома. В прошлом были абсолютные монархи, например, Людовик XIV во Франции, и даже диктаторы XX в., такие, как Салазар в Португалии или Франко в Испании, правление которых, наверное, не принесло большой выгоды их народам, но которые не производили впечатления ненормальных людей.

И всё же кажется, что великие диктаторы образуют свою собственную категорию, они целиком одержимы обладанием властью, так что оно вытесняет всё остальное. И в таких случаях мания власти, похоже, в конце концов искажает и разрушает личность. «Патологический ум, — заметил Гарольд Лассуел в своей ныне классической книге „Психопатология и политика“, — напоминает автомобиль, включённый на одну скорость; нормальный ум может переключаться». Диктатор — это политик с узким кругозором, опьянённый властью, который пытается навязать свою волю и свои ценности всем своим подданным и устраняет тех, кто их не принимает. Захват и сохранение власти становится единственной целью их существования.

Какие же особенности его личности прокладывают дорогу для такого сценария? Фрейд объяснял умственную деградацию, анализируя детство, иногда прослеживая причины фрустрации до переживаний во чреве матери. Случаи, которые мы уже рассмотрели, ясно показывают, что детство, полное лишений и невзгод, может иметь решающее значение для развития будущих неврозов или психозов. Значит, в детстве и отрочестве происходят процессы, формирующие развитие психопата или социопата, и большинство диктаторов проявляют именно эти черты.

Отличительной чертой в жизни диктаторов было обеднённое детство и отрочество, не только в смысле материальных условий, но и на уровне семейных отношений. У Гитлера, Муссолини и Сталина обстановка в доме была жалкой и несчастливой (любящая мать и ненавистный отец). Юношеское неповиновение привело их к столкновениям с властями, вызвав непрекращающийся протест. Лишённые любви, неуверенные, унижаемые в отрочестве, неспособные к созданию счастливой сексуальной связи, они были вынуждены искать компенсацию своему пострадавшему самоуважению в стремлении к власти и в злоупотреблении ею.

Разумеется, было бы смешно предположить, что всем детям с таким прошлым суждено стать диктаторами, преступниками или психопатами. Но тем не менее семена будущего следует поискать в ранних годах диктаторов; взрастали же эти плевелы позже, в зависимости от обстоятельств, прирождённого ума и способностей их носителей.

Можно ли объяснить развитие характерных черт будущих диктаторов с точки зрения физической и психоаналитической? Сталин был с оспинами и частично искалечен. Муссолини чересчур хотел выглядеть настоящим мужчиной. У Гитлера было почти женское сложение. Подозревали, что и Муссолини, и Гитлер были заражены сифилисом, но подтверждающих доказательств, очевидно, нет. Врач Гитлера говорил, что тот заболел энцефалитом в Виннице в 1942 г. и его определённо перекормили амфетамином. Тяжёлое состояние здоровья Муссолини в последние годы могло повлиять на его психическую уравновешенность. Как мы уже видели, состояние физического здоровья может быть важной причиной и частью психической неполноценности. Безжалостные действия турецкого диктатора Кемаля Ататюрка становятся более понятными в свете того фактора, что он болел корсаковским психозом, формой органического мозгового расстройства, результатом дефицита тиамина, вызываемого алкоголизмом, что ведёт к потере памяти и в качестве компенсирующего фактора к изобретению воображаемых действий. Время он времени проблемы здоровья могли бы оказать раздражающее влияние на настроение диктаторов, но самих по себе их недостаточно, чтобы объяснить неуравновешенность личности.

Значит, ключом к разгадке их натуры являются, во-первых, условия развития диктаторских наклонностей, затем — обстоятельства, позволившие им злоупотреблять властью до такой степени, что это привело их на грань помешательства. Для диктатора власть становилась навязчивой идеей, главным делом жизни, обеспечивая ему возможность проявлять долго скрываемое недовольство, удовлетворять личные амбиции и давать волю своим подсознательным порывам, так что личные побуждения преображались в общественные проблемы. То, что, возможно, было личной обидой, внешне преподносилось как идеология, нацеленная на благо общества, которая излагалась с большим искусством, чтобы вызвать всеобщий энтузиазм по поводу политики диктатора. Это потрясающая сторона психологии масс — миллионы нормальных мужчин и женщин позволяют так одурачить и околдовать себя, что без оглядки посвящают себя делу одного человека, даже маньяка. Чтобы постоянно поддерживать своё положение, диктатору нужно его возвеличивание, находит ли оно внешнее выражение в безграничном подхалимстве, пышных церемониалах или помпезной архитектуре. Ему нужно также подавлять всяческую оппозицию, реальную или воображаемую. Но даже в центре подхалимского окружения и безудержного низкопоклонства вышеупомянутые диктаторы оставались на протяжении всей своей жизни фигурами, оторванными от жизни, ущербными личностями, обманывающими самих себя. Они принимали решения, которые в конце концов оказывались самоубийственными и саморазрушительными. Сталин умер в своей постели, но ходили слухи, что вполне возможно, будто ему, как и Тиберию, помогли умереть. Гитлер покончил с собой в берлинском бункере. Муссолини позорно повешен итальянскими партизанами. Чаушеску и его жена расстреляны после молниеносного суда. Возможно, клинически эти диктаторы не были умалишёнными, но как личности они были опасно ненормальными.

Если существует эталон диктатора XX в., то первым кандидатом безусловно является итальянский диктатор Бенито Муссолини. Широкоплечий, мускулистый, с грозным взглядом, наполеоновской позой, даже своей внешностью он подчёркивал ту роль, которую намеренно для себя создал, воплощая культ «дучизма». Он культивировал образ настоящего мужчины как крутого, спортивного самца; видели, как он водил спортивные автомобили, скакал на лошади, управлял самолётом. К негодованию Гитлера, он даже сфотографировался полуголым. Когда он производил смотр войскам, то не просто шёл, а делал быстрые широкие шаги. Подобным же образом он приказывал тем, кого вызывал, на беседы, подбегать к его столу, а после её окончания быстро выбегать, при этом отдавая ему честь на римский лад, заменяя рукопожатие (ибо он отличался почти болезненным отвращением к физическому контакту).

«Если человеку сто раз на день твердят, что он гений, то рано или поздно он поверит в собственную непогрешимость». Так произошло с Муссолини и фактически с большинством его коллег-диктаторов. Женщины подносили ему детей, чтобы он их благословил. Ходили слухи, что только силой своей воли он остановил поток лавы с вулкана Этна. Новый город назвали Муссолинией. Он считал себя по меньшей мере равным Наполеону и Иисусу Христу. Он был фокусником высшего класса, и ему много лет удавалось успешно скрывать физические и психические пропасти под поверхностью.

Насколько важны были эти «пропасти»? Кто-то считал, что, как и другие тираны до него, он болен сифилисом, которым заразился, когда работал учителем в Тольмеццо на австро-итальянской границе в 1905–1906 гг., за четыре года до того, как Пауль Эрлих предложил лечить сифилис с помощью органических соединений мышьяка. Намного позже граф Чано и его начальник полиции задумывались, не поражена ли сифилисом его нервная система, пытаясь объяснить его непостижимые решения; но проверка на реакцию Вассермана дала отрицательный результат. Его телесное здоровье всё время ухудшалось, и это без сомнения оказывало влияние на его окончательные решения. Но ключ к пониманию лежит не в его физическом, а в психическом устройстве. Муссолини, как заметил его английский биограф Денис Мак Смит, «не был сумасшедшим, он просто пытался произвести на людей впечатление всевластного человека». И всё же похоже, что в этом комплексе власти были составляющие, которые привели его на нейтральную полосу психических отклонений. Мегаломаньяк и параноик, он был подвержен патологическому нарциссизму и эгоцентризму. «Первая его забота, — заметил британский посол, — это Муссолини, вторая — фашистский режим, а третья Италия». Отсутствие совести, мрачный взгляд на природу человека, его жестокость, его внутреннее одиночество дают основание считать, что как минимум он отличался некоторыми особенностями типичного психопата.

Его замысловатое чувство собственного значения раздулось только с успехом, и, очевидно, было компенсацией за глубокое ощущение неполноценности и ненадёжности, которое он испытывал в детстве и в отрочестве. Он родился 29 июля 1883 г. в Предаппио, деревушке в Романье, отец его был местным кузнецом, лентяем, который работал, только если была охота, один из первых социалистов, антиклерикал, бабник и алкоголик, полная противоположность матери Муссолини, набожной католичке, которая стала кормильцем в семье, а позже приняла положение предмета культа, в память которой дети пели «Felix Mater» («счастливая мать»). Такую обстановку нельзя назвать счастливой, даже если Муссолини, как и его сотоварищ Гитлер, испытывал искушение преувеличить те лишения, от которых он страдал в детстве. Что дом у него был мрачный и несчастливый, это ясно. В школе он тоже не находил утешения, так как ходил в школу в Фаэнце, школа принадлежала религиозному ордену, и порядки в ней были строгие и суровые, а сам Бенито был учеником вспыльчивым и непослушным. Современники считали его хулиганом. Кто-то заметил, что если он выигрывал спор, то требовал больше, чем причиталось, а если проигрывал, пытался не заплатить. В припадке ярости он ударил ножом соученика за ужином, и его исключили.

Когда он стал взрослым, жизнь не улучшилась. Воспитание сделало его социалистом и антиклерикалом. Ему удалось получить диплом об образовании временную работу учителя, а потом он уехал в Швейцарию, вероятно, чтобы избежать призыва на военную службу. Он прожил в Швейцарии два года в бедности, а в швейцарских полицейских отчётах из-за его крайних социалистических взглядов фигурирует как «вспыльчивый и неуправляемый». Хотя он был бабником, как и отец, у него было мало близких друзей. По крайней мере некоторым из них он казался не вполне нормальным.

Начало Первой мировой войны было для него, как и для Гитлера, тропой к спасению. Покончив со своими марксистскими взглядами, он стал ярым патриотом и, как и Гитлер, дослужился до чина ефрейтора, а потом его освободили по состоянию здоровья в июне 1917 г. Война наполнила его национальным рвением и глубоким презрением к правящим политикам Италии. Послевоенное недовольство и неразбериха подтолкнули и его политические амбиции, и взрыв его психопатической агрессивности.

Воспользовавшись положением, когда либерально-демократические силы оказались слабыми и нерешительными, Муссолини захватил власть путём запугивания и политической подтасовки. Двадцать лет он оставался «дуче» (il duce). Невозможно отрицать силы его лидерства, его ума, жизненной энергии и его крупных достижений, но чем дольше он оставался неоспоримым главой государства, чем больше низкопоклонства он требовал и получал, тем слабее владел ситуацией. Психопатические черты его личности становились всё явственнее: в безжалостном истреблении его критиков, в колоссальном эгоцентризме и в его готовности использовать войну как оружие в своей политической и жизненной философии. При тогдашнем течении событий, фашистском обновлении Италии, осуществлении того, что Муссолини считал её имперской судьбой, выражением чего являлась Эфиопская война, а затем союз с Гитлером, который предшествовал вступлению Италии во Вторую мировую войну, могло быть не столь очевидно, что трещины под поверхностью его образа настоящего мужчины расширялись. Однако две особенности его личности определённо играли всё большую роль в его жизни: ухудшение физического здоровья с неблагоприятным воздействием на психическое равновесие и политические оценки и всё растущая пропасть между иконой, которую он себе написал, и исторической реальностью, в пределах которой он вынужден был действовать.

Он пытался не обращать внимания на признаки плохого здоровья. Хотя представляется достаточно невероятным, что он впоследствии заболел сифилисом центральной нервной системы, здоровье его становилось всё хуже и хуже. Ещё в 1925 г. у него была кровавая рвота и он свалился в своём автомобиле, мучаясь от опасной язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Через четыре года его лечили от внутреннего кровотечения и держали на жидкой диете, включая три литра молока в день. Он настолько болел, что, как и Гитлер, стал меньше есть и отказался от алкоголя и табака. Когда он в 1942 г. поехал в Северную Африку, у него были серьёзные внутренние боли; доктора объясняли их глистами и амёбной дизентерией, но скорее всего это была язва. В самый критический период войны, в январе 1943 г., он жил на болеутоляющих и жидкостях.

Ослабление его владения ситуацией было более серьёзным, свидетельствуя о возможном начале психического расстройства. Когда разразилась Вторая мировая война, он казался удивительно нерешительным, тогда как его страна была роковым образом неподготовлена. Он пытался начисто отрицать все свои недостатки на встрече с Гитлером, которому не понравились итальянские военные действия в Фельтре в июле 1943 г.; но он выглядел очень жалко, и во время встречи двух диктаторов на Рим падали бомбы союзников. Когда король Виктор-Эммануил, которому рассказали о его угасающих способностях, попросил его подать в отставку, он не возражал.

После того, как ему на смену пришёл маршал Бадольо, Муссолини был заключён на острове Понца, а потом Ла Мадделена, где он, по всей видимости, проводил много времени за чтением о жизни Христа и находил любопытную аналогию между предательством Искариота и тем, как обошлись с ним. Из этого положения его спас молниеносный набег немцев, которые сделали его главой марионеточного правительства под защитой Германии. Но его способности к руководству исчезли вместе с крушением прошлых надежд и с ослаблением его связи с действительностью. Пока его здоровье временно улучшилось, он проводил много времени на курорте Гарньяно на озере Гарда, совершенствуя свой немецкий, переводя «Кольцо» Вагнера на итальянский и делая заметки о «Государстве» Платона. Он был бесконечно удручён перспективой победы союзников, но ничего не мог сделать, чтобы её предотвратить. «Я бросил миру вызов, но он оказался для меня чересчур сильным. Я презирал других людей, и теперь они отыгрываются». В последней отчаянной попытке он присоединился к группе немцев, которые пытались пробраться в Австрию, но его перехватили итальянские партизаны у озера Комо и тут же казнили вместе с его любовницей Кларой Петаччи.

Он не был сумасшедшим в клиническом смысле, но в своём отношении к жизни представляется психопатом, всё больше и больше охватываемым синдромом, который всё ближе подводил его к грани психического отклонения.

Существует поразительное сходство между его жизненным путём и путём германского диктатора Гитлера. У них обоих было бедное детство и унизительное отрочество. Оба они нашли цель и философию в военном опыте, и на газоне экономической разрухи и политической пустоты взрастили дерево нового политического порядка для своих народов. Оба не отличались крепким здоровьем и их поведение неуклонно становилось всё ненормальнее.

Британский историк А. Дж. П. Тейлор заметил о Гитлере, что «все его действия были разумными», а Невилл Чемберлен воскликнул после встречи с ним 7 сентября 1938 г., что Гитлер «не проявил признаков безумия, но был чрезвычайно возбуждён». На других, однако, Гитлер производил совсем другое впечатление. Ещё в 1930 г. сэр Роберт Ванситтарт отозвался о нём как о «полусумасшедшем и опасном демагоге». Через восемь лет британский посол сэр Невилл Хендерсон назвал его «мистиком, психопатом или безумцем; может — одно, может — два, а может — все три». Летом 1942 г. Альберт Шпеер признавался, что Гитлер «часто производил впечатление психически ненормального».

Ясно, как и с Муссолини, а на самом деле ещё очевиднее, чем в случае с Муссолини, что обстановка его детства и начало жизни могут помочь объяснить развитие того, что можно назвать психическим расстройством. Его отец Алоиз — старший таможенный инспектор, был приверженцем строгой дисциплины и заядлым курильщиком, что может объяснить, почему Гитлер всю жизнь не выносил табака, — никогда не был близок со своим сыном. Алоиз был бабником, а в 1885 г. женился на Кларе Польцль, девушке на двадцать три года моложе его; Гитлер родился через четыре года, в апреле 1889 г. Жизнь Клары была несчастливой, муж её не любил, она находила утешение в католической религии, светлым пятном была только преданная любовь её сына. Её смерть от рака груди в 1907 г., через четыре года после кончины мужа, была страшным ударом для молодого Адольфа.

Гитлер остался совсем один, и кроме романтической любви к племяннице, которая вскоре покончила с собой, и потом его связи с Евой Браун, у Гитлера так и не было близких подруг.

В детстве он был замкнутым, и во многих отношениях таким и остался, без настоящих близких друзей, компенсируя это подсознательными образами в своём воображении. Службы, на которые он ходил в церковь со своей матерью, где был певчим, производили на него неизгладимое впечатление, не столько содержанием, сколько магией и церемониалом мессы; «Я бывало, упивался великолепием службы», — признавался он впоследствии. Возможно, здесь зародилась та любовь к пышности и ритуалу, которая придавала нюрнбергским митингам религиозную, пусть и языческую, символику. В школе его считали зазнайкой, который всегда возражал. Есть по крайней мере основания думать, что это желание отомстить за неприятности в детстве частично привело к тому, что он сыграл столь роковую роль в мире, который так сурово обошёлся с ним в начале жизни.

Во многих отношениях он всю жизнь оставался незрелым и даже инфантильным. Он лучше понимал детей (и животных), чем взрослых, которых иногда стеснялся. Он любил то, что любят дети: конфеты и шоколад — в свой чай он клал семь ложек сахара, — цирк и кино, где «Белоснежка и семь гномов» и «Кинг Конг» были самыми любимыми и ему не надоедали. Он любил читать об американских ковбоях и индейцах, особенно приключенческие рассказы Карла Мая, немца, который писал об американском Диком Западе, где никогда не бывал. Он до конца жизни не растерял и других привычек, приобретённых в детстве. Фантазии детства перекочевали во взрослую жизнь.

Подростком он обнаружил, что мир — место печальное и враждебное. После смерти матери он поехал в Вену, где время от времени немного зарабатывал, продавая свои картины; но хотя они свидетельствовали о скромном художественном таланте, его не приняли в местную художественную школу, что явилось ещё одним унижением. На какой-то момент уровень его жизни очень опустился, и он жил с бродягами в ночлежке.

Именно реакцией на неспособность найти своё место в жизни было то, что в отрицательном смысле у него возникли его антисемитские взгляды, а в положительном — его глубокое увлечение музыкой Вагнера и теми идеями, которые она воплощала. Особенно он был потрясён, услышав в Линце исполнение Вагнеровского «Риенци» в ноябре 1906 г.; «в этот вечер, — заметил его друг Август Кубичек, — с Гитлером творилось что-то странное. Было так, как будто в его теле поселилось другое существо и повелевало им так же, как и мной… Это было состояние полного экстаза и восторга». Из всех ранних эмоциональных и интеллектуальных впечатлений, которые сформировали мировоззрение Гитлера, музыка Вагнера, с её романтической германской мифологией и неоязычеством, была, вероятно, самым сильным и неизгладимым. В 1938 г. он скажет фрау Вагнер, что знаменательным началом его политической карьеры явился тот день, когда он слушал «Риенци», и именно увертюру к «Риенци» он приказывал играть на всех крупных нацистских митингах. Неудивительно, что одним из самых ценимых его приобретений было письмо, написанное покровителем Вагнера, королём Баварии Людвигом II.

От унизительной жизни неудачника Гитлера, как и Муссолини, спасло начало первой мировой войны. Он был в Мюнхене и тут же завербовался. Война дала ему возможность служить, в мирное время он не мог найти цели и занятия. «Эти часы представляются мне, — писал он, — освобождением от раздражающих настроений моей молодости». Если его товарищи и считали его сухим и серьёзным, то он был храбр, он в одиночку захватил в плен четырёх французов, но хотя не был списан, как Муссолини, тоже закончил военную службу всего лишь ефрейтором; правда, был дважды награждён Железным крестом. Когда в ноябре 1918 г. было заключено перемирие, и эта интересная целенаправленная жизнь закончилась, он был крайнё расстроен. «Я заплакал впервые после того, как я стоял над могилой своей матери».

Первые послевоенные годы, обусловленные поражением и неоправданно суровыми условиями Версальского договора, с их печальной историей депрессии, безработицы и галопирующей инфляции, позволили Гитлеру заняться политикой. Он винил в поражении Германии — «удар в спину» — не столько генералов, сколько политиков и их групповые интересы, которые считал исходящими от евреев. Партия, которую он организовал, национал-социалисты, сделала отчаянную, но безуспешную попытку захватить власть в ноябре 1923 г. Хотя «Пивной путч» провалился, он дал Гитлеру ореол мученика, даже хотя он получил всего девять месяцев тюрьмы, и возможность огласить свои цели. Не прошло и десяти лет, как он стал неоспоримым лидером национал-социалистической партии, сокрушающей любую оппозицию всеми правдами и неправдами, и был признан — дряхлым германским президентом Гинденбургом — канцлером и фюрером Германии.

Его космический подъём можно объяснить ссылками на политический и экономический кризис, в результате которого Германия оказалась в таком отчаянном положении. Он вернул нации самоуважение и достаточный уровень процветания. Ужасы антисемитизма, а позже кошмары концентрационных лагерей были скрыты от благодарной публики или хотя бы предавались забвению. Даже начало Второй мировой войны преподносилось его самыми преданными сторонниками как навязанное нации. В первые годы Гитлер как будто откликался на политические и социальные нужды своего народа, но его гипнотическая власть над ним на первый взгляд может показаться непонятной, а то и вовсе непостижимой. Объяснить его успех можно и примитивной психологией Гитлера и вытекающей из неё фанатической проповедью. Он был непревзойдённым мастером, который ставил свои театрализованные митинги как опытный режиссёр, используя блестящую напыщенность полурелигиозного церемониала, что так завораживало аудиторию. Его полумессианская роль оттенялась блеском и великолепием, флагами, музыкой и впечатляюще пышными униформами. Он очень тонко чувствовал настроение аудитории и знал, как довести её до самозабвенного отклика.

Как многие религиозные пророки, он разработал проповедь упрощённого образца и изложил её в своей книге «Майн Кампф» («Моя борьба»), которая, между прочим, показала, что устное слово поддавалось ему лучше, чем письменное. «Я верю, — сказал он в 1938 г., — что это была воля Господа, что (из Австрии) в Рейх был послан мальчик, и что он стал вождём нации, когда вырос». «У меня, как у Христа, есть долг перед своим народом».

Корни этого сочинения могут быть обнаружены в том, что он без разбора и без критики читал по философии и истории, и в том, чему его рано научила жизнь, и в психическом складе, который был неустойчив в своей основе. Фундаментом его была глубокая вера в историческое предназначение арийской расы, ибо, как он писал, «кровь — это цемент цивилизации». «Вся жизнь, — утверждал он в Хемнице 2 апреля 1928 г., — укладывается в три тезиса — мать всех вещей, добродетель основана на крови, руководство — основа и защита».

Неизбежным выводом из этой доктрины, который стал для Гитлера всепоглощающей манией, было то, что основным препятствием к осуществлению его грандиозных замыслов был злобный иудаистский заговор, искоренению которого он посвятил все свои усилия. «Еврей есть воплощение дьявола и всяческого зла». «Смешение рас есть первородный грех мира». Он был даже лично обеспокоен возможностью того, что у него были еврейские предки, поскольку ходили слухи, что, возможно, его отец незаконный сын Марии Анны Шикльгрубер, служанки, которую соблазнил член еврейской семьи Франкенбергеров. Возможно ли найти объяснение психологии, которая привела к таким невероятным выводам и цена которой в конце концов превысила все человеческие страдания, ранее известные в истории? Существует ли вероятность органической болезни, которая, возможно, повлияла и на равновесие мозга? Как и в случае с Муссолини, высказывалось предположение, подтверждаемое его массажистом Феликсом Керстеном, что у Гитлера был нейросифилис, но реакция Вассермана, проведённая 15 июня 1940 г., дала отрицательный результат. Хотя Гитлер проявлял нездоровый интерес к сексу, не исключено, что он был импотентом. Его племянница Гели, с которой у него было нечто вроде романа, утверждала, что он был подвержен «мазохистскому копрофилическому извращению», которое включало получение сексуального удовольствия от акта мочеиспускания или дефекации на его обнажённую голову, но этому, так же, как и разговорам о сифилисе, нет подтверждения. Таким же плохо обоснованным представляется и предположение, высказанное его личным врачом Теодором Мореллем, что у Гитлера развился маниакально-депрессивный психоз в результате энцефалита.

Но с доктором Мореллем мы находимся на более твёрдой почве, поскольку, хотя его воспоминания часто ненадёжны, его рабочие записи показывают, что Гитлер много лет страдал от желудочно-кишечного заболевания, очевидно, хронического холецистита или болезни жёлчного пузыря, от которой у него были резкие боли в правой верхней части живота. В результате он стал почти вегетарианцем и постоянно принимал таблетки, которые ему прописывал доктор Морелль. Морелль, назначенный его личным врачом в 1936 г., считался дерматологом и венерологом, но его более точно характеризовал Тревор-Ропер как «шарлатана» и «мошенника». Он рекомендовал Гитлеру лекарства, которые, как и в случае с президентом Кеннеди, в конце концов вели к весьма неблагоприятным результатам. По совету Морелля Гитлер принимал до 16 штук в день таблеток Кестлера «анти-газ», содержащих стрихнин и атропин. Морелль применял метамфетамин через рот и внутривенно, что давало Гитлеру некоторое временное облегчение и чувство благополучия. Он рекомендовал две золотые витаминные таблетки, содержащие кофеин и первитин, которые заказывал в огромных количествах для Гитлера. Тогда как многие из этих таблеток были сами по себе безвредны и их действие безобидно, кумулятивные последствия всего того, чем лечил его врач, усугубляя токсичность амфетамина, вполне могли вылиться в расстройство его нервной системы, вызывая возбудимость и раздражительность, беспокойство, бессонницу, напряжённость, многословие, неверные суждения и состояние паранойи, и всё это было характерными особенностями личности Гитлера.

Кроме того, существуют веские основания для предположения, что в заключительные годы войны здоровье Гитлера неуклонно ухудшалось и в другом, скорее физическом отношении, так как у него появились явные симптомы болезни Паркинсона, что могло неблагоприятно влиять и на его решения. На последних стадиях войны он принимал импульсивные и в некоторых случаях необъяснимые решения, имевшие катастрофические последствия для германских военных действий. Электрокардиограммы показывали также, что у него, возможно, развивался «быстро прогрессирующий коронарный атеросклероз» и что закупорка мозговых коронарных сосудов с большой вероятностью могла вызвать умственное помешательство, ограничив поток кислорода к мозгу.

Такие симптомы, которые в основном проявились в последние годы его жизни, не могут сами по себе объяснить крайности личности Гитлера, его паранойю и манию величия, его недоверие ко всем, его зверскую жестокость за пределами его маленького домашнего круга, его маниакальную уверенность в том, что он избран судьбой, чтобы выполнить свои цели. Скорее мы склонимся к выводу, что характер Гитлера и вытекающая из него политика могут быть объяснены в основном через отклонения личности. В хорошо аргументированной работе доктор Парк предположил, что, возможно, у него была психомоторная эпилепсия, исходящая из височной доли мозга. «Рисунок его личности, — пишет он, — соответствует этой форме жертв психомоторного припадка»: — он объясняет страхи, галлюцинации, похожие на сны, непроизвольность речи, агрессию и паранойю. Но такого рода нарушение не подтверждено энцефалограммой, а многие из упомянутых выше симптомов типичны и для других психических отклонений.

Несомненно, унижения, которые Гитлер претерпел в детстве и в начале взрослой жизни, привели к тому, что он искал компенсации в создании мира грандиозной фантазии. Он был и остался в основе одиноким человеком, которому нелегко было заводить близких друзей. С единственным другом его юности, Августом Кубичеком, он порвал; другого — Эрнста Рома, приговорил к смерти. Его подчинённые обычно были людьми ниже его или физически, или интеллектуально, или нравственно: Герман Геринг, начальник военно-воздушных сил (Люфтваффе), был морфинистом, Гиммлер ипохондриком, Штрайхер, гауляйтер и редактор «Дер Штюрмер», половым извращенцем; Геббельс был косолапым. Ева Браун, его подруга, на которой он женился перед самоубийством, была как будто губкой, которая могла поглощать и укрощать его дурное настроение (как и музыка Вагнера). Она совершенно не интересовалась политикой, и её роль кажется похожей на роль любящей и преданной собаки.

В своей безграничной оригинальности он не выносил никакого противоречия. Его гнев находил выражение во вспышках необузданной ярости. Когда гость из Швеции Биргер Дахлемс сказал ему в 1939 г., что скорее всего Англия встанет на защиту Польши, «речь его стала всё более и более запутанной, и всё его поведение производило впечатление, как будто он не в себе». Генерал Гудериан, начальник штаба, описывал, как в феврале 1945 г. при встрече «его щёки пылали от гнева, всё его тело тряслось… (был) вне себя от ярости и совершенно не владел собой. После каждой вспышки ярости Гитлер шагал взад-вперёд по краю ковра, затем внезапно останавливался прямо передо мной и бросал в лицо следующее обвинение. Он только что не вопил, глаза его, казалось, вылезали из орбит, и на висках выступали вены». Эуген Долльманн, приспешник Гиммлера, вспоминал, как при упоминании заговора Рома в 1934 г. «он подскочил вверх в припадке безумия с пеной на губах… он произносил дикие тирады об ужасных наказаниях… (Он) бушевал целых полчаса; посетители подумали, что он сошёл с ума».

В случае с Гитлером, как и с Муссолини, его владение ситуацией постепенно становилось всё слабее. То, что он всё больше и больше жил в воображаемом мире своих собственных иллюзий, было выражением его психической неуравновешенности. Он, как римские императоры в древности, придал себе статус полубожества, «в полном смысле динамичного и народногосударственного существа», «мистическая и непреодолимая сила, сближающая народ и государство», «воплощение Духа Народа, и только через это истолкование народ подойдёт к полной реализации себя». Такие идеи были порождением лихорадочного воображения, результатом помрачённого рассудка, а не отражением процесса логического рассуждения. Его последние дни прошли в изоляции, в отдалённом, похожем на крепость «Волчьем логове» или в берлинском бункере, где, в тот момент, когда на него обрушивался весь мир, он сосредоточил всё своё внимание на том, как перестроить свой родной город Линц.

Хотя в клиническом смысле Гитлер, может, и не был сумасшедшим, он, похоже, находился на грани здравого смысла ещё в большей степени, чем Муссолини. Возможно, его личность сформировалась сочетанием различных влияний: детства и начала жизненного пути, лекарственной интоксикации, началом болезни Паркинсона. Роберт Уэйт предположил, что у него проявились многие симптомы того, что теперь называется пограничным расстройством личности. В конечном счёте загадка понимания Адольфа Гитлера находится в глубинах его подсознания.

Рядом с Гитлером и Муссолини третий великий диктатор XX в. Иосиф Сталин представляется ускользающей, скрытной, таинственной личностью, которая редко появлялась на публике или демонстрировала красноречие. Сталин производил, и «не на одного меня, — писал Суханов, впоследствии один из пострадавших от него, — впечатление серого пятна, время от времени принимающего неясные, угрожающие размеры и не оставляющего никаких следов». Но так же, как Гитлер и Муссолини, он стал центром культа, изображающего его добрым отцом, с трубкой в зубах, любящего детей, непритязательного в своих привычках. Писатель Алексей Толстой писал: «Я хочу кричать во весь голос от восторга при мысли, что мы живём в дни величайшего, единственного и неповторимого Сталина! Наша жизнь до последнего вздоха, до последней капли крови принадлежит Сталину».

Детей в школе учили петь:

Много солнца над полями,

Счастья на земле,

Но дороже нам, чем солнце,

Сталин наш в Кремле.

Его статуя высотой 16,5 метра, установленная на пьедестале в 33 метра, была самой высокой в столице Советской Армении.

Как Муссолини и Гитлер, он обладал способностью околдовывать и обманывать свой народ. Он был гораздо худшим тираном с точки зрения того террора, который он развязал, беспричинных убийств и жесточайших заключений в исправительно-трудовых лагерях Гулага, с помощью которых он держался у власти, и нескончаемого потока людей, не меньше пяти миллионов, которых он уничтожил. За один день в декабре 1938 г. он подписал 3182 смертных приговора. Тот образ, который распространяли в народе, был далёк от реальности на световые года. Невозможно отрицать, что в своём роде он был гениален. Он несомненно был превосходным организатором и интриганом. В своих методах он был зверски жесток и безжалостен. Если на каком-то этапе своего жизненного пути он был искренне увлечён идеализмом марксистской диалектики, то быстро подчинил этот идеализм стремлению к власти, устранению критики и навязыванию своей линии.

Сталин был прямым продолжателем Ивана Грозного и Петра Великого, которых он очень высоко ценил. В беседе с кинорежиссёром Сергеем Эйзенштейном и с актёром, который играл роль Ивана, Сталин высоко отозвался о царе как о великом и мудром правителе, который защищал страну от проникновения иностранного влияния и пытался добиться объединения Руси. Подобно Петру, он видел в себе создателя нового общественного устройства, живым воплощением которого был он сам. Даже его застолья по временам напоминали сборища петровского «пьяного синода» своим пьянством и грубыми шутками. Сталин любил примитивные детские шуточки, например, положить гнилые помидоры на те стулья, куда сядут его гости. Югослав Милован Джилас вспоминал, как по такому случаю гостей заставили угадывать, какая на улице температура, и за каждую ошибку надо было пить внеочередную порцию водки.

Как мы видели, элементы психопатического невроза (если не чего-нибудь похуже), сопровождаемые последствиями органических болезней, присутствовали в характерах Ивана и Петра. Что можно сказать о Сталине? На первый взгляд он производит впечатление поразительной, хотя и неприятной нормальности, не столь открыто склонный к театральности, как Муссолини или Гитлер, холодный, расчётливый политик, добивающийся власти. Предполагалось, что в какой-то степени у него была болезнь, недостаточность функции щитовидной железы, миксодема, которая могла сопровождаться психическими отклонениями. У него был небольшой физический изъян, второй и третий пальцы на левой ноге срослись, и в результате заражения крови у него не сгибался левый локоть (вероятно, по этой причине он был признан непригодным к военной службе в 1916 г.), но до самых последних дней он не проявлял никаких очевидных признаков умственной или физической деградации.

Современники как будто не сомневались, что Сталин нормален. Его дочь Светлана твёрдо заявляла, что никто ни при каких обстоятельствах не мог бы назвать его невротиком. И только после смерти Сталина Хрущёв, который отозвался о разуме Сталина как о патологическом и больном, заявил, что в последние годы Сталин был психически неуравновешен. Он говорил, что как раз во время войны у Сталина начались психические отклонения. Шостакович отмечал, что он был психически неуравновешен, и добавлял, что в этом нет ничего странного, многие правители были ненормальными, и в России в том числе. Некоторое доказательство такому психологическому отклонению, как заметил один из его биографов, основывается на отчёте, составленном британским посольством, где утверждается, что когда врачу поручили провести медицинское обследование, привели несколько человек, похожих на Сталина, чтобы он не знал, кто же из них Сталин на самом деле. Похоже, что вряд ли Сталин был сумасшедшим в обычном смысле этого слова, но история его жизни, стремления к власти, злоупотребления властью создаёт впечатление отклонения, которое граничит с ненормальностью. Мы приходим к неизбежному заключению, что по всей вероятности Иосифа Сталина следует назвать психопатом или социопатом.

Его детство показывает психопата в развитии. Иосиф Виссарионович Джугашвили родился в 1879 г. в маленьком грузинском городке Гори в жалкой лачуге, которую позже его приспешник Берия превратил в мраморную святыню. Сталин, как и Гитлер и Муссолини, получил ущербное воспитание при отце, которого ненавидел, и матери, которая его любила. Его отец Виссарион был никчёмный сапожник, его мать — Екатерина Геладзе. Ходили упорные слухи, что отцом Сталина был знаменитый русский путешественник Николай Пржевальский, у которого был короткий роман с его матерью, но, кроме того, что Сталин внешне похож на Пржевальского, это ничем не подтверждается. Виссарион был пьяница, который бил жену и сына, прогорел и пошёл рабочим на кожевенную фабрику Адельханова в Тифлисе, пока его не зарезали в пьяной драке в 1890 г., когда Сталину было одиннадцать лет. Хотя мать его била, она хотела обеспечить ему будущее, работала как швея и прачка и экономила каждую копейку, отдала его в духовное училище в Гори, так как она была набожной христианкой. Последующие легенды о Сталине подчёркивали любовь между матерью и сыном, но это почти ничем не подтверждается. Когда мать умерла, он не приехал на похороны и не позвонил, чтобы на её могиле поставили крест. Однако ясно, что он был умным мальчиком, и благодаря усилиям своей матери (так как отец хотел, чтобы он работал на фабрике), сначала пошёл в духовное училище в Гори, а потом в пятнадцать лет поступил в семинарию в Тифлисе, чтобы стать священником. «А жаль, что ты так и не стал священником», — сказала она ему перед смертью в 1936 г.

Сталин ненавидел своего отца. «Незаслуженные страшные побои, — писал позже его соученик Иосиф Иремашвили, — сделали мальчика столь же суровым и бессердечным, каким был его отец. Поскольку люди, наделённые властью над другими благодаря своей силе или старшинству, представлялись ему похожими на отца, в нём скоро развилось чувство мстительности ко всем, кто мог иметь какую-либо власть над ним. С юности осуществление мстительных замыслов стало для него целью, которой подчинялись все его усилия». «Та чуждая сила, — как выразился Роберт Такер, — которую олицетворял отец, каким-то образом стала его сутью».

Отношение его к матери было двойственным. «По-настоящему, — замечает Иремашвили, — он любил только одного человека — свою мать», но мало что доказывает такую сильную любовь. Она без сомнения до изнеможения работала ради него и изливала на него свою любовь, но что он в самом деле любил её, более сомнительно. Однако возможно, что именно вера матери в него придала ему уверенность в себе, которая привела к непререкаемой вере в способность добиться многого.

То немногое, что мы знаем о его школьных годах, рисует его как нелюдима и задиру; по словам Иремашвили, он был «несдержан, неуравновешен и неистов, когда хотел что-то сделать или чего-то добиться. Он любил природу, но не любил ни одного живого существа. Он не способен был почувствовать жалость к человеку или животному. Даже ребёнком он гримасой отвечал на радости и печали товарищей по училищу. Я никогда не видел, чтобы он улыбался». «Как мальчик и юноша, — добавляет он, — он был хорошим другом для тех, кто подчинялся его властной воле»; он рано начал идеализировать себя и отождествлять с героическими фигурами выдуманных историй, которыми зачитывался, такими, как отважный разбойник Коба, который отомстил врагам за причинённое ему зло, в романтическом историко-приключенческом романе Александра Казбеги «Отцеубийца»; одно время у Сталина был псевдоним «Коба».

Хотя молодой семинарист получил известность благодаря певческому голосу и первое время тому, что регулярно посещал службы, семинария не произвела на него впечатления, если не считать строгости распорядка, что усилило его растущий антиклерикализм. «Он, — как указывалось в рапорте инспектора, — непочтительно разговаривал с инспекторами. Вообще ученик Джугашвили груб и непочтителен с начальством и систематически отказывается кланяться одному из учителей». Постепенно он потерял интерес к работе и перестал заниматься, а привлекла его радикальная политическая пропаганда. Позже он утверждал, что именно из-за этого он был исключён из семинарии в 1899 г., но более вероятно, что это случилось из-за его неявки на экзамен. Возможно, характер богословского обучения в семинарии, неукоснительное насаждение веры при помощи зубрёжки Сталин распространил и на своё принятие, а позже на распространение марксистской диалектики.

Его детство породило в нём глубокое неприятие не только власти, но и окружающей среды, в которой он вырос. Он был грузином, который так полностью и не избавился от грузинского акцента, но, может, из-за бессознательного желания отомстить своей стране за то, что она плохо с ним обошлась, он не сочувствовал Грузии и безжалостно подавил национальное восстание в 1921 г. Может быть, его чувство неполноценности усугублялось его физической непривлекательностью, так как он был маленького роста, не больше 5 футов 4 дюймов, и изрыт оспинами. «Его последующее поведение, — как утверждал недавно один из написавших, —

отражало бессознательное и иррациональное желание снять напряжения, вызванные ущербным нарциссизмом, проистекающим из „чрезвычайного различия в его отношениях с жестоким агрессивным отцом и фанатически любящей матерью“, что сделало неизбежным „внутренний конфликт“… (Он) боготворил и ненавидел себя. Первое он воплотил, создав культ собственной личности. Со вторым он боролся, установив царство террора, вынеся ненависть наружу, особенно против тех, кто пробуждал в нём скрытый гомосексуализм».

Такое объяснение может показаться гипотетическим и необоснованным, но остаётся весьма вероятным, что его отношение к своим соратникам объясняется не столько его приверженностью марксизму, сколько тем, что он пережил в детстве и отрочестве.

Его возвышение от пропагандиста левых взглядов и политзаключённого до секретаря партии и, таким образом, фактически, если и не номинально, главы государства после смерти Ленина — это исторический факт. Как только он приобрёл власть, власть, которая компенсировала все неприятности первых лет жизни, он оказался хладнокровным, эгоцентричным, безжалостным, независимым политиком, деспотом по отношению к своим оппонентам. Бухарин замечал:

«Он даже несчастен от того, что не может уверить всех, даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, самая человеческая в нём черта, но уже не человеческое, а что-то дьявольское есть в том, что за это самое своё „несчастье“ он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его… это маленький, злобный человек, нет, не человек, а дьявол».

Сравнивая его с Лениным, Борис Бажанов утверждал, что тогда как оба обладали маниакальной жаждой власти, Сталин, наверное, стремился к власти, как Чингисхан, не утруждая себя такими рассуждениями, как «А зачем она нужна, эта власть?».