Экономическое сотрудничество

Экономическое сотрудничество

За несколько дней до заключения пакта о ненападении, 19 августа 1939 года, между СССР и Германией было подписано Торгово-кредитное соглашение. Оно было как бы прелюдией к заключению 11 февраля 1940 года Хозяйственного соглашения. В одном из документов, подготовленных Наркомвнешторгом для опубликования, значение Хозяйственного соглашения расценивалось как «не имеющее по своему объему и значению прецедента в истории мировой торговли».

В Берлине в министерстве хозяйства Германии было создано специальное управление по немецко-советскому хозяйственному обороту. Немецкие деловые круги довольно тепло отнеслись к возможности расширения торговли и обмена с СССР, традиционным партнером 20-х и начала 30-х годов. В одном из своих выступлений на страницах журнала «Дер Дойче Фольксвирт» в июне 1940 года посланник Карл Шнурре, возглавлявший немецкие экономические делегации на переговорах в Москве, напоминал, что Германия была первой страной, возобновившей после революции регулярные экономические отношения с СССР. За 10 лет, с 1926 по 1936 год, в СССР было поставлено на 4 млрд марок промышленного оборудования и машин. СССР оплачивал их поставками сырья, сельскохозяйственными продуктами и золотом. Вывоз советского золота в Германию за этот период составил более миллиарда германских марок. Для Германии, подчеркивал в этой статье Шнурре, особенно ценны поставки сырья. Если Германии удалось прорвать английскую блокаду, то это было в значительной степени результатом экономических связей с СССР.

Выступая на открытии Германской Восточной ярмарки в Кенигсберге в середине августа 1940 года, тот же Шнурре, на этот раз в качестве особоуполномоченного германского МИДа отметил, что миллиардный оборот намного превзойден. С СССР, по его словам, заключены невиданные по масштабам сделки на поставку в германию 600 тыс. кип хлопка, 1 млн т зерна и 1 млн т нефти, и он ожидает значительного увеличения в будущем. Советский торгпред Бабарин специально подчеркнул, ссылаясь на выступление Молотова на VII съезде Советов, что отношения с Германией не носят конъюнктурного характера, а основываются на «важных государственных интересах».

Немецкие индустриальные и финансовые круги, тесно связанные с военной экономикой, не скрывали своего удовлетворения интенсивностью и размахом советско-германских экономических связей. «Германо-советская совместная хозяйственная работа стоит на продолжительной и твердой основе. Фундамент заложен, теперь остается только строить», – писал в связи с Восточной ярмаркой в Кенигсберге орган германской тяжелой индустрии «Берлинер Берзенцайтунг» 13 августа 1940 года.

Гауляйтер Эрих Кох в своей речи на открытии ярмарки отметил почти неограниченные возможности, покоящиеся на Хозяйственном соглашении, заключенном между Советским Союзом и Германией. А советский полпред Шкварцев подчеркнул, отвечая на приветствие нацистского лидера Восточной Пруссии, что тесная политическая и хозяйственная совместная работа СССР и Германии основана «не на временных конъюнктурных интересах». У Сталина были основания негодовать, когда Гитлер вероломно порвал договор 22 июня 1941 года: перспективы совместного сотрудничества летом 1940 года казались вполне реальными даже несмотря на изменение ситуации в Европе после германских побед.

Осенью 1939 года Сталин еще играл с мыслью о возможности изменения позиций национал-социалистов. Он полагал, что поскольку мелкобуржуазные националисты не связаны с капиталистическими традициями, то они «способны на крутой поворот, они гибки». Сталин рекомендовал своим соратникам (речь шла об этом во время обеда у Сталина, после ноябрьского парада на Красной площади; на обеде были Каганович, Молотов, Андреев, Микоян, Буденный, Кулик, Димитров) «отбросить рутину, не держаться за установленные правила, видеть то новое, что диктуется изменившимися условиями». Мысли о возможности национал-социалистической перестройки, высказывавшиеся сталинскими приближенными (они несомненно отражали мысли «самого») летом 1939 года, сталинские установки (и Коминтерна тоже) о социал-демократии как враге № 1 (кстати, повторенные и после начала второй мировой войны в установках Коминтерна) содержали надежду на возможность перерождения нацистов в политическое течение, с которым, быть может, придется иметь в будущем дело и коммунистам.

Немецкая печать писала, что благодаря экономическому соглашению с СССР, подкрепленному пактом о ненападении, английский план блокады («окружения Германии») потерпел полное фиаско. Особенно подчеркивалась долговременная перспектива германо-советского экономического сотрудничества и «естественные, пространственно-экономические отношения» обеих стран. Все это связывалось в теоретическом плане с построением новой Европы, где на смену традиционному либерализму Англии и Франции придет социализм. Что же это за «социализм»?

«Новое учение, – писал в сентябрьско-октябрьском номере ежемесячник по национал-социалистической социальной политике, – на этот раз идет не с Запада, а из центра Европы… Мы, немцы, социалисты по природе… Теперь, при помощи огня и меча, должна родиться новая социальная эпоха… Но, конечно, национал-социализм не является экспортным товаром. Мы не хотим предписывать ни одному народу того, как этот социализм будет осуществляться». Итак, по мнению нацистов, Европу ожидает новая эра – социализма в его национал-социалистической интерпретации. «Как это будет сделано в частностях, представляется свободному решению самих народов, но они не могут быть освобождены от долга реорганизации своей внутренней жизни».

Национал– социалисты не приглашали СССР в «свой социализм», но старались использовать его ресурсы для этой цели. Практически речь шла не только о снабжении Германии советским сырьем и продовольствием в крупных масштабах, но и об услугах советской стороны для закупок в третьих странах и транспортировки в Германию, в том числе и по собственной территории, стратегического сырья, особенно каучука, вольфрама, олова и др., в котором германская военная экономика отчаянно нуждалась. В концерне «Шкода» после захвата Чехословакии произошла немецкая реорганизация и руководитель концерна Громадко посетил в Москве (30 сентября -8 октября 1939 г.) наркомов Ванникова и Тевосяна (последний был затем в Германии с ответным визитом в 1940 г.). Громадко предложил гаубицы, зенитные пушки, морские пушки, оборудование, станки и прессы для производства стрелкового и артиллерийского вооружения, а также бронеплиты, дизели и компрессоры для подводных лодок и многое другое в обмен на советские поставки железной и марганцевой руд, железа, стали, ферросплавов, никеля, вольфрама, меди, олова, свинца, шарикоподшипников, а также продовольственных товаров. «Шкода» просила также разрешить транзит через СССР в ряд стран Востока и Маньчжоу-Го.

Во время одного из визитов в Москву Шнурре и других немецких представителей, Сталин, раздраженный замедлением в немецких поставках, заметил в сердцах, что он рассматривает советско-германские соглашения как соглашения о взаимной помощи. Кстати, Молотов высказывал сожаление депутатам Верховного Совета СССР при ратификации пакта о ненападении, что был подписан только (подчеркнуто мной. – А. Н.) такой пакт…

Поставки вооружения и других товаров немецкого производства становились с течением времени все неаккуратнее. В бумагах Наркомвнешторга можно обнаружить длинные списки немецких фирм, задерживающих производство и выполнение договорных советских заказов. К концу 1940 года таких списков становилось все больше. То был действительно резкий контраст между точностью выполнения советской стороной договорных обязательств и бесконечными отсрочками с немецкой стороны, своеобразный сигнал, что не все ладно в отношениях с Германией.

В течение 17 месяцев, прошедших между подписанием советско-германского пакта и нападением на СССР, германская военная машина получила от Советского Союза 865 тыс. т нефти, 140 тыс. т марганцевой руды, 14 тыс. т меди, 3 тыс. т никеля, 101 тыс. т хлопка-сырца, более 1 млн т лесоматериалов, 11 тыс. т льна, 26 тыс. т хромовой руды, 15 тыс. т асбеста, 184 тыс. т фосфата, 2736 кг платины и 1 млн 463 тыс. т зерна. Через советскую территорию осуществлялся транзит стратегического сырья и продовольствия из стран Тихоокеанского бассейна, Ближнего Востока и др.

Расцвет советско-нацистской дружбы пришелся на осень 1939 – весну 1940 года, до начала немецкого наступления на Западном фронте. Немцы поставляли оборудование и машины, Советский Союз – главным образом стратегическое сырье. Об уровне отношений можно судить по тому, что советские специалисты побывали на немецких авиационных заводах – Мессершмитта, Юнкерса, Хейнкеля. Среди советских визитеров были авиаконструктор А.С. Яковлев, директор одного из авиационных заводов П.В. Дементьев и первый заместитель наркома авиастроения В.П. Баландин – специалист по моторостроению. Советским гостям, по словам бывшего наркома авиапромышленности А.И. Шахурина, немцы показывали все, включая заводы и конструкторские бюро, знакомили с новейшей авиатехникой на земле и в воздухе – вплоть до того, что советские летчики-испытатели летали на немецких самолетах. Больше того, немцы разрешили приобрести несколько боевых самолетов новейших конструкций – истребители «мессершмитт-109», «мессер-шмитт-110», «хейнкель-100», бомбардировщики «юнкерс-88», «дорнье-215». Естественно, что советские инженеры и конструкторы тщательно изучали немецкие боевые машины. Немцы, в свою очередь, приезжали знакомиться с советской авиапромышленностью. И, по словам Шахури-на, оказались под впечатлением от неожиданного для них высокого уровня советского авиационного производства.

Вывод, к которому пришли в СССР, был неприятным: немцы имели более мощную авиационную промышленность. Естественно, последовали решения о модернизации промышленности и создании новых заводов: 300 решений в 1940 году и 488 – в 1941-м. Страсть к решениям, постановлениям, а позднее к указам была характерным стилем советского руководства во все времена; даже в наше время повестки дня советских законодательных органов «стонут» от количества законопроектов. Объяснение тому следует искать в практике советского государства: недоверии к слову, подозрительности («каждый норовит обмануть»). Дело доходило до того, что Сталин требовал письменных обязательств от Шахурина и его заместителей, что они увеличат суточное производство самолетов до 50.