НАЗРЕВАНИЕ КОНФЛИКТА

НАЗРЕВАНИЕ КОНФЛИКТА

Интенсивное обогащение верхушки мусульманского общества и победоносное шествие арабских армий, сопровождавшие все годы правления Усмана, составляют фасадную сторону событий этого времени, за которой скрывается малоприметный процесс внутреннего развития государства, протекавший не столь однозначно, как завоевания, и приведший Халифат к серьезному внутреннему кризису.

Как отмечают средневековые историки, первые шесть лет правления Усмана, т. е. примерно до 650 г., не вызывали недовольства мусульман, затем начинаются не вполне ясные конфликты, которые в источниках излагаются как следствие дурных решений халифа, нарушавшего клятвенные обещания, данные при его избрании.

Усман действительно не всегда поступал осмотрительно и со временем утратил представление о границах своей власти, но несомненно, что в основе конфликтов, возникших в начале пятидесятых годов, лежали глубинные социально-экономические процессы.

Какие же внутренние процессы происходили в мусульмане обществе за парадным фасадом военных успехов? Прежде всего следует сказать, что в этот период еще не произошло полного совпадения государства и мусульманской общины. Последняя не столько управляла государством, сколько пользовалась продуктами его деятельности. Разнообразные государственные и территориальные образования, объединенные в Халифате силой оружия, имели свои автономные, веками складывавшиеся административно-фискальные и хозяйственные механизмы, которые продолжали надежно функционировать, невзирая на смены высшей власти (если только она не пыталась разрушить их улучшениями) [+16]. Халифам не было нужды задумываться над организацией производства на новых началах. Взаимоотношения этих систем с мусульманской властью были красноречиво сформулированы в договоре с жителями Мерва: «На них лежит раскладка дани, а на мусульманах — только ее получение» [+17]. Главной заботой халифа было не устроение государства, а получение и распределение доходов.

Как мы видели, проблему распределения получаемых налоговых поступлений Умар решил более или менее удовлетворительно, но только применительно к нуждам армии-завоевательницы, в условиях, когда халиф был в роли главнокомандующего, определявшего стратегические цели и распределявшего стратегические резервы, а подавляющая масса обитателей выдвинутых вперед военных баз, вроде Куфы и Фустата, состояла из воинов, получавших жалованье в соответствии со стажем участия в военных действиях.

Создание Куфы, Басры и других военных баз, в которых концентрировались основные вооруженные силы Халифата, было неотвратимой потребностью армии, нацеленной на завоевания, но в нем была заложена неотвратимость утраты Мединой положения столицы. Не только потому, что через пятнадцать лет после основания каждый из этих городов превзошел Медину по численности населения: главное, что за эти годы зона военных действий отодвинулась от этих форпостов мусульманского государства еще не менее чем на 1000 км. Балх и Мерв, через которые в 652 г. пролегла восточная граница Халифата, отстояли от Басры на 2000 км — вдвое больше, чем Басра от Медины. Прежние форпосты стали для пограничных гарнизонов таким же (и даже более глубоким) тылом, каким совсем недавно была Медина для этих форпостов.

Непосредственное управление войсками из Медины стало невозможным; более того, наместники гарнизонных городов также не могли непосредственно управлять своими обширными наместничествами и назначали, когда от себя, когда по воле халифа, наместников низшего ранга. Фактически реальная власть перешла к наместникам высшего ранга, в руках которых находилась армия, в отличие от халифа, который не располагал никакими вооруженными силами. Наместники были независимы от него как в финансовом отношении (выплата жалованья производилась из собственных средств провинций), так и в отношении пополнения людьми: во-первых, шел постоянный стихийный приток населения в гарнизонные города, во-вторых, контингент воинов на жалованье пополнялся за счет быстрого естественного прироста — в конце правления Усмана армию уже пополняли юноши, родившиеся в Куфе, Басре и других подобных городах.

Что же имелось в распоряжении халифа кроме авторитета? Прежде всего у него концентрировались значительные средства, поступавшие в виде хумса. В абсолютном измерении они были не больше, чем у каждого отдельно взятого наместника высшего ранга, но в отличие от них халиф тратил меньшую часть денег на жалованье, так как не расходовался на армию. Поэтому в его казне был больший остаток свободных средств, чем у наместников.

Кроме того, в распоряжении халифа была вся садака Аравии [+18]. При Умаре только на заповедных пастбищах (хима) паслось 30000 верблюдов, собранных в виде садаки, при Усмане их стало 40000. О количестве мелкого рогатого скота сведений нет, но, судя по обычному составу стад и соотношению числа верблюдов и овец в добыче, захватывавшейся при Мухаммаде (т. I. с. 125, 142, 164), овец и коз должно было быть в 5–6 раз больше [+19]. Чтобы обеспечить эти огромные стада пастбищами, Усману пришлось расширить территорию хима Дарийа, прикупив у бану дубай’а колодец ал-Бакра; кроме того, по его распоряжению был выкопан новый колодец в хима Файд (которая, вероятно, была установлена Усманом) [+20].

Какова была общая численность скота, собираемого в качестве садаки, мы не знаем. Те 30–40 тыс. голов верблюдов которых идет речь в источниках, скорее всего постоянно возобновлявшееся поголовье. Общая стоимость его составляла 3 — 4 млн. дирхемов, что было вместе со средствами хумса, остававшимися после выплаты жалованья, мощным орудием в pyках халифа.

Наконец, халиф был распорядителем важнейшей общинной собственности, земель савафи (о них см. гл. 5). Практика их использования остается в области догадок, прежде всего из-за сбивчивости терминологии. Теоретически все ясно: есть земли в завоеванных странах, оставшиеся в собственности прежних владельцев, которые платят поземельный налог (индивидуально или с солидарной ответственностью — неважно), и есть бесхозные земли, перешедшие в собственность мусульманской oбщины-государства. Последние суть фай’ мусульман. Однако в конкретных сообщениях об использовании мусульманами земель в завоеванных странах этот термин прилагается не только к собственно савафи, но и ко всем покоренным территориям.

В. Шмукер справедливо объясняет это противоречие более, поздней тенденцией объявить файем все завоеванные земли, а не только савафи, как это было сначала [+21]. Это подтверждается разъяснением ат-Табари: «А фай’ — это то, о чем спорили жители гарнизонных городов (амсар), а это то, что принадлежало царям, вроде Хосрова и императора, и их приближенным» [+22].

Как уже говорилось, Умар запретил мусульманам обзаводиться землей в завоеванных странах. Но было ли это запрещение всеобъемлющим или касалось какой-то одной категории земель, сказать трудно. С одной стороны, сообщается (и на этот пример ссылаются все исследователи, поскольку других нет), что Умар расторг акт покупки Джариром б. Абдаллахом земли где-то на Евфрате [+23]. Однако это противоречит разъяснению, которое тот же Умар дал Са’ду б. Абу Ваккасу, когда решался вопрос, делить или не делить завоеванные земли: «Продажа земли, которая между горами [Хулвана] и горами в земле арабов, разрешается только тем, кому Аллах даровал ее в добычу [афа’а), а не разрешается продажа [остальным] людям — то есть тем, кому не даровал ее Аллах» [*2]. В другом случае это сообщение излагается менее ясно: «Не допускается покупка земли, что между Хулваном и Кадисией, а Кадисийа относится к савафи — потому что она принадлежит тем, кому даровал ее Аллах» [+24].

В свете этих сообщений неясно, почему Умар аннулировал покупку Джарира: ведь савафи запрещалось покупать только тем, кто не участвовал в завоевании, а Джарир был одним из активнейших участников завоеваний Ирака.

Можно предложить два объяснения: либо Джарир купил хараджную землю и эта сделка была расторгнута из-за того, что при переходе хараджной земли в собственность мусульманина вместо хараджа, составлявшего примерно 1/3 урожая, государство начинает получать лишь 1/10 [+25]; либо он купил землю из савафи — тогда сделка была бы незаконна, поскольку он покупал ее не у собственника, а у пользователя.

Первая версия подтверждается еще одним решением Умара. Абу Абдаллах Нафи’ просил халифа отдать ему участок земли в Басре, которая не является хараджной, так что это не повредит никому из мусульман. Умар разрешил дать ее ему в надел (акта’а) [+26].

Вторая версия теоретически вероятна, но ничем не подтверждается. Случаев покупки земель савафи у государства мы не знаем. Государство в лице халифа дарило их, наделяло ими угодных ему людей, но не продавало. Наделы (ката’и’, ед. ч. катй’а) в окрестностях Медины и даже далеко за ее пределами дарил еще Мухаммад, но безусловной собственностью они не считались, и Умар отобрал те из них, которые не обрабатывались хозяевами [+27].

Вопреки утверждениям ряда авторов о запрещении Умаром приобретения земель, он, так же как Мухаммад, раздавал ката’и’, хотя сведения об этом неконкретны [+28]. Интенсивный процесс дарения и приобретения земель в завоеванных странах, прежде всего в районе Басры и Куфы, начался при Усмане. В Куфе можно говорить лишь о перераспределении собственности, поскольку вся пригодная для обработки земля была так или иначе освоена, а в Басре был большой массив бесхозных солончаково-болотистых пойменных земель, которые вводились в оборот по мере проведения каналов. Первый канал от Убуллы до Басры начали копать при Умаре, но Абу Муса ал-Аш’ари довел его только до пункта в одном фарсахе (около 5–6 км) от города. Продолжен он был лишь несколько лет спустя. В 31/651 — 52 г. управляющий делами Абдаллаха б. Амира, Зийад б. Абихи, довел канал Убуллы до Басры и прокопал канал ал-Файд от Басры на северо-восток до Шатт ал-Араба [+29]. На основе этих магистральных каналов стала быстро развиваться сеть мелких индивидуальных каналов, которые каждый владелец земли подводил к своему участку.

Проведение канала было делом престижным. Поэтому когда Абдаллах б. Амир возвратился из Хорасана и узнал о работах, предпринятых Зийадом, то разгневался на него и обвинил его в том, что он захотел прославить свое имя. Вражду, возникшую между ними на этой почве, унаследовали их потомки [+30].

Согласно мусульманскому праву, человек, выкопавший канал или колодец и оросивший пустовавшую землю, становится ее хозяином. Такой обычай существовал в Аравии и до ислама, поэтому можно предполагать, что из него родилось данное положение мусульманского права. В этом случае все земли Басры орошенные каналами, проведенными на деньги казны, должны были считаться государственными. На это как будто указывает тот факт, что Ибн Амир, как наместник, наделил своего брата по матери Абдаллаха б. Умайра 8000 джерибов земли и тот выкопал для ее орошения канал, названный по нему каналом Ибн Умайра [+31]. О массовом наделении басрийцев землей после проведения магистральных каналов сведений не имеется, но остается фактом, что все это пространство примерно в 220 — 250 кв. км к концу правления Усмана было собственностью мусульман, плативших со своих земель десятину. Часть из них, вероятно, резервировалась за халифом, так как сообщается, что Усман б. Аффан владел значительным участком в Басре [+32]. Разбросанность владений характерна для всех крупных землевладельцев-мусульман. Пути приобретения участков в областях, далеких от места проживания владельцев, для этого периода остаются неясными. Наиболее вероятным представляется покупка, но немалую долю составляли пожалования халифа, о которых источники не сообщают. Контроль за строительством в гарнизонных городах со стороны халифа был значительным. Например, разрешение на строительство кем-либо бани требовалось получать у халифа [+33]. Но такое вмешательство халифа в отношения собственности делало его ответственным за все конфликтные ситуации, так что, в конце концов, Усман стал объектом ненависти в провинциях.

Социальное неравенство в среде воинов-переселенцев, усилившееся за десятилетие с момента основания базовых гарнизонных городов, могло считаться виной Усмана. Огромные жалованья мусульманской элиты позволяли ей обзаводиться в зависимых странах обширными владениями, скупавшимися у местных землевладельцев. Попытки, предпринимавшиеся Умаром, могли быть успешными только короткое время, но и его авторитет не мог бы остановить процессы, продиктованные экономическими закономерностями. Проживи Умар еще пяток лет, и ему пришлось бы столкнуться с теми же проблемами, что и Усману.

Рост социальной напряженности в гарнизонных городах определялся не только усилением имущественного неравенства между мусульманами-арабами. В них складывается значительная прослойка мусульман-неарабов. Имеются в виду не привилегированные кавалеристы сасанидской армии, принявшие ислам и поселившиеся в Басре: их было немного, и они по жалованью были приравнены к участникам сражения при Кадисии, — а низшие слои.

Начальный этап исламизации неарабов совершенно неизвестен. Прежде всего, ислам принимали, конечно, пленные, обращенные в рабство и обслуживавшие семьи арабов. Обычно принявших ислам рабов отпускали на свободу. Они становились клиентами (мавали) и оставались в составе рода или большой семьи бывшего хозяина, часто в роли секретарей, уполномоченных, принимали участие в походах бок о бок с патроном. Становясь свободными, они не уравнивались с арабами, как это следовало по духу учения Мухаммада, среди соратников которого на равных были богач Абдаррахман б. Ауф и бывшие рабы Билал или Убада б. ас-Самит. Но воспринять любое уравнительное учение способно лишь небольшое число его адептов; распространяясь широко, оно трансформируется в духе взглядов большинства данного общества. Так было с христианством, так произошло и с исламом.

Ислам был принят арабами как победоносная религия, принятие которой отождествлялось, прежде всего, с внешней обрядностью, а этическая сторона учения большинством не воспринималось вообще. Люди, привыкшие жить в системе племенных отношений, не могли считать чужеземца, даже собрата по вере, равным себе. Он все равно был ‘ илдж — варвар, неараб. И, наоборот, — в среде новообращенных неарабов наибольшее внимание привлекало учение о равенстве мусульман, и это создавало благоприятную почву для разработки этической стороны учения, а с ней и для внедрения религиозно-философских идей, отсутствовавших в сознании ранней мусульманской общины.

Новообращенные мусульмане были еще слишком малочисленны, разрозненны и, кроме того, не вооружены, чтобы представлять самостоятельную оппозиционную силу, но они готовы были поддержать ту сторону во внутриобщинной борьбе, которая выступит против существующего порядка.

Средневековые авторы игнорировали социально-экономическую сторону жизни общества, поскольку понимание подобных процессов было за пределами сознания тех людей, у которых историки черпали информацию. К тому же конкретные причины конфликтов и недовольства маскируются религиозной фразеологией.

За обычными обвинениями правителей в отступлении от обычая пророка и призывами «воздерживаться от осуждаемого и действовать как положено» могут скрываться как неодобряемые изменения в обрядности, так и увеличение налогового бремени: нарушение правил сбора заката со скота (например, обложение налогом коней), установление торговых сборов на базаре или взимание хараджа и джизьи с мусульман. Поэтому угадывать, что скрывается за этими общими словами, приходится по случайным намекам.

Как говорилось в предыдущей главе, причиной смещения ал-Валида б. Укбы с поста наместника Куфы было не только его пьянство; если бы не недовольство влиятельной верхушки его политикой поддержки низших слоев, то на этот порок, достаточно распространенный в то время, могли бы посмотреть и сквозь пальцы или же не нашлось бы влиятельных доносчиков.

О недовольстве мусульманской верхушки Куфы свидетельствует письмо, которое Са’ид б. ал-Ас написал халифу, ознакомившись с ситуацией в Куфе:

«Дела жителей Куфы расстроены: ее благородные, знатные роды (буйутат), предводители и первые мусульмане принижены, овладели этой страной пришедшие с пополнением (равадиф) и переселившиеся бедуины, пренебрегают благородным и заслуженными воинами, поселившимися там или выросшими там» [+34].

Конечно, слова Са’ида не следует понимать буквально, и сподвижники Мухаммеда и племенная знать не были в загоне, просто рост населения привел к изменению соотношения его различных групп; не исключено и то, что ал-Валид не давал знати слишком своевольничать.

В ответ на это письмо халиф посоветовал: «Отдавай пpeдпочтение первым мусульманам и предводителям, которым Аллах открыл эту страну, и пусть будут те, кто поселился здесь благодаря им, послушными им, кроме тех случаев, когда они тяготятся соблюдением права и пренебрегают им, а те — следуют праву. Сохраняй положение каждого и воздавай всем должное им по закону. Воистину, знанием людей достигается справедливость» [+35].

За этой достаточно абстрактной перепиской стояли очень конкретные проблемы. Са’ид созвал «представительных людей (вуджух ан-нас) из участников сражений ридды и Кадисии» сказал им: «Вы — лица тех, кто за вами, и лицо сообщает о теле. Сообщите нам о нуждах нуждающихся и бедах бедствующих». В числе нуждающихся были учтены переселенцы и прибывшие с пополнением. «И была Куфа как сушняк, охваченный огнем» [+36]. Как показывает дальнейшее, напряженность существовала из-за того, что участники завоеваний в Ираке, возвратившиеся в Медину, сохраняли за собой участки, полученные в надел из земель савафи, в ущерб тем, кто поселился там позже. Усман предложил иракцам продать свои земли в Аравии и за счет этого выкупить участки у тех, кто уехал из Ирака. Из этого вытекает, что какая-то часть земли все-таки была разделена, но когда — при Умаре или при Усмане? И о какой именно земле идет речь: только о районе Куфы или эти участки были разбросаны по всему Ираку? Неясно и то, чьим интересам в первую очередь отвечало это мероприятие: шел не просто выкуп с целью обеспечить жителей Аравии, участвовавших в войнах землей по месту жительства и за счет их земель в Ираке удовлетворить иракцев. Так, Талха б. Убайдаллах продал свою долю в Хайбаре и часть других своих владений в Аравии мединцам, воевавшим в Ираке, и на эти деньги купил большое поместье Нашастадж под Куфой и за участок земли под Мединой купил у Усмана какую-то землю в Ираке, а Марван б. ал-Хакам купил в Ираке Нахр Марван на деньги, которые дал ему Усман. Потом басрийцы покупали у него земли на этом канале за счет их владений, оставшихся в Мекке, Хайфе, Йемене и Хадрамауте [+37]. Смысл этого странного хода неясен. Почему сам халиф не мог обменять их без посредничества Марвана? Объяснить его можно только тем, что при этом образовывалась спекулятивная прибыль.

Как сообщает Сайф б. Умар, при проведении этого мероприятия выгадывала, прежде всего мусульманская аристократия: «Покупали эти земли (хаза ад-дарб) люди из всех племен, у которых там было что-то и которые хотели обмена на то, что рядом с ними, и брали. И им это разрешали при обоюдном согласии и в соответствии с правом. Но только те, у кого не было первенства в исламе и выдающегося положения, не получали такого преимущества, как те, у которых было первенство в исламе и первые места в маджлисах и предводительство и почтение. Им не оказывали уважения… и когда приходил к ним кто-то из молодых, или бедуин, или освобожденный раб, то речи их были красивы и в избытке, а люди были в убытке, так что возобладало зло» [+38].

О подобном мероприятии в других областях упоминаний нет. Может быть, эта проблема не стояла с такой остротой ни в Сирии, ни в Египте. В Басре же имелась большая площадь свободных земель, которые только-только начали осваивать.

Обмен земельных владений не мог сгладить огромный разрыв в имущественном положении мусульман и не лишил богатых мединцев владений в Ираке. Талха сохранил там такие владения, что получал с них ежедневно доход в 1000 дирхемов [+39].

Таким образом, в правление Усмана возникло несколько линий социальной напряженности: между верхушкой мусульманского общества и массой рядовых воинов, между курайшитами и остальными арабами, между столицей и гарнизонными городами, а по мере увеличения числа мусульман-неарабов нарастало противостояние их мусульманам-арабам. Ликвидировать сами противоречия было невозможно, однако разумная политика позволяла не допустить губительного для высшей власти размаха выраставших на этой почве конфликтов: можно было, осторожно лавируя, все время снимать напряженность в обществе либо, имея поддержку господствующего слоя общества, подавлять эти конфликты силой. Как мы видели, в начале правления Усман имел такую опору в лице курайшитов и старых мусульман Медины — ансаров. Сохранение их поддержки целиком зависело от самого халифа.