Грани конфликта
Грани конфликта
В единственном недавнем исследовании московских беспорядков Ю.И. Кирьянов опровергает утверждения некоторых советских историков о том, что рабочие в них не участвовали, приводя неопровержимые доказательства того, что рабочие играли в событиях главнейшую роль{112}. По показаниям многих свидетелей, среди рабочих было необычно много женщин и подростков. Призыв рабочих-мужчин, в том числе и наиболее влиятельных в своей среде, на военную службу привел к массовому притоку женщин и подростков на производство. Фактически число работающих женщин выросло с 27% в 1914 г. до 43% в 1917 г.{113} Призыв в армию и освобождения от него создали напряженную атмосферу на производстве и, конкретнее, усугубили неприязнь по отношению к вражеским подданным, особенно когда последние, отстраненные от военной службы по причине иностранного подданства, оставались на руководящих должностях по отношению к женщинам, чьи мужья воевали на фронте{114}.
Свое озлобление рабочие выместили путем насилия и грабежей, направленных в точном соответствии с теорией классовой борьбы против управляющих и владельцев предприятий, технических специалистов и мастеров{115}. Однако так же несомненно и то, что именно статус вражеских подданных провоцировал насилие со стороны рабочих. Например, 26 мая рабочие-погромщики специально искали управляющих и служащих — эльзасцев и немцев. В первое время после начала погрома, в 2 часа дня 27 мая, группы рабочих нередко требовали у владельцев фирм личные дела сотрудников. Тех, кто мог документально подтвердить свое российское подданство, часто отпускали. Если документы были не в порядке, толпа непременно грабила магазин или квартиру. Иногда полиция заявляла об успехе в охране некоторых фирм, т.к. ей удавалось убедить толпу, что управляющие данного предприятия являются российскими, а не вражескими подданными. Один полицейский прославился тем, что объяснял периодически появлявшимся бандам грабителей, что владелец магазина — поляк, а «поляки теперь наши союзники»{116}.
Народ пока только пытался вникнуть в признаки, по которым следовало относить иностранцев к враждебным или дружественным подданным, но быстро начал проявлять понимание господствующего общественного настроения, делавшего акцент на лояльности имперской власти в военное время и разделившего население на две неравные части. Например, один свидетель утверждал, что группа рабочих ходила от магазина к магазину с портретом кайзера Вильгельма II и заставляла служащих с иностранными фамилиями выходить из контор, магазинов и квартир и плевать на портрет. Тех, кто отказывался это делать, избивали и грабили; принадлежавшие им квартиры громили. Из тех же соображений потенциальные жертвы выдумывали собственные средства «демонстрации благонадежности». Немцы и иностранцы, владевшие магазинами, выставляли в витринах российские национальные флаги и бюсты российского императора. Один отчаявшийся владелец магазина 28 мая становился в дверном проеме с бюстом Николая II и пел «Боже, царя храни» с явным немецким акцентом каждый раз, когда показывалась толпа погромщиков. Только благодаря этому он в тот день избежал разграбления своего магазина{117}.
Официальное расследование получило множество свидетельств того, что именно определенные категории вражеских подданных вызывали бесчинства толпы. Участники рабочих манифестаций имели при себе списки с адресами вражеских подданных. Они были составлены Московским купеческим обществом и являлись частью кампании по бойкоту подданных враждебных государств, включая натурализовавшихся иммигрантов вплоть до третьего поколения. Согласно свидетельским показаниям, это придало погрому «идейный» характер. Патриотический символизм и целенаправленный разрушительный порыв не давали возможности заинтересованным лицам легко доказать, что события были абсолютно неуправляемыми. Более того, на ранней стадии беспорядков толпа просто уничтожала имущество, а не грабила его, причем в некоторых случаях даже насильно отнимая у грабителей вещи и тут же уничтожая их на улицах. Статистика разрушений представляет, пожалуй, наиболее убедительные факты, говорящие о том, что в центре событий в основном оставались враждебные подданные (в самом широком понимании этой категории). Из 735 зарегистрированных обращений за возмещением ущерба после погрома лишь 90 поступило от российских подданных с русскими фамилиями{118}.