Славянская Библия
Славянская Библия
Только одно Остромирово Евангелие носит на себе резкие признаки перевода с греческого, так как в нем остались непереведенными даже целые греческие фразы. Говорят, что его списал с какого-то старого текста (или перевел сам?) в 1056 году, еще до Крестовых походов, новгородский диакон Григорий для новгородского же посадника Остромира и в нем, например, в 12-й главе Евангелия от Иоанна (12,3) вместо современного русского перевода: «Мария взяла фунт мюра нардового чистого», читаем «Мария приемши литру мюра нарда пистикию», то есть оставлено без перевода греческое выражение «лютран мюру нарду пистикес» – литр мюра (из) нарда чистого.[42]
Одной такой фразы, конечно, уже достаточно, чтоб сказать, что этот перевод был сделан с греческого текста. Но Остромирово Евангелие ведь и стоит особо по своему языку. На оказавшуюся же на нем приписку «от 1056 года» едва ли можно положиться, так как отмечено в его языке достаточно руссицизмов, а потому возможно допустить, что и перевод этот был сделан попавшим в Новгород болгарином уже при Иоанне III или даже позднее.
Кроме того, и в самом «кирилло-мефодиевском» переводе Евангелий исследователи нашли очень много среднеевропейских готских слов и готских выражений в тех же самых местах текста, что и в отрывках переводов Ульфилы, важнейшим образчиком которых является «Серебряный кодекс», хранящийся в Швеции в Упсальской университетской библиотеке.
А кстати, было бы вполне разумным считать, что готы выдвинулись на историческую сцену в то же время, что и готический стиль и готический алфавит, то есть в эпоху Крестовых походов.
Но если готы – современники крестоносцев, то нельзя не прийти к мысли, что и перевод Евангелий на славянские языки сделан только во время Крестовых походов крестоносцами, а потому и Ульфила был, скорее всего, монах какого-нибудь католического ордена, а если и жил в Царьграде, то не при императоре Феодосии в IV веке, а при латинском императоре Балдуине в XIII веке.
Можно предположить, что сами первые проповедники христианства у славян, Кирилл и Мефодий (имена которых по-гречески значат Господний и Методичный), были римскими католиками, так как ездили для объяснений к папе Адриану в Рим, а не в Царьград к патриарху Фотию. Получив разрешение от папы переводить (в пику грекам) Евангелия на славянский язык, они едва ли могли избрать для этого не папский латинский текст, а греческий, тем более что сами не были греками.
Да и точно ли «папа Адриан», который разрешил им этот перевод, был римский понтифик Адриан II (867–872), который не имел еще звания папы, а не действительно Римский папа Адриан IV (1154–1159), державший церковную власть после неудачи Второго крестового похода 1147 года? Ведь нумерация одноименных пап введена лишь в XVIII веке, и легко было спутать.
Надеемся, мы достаточно убедительно показали, что первоначальные славянские переводы Библии и других богослужебных церковно-славянских книг имеют не только лингвистические, но и исторические следы своего происхождения с Запада.
Даже историки церкви отмечали, что сборник славянской Библии был составлен не ранее конца ХI века. До самых последних лет этого века в русской письменности, а также и во всем славянском мире не существовало определенного собрания библейских книг. Они предлагались славянскому читателю в самых разнообразных по содержанию книгах. Только значительно позже, в конце XV века Новгородский архиепископ Геннадий впервые выделил библейские книги из этого хаоса, собрал их в один кодекс и таким образом положил первое основание современной славянской Библии, как мы ее теперь имеем.
Кодекс Геннадия не отличается языковым единством текста. Только Пятикнижие Моисея, Псалтирь и Пророческие книги, может быть, вошли в него в кирилло-мефодиевском переводе. А две книги Паралипоменон, три книги Ездры, книги Товита, Юдифи и Премудрости Соломона переведены прямо с латинской (католической) Библии – Вульгаты, и переведены притом недостаточно искусно, без хорошего знания как латинского, так и русского языка (об этом можно прочитать в «Истории русской церкви» митрополита Макария).
Но как же архиепископ Геннадий мог допустить перевод с «богоненавистного» латинского языка, если он был православным священником и предавал анафеме латинян? Неужели он не мог достать греческих подлинников этих книг? Как же он мог быть уверенным, что не разойдется с греческими версиями (что и случилось) в своем тексте?
Рукописная Библия (Кодекс) Геннадия (1490) была создана ученым латинским богословом, хорватом Вениамином. Сообщают, именно он перевел для Геннадия ряд библейских книг, не найденных ни в славянском тексте, ни в греческом оригинале, с текста латинской Вульгаты. Так в переводе с латинского в составе нашей Библии появились I и II книги Паралипоменон, I, II и III книги Ездры, Немии, Товита, Юдифь, I и II книги Маккавеев. Создание этой книги понадобилось якобы для того, чтобы бороться с ересью жидовствующих.
Собранный Геннадием кодекс послужил основанием для первого печатного издания славянской Библии – Библии Острожской, отпечатанной в 1580–1581 годах Иваном Федоровым в городе Остроге.[43] Он сделал это вскоре после Тридентского собора (1545–1563), на котором была канонизирована католическая Библия, поэтому нечего удивляться, что его издание основывается на латинском и иудейском канонах (см.: Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви). Оно хотя и носит признаки сличения с греческим текстом, но больше всего воспроизводит полулатинский текст Кодекса Геннадия, иногда до грамматических описок.
Этот-то текст и пытался безуспешно огречить в 1651–1658 годах патриарх Московский Никон с помощью грека Арсения. Но второе издание славянской Библии в Москве (1663) только повторило Острожское издание.
14 ноября 1712 года Петр I издал такой указ: «Повелеваем архимандриту Московского Заиконоспасского монастыря Феофилакту Лопатинскому и учителю эллино-греческих школ Софронию Лихуду с помощниками бывшее до сего времени в употреблении первопечатное Московское издание Библии 1663 года, сличив с греческим текстом семидесяти (переводчиков), исправить для вторичного печатного издания».
Однако и после этого книги Товита и Юдифи остались со всеми прежними признаками перевода с латинской Вульгаты, не говоря уже о третьей книге Ездры, которой, как мы отмечали, совсем нет ни на греческом, ни на еврейском языках. Петр I умер до окончания этих поправок, в 1725 году. Дополнительный пересмотр библейских книг по греческому тексту был сделан лишь в царствование Елизаветы Петровны и напечатан в Москве в 1751 году. Текст этого Елизаветинского издания и есть тот, который мы имеем в русской церковно-славянской Библии. Такова история ее позднего возникновения и ее «огречивания».
Казалось бы, что из такой обновленной Библии уже давно должны оказаться вычищенными все латинизмы и готизмы первоначальных латинских переводов, но традиция уже настолько окрепла, что такие общеупотребительные латинские слова, как церковь, вера, поп, алтарь, пост, крест, ладан, оказалось невозможным заменить соответствующими им греческими словами даже и после «торжества православия» в Русской церкви. Да и книги, явно переведенные с латинской Вульгаты, каковы Есфирь, Товит, Ездра и другие, уже нельзя было достаточно огречить, чтобы не осталось в них многочисленных следов латинского подлинника.
Интересно отметить также, что даже и в греческом тексте Евангелий встречаются латинизмы. Так, у Матфея (17,25) дань названа кенсос, от латинского слова census; у Иоанна (18,28) судилище названо прайторион, от латинского praetorium; у Марка (15,15) оруженосец назван спекулятором, от слова speculator, высматриватель, и так далее. Но это бы еще ничего, а вот в греческой Библии мы имеем даже и своеобразные обороты, те же самые, как в латинской школе фразеологии. Так, вместо «извини меня» латиняне говорили «имей меня извиненным» (habe me excusatum), и вдруг у Луки (14,18) мы находим и по-гречески тот же самый оборот. Точно так же вместо «иметь совещание» по-латыни говорится «взять совещание» (consilium capere), и этот же оборот мы находим в Евангелии от Матфея (12,14). Хотя, конечно, в традиционном веке Иисуса Иерусалим был оккупирован римлянами.
Но как ни крутись, мы так ли, эдак ли постоянно попадаем вместо Царьграда в Рим, в противоположность установившимся у нас традиционным представлениям о византийском происхождении русской культуры.